Хоть розой назови

Я хочу написать тебе блюз Но форма давит и жмёт Мои шесть растрепанных чувств не влезают в блокнот А в рифмы - куда им Я напишу белый стих И сверну из него самолёт (с)

От кампуса до учебных корпусов несколько станций на монорельсе, и мы с Рихардом, то и дело, сталкиваемся в вагоне, а позже и вовсе садимся в одном и том же месте и уже знаем где друг друга искать. Иногда молчим, иногда болтаем о ерунде. На четвертом курсе моего предмета у них нет и я, какое-то время поколебавшись, наконец, позволяю себе отвечать на его флирт. Студенческое общежитие на станцию раньше и бывает так, что мы не сговариваясь встречаемся там, чтобы ехать вместе чуть дольше, а иной раз сидим в окружении четырех стаканчиков шадди, потому что каждый взял для другого. Он замечает у меня томик стихов конца прошлого Круга и, полистав закладки, картинно ужасается: - О, нет! Вы из тех чудаков, которые любят Барботту. Извините, я отсяду! И правда встает пересесть на другую лавочку в полупустом вагоне, но я ловлю его за руку и смеюсь. - Я могу объяснить! Он с облегчением садится обратно, задевая меня бедром и от этого прикосновения мне делается уютно. - То есть, вы серьезно? - хохочет он, но смотрит так, будто ему действительно хочется послушать. - Он писал посредственно, тут я не спорю. Но не было бы его стихов - не появилось бы на свет столько подражателей. А в попытках снискать подобную ему громкую славу появилось несколько талантливых авторов. Но и у него есть удачные произведения. К тому же, многие исследователи считают, что под этим именем творило несколько авторов. Я могу еще долго рассуждать про это, но он припечатывает "Оправданы" и снова смеётся. - А вы? - улыбаюсь я, - Каких предпочитаете авторов? Рихард пожимает плечами, отговорившись тем, что знает поэтов только из школьной программы и вовсе не интересуется поэзией, но я вижу, что это неправда, ведь Барботты в школьной программе нет, а не любить и ужасаться читающим этого автора, принято в кругах любителей замшелой классики. Я не настаиваю, видя, что говорить Рихард больше не хочет, а томик мой он крутит в руках, а уже в кабинете понимаю, что в итоге он забрал его себе. Через неделю Рихард книгу мне возвращает, используя как повод прогуляться вместе по лесопарку возле университета и я с удовольствием пользуюсь этим предлогом. - Вы иногда так на меня смотрите. - говорит он, когда в очередной раз мы молча едем утром на занятия, сидя друг напротив друга. Я улыбаюсь ему, мне так хочется ему улыбаться, и отвечаю честно: - Мне кажется, будто мы с вами были знакомы. В прошлой жизни. - Я не верю в прошлые жизни, - улыбается он в ответ и снова смотрит в окно. Пусть так. Пусть он только безумно похож на моего Рики, но этот живой, веселый мальчик что-то задевает во мне. - И как же, по-вашему, я на вас смотрю? Рихард, задумавшись, крутит в руках свой стаканчик. - Как будто... Как будто думаете, что я знаю ваш предмет и могу на любую тему поддержать разговор, так, что я хочу вас сразу разочаровать! Я ни кошки не понимаю в истории. Могу поверить. Кому сейчас нужна история. Просто иногда у него действительно такой взгляд. Не как у того, кто еле сдерживает зевоту на парах. - Ваше эссе по Олларианской революции.- вспоминаю я, - Мне понравилось. Рихард смеётся, запрокинув голову. - Списал у Агнесс. Я тоже смеюсь. - В таком случае, вам повезло, что случилось это в прошлом семестре, а то я поднял бы ведомости и заставил бы вас пересдавать. - С удовольствием сдал бы вам ещё раз, хоть всемирную историю, хоть... Что угодно. Он задевает мою ногу своей и ведёт вверх чуть задирая край брюк, вызывая волну непрошеных мурашек. Очаровательная наглость. - "Что угодно" вы бы не сдали, я строгий преподаватель. - Помню-помню. Подворотни вами забракованы, вы любите уют. Качаю головой, тяжело вздохнув. - Вы, определенно, не сдали бы. - Я бы подготовился! А вы не ведёте факультативы? - находится он, - Я бы походил к вам на дополнительные занятия! Поверить не могу, что сижу вот так в утренней электричке и флиртую на грани фола со студентом, так сильно напоминающим мне мою многолетнюю боль. Но похоже так и есть, меня не колет стыдом, не дёргает застарелым сожалением, я просто позволяю себе наслаждаться прикосновением его ноги к моей щиколотке и, когда он разрывает его и встает, я ясно понимаю, что мне хочется продолжения. Я вспоминаю один из первых моментов, когда заметил его. Они были ещё второкурсниками, в одном из библиотечных залов я готовился к лекции заняв две парты распечатками и записями, а ребята из его группы, расположившись у кафедры, ставили студенческий спектакль. Они шумно, восторженно, заразительно спорили и драматично произносили реплики, и такой красивой могла бы быть эта сцена, но их "режиссер", Себастиан, никак не мог придумать решение для перехода одной связки в другую. Я засмотрелся на них, у меня и в мыслях не было вмешиваться, но не выдержав, я все же озвучил свою мысль: - Бастиан. Пусть Олле возьмёт рапиру в левую руку. А нападающий развернётся к зрителям. Так его будет лучше слышно, не придётся делать те дополнительных четыре шага и лишняя фраза будет не нужна. Он не совсем понимает, что я имею ввиду и мне бы вернуться к своему занятию, если захотят советом воспользуются, но я иду через ряды, беру деревянный клинок и показываю. Противник делает неожиданно точное движение, переходит в контратаку и вот тут я уже улыбаюсь: - Вот! Сангре меня понял. Рихард, правильно? Он кивает, смотрит на меня чересчур внимательно, серыми, как предгрозовое небо глазами, а я отдаю бутафорское оружие кому-то из ребят и, собрав свои записи, ухожу. Мне становится муторно, но знаю, знаю от чего это. Я завидую их маленьким ярким жизням, а моя порядком затянулась, превратившись в сплошную череду потерь. Однажды в электричке он напоминает мне об этом моменте интересуясь, где я учился фехтовать. Правдоподобная чушь, напоминаю я себе. - Когда-то, также как вы, участвовал в студенческой самодеятельности, только и всего. Мы тоже ставили в основном Дидериха, а он любит подобное. Убийства из ревности, красивые дуэли. Предательства. Всё чаще мне невыносимо хочется сбежать, уволиться, уехать на другой континент. Я понимаю, что всё это не честно в первую очередь по отношению к Рихарду. Но как не видеть в нём другого юношу, жизнь которого оборвалась так нелепо и неожиданно. Как не возвращаться раз за разом мыслями к моему бедному Рики. Сложись всё иначе у него тоже были бы друзья, будь я смелее тогда, был ли шанс у нас увидеть друг друга, довериться, пробиться сквозь марево кровной вражды? В такие дни я выхожу раньше и иду до учебного корпуса пешком, днём избегаю выбираться во двор на перерыве и задерживаюсь допоздна, чтобы опоздать на последний поезд, а вечером, почти ночью, долго идти по тихому тёмному парку, погружённым в свои мрачные мысли. У Рихарда тоже не всё спокойно. То и дело я слышу о нём по разным неприятным поводам. С кем-то подрался, пропустил важную контрольную, подвёл спортивную команду от факультета, не явившись на соревнования. Четвёртый курс, напоминаю я себя. Да, ещё не совершеннолетние, но почти взрослые люди. Если он хочет портить себе жизнь, это не школа, чтобы водить прогуливающих на пары за руку. Я не вмешиваюсь, пока однажды меня не накрывает осознанием. Я не вмешиваюсь. Я снова не вмешиваюсь. Когда посыпались осколки витрины, я спускался по лестнице и видел вылетевший из зала мяч, и Рихарда, выбежавшего за ним. Секунду размышлявшего и... Я подхожу ближе, когда во всю уже шум и гвалт, на него кричат и комендант корпуса, и тренер, а он то ли пытается оправдаться, то ли уже почти кричит в ответ. - Хоть бы сделайте вид, что вам стыдно! - шиплю я ему, и надо же, он послушно опускает глаза и пререкаться перестаёт. Увожу его к себе в кабинет, но что стыдить и так прекрасно осознающего своё хулиганство? - Чем же вам не угодил доблестный эр Манрик? - спрашиваю я, ставя перед ним чашку с шадди. - А может быть я случайно?! - возмущается Рихард понуро, но как-то уже вяло. - Бросьте. Случайно с такого расстояния и не задев стоящего рядом Карла Второго? Признайтесь, молодой человек, вы целились. Может даже планировали эту диверсию. Он хмурится уткнувшись в чашку. - Не планировал. В последнее время он много хмурится, поссорился с одногруппниками из-за тех соревнований, и я уже знаю, что он повздорил и со своими приемными родителями тоже, отношения с которыми и так не были простыми. Но разве ответит ощетинившийся, кругом виноватый юноша, если я спрошу прямо "Что у вас случилось?" Говорить об отвлеченной ерунде бывает куда как легче. - Так, за что же поплатился этот славный политический деятель начала Круга? - За свою... Деятельность. - зло выплевывает он, что и правда можно подумать, будто Манрик отдавил ему что-то важное, а не просто напросто попался под руку, как это скорее всего и было. - Значит все-таки диверсия. - улыбаюсь я и добавляю серьезно - Если что, Рихард, выгораживаю вас первый и последний раз. И, кстати, хоть я и не поддерживаю порчу факультетского имущества, но вынужден признать - бросок и правда вышел удачный. Вы меня не видели, но я видел вас с лестницы. Рихард прячет неловкую улыбку, наконец немного расслабившись, и я все-таки спрашиваю: - Что происходит, Рихард? Отвечает он не сразу, но все-таки говорит: - Да просто... Бывает так, что неудачный день затягивается на всю неделю? - полувопросительно говорит он и смотрит на меня в самом деле как-то потерянно. Я вздыхаю, подумав, что и несколько десятилетий бывает хочется забыть, как один неудачный день и пожимаю плечами. - Вы верите в Создателя, Рихард? - Моя семья олларианцы, но нет, - качает он головой и, похоже, отвечает честно, горько усмехнувшись. - Если только в Леворукого. Стараюсь не улыбаться, от того, что вспоминаю себя таким же много лет назад. - Те кто верят, знаешь, считают, что он дает трудности нам по силам. - В таком случае, - вздыхает Рихард и заканчивает, снова глядя на меня прямо, - Ваш Создатель, слишком хорошего мнения обо мне и моих силах. Хочется дотронуться, провести по его волосам, убрать за ухо встрепанные торчащие вихры. Все пройдёт, Рихард, всё пройдет и ты с улыбкой будешь вспоминать эти беды. - У вас закончились пары? Он кивает. - Тогда идёмте, продолжим этот разговор по дороге. Дождь застаёт нас на станции в ожидании поезда. Прячась от холодного ветра мы стоим очень близко друг к другу, ни у кого нет зонта и вся надежда только на последнюю электричку. - Я хочу вас поцеловать, - осторожно говорит он, и смотрит так, что я тону в этих серых надорских скалах. Я знаю, я давно это знаю, милый нежный мальчик. - А чего хотите вы? Я хочу... Хочу прожить жизнь с тобой, пусть маленькую жизнь бабочки и умереть, обязательно умереть в один день. - Чтобы дождь не заканчивался. - отвечаю я и беру его за запястье, привлекая к себе. Он улыбается мне в губы и несмело целует. Хочется провести пальцами по его лицу, запрокинуть голову, ну же, смелее. Какая смелость и злость плескалась сегодня в твоих глазах и как осторожно с затаённой надеждой ты смотришь сейчас. Мне хочется верить, что я вижу, наконец, именно Рихарда, а не тень прошлого, я крепче обнимаю его и мучительно, до дрожи в пальцах не хочу отпускать.