Жертвоприношение

Южная Италия, 72 год до н.э. В тот самый момент, когда новоиспечённый командующий уже третьим войском, посланным на усмирение рабов, требовал от прибывшего к нему военного трибуна разрешения на децимацию, в стане Спартака и его друзей произошёл раскол. Раскол, который назревал давно, но нарыв лопнул, когда Крикс решил принести в жертву богам своей родины претора Гая Клавдия Глабра. К весне 72 года до н.э. войско Спартака стало насчитывать почти сорок тысяч человек. Из-за большой численности людьми стало трудно управлять, потому что отряды рассыпались по всей Южной Италии, грабя недограбленное и штурмуя мелкие городки, жители которых в страхе сами открывали ворота в надежде, что рабы только возьмут имущество. Но, как часто и бывало, имуществом бывшие рабы не ограничивались. Участились случаи насилия не только над женщинами и юными девушками, но и над юношами. Стали чаще гибнуть дети. К тому же, постоянно возникали стычки между отрядами разноплеменных рабов из-за добычи. Особенно отличились галлы и германцы. На своей родине они привыкли жить набегами на соседние племена, а иногда им удавалось победить даже армию Рима. И вот теперь они снова вспомнили прошлую жизнь и дали волю страстям. К тому же, германцы отказывались сдавать ценности в войсковую казну, а ещё они пытались отнять их силой у фракийцев и греков. Голова у Спартака раскалывалась от навалившихся проблем. Мало ему было ежедневных стычек между греками и германцами или галлами и фракийцами, так ещё и Крикс стал задирать нос. Спартак знал, откуда растут ноги у этой беды — неуёмная Невия нашёптывала Криксу о его исключительности, что, мол, только он приносит успех армии Спартака, и не пора ли Криксу самому стать во главе армии? Узнав об этом, Спартак хотел было всё высказать бестолковому галлу, но Вариния его удержала: — Оставь его, Спартак. Сейчас он глух к твоим словам. Ты ещё больше усилишь вражду между вами. Пусть он сам поймёт, как ошибался. Кто поймёт? Крикс?! Да он дальше собственного носа порой не видит! А уж Невии и вовсе в рот глядит. Конечно, ночами можно и уболтать недалёкого гладиатора. Это в военном деле Криксу почти нет равных, а вот женщинам он проигрывает по хитрости. Однако несмотря на своё недовольство поведением Крикса, Спартак послушался жену. Где-то с месяц он делал вид, что не замечает очевидных выпадов со стороны галла. Как жаль, что не было рядом Эномая. Он геройски погиб, сражаясь с римлянами, и Спартаку теперь не хватало его советов. Очередная блажь Крикса свалилась откуда не ждали. После победы над армией нового главнокомандующего Красса, Крикс решил, что надо устроить жертвоприношение в честь богов его родины, ибо они даровали новую победу над римлянами. Спартак разве что лбом столб не сшиб. Угадайте, кого выбрали в качестве жертвы? Не кого-то из новых пленников, нет. Галл выбрал Глабра — этого измученного в конец римлянина. Да какой из него жертвенный агнец?! Можно было привести ещё тысячу слов против такой вот жертвы, но Спартак махнул рукой и стал ждать развития событий, вспоминая как у самого получилось осуществить месть против Глабра. Лагерь Спартака. Тремя месяцами ранее. Собственно Глабра следовало убить сразу, но Спартак, глядя в расширившиеся зелёные глаза, вдруг передумал и воткнул свой гладиус не в грудь, а в плечо претора. Очередного претора, посланного на поиски и уничтожение армии восставших рабов и гладиаторов. Сначала Глабр был кем-то вроде пленника, которого можно было использовать во время переговоров с римским сенатом. Но как оказалось, многим вождям восставших не требовались никакие переговоры. Они порой уже и сами не знали, что хотели, но упорно шли к своей цели, что жила только у них в голове. Спустя какое-то время после очередной победы восставших гладиаторов над новой, посланной Римом, армией Красса, когда вновь были захвачены штандарты легионов, победители устроили грандиозное веселье. В конечном итоге оно вылилось в оргию. Женщины-гладиаторы, что были в лагере, оказались не прочь попробовать на крепость пленных молодых людей из благородных семейств Римской республики. В отместку за это лидеры восставших решили, что самый главный пленник Гай Клавдий Глабр вполне сойдет для удовлетворения их нужд. Спартак на тот момент был сильно пьян и поэтому ему было даже интересно, как чванливый римлянин отреагирует на подобное насилие над ним. Крикс немедленно приволок Глабра. Спартак, отпивая вино из какого-то изукрашенного золотом бокала, уворованного с виллы одного из богачей, прищурившись, смотрел на пленника. Глабр старался держаться, но было видно, что ему страшно. Крикс не стал размениваться на мелочи и без обиняков предложил Глабра для начала самому Спартаку, зная историю пленения его и его жены, как главному. Но вождь восставших рабов и гладиаторов заявил, что уступает Криксу первому снять все сливки, вроде награды за то, что именно Крикс и его люди первыми захватили одного из орлов легиона императора Красса. Рыжий галл нехорошо усмехнулся и, шатаясь от выпитого вина, двинулся к Глабру. Глабр покачал головой и стал отодвигаться. Но куда ему было спрятаться, если его плотной стеной окружили гладиаторы? Под насмешки толпы с него сорвали всё, пару раз ударили по рёбрам. Глабр упал, но сдаваться не собирался. Однако силы были неравны. Ослабевший пленник не мог тягаться с толпой сильных тренированных гладиаторов. Его схватили, держа довольно крепко, пока Крикс не подошёл вплотную. Он дёрнул ослабевшего претора на себя, а потом швырнул к столбу, что стоял посреди лагеря. Ударившись грудью, Глабр замер, уцепившись до побелевших костяшек пальцами в столб. — А принесите-ка штандарты римских легионов! — вдруг крикнул Крикс, одним движением разрывая тунику на римлянине. Спартак про себя отметил довольно хорошо сложенное тело претора, только исхудавшее. Почему-то вспомнилось, что Вариния могла видеть его обнажённым. Поскрипев зубами, Спартак позволил себе расслабиться и наслаждаться издевательствами над Глабром. Крикс не стал размениваться на мелочи. Крик боли огласил лагерь. Раздались звуки ударов, рот Глабра немедленно окрасился кровью, и он затих, прикусив губу. Кровь изо рта потекла на подбородок и шею тонкими струйками. Спартак не сводил с шеи взора и понял, что сильно возбудился. Тем временем Крикс швырнул Глабра спиной на штандарты римской армии и стал сношать уже на них. Шёлк знамён окрасился красным. Гладиаторы скандировали, смотря, как римлянин извивается под тренированным телом гладиатора. Потом Глабр оказался на коленях, и Крикс наконец издал победный клич. Римлянин рухнул на опозоренные знамёна. Крикс сделал Спартаку рукой приглашающий жест. Спартак встал. Всем было видно, что он готов драть римлянина до тех пор, пока тот не испустит дух. Спартак навис над поверженным Глабром и, пнув ногой, крикнул: — Встань, проклятый! С тобой разговаривает фракийский вождь племени, которое ты уничтожил в порыве зависти. Какое-то время вообще ничего не происходило, даже пьяные гладиаторы затихли, ожидая развязки. «Сдох, что ли?!» — зло подумал Спартак, а в душе что-то шевельнулось. Нет, не жалость. Спартак от выпитого не понял, что именно. Тем временем, Глабр со стоном поднялся на руки, а потом и на колени. Дальше не смог — силы кончились, но он не оставлял попыток, обхватив рукой столб. Спартак с иронией смотрел, как Глабр словно змея ползёт по столбу вверх и всё-таки поднимается на ноги. Упёртый какой! Ну, раз такой упрямый, ещё одного бывшего гладиатора вытерпит. С этими мыслями Спартак подошёл к Глабру, собственнически обхватив его за пояс. Тот резко выдохнул, поднял потемневшие от боли зелёные глаза, метнул на Спартака полный ненависти взор и прошептал римское ругательство. В и без того в затуманенную алкоголем голову Спартака ударила кровь, и он, зарычав, взялся за дело. Кровавый туман рассеялся в глазах лишь тогда, когда Спартак понял, что всё. Посмотрев на Глабра, он увидел застывшее от перенесённого унижения лицо пленника. Поднявшись на ноги, Спартак буркнул: — Теперь он весь ваш. Только не убейте. На него озадачено смотрел Крикс, который, казалось, стал совсем трезвым. Спартак не стал досматривать, что будет с Глабром дальше и, пошатываясь, направился к себе. Ввалившись в свою палатку уже почти с рассветом, Спартак был мрачнее тучи. Ждавшая его Вариния хоть и была недовольна, но промолчала. Спартак рухнул на ложе и уснул. Встав почти в полдень, Спартак узнал, что один из пленных римлян покончил с собой. Первая мысль была — Глабр. Но страдающий от похмелья Крикс, опрокинувший на себя ведро воды из колодца, поняв по лицу Спартака, о чём тот подумал, буркнул: — Это какой-то молодой знатный римлянин. Сакса оказалась слишком ретива. Спартак закатил глаза и тоже облился ледяной водой. Мрачная Сакса обнаружилась возле места, где находились римские пленные. Молодой римлянин лежал на земле снаружи на каком-то куске грубой ткани. Вены на его руках были перегрызены, и засохшая кровь составляла резкий контраст с кожей мертвеца, что была белее снега на родине Спартака. Застывшие черты лица были словно вырезаны из мрамора. На немой вопрос Спартака Сакса ответила: — Думаю, закопать или сжечь? Спартак раскрыл было рот, как тихий голос ответил: — Лучше подкиньте тело туда, где его точно найдут люди Красса. Пусть родные решают, как им похоронить этого юношу. Спартак свирепо посмотрел в тот угол, где, завернувшись в тряпьё, сидел Глабр. Живой, тварь этакая! — Костёр будет виден, Спартак, — виновато сказала Сакса. — А копать яму для римлянина мне неохота. — Могла бы заставить кого-то их пленных, — проворчал Спартак и поинтересовался, глядя на мёртвое лицо римского юноши: — Что ты с ним такое сделала, что он решил уйти к праотцам? Сакса выразительно подняла брови и скорчила виноватое лицо. Спартак тяжело вздохнул и принял решение поступить так, как предложил Глабр. Лагерь Спартака. За несколько дней до ухода Крикса. Вынырнув из воспоминаний, Спартак досадливо смотрел, как устанавливают косой крест. Раздававший указания Крикс пояснил Спартаку суть жертвоприношения: человеческая жертва, да ещё римского претора, дарует им дальнейшие победы. Но, чтобы боги радовались, жертва должна умирать долго и мучительно. Ехидное замечание Спартака о том, что жертва уже вроде как принесена богам общим над ней насилием, понимания не нашла. Крикс лишь выразительно посмотрел на вождя цепким взглядом и хотел озвучить какую-то мысль, но ему не дали. Как раз притащили римлянина. Спартак ждал, что же скажет Глабр, когда Крикс на ломаной латыни разъяснил, что его ждёт и что он должен быть рад стать жертвой таким богам. К удивлению не только Спартака, но и всех, Глабр смолчал. Только вновь до крови закусил губу, когда его руки и ноги прибивали к импровизированному косому кресту. Крикс упомянул, что их верховный бог Вотан так же принял смерть на дереве. В общем, Спартак окончательно запутался в богах севера и махнул рукой. Так прошло несколько дней. Спартаку надоело каждый раз проходя мимо смотреть, как этот треклятый Глабр не желает расставаться с жизнью. Его обнажённое, не считая какой-то тряпки, намотанной вокруг чресел, тело гноилось ранами на солнце, мокло под дождём и обдавалось всеми ветрами. Глабру изредка давали пить воду. Он так и не умирал, хотя его грудь едва вздымалась, а хрипы были еле слышны даже когда стоишь рядом. На ноги и вовсе глядеть не хотелось. Из-за особенностей креста было видно всё! Тонкие засохшие струйки крови и засохшей спермы на внутренней стороне бёдер, кое-где размазанные, словно их пытались стереть, напоминали о той ночи массового надругательства. Нельзя сказать, что Спартаку не понравилось обладать этим человеком, но сейчас ему почему-то было неловко. В общем, постоянные придирки Крикса, науськивание Невии, не желающий становиться жертвой Глабр — всё это вылилось в решение на совете гладиаторских вождей разделить войско на две части: Спартак с тридцатью тысячами оставался в Лукании, а Крикс с десятью тысячами германцев и галлов отправлялся в Апулию действовать самостоятельно. Таким образом, почти весь юг Италии оказался во власти рабов. А раз кое-кто хотел самостоятельности — то пусть и получает её. Наутро часть восставших ушла с Криксом и другими вождями, что приняли его сторону. Спартак долго стоял на вершине скалы и смотрел, как уходит часть армии рабов, которую возглавляли Крикс и Невия. Видимо, почувствовав что-то, Крикс обернулся и поднял руку в знак прощания. В душе Спартака стало муторно, словно возникло предчувствие, что Крикса он больше не увидит. Стараясь отогнать от себя мрачные мысли, Спартак вернулся в лагерь и первым делом приказал немедленно снять римлянина. В конце концов, даже покойный Батиат так не издевался над своими гладиаторами. Понятное дело, Батиату требовались мужчины и женщины для эффектных зрелищ, но, и Спартак это понял только сейчас, Батиат никогда не опускался до нечеловеческих пыток. Фракиец никому не говорил, даже жене, что ему порой снится убитый им Батиат, который что-то пытался сказать, но ему постоянно мешала льющаяся из горла кровь. Когда Глабра сняли с креста, первой возмутилась жрица Амика. — Спартак, — ворчала она, — так нельзя. Богам не понравится. Я чувствую, что римляне что-то натворили. Что-то ужасное, и то, что ты… — Хватит! Мне надоели байки про силу богов. То, что мы выигрываем, — это вовсе не помощь твоего Диониса. Мы выигрываем лишь потому, что главных своих полководцев римский сенат не соизволил нужным отозвать из Малой Азии. Мы побеждали тех, у кого самомнение выше Везувия. Рано или поздно римская армия одержит верх. Но до этого момента нам нужно получить всё, что мы хотим. Амика поджала губы. Фракиец велел отнести едва живого Глабра к своей палатке и положить на какое-то тряпье. Сам же сел рядом. Беременная Вариния опустилась рядом с мрачным мужем и тихо спросила: — Ты уверен в том, что сделал? — Нет, но смотреть изо дня в день, как он мучается, я не в силах. — А римлянин этим не терзался, — горько ответила Вариния. — Если бы ты попался ему в плен, он бы расправился с тобой очень жестоко. — Мы ему и попались, помнишь? — Я-то помню, а ещё я знаю, что ты изменился после той ночи, когда наутро покончил с собой один из пленных римлян. Спартак стиснул зубы, чтобы не рявкнуть на беременную жену. Он и сам понимал, что в нём что-то изменилось, или надломилось, иначе бы Крикс и другие не ушли отсюда. — Я — не он, — отрезал Спартак, отмечая про себя, что волосы Глабра то ли поседели, то ли выгорели на солнце. Поймал себя на чудовищной мысли, что ладони зудят от желания прикоснуться к этим свалявшимся и отросшим волосам. Вариния подвинула к мужу какие-то настойки и тряпицы, давая тем самым понять, что, если римский легат и умрёт, то пусть хоть последние мгновения его жизни будут не столь болезненны. Спартак удивлённо воззрился на жену, и Вариния, вздохнув, попыталась сама влить в рот Глабру настой из трав. Но сжатые челюсти невозможно было разомкнуть. Пришлось Спартаку достать небольшой нож и с помощью него разжать зубы Глабра. Зеленоватая жидкость потекла тому в рот. Никакой реакции, даже кашля. Мысленно плюнув и прокляв бессознательного римлянина, Спартак слегка помассировал горло Глабра. Тот проглотил настой, но в сознание так и не пришёл. Вариния скорчила гримасу, говорившую, что ничего больше сделать нельзя. Махнув рукой, Спартак окончательно поддался своим чувствам и, подхватив на руки ставшее лёгким тело Глабра, занёс к себе. Чуть позже, на возмущённые вопросы некоторых соратников, Спартак ответил, что они не звери и не стоит уподобляться римским господам и соревноваться с ними в жестокости. — Претор и так на пороге смерти, не будем делать того, о чём можем впоследствии пожалеть, — сказал он, тем самым ставя точку в споре. Всю оставшуюся ночь Спартак добровольно провозился с бессознательным Глабром под изумлёнными взглядами жены. Ночь прошла быстро, а утро не принесло ясности. Глабр по-прежнему не приходил в сознание, но и не умирал. Спартак же почему-то был твёрдо уверен, что именно перед смертью римлянин должен прийти в себя и узнать о милосердии бывших рабов.