Семь свиданий

      Тайлера нет уже несколько дней. Всё очень тяжело заживает. Иногда царапины кровоточат, когда я в душе, и становится почти невыносимо. Хочется орать от боли и проклинать Тайлера на все лады.       Он явно настроен серьёзно, а я этого не понял. Тайлер собирается мне мстить. Зачем он вернулся? Что устроит дальше? Это невольно заставляет вздрогнуть от страха. Я боюсь его.       Даже во снах Тайлера нет. Нигде его нет. Это настораживает. Правда, что неизвестность пугает больше. Я бы добавил к этому ещё и непредсказуемость. Особенно такого опасного человека, как Тайлер. Я давно знал, что он может вытворить всё, что угодно. Вот только теперь я начинаю это замечать и воспринимать всерьёз.       Иногда я просыпаюсь по ночам и вздрагиваю, вспоминая эту палату и его. Его, сидящего на столе. Его, презирающего меня. Я настолько ничтожество, что даже мой воображаемый друг (он же раздвоение личности) меня презирает.       Знаете, все эти царапины и всё такое прочее можно пережить. Вот только презрение в глазах того, кто так много для тебя значил (и значит) не переживают. Это словно оскорбление, которое можно смыть только кровью. Конечно, никто не собирается резать вены или запивать снотворное водкой. Мне слишком дорога жизнь. К тому же, я вам не Марла. Лучше бы эта дура умерла, когда обожралась ксанакса. Мы бы с Тайлером были вдвоём. Впрочем, ну её, Марлу! Опять я виню в своих проблемах кого угодно, но не себя. Как и обычно. Тайлер пытался меня от этого отучить. Не вышло.       Знаете, иногда я начинаю задумываться об одиночестве. У меня ведь, если посудить, нет никого. Отец сбежал, мать умерла. Боб погиб. Марла бросила. В клубе друзей у меня никогда не было. Один только Тайлер остался. Да и тот, наверное, бросил меня. Кому я, в сущности, нужен? Только самому себе.       Тайлер! Вернись! Мне одиноко. Пожалуйста, Тайлер.       Конечно же, никто не объявится. Но хоть как-то выплёскивать наболевшее надо. Иначе последние остатки рассудка растеряешь. Вот только рассудка этого у меня, а тем более здравого рассудка — с гулькин нос.       Тайлер, если тебе не всё равно, вернись, прошу. Мне так тоскливо.       Да, он мерзавец, поганец и склонный к насилию непредсказуемый человек. Но он всё, что мне осталось в этой жизни. К тому же, я по нему соскучился. В какой-то степени.  — Звал меня? — Тайлер снова является в эту палату и в мою грешную жизнь. Топает ногами в армейских ботинках, ехидно скалится. Наверное, прибьёт опять.  — Звал, — отвечаю убито.  — Слабак. И всё же, — он резко прижимает меня к себе и хлопает по плечу. На нём спортивная серая футболка, пропахшая каким-то одеколоном. Или это дезодорант? — Ну чего ты голову в плечи прячешь? Страус недобитый. Да не трону я тебя! Расслабься, я сегодня добрый.  — Так что — «всё же»?  — Я забыл, что сказать хотел.  — Да ладно. Как дела?  — Ничего лучше спросить не можешь? Да нормально. Вообще великолепно, после того, как ты прострелил мне башку, — рычит он. — Ещё и в ухо врезал. Всегда используешь этот приём против меня.  — Ну, хорош скулить. Да, я мразь, подонок и прочее. Но и ты такой же. Мы друг друга стоим.  — Страх потерял? — он резко поворачивается ко мне и делает пару движений навстречу. Опять бить будет. Невольно вздрагиваю. — Так-то лучше.  — Я тебя не для того звал, чтоб ты опять угрожал мне расправой. Это на тебе всё заживает, как на собаке, а я долго прихожу в себя.  — Опять ты ноешь. Хуже, чем тринадцатилетние девочки в Сети. Ну правда, Джек. Хорош.  — Может, рядом сядешь?  — Неужто соскучился? Я знаю, что я тебе снился. И что мы в этих снах вытворяли.  — Тебе бы понравилось? — неловко улыбаюсь. Старый шрам на щеке так и не зажил.  — Ты чёртов извращенец, — он будто выплёвывает эти слова с толикой презрения. Мнимого презрения.  — Знаю. Это ты у нас трахаешь тёлок по четыре раза за ночь. А мне потом слушать, как Марла Зингер, не к ночи будь помянута, орёт аки раненая чайка.  — Помнишь ты чего попало. Взять бы тебя за шею, запихнуть под душ и вымыть мозги с мылом.  — Я скучаю по тем денькам. Иногда. Здесь в принципе неплохо, но тоска смертная. Даже Интернета нет.  — Почему ты тогда мне не доверился? Почему взял и предал? Я доверял тебе.  — Ты шантажировал меня своим доверием. Когда твои планы вызывали у меня явную озабоченность, что ты отвечал. «Если бы ты любил меня, то доверял бы мне». Манипулировал. И так постоянно. К тому же, это было слишком опасно. Я хотел просто спокойной жизни.  — Спокойной жизни? Если бы ты хотел спокойной жизни, ты бы не жил со мной в разваливающейся хибаре так долго. Ты бы нашёл себе жильё и съехал как можно скорее. Но ты остался. Ты мог бы не участвовать в бойцовском клубе, но ты участвовал. Ты лжёшь себе. Лжёшь мне. Зная, что я ненавижу ложь, — он снова скалится, сжимает кулаки так, что белеют костяшки. И будто воет. — Не лги мне!  — К тому же, откуда мне было знать, что ты мне доверяешь? Ты ни разу мне не сказал о проекте «Разгром». Когда я о нём спросил, ты ничего не ответил. Только взял и устроил мне смертельно опасную поездку на машине. Когда я стонал от боли и страха, ты смеялся мне в лицо. Говорил, что это невероятно крутой новый жизненный опыт. А потом и вовсе бросил меня. Оставил на произвол судьбы в доме, полном всяких проходимцев. Не удосужился даже предупредить о своих планах. Взял и исчез просто так. И это ты называешь доверием?  — Я думал, что ты поймёшь. Что ты поддержишь меня. Это был сложный для меня период. А ты отвернулся от меня! Повёл себя, как чёртов нытик. Жалкий слабак, задроченный офисный планктон! — он задыхается от злобы и боли. Наверное, он бы сейчас разрыдался. Но это не про Тайлера.  — Тогда почему ты ко мне приходишь, раз я такая дрянь?  — Потому что ты моя дрянь, понял? — он подскакивает и с силой сжимает руку, на которой оставил шрам. Тычет шрамом мне в лицо. — Моя дрянь.