Жертвоприношение

Его разбудил грохот, словно на пол упало что-то тяжёлое. Глабр, прокляв про себя свою беспомощность, прислушался к звукам. Через распахнутые настежь двери отчётливо доносились голоса. Бархатный голос Цезаря не узнать было невозможно. Жёсткий тон Красса тоже не вызывал сомнений, но вот кто третий? И только услышав имя «Спартак», Глабр нашёл в себе силы сползти с ложа и, цепляясь за стены, дойти до комнаты, где собрались говорившие. — Хорошо, — голос Цезаря обволакивал всё вокруг. — Хочешь знать, кто помогал тебе? Кто передавал данные о передвижениях войск преторов? Спартак со злостью отвечал: — Не удивлюсь, если это ты, славный Цезарь. Ты всегда вёл двойные игры. — Не придумывай, — отрезал собеседник. — Тогда кто? Дай ответ, кто ещё способен на это. — Способны многие, решаются далеко не все, — безмятежно сказал Цезарь, и Глабр видел, как он аккуратно усадил вождя мятежников на кушетку. Вцепившись обеими руками в косяк, Глабр постарался выпрямиться. Шума он произвёл достаточно, но никто в комнате не обратил на него внимания. — Так кто всё-таки решился? — нажимал Спартак. Помолчав, Цезарь ответил: — Марк Лициний Красс. После этих слов повисла тишина. Было слышно, как хрипло дышал Спартак. Сил у Глабра хватило только на то, чтобы переступить порог и хрипло прошептать: — Почему? Следом, шипеньем змеи вторил Спартак: — Это же ложь, ответь, Цезарь? Ложь? — он попытался встать, но не смог. Цезарь, скрестив руки на груди, смотрел куда-то за окно, а Красс с напускным равнодушием разглядывал кувшин с вином, словно примериваясь выпить. — Да ответьте кто-нибудь, — хрипло вскричал Спартак. — Я имею право знать истину. Неужели я всё время следовал подсказкам Красса? Он же… встал во главе армии, сражавшейся с нами. Глабр сполз на пол и прошептал с горечью: — Будь ты проклят, Красс! — и внезапно умолк, осознав, что от потрясения к нему вернулась речь. На лице Спартака, несмотря на ситуацию, помимо воли появилась улыбка. — Я рад, что ты можешь вновь изъясняться, претор, — со вздохом сказал Цезарь. Глабр с трудом прохрипел: — Лучше бы я навсегда остался безмолвным или умер, чем узнать… Но его никто не слушал, потому что в этот самый момент Красс лениво налил себе вина. Затем поднял глаза на Цезаря, и какое-то время они сверлили друг друга взглядами, будто безмолвно сражаясь, выжидая, кто же первый отведёт глаза, кто проиграет. — Так что же означают твои слова, Цезарь? — вкрадчиво, с легкой полуулыбкой спросил, наконец, Красс. — Хочешь рассказать, что я помогал презренной армии рабов? Предал интересы Рима? Кто тебе поверит? Впрочем, могу предположить, что ты потерял разум во время децимации, если тебе приходит в голову говорить об этом открыто. — Это была не децимация, император, — отрезал Цезарь. — Это было жертвоприношение очень древним богам. Таким древним, что, мне кажется, они появились вместе с нашим миром. Впрочем, речь сейчас не о жертвоприношении, а речь о твоих делах со Спартаком. Я догадывался об этом ещё до своего отъезда из Рима к тебе в лагерь, — Цезарь уставился на Спартака своими невозможными глазами и вкрадчиво спросил: — Рудиарий, ты же не зря тайно прибыл в Рим? Ты должен был с кем-то встретиться, но излишне громкий разговор в роще привёл к тому, что тебе пришлось убегать. Спартак возмущённо рявкнул: — Ты в своём уме, Цезарь?! Чтобы я, гладиатор, настрадавшийся от римлян, стал бы марать руки союзом с ними? — Хочешь сказать, этого не было? — ехидно спросил Цезарь. — Цезарь, ещё одно слово, и вцеплюсь тебе в глотку. И плевать, что мне за это будет. Глабру показалось, или в глазах Красса мелькнул испуг? — Ты недостоин быть римлянином, Марк Лициний Красс, — прошептал Глабр. Красс отмахнулся и зло ответил: — А ты достоин? Проиграть этим рабам? — Можно подумать, ты не проигрывал им, — не остался в долгу Глабр. — Если бы я проиграл так же, как и ты, — покончил бы с собой, чтобы не видеть позора. Судя по лицу Цезаря — вряд ли. Поэтому Глабр демонстративно отвернулся к окну. Его вернул к действительности тихий голос Спартака: — Ты теперь можешь говорить. А как ты выжил? Глабр нехотя ответил: — Не знаю. — Безумец. Я же… — Спартак замолчал под внимательными взглядами римлян. — Что ты? — рассердился Глабр и закашлялся. — Снасильничал, дал понять, что ты победил врага, словно варвар. — Я и есть варвар! Не забыл? Но ты был не лучше. Помнишь, как ты исходил завистью, когда я помог вам в одном из сражений? Да, это было в той прошлой жизни, когда я был свободен. Глабр промолчал. Ясно было, что ни Спартак, ни его женщина никогда не простят Глабра. Даже если Спартак и пожалел его, он всегда будет помнить о предательстве. Ладно, об этом можно подумать потом. Гораздо важнее, почему Красс предал интересы Рима, помогал повстанцам и откуда Цезарь всё знает? Да и не следовало оскорблять Красса в его доме. Опираясь на стену, Глабр спросил, глядя на развалившегося в кресле Красса: — Император, я ценю всё, что вы сделали для меня, но неужели слова Цезаря правда, или он мстит вам за прошлое? — Я тоже имею право на месть, как и Цезарь, — усмехнулся Красс, принимая надменный вид. — Имеешь, мой император, — учтиво ответил Цезарь. — Я расскажу о своих догадках, Красс. Может ошибаюсь, но боги говорят мне иное. После слов о богах некоторое время все молчали, думая каждый о своем. Гнев, ненависть и злость, ощутимо висевшие между ними, будто растворились. Словно незримое присутствие могущественных сил окружило их. — А что потом? — тихо спросил Красс. — А потом я подумаю, принимать ли твоё предложение о своей политической карьере, Красс. Тот усмехнулся с чувством превосходства: — Ты не сможешь отказаться, юный Гай Юлий. У тебя нет денег, а у меня есть. Цезарь грустно кивнул головой, но было заметно, что ему очень хочется оказаться первым в Риме. Спартак выразил общее мнение: — Да, ты же хотел завоевать весь мир. — Хотел, и сейчас хочу, — не стал спорить Цезарь. В этот самый момент Спартак добрался до Глабра, потянул за руку и усадил на кушетку рядом с собой. Глабр вернул беседу в нужное русло словами: — Так почему богатый Красс помогал Спартаку? Они же губили твой скот и посевы на юге. Красс лениво поднял бровь, а Спартак неожиданно сказал: — У меня были сомнения, но теперь я вспомнил. После побега из Капуи не во всех виллах и имениях мы надолго задерживались. Некоторые римляне сразу давали нам еду и оружие, лишь бы мы не убивали их. Полагаю, это были твои угодья, Красс? — Всё же кое-какими он пожертвовал, — добавил Цезарь. — Полагаю, теми, что приносили мало дохода. Произнеся это, Цезарь наклонился к Крассу. Тот повернул к нему лицо и ничего не сказал, лишь улыбнулся уголком рта. Цезарь повернулся к Спартаку и спросил: — Всё-таки, что ты делал в Риме? — Да какая теперь разница, раз сам Цезарь убеждён в том, что я встречался с предателем Рима, — съехидничал Спартак. Плохо же Спартак знал Гая Юлия Цезаря. Его упрямству могли позавидовать мулы. — Я жду ответа на свой вопрос, доблестный Спартак, — не унимался тот. Спартак демонстративно вздохнул и ответил: — Хотел заручиться поддержкой римских гладиаторов. — Заручился? — Нет. Вмешался ты, Цезарь. Зачем ты это сделал, почему выгнал меня? Я же точно знаю, что тебе не было известно о наших планах. Цезарь поднял глаза к потолку и с насмешкой проговорил: — С чего ты взял? Я ходил по бедным районам Рима и знал всё, о чём говорят и думают их жители. А они все как один шептались о дерзком побеге гладиаторов в Капуе. Ну, а после слов пьяного Метробия мне оставалось лишь отыскать вас в этих трущобах. Как ты помнишь, мне это удалось. — Но почему ты помог нам уйти? — Кажется, я уже отвечал на этот вопрос. Не хотел резни в Риме. Во времена Суллы её было достаточно. Красс вновь приподнял бровь, сохраняя внешнюю невозмутимость. Он не влезал в разговор Спартака и Цезаря. Со стороны казалось, что ему всё равно, но это было не так. Глабр чувствовал, что Красс едва сдерживается. — С чего ты взял, что мы бы её устроили? — возмутился Спартак. — Я не знал, сколько вас. Мне просто надо было, чтобы ты со своими людьми уехал из города. — Поверю тебе, Цезарь. — Вы наговорились? — подал голос Красс. — Напомню, что вы все находитесь у меня в доме, поэтому я и могу на время забыть о гостеприимстве. Особенно в отношении Спартака. Цезарь потёр переносицу и сказал: — Глабр, будь добр, отведи пока Спартака туда, куда ему действительно нужно. Глабр хмыкнул. Цезарь намекал на комнату, где сейчас находилась Вариния и её сын. Он медленно поднялся, опираясь на стену, и тихо проговорил: — Идём, Спартак. Тебя ждут хорошие вести. — Он же сбежит, — произнёс Красс. — Не сбежит, император, — твёрдо прошептал Глабр. Когда Глабр со Спартаком выходили из комнаты через внутренний дворик, Цезарь, глядя им вслед, произнёс: — Красс, ты хочешь триумфа, но за победу над армией Спартака тебе его не дадут. Глабр не дал Спартаку насладиться растерянным лицом Красса и с усилием вытолкал его прочь. — Иди. Тебя ждёт сын, — сказал он.