Семь свиданий

      Дни после того свидания я провожу в раздумьях. Несколько раз на дню вспоминаю нашу короткую встречу. Вспоминаю каждое ощущение. Всё до малейшей детали. В чём-то это похоже на мастурбацию, только сексуального в этом — ноль. Просто акцентируешь все чувства разом. И снова, и снова, и снова.       Иногда мне кажется, что Тайлер из нас двоих куда реальнее меня самого. Ну правда. Я вижу его, слышу его голос, чувствую его прикосновения, ощущаю его запах. Могу прикоснуться к нему в ответ. Я ведь чувствовал его. Чувствовал! Да и санитары его, возможно, видят.       Надеюсь, он действительно реален. Или я ещё больше погружаюсь в собственное безумие. Так и умереть можно от всего этого.       Даже если Тайлер нереален, я влюблён в него. Каково это — влюбиться в самого себя? Точно Нарцисс и его отражение. Вот только отражение намного приукрашено. К тому же, я могу даже поцеловать его. Ощущать. Чувствовать. Прикоснуться.       На ощупь Тайлер невероятно горячий. Тепло его тела чувствуется даже под рубашкой и пиджаком. Он мускулистый и сильный. Несмотря на все шрамы и рубцы (которых, к слову, почти нет; он просто воображает), он идеален. Идеал, сама Идея, воплощённая в привлекательном теле человека. Человека, что вёл за собой и оставлял отстающих безо всякого сожаления. Человека, который несмотря на это, возвращался ко мне. Человека, которого я люблю.       Я люблю Тайлера Дёрдена. Я хочу Тайлера Дёрдена. И мне плевать, реален он или нет.       Для нас двоих любовь вряд ли можно назвать доверием и заботой. Это скорее смесь верности и принадлежности. Вот только он вечно свободен, а я принадлежу ему. Этот факт одновременно старый, как шрам на моей руке, символизирующий любовь, как поцелуй, и болезненный, как химический ожог.       Если бы не Тайлер, я бы никогда не узнал, как нейтрализовать химический ожог. На уроках химии меня учили чему угодно, но не технике безопасности при работе с кислотой. Я знаю столько всего бесполезного. За полезные знания в нашем дуэте всегда отвечал Тайлер. Я был просто исполнителем. Только ли? Я был первым соратником, первым членом бойцовского клуба.       И это не очень верно. Мы начинали бойцовский клуб вместе. Мы вместе варили мыло из жира мамаши Марлы. Нас было двое в начале. Двое. Лишь он да я. Наверное, поэтому он приходит ко мне? Не может же он возвращаться просто так. У Тайлера всё всегда просчитано. Просто так у него ничего не бывает.

***       Санитары замечают мою задумчивость. Главврач ни о чём не знает пока что. Иначе он бы вызвал меня. Это не к добру. Явно не к добру. Наверняка остатки моих мозгов начнут травить очередной дрянью. Если так и продолжится, я отравлюсь к чертям.       А всё-таки я понимаю Марлу. Она неспроста тогда объелась ксанакса и позвонила мне. Это было не самоубийство, это был крик о помощи. Она просто хотела любви и внимания. Хотела почувствовать свою значимость. Хоть немножко.       Всё же это позёрство, а не настоящее самоубийство. Если люди действительно хотят умереть, они делают это быстро и решительно. Чтоб просто избавиться от боли.       Я до этого ещё не дошёл. И не хотел бы дойти, наверное. Потому что не хочу представлять себе, что почувствует Тайлер, если меня не станет. К тому же, если он всё-таки нереален, я убью и себя, и его. Всё-таки надо жить. Хотя бы ради Тайлера.       Сегодня мне что-то вкалывают под лопатки. Поначалу я не чувствую ничего (причём достаточно долго!), но потом начинается ад. Всё тело точно горит. Каждая клеточка моего тела ноет от боли. Едва могу шевелиться и просто лежу.       Перед глазами всё кружится, а весь этот мир серьёзно убавляет в реальности. Прикрываю глаза и замечаю Тайлера рядышком. Он садится на край койки и касается моего лба. «Дело плохо», — шепчет он. Затем резко дёргает меня за воротник кофты.  — Держись! Держись, слышишь? Главное не засыпать, — слышу, как он встревоженно повышает голос.       Сил ответить у меня нет. Наверное, я бы вряд ли смог это сделать. Ничем не могу двинуть. Чёрт! Ещё и на глазах у Тайлера…       Меня снова теребят. Он здесь, со мной. Всё, что мне остаётся, это просто любоваться им. Это получается тоже через силу. Наверное, я умираю.       «Джек! Джек, твою налево! — рявкает он и снова тормошит. От этого становится больнее. За что мне всё это? — А ну не смей засыпать! Это убьёт меня, понял? Даже если не убьёт, то покалечит».       Это слишком больно. Слишком тяжело. Всё горит изнутри, двигаться почти невозможно, а последние рваные куски сознания то и дело пропадут в этом аду. От прикосновений Тайлера, даже самых лёгких, боль ухудшается в разы. Точно топором ударили, а не за руку взяли.       Всё, что кое-как держит меня, это голос Тайлера. Его на удивление ровный голос. Стальной, я бы сказал. Уверенный в себе и спокойный. Как холодная ярость.       «Тебе вкололи сульфозин. Смесь серы с персиковым маслом, — говорит он. — Терапевтический эффект подобного метода пиротерапии не доказан. При тоталитарном режиме именно при помощи сульфозина усмиряли бурных пациентов психбольниц и политических оппонентов».       «Без письменного разрешения такое не применяют. Тем более в Штатах. Подобного рода «терапию» запретили лет уж как двадцать назад. Они не должны были делать этого с тобой. Я не подписывал на это согласия».       «Ты главное держись. Пройдёт максимум через сутки. Не бойся, от этого не умирают. Но отходить будешь долго. Главное, если будут колоть обезболивающие — отказывайся. Ты у нас не особо крепкого здоровья, а сердце такой нагрузки вряд ли выдержит».       «Я буду здесь всё время, пока тебе не полегчает. И потом останусь, если ты захочешь. Не бойся, я тебя не брошу. Ты только оставайся в сознании, ладно?»       «Всё будет в порядке. Мы с тобой вытерпим всё. Потом я обязательно найду управу на того, кто это с тобой сделал. Обязательно».       Он старается как можно реже касаться меня. Только иногда проверяет температуру. Весь этот день кажется бесконечно долгим. Будто время взяло и загустело, как просроченный сироп. Мне всё ещё мучительно тяжело оставаться в сознании, но ради Тайлера это того стоит. Чтобы он остался в живых. Я-то в любом случае выживу, а ему может оказаться хуже моего.       Где-то поздно вечером всё затихает. Боль слабеет, только ноет под лопатками. Тайлер мягкими прикосновениями разминает кожу в области уколов. Там, куда кололи, я всё равно ничего не чувствую. Затем приносит немного воды.       Постепенно я прихожу в себя. Но всё равно чувствую себя разбитым. Всё ноет, и отвратительно болит голова.       Тайлер прекрасно видит мою слабость. Спрашивает: «Хочешь, я всю ночь с тобой буду?» От такого предложения невозможно отказаться. Прошу его лечь рядом со мной. Он делано вздыхает, снимает пиджак и бурчит: «Двигайся, тупая ты планктонина».       Мы лежим вдвоём на этой узкой койке. Он устраивается на спине, аккуратно обняв меня за талию. Рядом с ним очень тепло и комфортно. В итоге я устало ложусь у него на груди и слушаю, как мерно стучит его сердце.       Тайлер отлично сложён. К накачанным мускулам под загорелой кожей так и тянет прикоснуться. Ни унции лишнего жира, всё на удивление гармонично. Хотя, как такой идеал может быть не гармоничным?       Мы примерно одного роста и телосложения, но он крупнее. Кость шире, мышцы более развиты. Я и так-то не красавец, а рядом с ним оказываюсь просто рахитичным задротом. Как я вообще смог оказаться рядом с ним в одной койке? Загадка. Достижение.       Рядом с ним моё сердце на месте. Мгновение, ты прекрасно! Мне так мало надо для счастья. Лишь бы Тайлер был рядом, и чтоб с ним всё было хорошо. Ради этого можно и не такое пережить. Хоть в ад сойти. И вернуться оттуда с головой самого дьявола. Лишь бы Тайлер был счастлив.        Тайлер, Тайлер, Тайлер. Его имя для меня — надежда, счастье, стимул жить. Его голос — самый прекрасный звук на свете, совершенней любой музыкальной композиции. Его тело — произведение искусства. Его запах — покой, умиротворение и доказательство реальности происходящего. Он идеал и божество. Моё мучение и моё счастье. Мой демон с левого плеча и ангел-хранитель. Тайлер Дёрден. Моя любовь.       Даже сквозь сон я чувствую его ласковые поглаживания. Слышу, как он ласково зовёт меня по имени. Как зовёт своим «глупым бедным влюблённым Джеком», своим «запутавшимся одиноким тридцатилетним мальчишкой», своим «нежным другом». Определённо, все страдания и тяготы на свете стоили этого. Стоили этой нежности и ласки. Стоили того, как он зарывается носом мне в волосы и целует. Стоили всего на свете. Сон приходит незаметно.       Наутро Тайлер всё ещё здесь, со мной. Сквозь занавески светит яркое весеннее солнце. Из окна даже чувствуется запах зелени и свежести.       Вздрогнув от прохладного воздуха, прижимаюсь к Тайлеру сильнее. Он всё ещё дремлет, а я ложусь рядышком. Мы вместе, это главное. Он не оставил меня. Внезапно Тайлер ласково проводит мне по спине и целует в лоб. «Ну, как ты?» — спрашивает он, продирая глаза. Я просто жмусь к нему и отвечаю, что всё в порядке. Зачем только надо было портить такое прекрасное утро подъёмами? Я бы с удовольствием ещё подремал у него на плече. И никаких тебе «пора вставать», «чего валяешься».       Всё хорошее рано или поздно кончается. Поэтому хочется оттянуть момент расставания как можно дольше. Я не хочу, чтоб ты уходил! Хочу сказать, а слова застревают в горле. Я могу представить, как я их произношу. Но сказать на самом деле не могу. Да-да, то самое чувство. На словах чувак крутой, а на деле лох тупой.       Тайлер собирается вставать, но я прошу его не уходить. Он мягко отталкивает меня и встаёт с койки. Наверное, я бы сейчас говорил что-то типа «ах, как он красив». Вот только вижу, как он дрожит. В карих глазах видна усталость. Даже измотанность.  — Что с тобой? — спрашиваю, пока он одевается.  — Тебе кажется. Всё в порядке, — бросает он, одеваясь.  — Тайлер, скажи мне правду!  — Правда в том, что в какой-то степени твоя вчерашняя боль стала нашей. Общей. Одной на двоих.  — В смысле?  — Тебе будет легче прийти в себя, вот и всё. За меня не волнуйся, — он ласково обнимает меня на прощание и уходит.