***
— Я волнуюсь за них, — делится Чимин, балансируя на тонком бордюре. Ему необязательно уточнять. Намджун понимает его без лишних слов и крепко сжимает его ладонь. — Мы ничего не сможем поделать. Мы все пытались, но если Юнги игнорирует даже Тэхёна… — Намджун не заканчивает, но Чимин со вздохом кивает. — Тэ ещё злится на Гукки? — Чонгук — его лучший друг. Думаю, он уже остыл. Во всяком случае, когда мы заезжали в пиццерию, это он вспомнил про любимую пиццу Чонгука. На языке Тэхёна это почти что прощение. Чимин грустно улыбается. — Вот бы и с Юнги всё было так просто. Пару минут они идут в тишине, пока Чимин не спрыгивает с бордюра. Он вытащил Намджуна на улицу, потому что тот шестой час чем-то напряженно занимался. Ну и, возможно, потому что находиться рядом с Юнги становилось слишком угнетающе. — Мне нужно будет кое-куда уехать. Всего на два дня, а потом я вернусь и мы сходим к врачу, как планировали. Подождешь? — спрашивает Намджун, не отпуская его ладонь. Чимин хмурится. Раньше Намджун часто уезжал по работе, иногда он возвращался под утро, иногда его не было несколько суток. Но с тех пор, как они начали встречаться, Намджун всегда ночевал дома, и Чимин всегда знал, где он находится, что делает и когда вернется домой. — Ну не пойду же я без тебя, — улыбается Чимин. — А куда ты поедешь? — В Кёнсане небольшие проблемы. Ничего серьёзного, но надо разобраться лично. Прихвачу с собой Хоби и Тэ, а Гукки останется с вами. Может, они с Юнги наконец помирятся. — Или поубивают друг друга, — мрачно добавляет Чимин. — Лучше, чем ничего, — пожимает плечами Намджун. — Я буду скучать. Ты ведь будешь мне писать, правда? — Прости, котёнок. Вряд ли у меня будет время. Но, как только мы вернемся, я весь твой. Думаю, я наконец готов уйти на покой и стать хорошим альфой для тебя. — Ты уже самый-самый лучший, — улыбается Чимин, останавливаясь, чтобы крепко обнять Намджуна. Ему по-прежнему не верится, что всё это происходит с ним. Всё, о чём он мечтал, так близко. Почти что у него в руках. Чимин замечает магазин игрушек на другой стороне улицы, и на душе немного теплеет. Скоро они станут родителями и смогут приводить своего малыша в это сказочное королевство детской радости. Будут покупать игрушки и крошечную одежду, и всё обязательно будет хорошо. Иначе и быть не может. — Хочешь зайдём туда? — спрашивает Намджун, замечая взгляд Чимина. — Да ну. Что мы будем там делать? — Купим первую игрушку для нашего маленького. Или маленькой. Пошли. Сейчас не помешает поднять немного настроение. Витрину магазина украшают плюшевые медведи, зайцы и единороги разных размеров, от самых маленьких до самых огромных. Внутри все светится самыми яркими цветами, и даже в свои почтенные двадцать пять Чимин на мгновение зависает при виде такого количества мягких игрушек в одном месте. Намджун берет с полки пушистого лисенка с зажмуренными глазами и показывает Чимину. — На тебя похож. — Вовсе не похож. — Да нет же, тебе бы ушки и точная копия. — Смотри, это же плюшевая Поньо! Чимин в восторге хватает со стеллажа игрушку, совсем как в его любимом аниме, такая мягкая и очаровательная, что он уже видит своего малыша, спящего в обнимку с плюшевой Поньо. Но Намджун достает с верхней полки другую игрушку и потряхивает её перед Чимином. — Тоторо! Намджун смеется с его искренней радости. Но, когда Чимин успокаивается и перед ним оказывается сразу две идеальные игрушки, он понимает, что придется выбрать одну, и его едва не настигает экзистенциальный кризис. — Какую возьмём? — интересуется Намджун, приобнимая его за талию. — А тебе какая больше нравится? — Тоторо, — без колебаний отвечает Намджун, и Чимин завидует его способности выбирать так легко. — Почему это? — Если бы я был ребенком и мне дали бы Поньо, это была бы травма на всю жизнь. Ты посмотри на эти огромные глаза. — Нормальные у неё глаза, — Чимин прижимает к себе плюшевую Поньо, словно она может услышать и обидеться. — Она же милашка. Как ты можешь так говорить? У нашего ребенка точно будет вкус, и ему будет нравиться Поньо. — Хорошо, давай возьмем Поньо. — Но с другой стороны, — продолжает Чимин, забирая из рук Намджуна Тоторо. — Тоторо большой и мягкий, и с ним будет удобнее спать. — Почему просто не взять обе? — едва сдерживая смех, спрашивает Намджун. Чимин не думал о такой возможности, потому что как-то глупо покупать кучу игрушек ребенку, который сейчас, наверное, не больше фасолинки. — Ну, две лучше одной, да? — с сомнением говорит он. — Конечно. Две лучше, — Намджун целует его и забирает игрушки. — Пошли на кассу.***
В спальне Намджуна и Чимина всё было каким-то чужеродным. Слишком много света и окон, слишком много котов и подушек. Но, стоило Юнги заикнуться, что он хочет домой, в свою родную квартиру, Чимин сделал такие испуганные глаза, словно Юнги заявил, что идет вешаться. Чимин вообще начинал выводить его из себя своей настойчивостью и энергичностью. Такой участливый, понимающий, тактильный, что аж тошно. Нет, Юнги любит Чимина, правда любит, но ещё один день этого повышенного внимания, и Юнги задушит этого прелестного малыша. А ещё его бесит Тэхён. Юнги пришлось заблокировать его, чтобы не надоедал своими постоянными сообщениями, но тогда Тэхён начал наведываться к нему лично. И всегда не с пустыми руками. То мандарины принесет, то зефирки. Но это бесит только сильнее, потому что из сотни видов зефирок Тэхён притащил эти противные со вкусом бананов, хотя Юнги любит классические. И мандарины тоже не те, слишком сухие да ещё и с косточками. Это же так просто: взять и принести ему нормальные мандарины. Чонгук всегда покупает самые вкусные и самые спелые. И Чонгук знает, какие из зефирок его любимые. Чонгук всегда знает, что делать. Он не лезет со своей навязчивой заботой, когда Юнги хочет побыть один. Он просто уходит и дает Юнги восстановить силы. Он понимает, когда нужно остаться рядом, обнимать и говорить все эти слащавые глупости. И сильнее всего Юнги бесит, что Тэхён и Чимин так не похожи на Чонгука. Да никто не похож на этого чертова Чонгука, и это обидно до слез. Следуя какому-то странному влечению, Юнги подходит к двери, запертой на замок, и касается деревянной поверхности. — Юнги, — тихо зовет Чонгук. Его голос раздается так близко, прямо за дверью, и тело словно пронзает заряд тока. Резко отпрянув, Юнги пытается успокоить колотящееся сердце. — Уходи. Он надеется, что его слова будут звучать холодно, но что-то ему подсказывает, что маска неприступности уже дала трещину. Ещё вчера, когда он собирался прошмыгнуть на кухню, но случайно подслушал разговор Чимина с Чонгуком. — Открой дверь. Чонгук просит, не приказывает. Не в его характере требовать и приказывать, но, вопреки здравому смыслу, руки сами тянутся к замку. И Юнги не знает, что это: клокочущее в груди желание преодолеть эту преграду, разделяющую их, и вновь увидеть Чонгука или влияние метки, подавляющей его волю и вынуждающей подчиняться альфе. Он больше не может отличить, где его собственные желания, а где — нет. Это чертовски пугает. Юнги словно теряет самого себя и больше не может бороться. Замок щёлкает. Дверь открывается. Пару секунд они стоят и смотрят друг на друга. Юнги кажется, что мир завис вместе с ними. Но Чонгук делает первый шаг. Юнги отводит взгляд, не желая видеть своё поражение, но пальцы Чонгука касаются его щеки. — Как же тебе было больно, — с сожалением шепчет он, сокращая расстояние между ними до минимума. Юнги чувствует его запах, его теплое дыхание, кажется, даже тяжелый стук сердца. — Ты никогда меня не простишь, но я хочу, чтобы ты знал, как сильно я сожалею. Клянусь, я провел каждую минуту с осознанием своей вины. Я не знал, что так выйдет. Просто ты сказал… И я… — Ты идиот, Чонгук, — всхлипывает Юнги, зажмуриваясь, чтобы не расплакаться. — Такой идиот. Я соврал. Сказал неправду, понимаешь? Ни с кем я не трахался. Как ты вообще в это поверил? — Правда? — переспрашивает Чонгук и нежно касается губами его щеки, сцеловывая покатившиеся слезы. — Конечно, поверил. Я всегда тебе верю. — Я просто хотел, чтобы ты понял, каково мне было, когда ты сказал, что хочешь пойти на свидание с кем-то другим. — Я должен был позвать тебя. Ты — единственный, с кем я хочу ходить на свидания. Всегда был. Ты ведь знаешь. Я никогда не искал кого-то ещё. — Я боялся, что ты устал от этого. Что ты найдешь себе кого-то более подходящего и я буду тебе не нужен. Я тебе совершенно не подхожу, и все это прекрасно понимают. Тебе нужен милый омега, чтобы ухаживал за собой и встречал тебя дома с горячим ужином и кучей детей. — Мне нужен ты. Перестань, я всегда знал, какой ты. Знал, что ты не изменишься даже ради меня. Ты такой, какой есть. Мне этого достаточно. — Тогда какого черта ты поставил мне метку? Я доверял тебе на сто процентов, знал, что ты никогда не навредишь мне, а в итоге что? — Я люблю тебя. Вот почему. Мне было невыносимо думать, что кто-то другой трогает тебя, обнимает и целует. Я хотел, чтобы это был только я. И больше никто. Ошеломленный неожиданным признанием, Юнги даже перестаёт плакать и застывает, глядя распахнувшимися глазами в печальные глаза Чонгука. В голове ни одной мысли, и, кажется, ему впервые в жизни совсем нечего сказать. Чонгук прерывает повисшее молчание первым. Он тянет Юнги на себя и впивается в его губы, прекрасно осознавая, что может получить пощечину. Этот поцелуй станет последним, если Юнги снова разозлится, но Чонгук просто чувствует, что им обоим это необходимо. Юнги не отталкивает его, приоткрывает губы, решив перестать сопротивляться собственным желаниям хотя бы ненадолго. Чонгук всегда знает, что делать. Входная дверь открывается, и Милки едва не сбивает их с ног, проносясь навстречу хозяину. Юнги отодвигается. — Уходи, — одними губами просит он, и Чонгук целует его в последний раз и покидает спальню.***
Чимин сразу замечает, что Юнги выглядит как-то иначе. В него словно снова вернулась жизнь. Он больше не такой вялый, начинает вставать с кровати и даже улыбается, рассматривая игрушки и выслушивая историю их покупки. Вечером Юнги выходит к ужину. Он принимает душ и переодевается в чистую одежду, что само по себе уже маленькое достижение. За столом он садится на свое прежнее место, рядом с Чонгуком. Тэхён хочет что-то сказать по этому поводу, но Чимин пинает его ногой под столом, боясь, что Юнги снова вспылит и закроется в своей скорлупе. Они едят всемером, впервые за долгое время, и Чимину начинает казаться, что всё действительно наладится. Юнги и Чонгук не принимают участие в общем разговоре, храня молчание. Они не обмениваются ни единым словом или взглядом за весь ужин. И всего раз Чимин замечает, как Чонгук осторожно касается его колена под столом и как Юнги сбрасывает его ладонь с непроницаемым видом. — Я поеду с вами, хён, — вдруг говорит Чонгук Намджуну. — Завтра. — Боюсь, это невозможно, Гукки. Ты еще полностью не окреп после гона. Лучше отдохни. — Мне нужно развеяться. Какова вероятность, что придется драться? — Не думаю, что до этого дойдет. — Но может, — настаивает Чонгук. — Ты не можешь спорить с тем, что в рукопашке я лучший. Это ведь может быть наше последнее задание, правда? А потом ты уйдёшь, и я, наверно, тоже. — Что? — ошарашенно спрашивает Тэхён. — Я не чувствую в этом своё призвание. Я никогда не хотел заниматься криминалом. Я просто хотел семью, и я рад, что получил её, но… Мне нравится фотографировать и рисовать. Я бы хотел попробовать себя в этом более профессионально. Лучше я буду запечатлевать людей на бумаге, чем убивать их, — пожимает плечами Чонгук. — Ох, Гукки, — улыбается Хосок. — Это чудесная идея. У тебя есть талант. Ты умеешь во всём находить прекрасное и делиться этим с окружающими. У тебя всё обязательно получится. — Спасибо, хён, — Чонгук пытается скрыть робкую улыбку и вновь переводит взгляд на Намджуна. — Пожалуйста, не отказывай мне, хён. Пусть это будет наше последнее приключение. — Хорошо, — соглашается Намджун. — Но с тебя приглашение на свою первую выставку. Не забудь выделить шесть билетов. Тем же вечером Юнги долго не может уснуть, лёжа в постели Чимина, пока сам он сидит на подоконнике в обнимку с Диппи. — Прости. — За что? — удивляется Чимин, отрываясь от созерцания ночного города. — Тебе приходится возиться со мной, а мог бы миловаться с Намджуном. Я же говорил, со мной всё хорошо. — Намджуну нужно хорошо выспаться перед завтрашним, а я бы ему спать точно не дал. Я буду так скучать по нему, — вздыхает Чимин, с нежностью глядя в сторону двери. — Боже, вы такие сладкие, аж тошно, — обреченно стонет Юнги, закрывая лицо подушкой. — Неправда. У нас уже закончился этот конфетно-букетный период, так что вовсе не сладкие. — Ну конечно. «О Джунни, свет очей моих, любовь моя, давай целоваться каждую секунду», — с сарказмом говорит Юнги, копируя восторженную интонацию, и издает чмокающие звуки. Чимин смеется. — Я не так разговариваю. — Смысл один и тот же. — Как насчет тебя? Между вами с Чонгуком что-то происходит? — Чимин перебирается на кровать и, продолжая обнимать кота, усаживается поудобнее, всем своим видом показывая, что готов слушать. — Он приходил сегодня, — начинает Юнги и рассказывает всё, опуская лишь часть с поцелуем и признанием. — Если честно, не понимаю, в чем проблема. Чонгук так сильно любит и уважает тебя. Чуть ли не боготворит. Это всего одна ошибка. Тем более это случилось под влиянием гона, он себя не контролировал. И он так мучается. — В этом твоя проблема, малыш. Ты пытаешься всех оправдать. Вспомни Минсока. Ты даже ему умудрялся найти оправдание. Мол, не такой уж и плохой муж, да все так живут. — Это разные вещи, — хмурится Чимин. — Конечно, я оправдывал его. Я бы просто не выжил без этого. Но Чонгук… Он совершенно не такой. Он страдает не меньше тебя. — Знаю, — Юнги прикрывает глаза. — Но, пока он страдает от вины, я страдаю от того, что моё чертово тело готово стелиться перед ним. Я ненавижу это чувство. Я больше не знаю, люблю ли я его или это всё метка. Знаешь, что я ценил больше всего в Чонгуке? С ним я чувствовал, что мы всегда будем на равных. Он уважал меня, а я — его. Я всегда прислушивался к его мнению, а он — к моему. Я ненавижу эти роли, которые пытаются нам навязать. Что все омеги должны мечтать о семье, что настоящее счастье в детях и муже. Что все альфы должны подчинять себе омег и никогда не показывать слабость. Но мне казалось, у нас с Чонгуком получилось создать что-то своё, свободное от этих стереотипов. Я всегда говорил ему, что он может делать всё, что захочет, носить любую одежду, красить волосы, плакать, когда грустно, не бояться показаться глупым или инфантильным. Чем больше Чимин слушает Юнги, тем больше ему открывается чужое видение мира. Чимин любил всё мягкое и нежное, мечтал о детях и семье, о самых банальных вещах. Когда-то ему хотелось стать похожим на Юнги, чтобы не переживать о своей внешности, источать силу и уверенность в себе, чтобы с его мнением тоже считались. Но теперь Чимин понимает: ему не нужно было стремиться походить на кого-то ещё. Он стал сильным и уверенным в себе, но остался такой же противоположностью Юнги. Он так сильно пытался найти себя в этом огромном мире, но, оказывается, стоило просто заглянуть поглубже в себя. Слова Юнги всё равно восхищают Чимина этим протестом против всего, что приходилось ему не по душе. — Но разве это изменилось? Чонгук относится к тебе так же, как и прежде. И сам он не изменился. А ты? Если бы ты изменился, разве сказал бы ты всё это? Юнги качает головой. — Не это главное. Пока Чонгука нет рядом, я не чувствую этого давления. Но он просто попросил открыть дверь, и я не смог ему отказать. Я должен был сразу послать его, но я открыл, — с горечью отвечает он. — Ты просто запутался, — Чимин грустно улыбается и гладит его по волосам. — Очень сильно запутался. Ты скучал по нему, вот и открыл. Метка тут ни при чем. Ты никогда не мог долго злиться на Чонгука. Но это не навсегда. Скоро ты сможешь свести её и забыть об этом, как о страшном сне. — Я не уверен, хочу ли, — тихо признается Юнги и обнимает Чимина, пряча лицо у него на груди.***
Чимин просыпается от нежных поцелуев и расплывается в улыбке раньше, чем открывает глаза. Он тянет Намджуна на себя, и тот падает на кровать и тихо смеется. — Осторожно, я тебя и раздавить могу. — Не такой уж ты и тяжелый, — мурлычет Чимин, потираясь носом о его щеку, и вдруг случайная мысль о Юнги заставляет распахнуть глаза. На кровати лежат коты, Милки и Намджун без рубашки. Никакого Юнги. — Я заглянул в комнату Гукки, проверить, спит ли он, и… Можешь не переживать, Юнги снова на своём месте. Спят, как слипшиеся пельмешки, — улыбается Намджун, и Чимин хихикает с его сравнения. — У нас есть время немножко поваляться? Я тоже хочу, чтобы ты был моим пельмешком, — бормочет Чимин. — Прости, котёнок, мне нужно одеваться. Не могу же я пойти в одних штанах. — Почему нет? Это горячо. А если пять минуточек? — Думаю, от пяти ничего страшного не случится. Чимин счастлив. Счастлив, что у Юнги и Чонгука всё если не наладилось, то хотя бы сдвинулось с мёртвой точки. Что Намджун разбудил его поцелуями и они могут совсем немного, но всё-таки побыть наедине. Что Намджун вернётся и они пойдут на приём к врачу и услышат, как бьётся сердечко их малыша. Если бы всего год назад кто-то сказал ему, что он будет так счастлив, Чимин подумал бы, что это очень злая шутка и только расстроился бы. Ведь тогда ему и в голову не приходило, что можно не испытывать каждое утро тревогу перед наступающим днём и питаться любимой едой, не подсчитывая калории. Его жизнь изменилась только к лучшему. — Я уже скучаю, — вздыхает Чимин, застегивая пуговицы на рубашке Намджуна. Его пальцы двигаются проворно, но без лишней суеты. Ещё есть немного времени, чтобы насладиться тем, каким влюблённым взглядом смотрит на него Намджун и как улыбается своей самой красивой улыбкой. — Ты даже не заметишь, как пролетит время. — Уже заметил. — Не дуйся, — Намджун быстро чмокает его и заглядывает в зеркало, чтобы поправить волосы. — С вами останется Хоби. Займитесь чем-нибудь веселым. Поиграйте в настолки, испеките печенье, устройте киномарафон. — Не рассказывай об этом Чонгуку. Тогда он мигом передумает ради одних настолок, — Чимин подает Намджуну пистолет и, приподнявшись на цыпочки, целует. В прихожей слишком мало место для всех них. Милки крутится под ногами, не зная, у кого просить внимание, а Кики гоняется за его хвостом в попытке увлечь в игру. Чонгук гладит по очереди всех котов Чимина. Сокджин просит беречь себя и не ссориться. Хосок даёт последние наставления. Тэхён рассеянно кивает, но ищет глазами брата. Юнги выходит из спальни, укутанный в толстовку, подозрительно напоминающую ту, что была вчера на Чонгуке. Он ненадолго отводит Тэхёна в сторону, и Чимин краем глаза замечает, как они обнимаются и Юнги треплет его по волосам и что-то тихо говорит. Когда Тэхён уходит обуваться, к Юнги подходит Чонгук, полностью одетый и вооружённый. — Не думай, что между нами теперь всё нормально, — избегая зрительного контакта, говорит Юнги. — Мне просто не спалось ночью. Всё из-за чёртовой метки. — Конечно, — примирительно соглашается Чонгук. — Не пожелаешь удачи? — И не подумаю, — фыркает Юнги, скрещивая руки на груди. — Бесишь меня. Чонгук почему-то улыбается и сам обнимает его. — А я люблю тебя, — шепчет он и, как только Юнги собирается возмутиться, накрывает его губы своими. Поцелуй выходит таким поспешным, отчаянным, и Юнги уже сам хватается за него, не желая отпускать, но Чонгук мягко отстраняется и снова улыбается. — Береги себя, Юнги.