Жертвоприношение

Наблюдая, как мечется по комнате Марк Лициний Красс, Цезарь догадывался, что он хочет стать единственным победителем Спартака и тем самым открыть себе путь в консулы. Проблема была в другом: сенаторы могли наотрез отказаться давать триумф против войны с рабами. По римским понятиям подобные сражения не считались доблестью. То ли дело Гней Помпей в своей Испании. Сам же Красс, будто не понимая, что его может ожидать, наседал на него, Цезаря, пытаясь заручиться поддержкой высших сил. Неужели не хватает ума сообразить, что этот путь ведёт к погибели? С другой стороны, лучше умереть в зените славы, чем прозябать всю жизнь в безвестности. Наконец, устав от метаний Красса, Цезарь глухо ответил: — Ясно, ты не хочешь, чтобы Помпей разгромил презренного гладиатора? — Верно! — А может, если врагов двое, ты сговоришься с Помпеем? Он всё-таки свой… — Ну уж нет! — резко бросил Красс. — Я помирюсь с Помпеем только над трупом Спартака. Но его должен убить только я! Помоги мне в этом, Цезарь, и ты получишь мою помощь во всём, что тебе нужно. Во всём, понимаешь?! Цезарь надеялся, что на его лице не проступило выражение превосходства. Он смог добиться от Красса того, чего хотел. Теперь Красс не сможет отказаться от своих слов, а Цезарь, так и быть, позволит ему ещё не раз воспользоваться своим телом. Однако вслух Цезарь сказал совсем другое: — Консульство, войско, Галлия. — демонстративный тяжкий вздох. — Мы уже прокляты, Красс, — ты и я. Красс ничего не сказал, лишь мрачно смотрел на Цезаря. Тот продолжил, вставая: — Хорошо, предположим, что я, как верховный жрец Юпитера, смогу поставить заслон на пути чужих богов. Но проблема в том, что они от нас не отстанут. Да ладно бы только от нас… Да, они помогут уничтожить Спартака. Уже помогли, как ты понимаешь. Но мы станем их слугами, и навсегда. Красс поднялся, перехватил ходящего по комнате Цезаря, прижал к себе и прошептал на ухо: — А какая теперь разница? Неужели ты веришь в греческие байки про загробное воздаяние? Цезарь не стал вырываться из горячих рук Красса и тихо сказал в ответ: — Нет, говорят, в загробном мире наши души друг друга не узнают. Наша жизнь может сложиться по-разному. Я не могу знать, что будет дальше. Сейчас они просто стоят за нашей спиной. А вот помогут ли нам или станут проклятьем для Рима, покажет время. Красс встряхнул Цезаря и воскликнул: — Сейчас для Рима проклятием является Спартак! Решайся, Цезарь! Назови свою цену… — Мою цену ты уже получил. Я сделал то, что ты просил. Но дело не во мне — платить придётся всем. А цена — это несколько тысяч смертей! И не только в момент жертвоприношения, но и после. И убивать мы с тобой будем не врагов, а своих. Сколько ещё жертв понадобится, я не знаю. Красс наконец освободил Цезаря из своих объятий и ошалело спросил: — Несколько тысяч?! Испугался, прислужник Суллы?! Цезарь позволил уничтожить несколько сотен легионеров, но это было лишь началом. Красс выпросил невозможное, потому что не ведал о последствиях. А Цезарь догадывался, потому что бывших фламинов и вправду не бывает. Резкий порыв ветра донёс предгрозовую прохладу, огонь в лампах всколыхнулся. — Да, Красс. Для начала, — голос становился всё более звучным. — Потом они сами найдут себе добычу. Они жаждут, Красс!.. Но Красс, похоже, принял решение. — Эти люди всё равно погибнут, если Спартак победит! Малая кровь остановит большую. У фракийцев есть обычай — перед битвой убивать самого лучшего воина, чтобы их боги… — Малая кровь? Да, в прошлый раз была малая кровь, если ты об этом. Или ты уже стал искать себе оправдание, император? — злобно шипел Цезарь, надвигаясь на Красса. — Оно тебе понадобится, и мне тоже. Можешь забыть о спокойном сне навсегда, мой Красс! С этими словами Цезарь провёл пальцами по лицу Красса, наклоняясь всё ближе и ближе. Красс перехватил его руку и крепко сжал запястье. — Пусть! — вскричал он, словно принимая окончательное решение. — Я уже решился! И ты решись, мой Цезарь! После слов Красса Цезарь почувствовал слабость. Он пошатнулся, но его поддержал Красс. — Кстати, что тебе снилось той ночью после жертвоприношения? — тихо спросил Красс куда-то в основание шеи Цезаря. Чувствуя на себе горячее дыхание, Цезарь тяжко вздохнул и ответил: — Мне приснился странный сон. Я видел свою смерть, видел, как меня убивают. Я был то ли в зале, то ли на широкой лестнице… Вокруг — убийцы. Их много, а я один. В меня вонзаются кинжалы, но смерть не приходит. А на меня смотрит Помпей, но у него какое-то странное лицо — каменное. И он смеётся. Красс развернул Цезаря к себе и прошептал: — Это всё ерунда, мой Цезарь! — руки стали развязывать пояс и забираться под тунику. — Ты же останешься со мной ещё некоторое время? — Конечно, мой император. Интимный момент прервал крик с улицы: — Спартак снова напал! «Началось!» — подумал Цезарь, переглядываясь с Крассом. Судя по взгляду, хозяин дома думал тоже самое. Они буквально бегом бросились на крыльцо. Перед домусом стоял один из центурионов, оставшихся добивать отряд галлов с германцами, весь израненный. Он, увидев императора, уже тише доложил: — Мой император, Спартак с отрядом напали внезапно. Мы потеряли почти триста человек, — и рухнул наземь от тяжёлых ранений. Красс едва сдержался, чтобы не отдать приказ о казни центуриона, но толку было бы мало, да к тому же, его остановил Цезарь: — Я тебя предупреждал, Красс, — и развернул его к себе лицом. — Они стали брать плату с обеих сторон. Отступишь? Красс поиграл желваками и рыкнул: — Не дождутся! Как думаешь, жрец, что Спартак сделает с пленными? Цезарь нехорошо ухмыльнулся: — Я рассказывал тебе о фракийском обычае при погребении. Спартак принесёт в жертву всех пленных легионеров за смерть Крикса. — Мы покончили с галлом по имени Крикс? — уточнил Красс, пытливо глядя Цезарю в глаза. — Откуда знаешь, с кем мы сражались? — Ты не слышал, что кричали бывшие рабы? Красс покачал головой. Кто он, а кто жалкие рабы? Цезарь постарался скрыть снисходительную гримасу. Император сделал вид, что не замечает этого выражения на лице Цезаря и распорядился отнести центуриона к лекарям, а потом втащил Гая Юлия в дом. Расхаживая туда-сюда, Красс собирался с мыслями и, наконец, выдал: — Мои люди следили за тобой, жрец, как только ты стал военным трибуном. — Знаю, — спокойно ответил Цезарь. Красс продолжил: — Но однажды один из моих людей оказался смертельно ранен, успев сообщить мне о том, что ты встречался с кем-то, чьё имя похоже на «Спартак». Что скажешь на это, трибун? — А то и скажу, что встречался, — не стал врать Цезарь. Красс одним движением вынул из серебряной вазы очищенный апельсин и с силой сжал его. Сок брызнул в разные стороны, и по комнате разлился цитрусовый аромат. — Значит, это ты тот самый предатель? — слишком спокойно спросил Красс. — Тот, кто сообщает жалким рабам о передвижениях римских войск? — Нет, император, не я. Моя вина только в том, что я отпустил Спартака и его друзей. Красс замахнулся было на гостя, но Цезарь ловко ушёл от удара и напомнил ему кое-что: — Во время очередных волнений Сулла прятался в доме моего дяди. Тогда он его не выдал. Так и я не стал сообщать властям, что встречался со Спартаком. Мне не хотелось стать причиной кровавой бойни на улицах Рима. — Ты мог его схватить, а теперь на твоей совести гибель нескольких тысяч граждан республики, погибший урожай и разграбленные виллы. — Знаю. Но не я сдавал местонахождение римских отрядов, которые шли громить армию восставших. Красс с остервенением вытер руку, перепачканную в апельсиновом соке, и зло спросил: — Кто же этот негодяй? — Ты узнаешь его имя, Марк Лициний Красс. Всему своё время. На попытки Красса возразить Цезарь жёстко припечатал: — Всему своё время. С этими словами он направился к выходу. — Ты куда? — Мы оба устали. Завтра я уеду дня на два-три. — Куда? — возмутился Красс. — Может, я приведу к тебе Спартака. Цезарь ушёл. На улице догорали погребальные костры, на которых он настоял. Красс поначалу был против, но Цезарь указал на то, что разложившиеся тела вряд ли будут способствовать боеспособности армии.