Мы ещё живые

В Хлорбу они всё-таки поехали вдвоём. Заканчивались скудные запасы круп и чая, денег тоже было в обрез, пора дождей изводила постоянными болями, и Эрен не смог отпустить его одного. В городе Леви собирался задержаться на пару дней: заехать в госпиталь и в штаб, ведь инвалидам разведкорпуса выплачивалось какое-то пособие, и он в своё время треть жалованья перечислял в фонд помощи. Горькая ирония судьбы. Эрен ехал, ссутулившись, смотрел перед собой пустыми глазами. Уличные столбы и указатели до сих пор пестрели листовками с лозунгами йегеристов, в которых прославляли подвиг спасителя, и на них он старался не задерживаться взглядом. Хорошо, что в живых осталось не очень много тех, кто знал национального героя острова Парадиз в лицо, на листовках печатали оттиски из старых документов, и в нынешнем Эрене было сложно опознать того большеглазого мальчишку времён выпуска сто четвёртого отряда из кадетского корпуса. Леви снял двухместный номер в гостинице на двое суток. С удовольствием принял горячий душ, тщательно вымыл отросшие волосы, застегнулся на все пуговички и укатил в штаб. Собирался сперва в госпиталь, но вопреки ожиданиям чувствовал себя настолько сносно, что решил заняться наиболее сложным делом. Главный штаб разведкорпуса передали военной полиции, и на двери кабинета Эрвина Леви старался не смотреть и вообще пройти мимо как можно быстрее, личные вещи уместились в одну небольшую коробку. Сверху лежали конверты: несколько подписанных аккуратным почерком Армина и один с королевской печатью, и ни одно из них он не стал вскрывать. И так знал, что найдёт в письмах. Армин, наверняка, пишет обо всех позитивных моментах в жизни острова, тщательно фильтруя негатив, а королева прислала назначение на какую-нибудь почётную и необременительную должность, в качестве заботы о тех, кто выжил в войне за Парадиз. В холле выставили мемориальную доску почёта со списком всех, кто посвятил сердца победе — имена, лица, скупые строчки биографии. Покидая штаб, Леви со смешанными чувствами смотрел на доску, и за время обратной дороги буря в душе так и не улеглась, он вернулся в гостиницу уставший и выжатый, как лимон. Эрен как-то чувствовал его смятение и вёл себя тише воды и ниже травы, съёжился на своей кровати, стараясь занять там как можно меньше места. Будь Леви полон сил, то сорвался бы. Если бы его брал алкоголь — то напился. И если бы не предыдущие три недели рядом с Эреном Йегером — он бы ни за что не удержал злые, но справедливые слова. Он катал их на языке, пока стягивал с себя куртку и сапоги, выключал свет и ложился в холодную постель. «Восемьдесят процентов человечества погибло под ногами колоссов. Ты доволен, Эрен?» «Твой чудовищный план развязал междоусобную резню прямо на острове. Ты этого хотел?» «Из-за тебя погибли люди, которыми я дорожил. Ты этого достоин?» Леви знал, что ничего из этого уже никогда не скажет вслух, как бы горько не было. Эрен тоже страдал, и хватит этого для искупления вины перед тысячами убитых — не ему, бывшему капитану разведкорпуса, это решать. Богиня Имир вовсе не сжалилась, подарив вторую жизнь вместо милосердной смерти, и становиться соломинкой, ломающей спину верблюду, никакого желания не было. Будто в подтверждение его мыслей с соседней кровати донёсся задушенный прерывистый вздох. Потом в наступившей тишине Эрен отчётливо шмыгнул носом, и Леви подавил желание закрыть уши подушкой. За последние три недели Эрен если и рыдал, то умудрялся это делать совершенно незаметно, но в гостиничном номере спрятаться было негде. С каким-то внутренним злорадством Леви подумал о том, что столкновение с реальностью наконец-то разбудило совесть одного сраного эгоиста, уничтожившего восемьдесят процентов человечества ради одного острова, но тут же сам устыдился. В глуши предгорий Хлорбы они оба одинаково бежали от реальности и прятались в тишине, ночами держась только друг за друга. Чем эта ночь хуже? — Эй, Эрен. — Извините, — сипло прошептал Эрен из темноты. — Бери подушку, одеяло и тащи сюда свою задницу, живо. Если Эрен и удивился, то ничем этого не выдал и покорно присел на краешек постели, одеяло волочилось за ним по полу. В окно заглядывала луна, и её неверный свет выбелил его кожу до состояния неживого фарфора, только глаза и щёки подозрительно влажно блестели. — Чтобы лечь тебе отдельное приглашение нужно? Двигался Эрен как-то заторможено. Забросил подушку, одеяло и только потом лёг сам, Леви успел вытянуть левую руку, и стоило лохматой голове коснуться накрахмаленной наволочки, сгрёб его в объятие, прижимая к себе что есть мочи. Руки у него были одинаково сильные, Эрен даже пискнуть не успел, притиснутый к крепкому телу, а Леви только сейчас в самом деле осознал, как недавний мальчишка вырос. Он был тяжёлый, широкоплечий, поджарый и горячий, высокий — Леви макушкой доставал ему до ключиц. Он дрожал от сдерживаемых рыданий, или мёрз-таки, или ещё от чего, а потом отмер и тоже обнял в ответ. Обеими руками, крепко-крепко, рёбра протестующе хрустнули. — Полегче, — выдохнул придавленный Леви куда-то в мускулистую твёрдую грудь. — Рёбра, блядь. — Простите, — руки скользнули по телу, обнимая удобнее. «Блядь». Леви понял, что пока они будут так обниматься, он ни за что не уснёт. В макушку упирался твёрдый подбородок, сильные руки обнимали за плечи и талию, он весь был прижат к чужому телу, и это ощущение было до страшного правильным, естественным. Казалось, что если они вот так останутся лежать всю ночь, то к утру обязательно срастутся в единое целое, вот прямо сейчас срастаются, пролезают друг другу под кожу, смешиваясь теплом. Гладкая грудь, в которую Леви утыкался лицом, пахла гостиничным мылом и чем-то ещё тёплым, терпким, почти родным, от этого запаха в висках шумело, и во рту выделялась слюна. Эрен всё ещё тихонько всхлипывал ему в волосы, до ушей долетало сдавленное «простите», и «…это так тяжело», и «…мне больно», но сосредоточиться не получалось, и окончательный смысл ускользал. Злость и горечь испарились, оставив после себя выжженную пустыню неприкрытого смятения. Леви протянул руку, не придавленную тяжёлым телом, скользнул кончиками пальцев по рельефному боку, обхватил широкое плечо. С тремя пальцами на ладони было чертовски неудобно, но Эрен разницы явно не заметил, прерывисто вздохнул и сжался, зарывшись лицом в черноволосую макушку. «Да тут сраное эгоистичное говнище, оказывается, вовсе не ты», — подумал Леви, отчаянно пытаясь вернуть себе самоконтроль, но рука сама потянулась дальше. Рыхлый пучок, в который Эрен завязывал волосы, рассыпался, стоило запустить пальцы в густые пряди, пушистые кончики пощекотали щёку и шею. Леви изо всех сил сжал покалеченную ладонь в кулак, пытаясь отстраниться. Чувство было, будто борется не столько с крепкими объятиями, сколько с самим собой. Эрен опять громко шмыгнул носом, и брезгливость помогла вернуться в реальный мир. — Если ты напустил соплей мне в волосы, я тебе башку сверну, — уверенно пообещал Леви, поднимая голову. Прямо перед глазами оказались приоткрытые, припухшие губы Эрена, и в ушах снова зашумело. Он зачарованно на них пялился, боясь поднять взгляд выше и увидеть, как отражается лунный свет в ярких глазах, высвечивая изнутри малахитовую радужку. — Извините, — смысл слов с трудом достигал мозга. — Я пойду умоюсь. И через две минуты оглушающего молчания Эрен тихонько добавил: — Если вы меня отпустите. До Леви только сейчас дошло, что он всё ещё сжимал объятия, держал под спину и за волосы, зажал совсем крепко, так, что мышцы немели. Он резко разжал руки, будто боялся сию секунду обжечься, и отвернулся на свою половину постели. Слышал, как Эрен встал с постели, пошлёпал босыми пятками в темноту, как зашумела вода. Пальцы подрагивали, всё ещё чувствуя гладкую горячую кожу, тепло чужого тела осталось с ним, горело в груди, с каждым ударом сердца разливалось жарким ядом по венам. Скапливалось внизу живота. Леви впервые так отчаянно кого-то хотел: в свою жизнь, в свою постель, в своё сердце. Как хорошо, что четыре года назад он понятия не имел, каково это — потерять его навсегда. Иначе Оруо точно бы выиграл то дурацкое пари, и плевать на все свои принципы. Он глубоко подышал, стараясь отрешиться и расслабиться, но заснуть всё равно получилось только после того, как Эрен вернулся, лёг рядом и привычно положил руку на пояс. Пробуждение испортил дождь. Не то чтобы у Леви, по привычке открывшего глаза перед самым рассветом, были на утро какие-то особенные планы… Хотя кого он пытался обмануть, очень даже были, всю ночь снились, и глаза он открыл с ощущением свернувшегося жаркого клубка под яйцами и ноющим коленом. Поэтому он просто лежал, чувствовал, как нарастающая боль прогоняет непрошеное возбуждение, смотрел, как первые солнечные лучи просачиваются сквозь неплотно задёрнутые шторы, ползут по подушке, подбираясь к бледной щеке Эрена, и думал, что если бы не боль, он бы уже сладко, со вкусом дрочил. И, вероятно, делал это прямо под одеялом, несмотря на то, что он в постели не один, и тяжёлая рука всё ещё заботливо обнимает за пояс, и что ещё вероятнее — вся эта дурная срань происходила бы как раз потому, что он в постели не один. Подобные мысли отдавали чем-то нездоровым, но Леви уже привык, что по утрам его посещают крайне ебанутые желания. До сих пор он не видел ничего страшного в эротических мечтах — Эрен ему по-особенному дорог, молод и красив, и до тех пор, пока желания не спешили воплощаться в реальность, то беспокоиться нечего. Однако стоило признать, что к этой черте он уже подошёл буквально вплотную, и с этим нужно было что-то делать. Самое простое — просто разойтись, Леви думал об этом всё утро, пока одевался и приводил себя в порядок. Казалось бы, ничего сложного — он не собирался возвращаться в лесную глушь, Эрен, наоборот, хотел сбежать от людей подальше, да и эти утренние идиотские фантазии никогда не казались чем-то реальным, серьёзным, настоящим, от них легко было отмахнуться с первыми же лучами солнца. И всё же он постоянно ловил себя на том, что легкомысленные глупости то и дело просачиваются в мысли, будто предчувствуя скорый и неминуемый конец. Леви вспоминал то волосы Эрена, рассыпавшиеся по белой гостиничной подушке, то его приоткрытые губы, то крепкое объятие, и отвлечься удалось только в госпитале. С ран на лице сняли швы. С глазом чудес не произошло, и ему выписали капли, от которых вся глазница чесалась и свербела минут двадцать, но зато потом веко перестало дёргаться, свет больше не раздражал роговицу, и осточертевшие бинты можно было снять. Тугую повязку на рёбрах велели носить ещё две недели, колено бинтовать при нагрузках, на руке тоже сняли швы и отпустили на все четыре стороны. В гостиницу он вернулся ещё засветло, с удивлением обнаружил, что Эрен, похоже, номер так и не покидал, лежал на постели, завернувшись в одеяло, и поднял голову на щелчок дверного замка. — Ты так и лежал тут целый день? — спросил Леви, стаскивая куртку. — Спал, — Эрен пожал плечами. — И не хочу выходить на улицу, не люблю дождь. — И не ел? Эрен снова пожал плечами, и Леви вздохнул. Может он и вчера тут сидел целый день, как сыч, впроголодь? — Пойду закажу на двоих, — и добавил, видя, как Эрен вскинулся на кровати. — Ходить мне теперь даже полезно, в разумных пределах. Он и в самом деле сегодня практически не устал: туда и обратно возили извозчики, сам госпиталь был небольшой, и только трости не хватало, чтобы чувствовать себя совсем комфортно, но она была в планах. В планах вообще много чего было, кроме одного, и он думал, как об этом правильно сказать и не ранить. Эрен спросил его сам, своим мягким, тихим голосом, не поднимая глаз от тарелки с едой. — Вы ведь останетесь здесь? Не вернётесь в тот домик? — Не останусь, но и не вернусь, — Леви поставил на столик чашку с остывшим чаем. — Королева Хистория была так великодушна, что всех вернувшихся с материка щедро наградила, и этой премии хватит, чтобы обзавестись своим собственным. Недалеко от Джиная строят порт Хоуп, потому что наш единственный нужен для военного флота, уеду туда. Тёплый южный климат и морской воздух полезны для здоровья. — Угу, — кивнул Эрен и опустил голову ещё ниже, без аппетита тыкая вилкой в салат. — Сам-то не хочешь выйти в люди? Ты теперь национальный герой, на руках носить будут до конца дней твоих. — Хистория знала мой план, — Эрен отложил вилку. — Как королева она была благодарна, а как мой друг… Лучше мне не попадаться ей на глаза. Я вообще не уверен, что имею право дышать. Куда уж там до наград. — Понятно. Если хочешь, дам тебе ключ и деньги, живи там. Хозяин этого дома уже несколько лет мёртв и не будет против. — Если я вам больше не нужен, — Эрен поднял голову, впиваясь взглядом в лицо Леви, — то я так и поступлю. Спасибо. Это был лучший момент для того, чтобы всё закончить. Два слова, — не нужен — и упрямо сияющие зелёные глаза покорно погаснут, принимая его решение, но горло будто онемело. Леви отвёл взгляд.