***
Выехав из Сеула, Намджун не делает ни единой остановки. Машина мчится быстрее, чем положено, и это он, Ким Намджун, всегда так педантично относившийся к правилам дорожного движения. Он следует указателям и сворачивает на размытую дорогу, неасфальтированную и испещренную многочисленными ямами. Недавно шел дождь, и Намджун морщится при мысли, насколько грязной будет его машина, когда он доберется до Чимина. Намджун замечает пожилого мужчину, бредущего по обочине в сторону деревни, и сигналит ему. — Вас подбросить? — предлагает он, опуская стекло. Старик оказывается общительным и веселым, и Намджун невольно улыбается, слушая его добродушное ворчание на заржавевшие суставы. — Вы местный? — интересуется Намджун. — Всю жизнь здесь прожил. — Тогда, может, вы знаете Чимина? — Чимина-то? Да кто ж его не знает? Хороший был мальчик, добрый, отзывчивый. Как же время летит. Будто вчера только бегал тут вокруг, показывал всем своих цыплят, а теперь вот… Жалко его, конечно. Старик качает головой, и Намджун сжимает руль. Если в деревне по-прежнему считают, что Чимин мертв, значит, здесь он не появлялся. — Но ничего, выкарабкается, — продолжает старик. — Чимин весь в свою бабку пошел: что бы жизнь ни подкинула, выстоит, только сильнее станет. Не то что его никудышный отец — только подуешь, сразу сломается. Родители его вообще здесь не бывали, ребенка сплавили, да поминай как звали. Оно и хорошо. А то вырос бы еще один избалованный высокомерный засранец, — он неодобрительно качает головой. Намджун окончательно путается. — Извините, а не могли бы вы рассказать поподробнее? — Об отце? Да уж редкостный он… — Нет-нет, о Чимине. Вы давно его видели? Старик призадумывается. — Да вот утром заходил. Пирог принес, хотел купить мёд. Тут, сам понимаешь, с магазинами туго, никаких этих ваших городских сладостей. Но я с него денег не взял, разумеется. Да и никто не возьмет, он и так полдеревни кормит. То булочками, то печеньем угостит. А деньги пускай лучше на ребеночка потратит, — они подъезжают к дому старика, и он сменяет тему. — Мёд хороший, качественный, все только у меня и берут. Ты заходи, если что, бесплатно отдам. Мы здесь добро не забываем. — Спасибо. Думаю, Чимин угостит, — бормочет Намджун, едва сдерживая вздох облегчения. Он подвозит старика и уточняет, где можно найти Чимина. Намджун узнает дом с фотографий, которые находил Юнги. Одноэтажный, из светлого кирпича и с черепичной крышей, он стоит за низкой деревянной изгородью, словно сказочный домик. Когда-то это место наверняка было красивым. От калитки тянется дорожка, выложенная камнями, между которых прорастает трава. По обе стороны были клумбы, но и их захватили сорняки. Над верандой склонило ветви невысокое дерево. Намджун стучит в дверь и зовет Чимина, но никто не отвечает. В доме царит мертвая тишина. Он заглядывает в окно. На подоконнике стоит корзинка с фруктами, через спинку стула перекинут полосатый свитер Чимина, а на столе лежит книга, раскрытая обложкой вниз. Намджун оглядывается по сторонам. Вокруг ни души. Только кот лениво бредет по изгороди. Намджун узнает Диппи не по подранному ушку и трехцветной окраске, а по грозному шипению, стоит только сделать шаг в его сторону. Диппи спрыгивает на другую сторону и бежит к соседскому дому. Намджун поднимает глаза выше и замечает тень за белыми занавесками. Он не различает, кто это, но сердце вдруг ускоряет свой ритм. На стук открывает старушка лет восьмидесяти, не меньше. Намджун вежливо кланяется, стараясь произвести хорошее впечатление, но женщина с подозрением прищуривается и поправляет очки. — Добрый день, меня зовут Ким Намджун. Я ищу Чимина. Дело в том, что он мой омега, и нам нужно поговорить, — объясняет он. К нему выбегает Тыковка и, узнав по запаху, с мурчанием трется о ноги. Намджун замечает тень, застывшую за углом, и он точно знает, что это Чимин. — Ничем помочь не могу. К сожалению, его здесь нет и давно не было, — в глазах старушки читается искреннее сочувствие. Она собирается закрыть дверь, но Намджун останавливает ее. — Если появится, передайте ему, что я буду ждать на веранде у его дома и никуда не уеду. И еще… — он быстро уходит к машине и достает из багажника коробку с логотипом Данкин Донатс. — Это вам. Я привез их Чимину, это его любимые пончики, но раз его здесь нет… Старушка кивает, забирая коробку. — Если бы Чимин был здесь, он был бы очень рад. Но ждать его бесполезно. Лучше поезжайте домой, — с этими словами она закрывает дверь.***
Намджун не замечает, как засыпает на деревянном полу веранды, прислонившись спиной к кирпичной стене, но, когда он открывает глаза, вокруг стемнело, а по крыше барабанит дождь. Перед ним на корточках сидит заплаканный Чимин, и Намджуну кажется, что это игры его помутненного сознания, но руки на его щеках такие теплые, такие настоящие, они возвращают его в реальность. — Ты же заболеешь! Как можно спать на таком холоде? Еще и в одной кофте. Где твоя куртка? Намджун расплывается в глупой улыбке, балансируя где-то между сном и действительностью. Чимин волнуется за него. В доме так же холодно, как и на улице. Чимин приносит лоскутное одеяло и молча укрывает плечи Намджуна, зажигает свечи и ставит чайник на маленькую походную плиту с одной конфоркой. Намджун видел такие только в магазинах с товарами для туристов. — Тут даже электричества нет? — тихо спрашивает он. — Как ты тут живешь? Чимин останавливается на секунду, опуская плечи, но потом снова продолжает возиться с чаем, достает из корзинки лимон, ставит на стол банку меда, коробку с пончиками и две миниатюрные фарфоровые чашки. — По ночам немного прохладно, но я спал тут всего пару раз. Хожу к тетушке Хван, она только рада меня приютить, — Чимин со всхлипом вытирает слезы. — Телефона у меня нет, так что электричество это не проблема. Продукты выношу на улицу, чтобы не испортились, и еще есть свечи, но я ложусь рано и чаще всего сижу вечером у тетушки. А когда потеплеет, тут можно посадить свои овощи, картошку там, помидоры, салат. Это очень полезно. — Какой к черту «потеплеет»? Ты с ума сошел? Когда потеплеет, ты будешь дома, в комфорте и хотя бы с электричеством. Чимин вздрагивает от крика Намджуна, но продолжает стоять на своем. — Я никуда не поеду. — Ты издеваешься? Я не дам тебе губить и себя, и ребенка. — Ты не сможешь увезти меня насильно. Упрямство Чимина выводит Намджуна из себя, и, утопая в безотчетном гневе, он одним махом сбрасывает со стола чайный сервиз. Фарфоровая посуда разлетается вдребезги. Намджун встает, возможно, слишком резко, потому что Чимин вскрикивает и испуганно пятится назад. Злость разбивается с той же легкостью при виде слез его омеги. — Минни. Намджун делает шаг навстречу, но Чимин прижимает руки к животу, и этот жест, инстинктивное желание защищать крошечную жизнь, развивающуюся внутри, заставляет остановиться. Чимин видит в нем… угрозу? — Не приближайся ко мне! Намджун пытается успокоиться, совладать со своими противоречивыми эмоциями. Сейчас так важно оставаться хладнокровным, но при одной мысли, что Чимин собирается и дальше жить в этих ужасных условиях, его просто трясет. — Я хочу обнять тебя. Можно? Я буду очень осторожен, просто… Я так соскучился по тебе, котёнок, безумно соскучился. Я не хотел кричать на тебя. И разбивать твой красивый сервиз тоже не хотел. Прости, мой хороший, мой милый Минни. Чимин первым бросается к нему, едва не сбивая с ног, и Намджун опускает руки на его талию, бережно обнимая в ответ и прикрывая глаза. — Я тоже соскучился, — Чимин шмыгает носом. — Мне становилось так беспокойно без тебя, я постоянно хотел домой, но боялся вернуться. Намджун наконец держит его в своих руках, чувствует нежный запах жасмина, и ему не хочется отпускать Чимина ни на секунду. — Почему? Ты боишься, что на нас снова нападут? Чимин отрицательно мычит, прижимаясь к Намджуну сильнее. — Тогда… Ты боишься меня? — Чимин ничего не отвечает, и сердце Намджуна болезненно сжимается. — Поговори со мной, Минни. Скажи всё, что думаешь, что тебя тревожит, что не нравится в наших отношениях. Давай разберемся с этим сейчас. Лучше давай сейчас поругаемся и помиримся, чем будем держать это в себе. — Я не хочу ругаться, — шепчет Чимин, потираясь щекой о его плечо. — Я просто хочу ребенка. — Но зачем ты сбежал? Намджун не уверен, что хочет знать ответ. Не уверен, что готов столкнуться с тем, что его самый дорогой человек боялся его и хотел защитить от него их же ребенка. Но им нужно поговорить. Сейчас или никогда. — Что мне оставалось делать? Ты говорил, что тебе не нужны дети, это не для тебя и ребенок будет обузой. Сколько бы мы ни говорили о детях, ты всегда оставался при своем мнении. Но я не избавлюсь от него. Ты меня не заставишь. Для меня он никогда не будет лишним грузом, он будет счастливым малышом и вырастет зная, как сильно я люблю его. — Это и мой ребёнок тоже, Чимин, ты не можешь просто так взять и сбежать, — возражает Намджун. — Мы даже не поговорили нормально. Тебе не кажется, что, раз уж ты решил бросить меня, мог бы хотя бы сказать всё лично? Разве я не заслужил чего-то большего, чем это письмо? — Значит, ты бы дал мне уйти? — Чимин отодвигается, чтобы заглянуть ему в глаза. — Нет, конечно. Но я дал бы тебе уехать на время, подумать обо всем, принять свое новое состояние и вернуться домой. К нам. — Ты уже всё сказал, разве нет? Ты не любишь детей. — Я не говорил, что не люблю их, я просто не готов, это не входило в мои планы, но… У нас целых девять месяцев, чтобы привыкнуть, правда? Просто возвращайся домой. Пожалуйста, Минни, ты можешь заболеть в таком холоде, это ведь опасно и для малыша тоже. И тебе нужно к врачу, к хорошему специалисту. — Ты дашь мне оставить ребенка? Вот так спокойно?.. — озадаченно спрашивает Чимин и мотает головой. — Подожди, ты не понял. Я не буду делать аборт. — Хорошо. Боже, Чимин, делай всё, что хочешь, только дома, рядом со мной. Чимин робко улыбается. — Значит, я вернусь, и ты точно не будешь против ребенка? — уточняет он, и Намджун поднимает его на руки. — С чего ты взял эти глупости? Просто дай мне немного времени, хорошо? Это всё слишком неожиданно, и я ещё не осознал, что у нас действительно будет ребенок и всё это не какой-то розыгрыш. Ты хоть сам успел порадоваться? Чимин гладит Намджуна по щеке и тянется к его губам, целуя нежно и осторожно. — Я слишком переживал о том, как сохранить его. Я так испугался, что ты… Извини. Я думал, ты будешь против, и я так давно хотел ребенка и… Я идиот, да? — Ты просто запутался. Всё хорошо. — Нет, я должен был знать, что ты никогда так не поступишь и не сделаешь мне больно. Ты не такой. Просто… — Чимин закусывает губу, и на мгновение Намджуну кажется, что он хочет сказать что-то важное, но Чимин лишь вздыхает. — Я идиот. Намджун убирает осколки, а Чимин находит новый сервиз, успокаивая его тем, что тот всё равно был страшненьким и никогда никому не нравился. Намджун подозревает, что все эти вещи особенно дороги Чимину, потому что они принадлежали его бабушке, и извиняется еще раз. Они пьют чай с пончиками, сидя в теплом сиянии свеч, пока за окном идет дождь, и, видя слабую улыбку Чимина, Намджун окончательно успокаивается. Теперь они вместе. Втроем. Это по-прежнему не укладывается у него в голове. — Как там мои коты? Вы ведь кормили их? — спрашивает Чимин в перерыве между клубничными и карамельными пончиками. — То есть тебя не было дома почти неделю, а ты волнуешься только о котах? — Намджун вытирает глазурь и крошки с его щеки и нежно вздыхает. Он так скучал по такому Чимину, укутанному в плед и поедающему сладости. Намджун рассказывает обо всем, что произошло за время его отсутствия, хотя новостей не так уж много. Когда чашки пустеют, Чимин начинает зевать. — Поспим у тетушки, хорошо? Там теплее, и я хочу нормально вас познакомить. — Уверен, она уже считает меня настоящим козлом, который бросил своего омегу с ребенком, — мрачно бормочет Намджун, но Чимин хмурится и, поднявшись со стула, целует его в лоб. — Она слышала о тебе только хорошее. Как я могу рассказывать что-то плохое про свое солнышко? Пошли, заодно накормим тебя чем-то посущественнее пончиков.