the tenderest of care

— Добро пожаловать в «Селф». Чего желаете? — с улыбкой спрашивает Чимин, расправляя складки на фирменном фартуке бордового цвета. — Слышал, у вас тут появился бариста, который делает самый вкусный кофе. Чимин с трудом сдерживает смех, когда Намджун говорит это с таким важным видом, словно речь о каком-то знаменитом на весь мир профессионале. — Он прямо перед вами. Хотите чего-то особенного? Намджун переводит взгляд на меню, висящее за спиной Чимина. Глаза разбегаются от количества названий: обычный кофе, кофе на альтернативном молоке, кофе с сиропами, холодный кофе, кофе с алкоголем, авторский кофе, и это Намджун не сразу заметил дополнительное меню с молочными коктейлями, лимонадами, смузи, мохито и фрулатти, что бы это ужасное слово ни значило. — Двойной эспрессо? — с сомнением спрашивает Намджун. — Могу предложить новинку: охлажденный молочный чай с тапиокой и ванильным сиропом. — Я смотрю, вы предлагаете самое дорогое. Неплохо, неплохо. — Такому симпатичному альфе можно и за счет заведения, — Чимин кокетливо подмигивает и, не сдержавшись, смеется. Кофейня, в которой Чимин проходит стажировку, лучше, чем всё, на что он мог рассчитывать. Она располагается в уютном сквере, где по утрам гуляют люди с собаками, а днем собираются кучки студентов. Прямо напротив находится городская библиотека, а неподалеку — корпусы университетов. Еще в первые дни работы Чимин выучил расписание занятий, потому что преподаватели и студенты забегают в перерывах всегда в одно и то же время и берут кофе с собой. Несмотря на холод, уличные музыканты иногда играют на центральных дорожках сквера. Изо рта у них вырываются облачка пара, а щеки краснеют. Пару раз, совершенствуясь в своем новом ремесле, Чимин выносил им кофе в качестве благодарности за хорошую музыку, они разговаривали, обычно недолго, потом те же музыканты заходили посидеть в тепле. Чимин, считавший себя жутким интровертом, с удивлением обнаружил, что общение с людьми, даже незнакомыми, поднимает настроение и делает его таким живым и энергичным. Дома было всегда хорошо и уютно, но здесь, в городе, где кипит жизнь, Чимин чувствует, что и он сам словно просыпается после затяжной спячки. — Я так рад, что ты зашел, — говорит Чимин, кладя руку поверх ладони Намджуна. Он в нетерпении закусывает губу. — Ну же, пей скорее! Мне нужно знать, насколько это неплохо от одного до десяти. После первого глотка Намджун делает задумчивый вид и долго потирает подбородок, выжидая драматичную паузу. — На одиннадцать, — выносит он свой вердикт. Чимин цокает языком. — Ты так постоянно говоришь. Как я смогу стать лучше, если ты не говоришь о недостатках и только перехваливаешь? — Я всего лишь оцениваю тебя по достоинству, — пожимает плечами Намджун. Ребята часто заглядывают к нему, даже слишком часто, заказывают что-то и оставляют большие чаевые, чтобы порадовать его, хотя деньги беспокоят Чимина в последнюю очередь. Чимин беспокоился, что после разговора о чувствах, отношения с Намджуном станут напряженными и неловкими. Но этого не происходит. Их распорядок дня неизбежно меняется, они реже завтракают всемером и проводят меньше времени вместе. Смена Чимина начинается в девять и ему приходится вставать, когда на улице совсем темно. Чимин часто просит Джисона, водителя Намджуна, подбросить его до работы, и тогда они даже не успевают увидеться утром. Потребность Чимина заботиться о Намджуне лишь обостряется, и он собирает перекусы в ланч-боксы, наливает кофе или какао в термос и оставляет пожелания хорошего дня на разноцветных стикерах, чтобы поднять настроение. Они по-прежнему часто переписываются, обмениваются фотографиями или смешными видео в течение дня и не изменяют своим маленьким традициям. Намджун не торопит его с ответом, не давит, не отдаляется, и Чимин почему-то уверен, что, если он откажется от отношений, у них получится сохранить дружбу. Только отказываться совсем не хочется. Они такие разные во многих вещах: например, Намджун часто курит, а Чимин терпеть не может запах сигарет. Намджун ищет в фильмах реалистичность и глубокий смысл, а Чимин в восторге от романтических клише и счастливых концов. Намджун держит всё под контролем, его почти невозможно вывести из равновесия, а Чимин не в состоянии контролировать даже свои мысли. Для Намджуна важны действия, Чимин будет сомневаться в самом очевидном, пока не проговорить это вслух. Чимин вообще любит говорить ровно настолько, насколько Намджун любит слушать. Намджун рассеянный в бытовых вещах: иногда забывает грязные кружки в кабинете, оставляет крошки на столе, теряет очки, ключи, часы. А Чимин заядлый перфекционист, ходит по всему дому, прибирается да подбирает закатившиеся под диван беспроводные наушники или деньги, брошенные вместе с джинсами в корзину для белья. Их отличия дополняют друг друга, меняют их в лучшую сторону, сближают сильнее. Минсок сильно занизил стандарты Чимина в отношениях, но Намджун… Намджун идеальный. У него есть свои недостатки, но они меркнут под тем, какой Намджун заботливый и поддерживающий. Он хвалит еду, которую готовит Чимин, никогда не слушает вполуха и запоминает все мелочи, о которых Чимин рассказывал много месяцев назад. Он водит Чимина в кафе и рестораны, соглашается пересматривать «Рыбку Поньо» в десятый раз и даже дарит цветы. Намджун старается для него так, как не старался никто прежде. И Чимин влюблен, так сильно влюблен в него.

***

— Хён! Просыпайся скорее! Умиротворенную тишину воскресного утра нарушает радостный возглас омеги. Чимин врывается в спальню Намджуна и с разбега запрыгивает на кровать. — Хватит спать, — Чимин расталкивает спящего Намджуна. — Снег пошел! Представляешь, раздвигаю шторы, а там всё белое. — Здорово, — бормочет Намджун и, не разделяя восторга Чимина, переворачивается на другой бок. — Не будь таким скучным. Это же первый снег в году. Пойдем скорее на улицу. В планах Намджуна было поспать если не до двенадцати, то хотя бы до десяти, но Чимин так счастлив, что он не может отказать ему. Намджун умывается и наскоро перехватывает вчерашний бутерброд под нетерпеливые поторапливания Чимина. Хлопья снега медленно падают на землю, кружась в рассеянном танце. Чимин жмурится, запрокинув голову назад. Крупные снежинки ложатся ему на щеки и путаются в волосах. Чимин кажется таким бесконечно счастливым и умиротворенным, пока ему в лицо не прилетает снежок. Чимин фыркает и зависает на пару секунд, осознавая, что произошло, такой милый, что Намджун жалеет, что нельзя запечатлеть этот момент на всю оставшуюся жизнь в виде фотографии на каминной полке. Но Намджуну некогда думать об этом, потому что Чимин, вооружившись снежками, бросается в его сторону. Намджун срывается с места. Они бегают друг за другом, играют в снежки и прячутся за деревьями. Мокрые и замерзшие, они падают на пушистый ковер у горящего камина. Чимин в окружении котов, смеющийся, лохматый и краснощекий, слишком красивый, чтобы быть реальным. — Первый снег самый лучший, — выдыхает он, лениво поглаживая Тоторо. — Знаешь, когда мы лежим вот так, на полу, кажется, что я снова маленький и у меня вся жизнь впереди. — У тебя и так вся жизнь впереди. — Двадцать пять — четверть века. Пару лет назад я чувствовал себя таким старым. То есть, понимаешь это чувство, когда тебе двадцать два или около того, но ты по-прежнему ощущаешь себя подростком? Я думал, к двадцати пяти жизнь кончается. А ты скучаешь по детству? Намджун долго молчит, смотрит на сияющего Чимина и улыбается в ответ. Он протягивает руку и смахивает волосы с его лба. — С тобой я как будто снова попадаю в детство.

***

— А когда мы будем украшать дом? — спрашивает Чимин за ужином, когда в столовой собрались все, включая Милки и пятерых котов. — Украшать дом? — переспрашивает Хосок. — Ну да, к Рождеству. Уже третье, а у нас даже елочки нет. — Мы празднуем Рождество у родителей, — объясняет Сокджин. — Улетаем в двадцатых числах, а возвращаемся после Нового года. Поэтому нет смысла украшать дом. — Вы улетаете? Все вместе? — удивленно повторяет Чимин. Конечно, он знает, что родители Намджуна и Сокджина живут в Буэнос-Айресе, но ему не приходило в голову, что они отмечают праздники вместе. — Не вы, а мы. Ты тоже летишь. Ты ведь хотел побывать где-нибудь за пределами Кореи? Или уже не хочешь? — спрашивает Намджун, не отвлекаясь от еды. — Хочу. Конечно, хочу, просто... — внутри поднимается волна тревоги. — Я ведь не знаю ваших родителей, и я буду там лишним. — Вот же придумал, — качает головой Тэхён. — Без тебя будет скучно. И родители обязательно тебя полюбят. Чимин с сомнением утыкается в свою тарелку. Вдруг родители Намджуна почувствуют, что между ними что-то есть и возненавидят его с первого взгляда? — Но это классная идея, разве нет? Украсить дом? — вдруг говорит Чонгук, обводя всех взглядом, и останавливается на Юнги. — Помнишь, я показывал новую коллекцию в Икее? Там были красные декоративные фонари, как в рождественских фильмах, такие симпатичные. Юнги кивает, тут же оживляясь. — Точно, и еще эти венки. — Омела! — Чонгук сжимает кулаки, загораясь, как ребенок в предвкушении подарков. — Тогда я хочу оленей, — встревает Тэхён. — Светящихся. Чтобы поставить у входа в дом. А лучше несколько. — Десять оленей, — поддакивает Чонгук, увлеченный азартом. — Пятнадцать! Наша безумная армия оленей! — И еще гиганский Санта-Клаус! — Так, стоп-стоп! — Намджун успокаивает их обоих. — Как насчет пяти оленей? — Ты не против украсить дом? — усмехается Хосок. — Думал, ты не любишь все эти побрякушки. — Я люблю Рождество. Чимин предложил хорошую идею. Съездите завтра по магазинам, купите украшения, мы с Хоби привезем елку и вечером всё украсим. Идет? Чимин просит отпустить его пораньше, и в два за ним заезжает Тэхён. Из колонок долетают заводные мотивы рождественских песен Фрэнка Синатры и Дина Мартина. Они с Тэхёном шумно подпевают хорошо знакомым словам, чувствуя, как их праздничное настроение распространяется на мир вокруг. Вместо слякоти на дорогах и хмурых лиц водителей, застрявших в пробке, они видят, как снежинки танцуют под мелодии Let It Snow и Winter Wonderland, как дети лепят первых снеговиков и в витринах мигают разноцветные гирлянды. У Юнги и Чонгука есть четкий план, куда им нужно пойти в первую очередь и что купить, вот только их планы диаметрально противоположны. Когда Чимин находит их в фудкорте, они едят острые куриные ножки и спорят. — Вон они! — хватая Тэхёна за руку, Чимин спешит к ним. — Бургер для Тэ, а это для тебя, — поясняет Юнги. Корн-доги, такие горячие, что от них идет пар, посыпаны сырной пудрой, как любит Чимин. Тэхён вступает в спор, считая, что самое главное — купить оленей, а Чимину, по правде говоря, плевать. Сидеть вот так вчетвером, есть корн-доги, обсуждать планы на рождественские покупки и чувствовать себя частью большой семьи. Чимин надеется надолго запомнить эти счастливые мгновения. Кажется, всё в его жизни налаживается и дальше будет только лучше: у них есть планы на вечер, на рождественские праздники, на всю зиму. Намджун посоветовал ему онлайн-курсы английского, потому что без английского сейчас никуда, и Чимин решил попробовать. Когда-то он был прилежным учеником. Ему нравилось учиться, нравилось, какой это долгий процесс, во время которого можно отвлечься от всех проблем. Нравилось видеть прогресс. Впервые за долгое время у него появляется надежда стать лучшей версией себя. Не идеальной, возможно, как никогда далекой от идеала, но счастливой, здоровой, реализовавшей себя. Они заставляют весь багажник пакетами с украшениями, покупают даже бантик для Милки и смешные шапочки для котов. И, конечно, оленей. Дома играет музыка, те же рождественские песни, которым подпевает Хосок. Намджун заканчивает с установкой высокой ели в холле. Милки мешается под ногами, слишком возбужденный всеобщей радостью. Они разделяются. Чонгук утаскивает Тэхёна на улицу обвешивать деревья гирляндами из разноцветных шариков и больших звезд и расставлять оленей. Юнги уходит на третий этаж, где комнат намного меньше. Хосок вызывается украсить лестницу и коридоры, а остальные — первый этаж. Кики крадет один из красных шариков и катает его по всему этажу, пока Чимин украшает ель. Намджун подает ему игрушки, полностью полагаясь на вкус омеги. Чимин привстает на цыпочки, чтобы дотянуться до верхушки, но либо ель слишком высокая, либо он слишком низкий. Либо всё вместе. — Запрыгивай, — говорит Намджун, разворачиваясь спиной и похлопывая себя по плечам. Чимин смеется, чувствуя себя так глупо, когда Намджун выпрямляется с ним на спине и придерживает его колени. Чимин устанавливает звезду на верхушку украшенной ели. Вместо того, чтобы слезть, он крепко обнимает Намджуна руками и ногами. — Я так счастлив, — шепчет он, чтобы никто, кроме Намджуна, не услышал его. Намджун трется щекой о его щеку и смеется. — Готов поспорить, что я больше. — Ах так? — переспрашивает Чимин и, опуская руки на тело Намджуна, начинает щекотать его. Их смех звучит громче, чем рождественские песни.

***

Работая четыре раза в неделю, Чимин еще сильнее полюбил выходные, когда можно надеть толстовку Намджуна и подколоть лохматые волосы в хвостик, не заботясь о внешнем виде, когда можно завернуться в плед с чашкой зеленого чая и книжкой в руках и смотреть, как мигают гирлянды на елке. Ребята зовут их в клуб, но Намджун занят работой, весь день кому-то звонит, на кого-то ругается, что-то печатает. А Чимин не хочет оставлять его одного. Намджун падает на диван и трет покрасневшие от компьютера глаза. — Устал? — спрашивает Чимин, прикрывая книгу. Конечно, Намджун устал. Он просидел в кабинете с самого утра, за день проработав вдвое больше, чем Чимин — за неделю. Намджун мычит что-то в знак согласия. — Иди сюда, — тихо зовет он, откидывая плед в сторону. — Повернись спиной. Будь Намджун менее уставшим, он бы удивился, но сейчас у него нет сил противиться, поэтому он делает всё, о чем просит омега. Чимин усаживается позади. Его пальцы зарываются в волосы Намджуна. Он успокаивающе гладит их, массирует виски и кожу, переходит на напряженные плечи. — Так лучше? — шепчет Чимин, наклонившись к уху Намджуна. Он чувствует, как альфа расслабляется в его руках. Такой сильный, крупный и несокрушимый, такой холодный, суровый, беспощадный, пока не узнать его получше. Но в руках Чимина Намджун совсем другой. Чимину нравится думать, что он один из немногих, кому Намджун позволяет видеть себя таким, кому доверяет настолько, чтобы делать массаж и гладить по голове. — Не работай больше сегодня. Намджун снова мычит, не открывая глаз. Чимин укладывает его на себя, укрывает их обоих пледом и берет книжку. — Что ты делаешь? — Хочу прочитать тебе свои любимые рассказы Стивена Кинга. Тш-ш-ш, слушай внимательно, хорошо? Только они страшные, надеюсь, не испугаешься. Намджун ерзает, пытаясь найти удобное положение у него на груди. Обычно он был тем, кто держал Чимина, но сейчас Чимин обнимает его так крепко, и, каким бы непривычно уязвимым Намджун ни чувствовал себя, это именно то, что ему нужно. — Я справлюсь. Читай. — Точно? А вдруг потом всю ночь не сможешь уснуть? — подшучивает Чимин и целует его в макушку. — Тогда я приду спать к тебе, — отвечает Намджун, находя его ладонь. Чимин хихикает и трется носом о его волосы. — Я выберу самые страшные рассказы, — обещает он. Чимин чувствует свою власть над Намджуном. Он больше не запуганный омега, который боится сказать слово против альфы и постоянно извиняется. Намджун — последний человек, кому может понадобиться защита, но сейчас, читая ему вслух и поглаживая по груди, Чимин хочет защищать его всю жизнь. Поздно вечером Сокджин привозит ребят домой и находит Намджуна и Чимина уснувших на диване. Он вынимает книгу из рук омеги и укрывает их получше. Они спят вдвоем на тесном диване в комнате, освещенной мягким сиянием гирлянд.

***

Чонгук настороженно принюхивается. — Ого, Чимин так сладко пахнет. Сильнее, чем обычно. У него всё в порядке, хён? — спрашивает он, падая в объятия Юнги. Намджун хмурится. Вчера Чимин сказал, что ему нужно взять больничный на пару дней. Это было ожидаемо: Чимин отдавал всего себя новой работе, пытался выучить английский и ходил на сеансы к психотерапевту. Он мало спал, всё время был каким-то слишком радостным и энергичным, и Намджун знал, что рано или поздно он устанет. — Он у себя. Спит, наверное. — Он поправился, вам так не кажется? То есть у него явно появились щечки. И ест он больше, — задумчиво продолжает Чонгук. Юнги шлепает его по плечу. — Где твои манеры, дурилка? Не вздумай сказать об этом Чимину. — Он выглядит куда здоровее, чем раньше, — задумчиво подает голос Хосок. — Это же хорошо. После больницы он выглядел таким измученным. — Нет, я не об этом. Разве это не симптомы приближающейся течки? Больше ест, больше отдыхает, реже выходит из комнаты, и еще запах. Об омежьем здоровье Чонгук знает определенно больше остальных. Ему было тринадцать, когда они познакомились, и с тех пор Чонгук выучил все привычки и предпочтения Юнги и мог безошибочно угадывать его самочувствие. Он приносил обезболивающие раньше, чем Юнги сам осознавал, что стоит выпить таблетку от головы. Он знал, что делать, когда Юнги не в духе, когда у него похмелье или — что самое сложное — когда у него течка. — Хоби, иди-ка проведай его, — командует Юнги. — Что? Почему я? Сам иди. — Потому что ты не альфа с агрессивными феромонами. Если Гукки прав, Чимин не испугается тебя. А я тут полежу. Зови, если что. Хосок закатывает глаза, но слушается. Он не ощущал этого внизу, но сейчас, приближаясь к спальне Чимина, чувствует: жасминовый запах становится слаще. Только доносится он из спальни напротив. — Намджун? Тебе стоит это увидеть. Хосок стоит у двери в его спальню. Намджун хмурится, не понимая, в чем дело. Вокруг ужасный беспорядок, одежда валяется на полу и на кровати, цветочного запаха так много, что кружится голова. Но Чимина нигде не видно. Дверца шкафа закрыта не полностью. Намджун, как в замедленной съемке, подходит к ней и отодвигает. Чимин спит в углу шкафа, одетый в рубашки Намджуна, обнимает его подушку и дрожит во сне. Вокруг него лежит одежда. — Ну что? — Юнги заходит в комнату и тихо присвистывает. — Ого, он свил гнездышко прямо в шкафу. Оригинально. — Нужно разбудить его. Не может же он поселиться у меня в шкафу. — Не будь таким бессердечным. Ему нужно место, где он будет чувствовать себя в безопасности. Тебе что, жалко для Чимина шкафа? — с укором спрашивает Юнги, скрещивая руки на груди, пока Намджун осторожно треплет Чимина по плечу. — Эй, Минни? Давай, мой хороший, просыпайся. — Хён, — бормочет Чимин, приоткрывая глаза. — Я так устал. Мне нехорошо. — Знаю. Иди ко мне. Я отнесу тебя в кровать. Чимин протягивает руки и обнимает за шею, утыкаясь в плечо. Намджун едва успевает поднять его, как Чимин соскальзывает с его рук и садится на пол. — Нужно закончить. Я не успею закончить, — сонно повторяет он, собирая одежду в кучу вокруг себя. — Так, вы двое, уходите. Я позабочусь о нем, — Юнги подталкивает Хосока и Намджуна к двери. — Что? Это моя комната. — Не жадничай. Займитесь чем-нибудь полезным. Принесите побольше всего мягкого и теплого. Пледы, подушки, одеяла. И чтобы пахло вами. И воды. Много воды. Может, что-то перекусить. Малыш, нужно что-то еще? Чимин рассеянно качает головой, перетаскивая одежду на кровать. — Не хватает одежды. Юнги пожимает плечами и захлопывает дверь перед Хосоком и Намджуном. — Мне нужно к себе. Не хочу мешать Намджуну. — Ерунда. Залезай в свое гнездышко и спи. Намджун переживет пару дней на диване. — Ему будет неудобно, — с сожалением говорит Чимин, но забирается в гнездо, окружая себя комфортом и теплом. Юнги останавливается чуть поодаль от кровати, зная, как важно Чимину чувствовать, что никто не нарушит его личные границы, пока он в гнезде — своем самом безопасном месте. — Отдыхай, малыш. Я проведаю тебя чуть позже. Что-нибудь болит? — Не знаю. Просто спать хочется, — голос Чимина заглушен подушкой. — Тогда спи, — тихо отвечает Юнги, в последний раз проверяя, чтобы в комнате не оставалось ничего, что могло бы навредить Чимину, а затем уходит.