the tenderest of care

Чимин слышит позади тяжелые шаги, и осознание бьет по нему, как молния. Он провел столько кошмарных часов, боясь этих шагов, и даже теперь, когда в его жизни больше нет места страху, он не спутает их ни с чем. Чимин оборачивается и зажимает рот трясущимися руками. По лицу Минсока течет кровь. — Ты убил меня. Чимин бежит. Он не знает, куда именно, просто подальше от Минсока, но его голос продолжает звучать у него в ушах. — Ты убийца, Чимин. Убийца, убийца, убийца, — нашептывает он прямо на ухо. Ноги не слушаются. Чем больше он пытается вырваться, тем тверже они прирастают к туманной поверхности. Чимин падает и видит перед собой чьи-то туфли. Он медленно поднимает голову и замирает с широко раскрытыми глазами. — Что с тобой случилось, птенчик? Ты был таким добрым мальчиком. Как ты мог совершить что-то настолько ужасное? Ты так разочаровал меня. — Бабуля, — шепчет он, резко дергается и распахивает глаза. Теплые руки бережно гладят его по волосам, убирая их со взмокшего лба. Всего на мгновение Чимину кажется, что вся его жизнь была длинным ночным кошмаром и он наконец-то проснулся, бабушка снова жива, и они сейчас пойдут на веранду пить чай с малиновым вареньем. Но рядом с ним только Намджун, и Чимин заползает в его объятия, теперь такие неуклюжие из-за мешающего гипса. — Плохой сон? — Намджун целует его в макушку. Чимин так скучал по нему, что теперь даже не верится, что они снова вместе и все его страхи остались позади. Минсок мертв. Намджун здесь, рядом с ним. Всё в порядке. Это просто ночной кошмар. Намджун размеренно гладит по плечу. Чимин прижимается к нему изо всех сил и, нахмурившись, оглядывает незнакомую комнату. В углу стоит темно-зеленое кресло, на полу желтый ковер. Карандашные наброски приколоты к светлым стенам. Напротив просторной кровати стоит белый стеллаж с аккуратно расставленными комиксами и фигурками супергероев. Ни одной лишней вещи, никакого беспорядка. — Мы дома у Чонгука. Ты помнишь? Намджун внимательно смотрит ему в глаза. Чимин качает головой. Воспоминания всплывают у него в голове смутными обрывками, как будто что-то очень отдаленное и не вполне реальное. Он помнит, как заплаканный Юнги отдал им какие-то ключи. Как Сокджин ругался, а встревоженная Джиён уговаривала Намджуна остаться в больнице, потому что ему стоит пройти полноценное обследование. Как его осматривал врач, который просил то дышать, то не дышать, водил фонариком у глаз и задавал разные вопросы. По ощущениям это длилось несколько часов, но Намджун привёл его туда без гипса, а забрал уже с ним. Как Хосок лежал без сознания в одиночной палате, а рядом сидел Тэхён с каменным выражением лица. Как Сокджин просил его не волноваться и пойти отдохнуть. Как они стояли у отделения реанимации и интенсивной терапии, Тэхён пытался успокоить Юнги, а Намджун и Сокджин о чем-то разговаривали с врачом. Казалось, эта ночь никогда не закончится. В какой-то момент Чимин просто перестал что-то воспринимать. — Мы решили, что переночевать здесь будет безопаснее, — продолжает Намджун. — И тут всего пять минут до больницы. Ты уснул в машине и проспал целые сутки. Тебе стоит принять душ и поесть. Хочешь, что-нибудь закажем? Чимин не голоден. Еда — последнее, о чем он может сейчас думать. Он закрывает глаза и прячет лицо в изгибе его шеи. — Ты всё равно должен поесть. Тебе нужны силы. Намджун прав. У него в голове не укладывается, что он мог проспать двадцать четыре часа, не просыпаясь, но он не чувствует себя отдохнувшим. Если бы Намджун только продолжил говорить что-нибудь хорошее своим убаюкивающим голосом и пообнимал его немного, Чимин с радостью поспал бы ещё часов десять. Может, после еды он будет чувствовать себя лучше. Но сначала душ. Он сейчас жизненно необходим, потому что Чимин никогда не чувствовал себя настолько грязным. Он отодвигается от Намджуна и тяжело вздыхает. В незнакомой квартире сложно ориентироваться, но он быстро находит ванную и сбрасывает с себя футболку, слишком большую, чтобы принадлежать ему. От нее пахнет кондиционером для белья, чистотой и свежестью. Чимин не сразу понимает, что это футболка Чонгука. Все вещи здесь Чонгука, а он ведь даже не знал, что у Чонгука есть своя квартира. Чонгук. Чимин пытается что-то вспомнить, что-то важное, но у него слишком болит голова, чтобы поймать ускользающую мысль. Чимин долго стоит под тёплым потоком воды и смотрит на белоснежный потолок. Он смывает пятна засохшей крови, трет кожу, пока она не краснеет, а потом дважды моет волосы. Ему хочется снова быть чистым. Вытираясь, Чимин случайно встречается взглядом с собственным отражением и не находит в нем ничего хорошего. Он касается синяков на шее, отпечатавшихся пальцев Минсока, и его пробирает дрожь. Всё это реально. Он был так близок к смерти. На какое-то мгновение он был уверен, что у него нет ни единого шанса выжить. Чимин думает о трупе. Он ничего об этом не знает, но, может, тело начнет разлагаться, и в нем поселятся черви, а синяки на шее Чимина так и останутся. Чимина тошнит. Ему приходится умыться еще раз, но в зеркало он больше не смотрит. С кухни доносится приглушенный голос Намджуна, и Чимин останавливается на пороге. Кухня сделана в скандинавском стиле, такая же идеальная, словно сошедшая с картинки мебельного магазина, как и все остальные комнаты этой квартиры. — Держи меня в курсе, хорошо? — просит Намджун, ища что-то в шкафчиках. — Я приеду, как только смогу. Но Чимина лучше не оставлять пока одного, не уверен, в каком он вообще состоянии. Чимин садится за стол и без интереса рассматривает только что доставленную еду. Намджун оборачивается на звук его шагов и натянуто улыбается. — Мне пора. Напиши, как Хоби проснется. Намджун сбрасывает вызов и садится напротив. Чимин приподнимает брови и опускает взгляд на телефон, лежащий на столе. Намджун понимает его без слов. — Это был Джин. Он сейчас в больнице, узнавал, как обстоят дела, — рассказывает он, открывая пластиковые контейнеры с едой и расставляя их перед Чимином. — У Хосока пулевое ранение в районе живота. Он потерял много крови, но ничего серьезного. Могло быть и хуже. Он уже приходил в себя вчера днем, а сейчас отдыхает. Я хотел бы съездить к нему. Джин обещал приехать и побыть с тобой. Если только ты не против. Я могу никуда не уезжать. Чимину кажется, что ему тоже нужно поехать в больницу. Поддержать всех, позаботиться, чтобы с ними всё было хорошо, и помочь, если потребуется. Он хочет этого, но и сам не уверен, хватит ли ему сил, поэтому он равнодушно пожимает плечами. Чимин берет палочки, которые протягивает ему Намджун, но приступать к еде не торопится, ожидая продолжения, с которым Намджун почему-то не спешит. — Все остальные тоже в порядке. У Тэ одни синяки и небольшое обезвоживание. Его организм истощен, так что его положили в стационар. Его здорово потрепало, но он держится. Вы приехали вовремя. Еще день или два и… Даже не хочу думать, что могло произойти. Чимин хмурится. Палата интенсивной терапии. Если там был не Хосок и не Тэхён, тогда зачем они там стояли? — Чонгукки сильно пострадал. Он не приходил в сознание целый день до того, как вы спасли нас. Врачи сделали всё, что смогли, но травм было слишком много, и… Он сейчас в коме, Минни, — наконец заканчивает Намджун. Чимин роняет палочки, слегка оглушенный его словами. Для него кома — это что-то из фильмов, где герои впадают в нее и приходят в себя много лет спустя, когда все теряют надежду и готовятся отключать их от аппаратов. В кино всегда показывают чудеса, которых в жизни не бывает. Губы Чимина начинают дрожать. Намджун берет его за руку и крепко сжимает. — Эй, я знаю, это звучит страшно, поверь, котенок, я тоже испугался поначалу, но Гукки молодой и сильный и ситуация не безнадежная. Врачи говорят, что он выкарабкается, слышишь? Просто его телу нужно время, чтобы вылечиться. Чимин слышит лишь половину слов. Он рад, что еще не успел ничего съесть, потому что иначе его бы снова стошнило. Чонгук, их Гукки с такими добрыми сияющими глазами и самой яркой улыбкой — с ним не могло случиться нечто, настолько страшное. — Тише, мой хороший, — шепчет Намджун, вдруг оказавшийся рядом. Чимин не заметил, как слезы покатились по его щекам, а в горле запершило, но Намджун часто целует его и крепко обнимает, и это возвращает его в реальность. — Он ведь жив. И он придет в себя. Обязательно придет. Чимин осторожно отстраняется от Намджуна и уходит обратно в спальню. Какой бы вкусной ни была еда, Чимин просто не сможет проглотить ни кусочка.

***

Чимин просыпается от того, что Намджун целует его мокрые щеки, слегка покачивается с ним на коленях и что-то говорит. — Я с тобой, котенок, слышишь? Тебе просто приснился кошмар. Чимин всхлипывает и утыкается в его шею. Он всё ещё находится в том сне. — Ты так звал меня и плакал. Я никак не мог разбудить тебя. Чимин знает, что не должен плакать. Намджуну и так тяжело. Тяжело настолько, что Чимин только удивляется, как, пережив всё это, он не сломался и ещё находит в себе силы быть опорой для окружающих. Чимин не хочет причинять Намджуну больше боли, но он ничего не может с собой поделать. Рыдания рвутся наружу. — Мы всё это переживем, — говорит Намджун скорее себе, чем ему, потому что Чимин плачет слишком отчаянно, чтобы услышать его. — Обещаю, когда-нибудь всё это станет просто воспоминанием, кошмарным и далеким воспоминанием, и мы, все всемером, будем счастливы. Мы с тобой будем заботиться о нашем малыше. О нашем мальчике или о нашей девочке, да? Мы ведь и не с таким справлялись, и с этим справимся. — Я не смогу, — шепчет Чимин. Кажется, он молчал слишком долго. Он не помнит сколько, но его голос охрип, и ему неприятно говорить. — Я не смогу стать хорошим папой. — Ты станешь. Ты будешь самым лучшим папой. — И чему я научу нашего ребенка? Как правильно убивать? — Ты научишь нашего ребенка любить, заботиться, защищать свою семью. Быть сильным и добрым. Умению преодолевать страх и добиваться своих целей. Видеть в людях что-то хорошее. Дарить окружающим свет. Ты научил этому всех нас. Ты чудесный человек, Чимин, ты даже не представляешь, как я восхищаюсь тобой. И твоим смелым поступком. — Ты всегда говоришь, что гордишься мной. Что бы я ни сделал. Я убил человека. Своими руками. Самым зверским способом. И ты все равно гордишься мной. — Чимин, послушай меня, — Намджун зарывается пальцами в его волосы и нежно поглаживает его. Закрыв глаза, Чимин чувствует, что слезы заканчиваются и ему становится немного легче. — Конечно, я горжусь тобой. Помнишь, каким ты был год назад? К тебе даже подойти нельзя было, ты постоянно дергался и боялся меня. Ты мне и слова не мог сказать, но теперь ты столкнулся со своим главным страхом и сумел противостоять ему. Ты не стал стоять и ждать, когда тебя кто-то спасет, а сам спас всех нас. Разве это не повод для гордости? Чимин обнимает его покрепче и чувствует, что готов снова заплакать. Намджун всегда видит в нем только поводы гордиться. — Я люблю тебя, — шепчет Чимин, прижимаясь лбом к его виску. Намджун и сам это знает, но Чимин хочет повторять снова и снова, что он ни на секунду не забывал об этом. Они сидят в темноте в чужой квартире, прижимаясь друг к другу, как будто кто-то снова может их разлучить. — В ту ночь я думал, что потеряю тебя, — тихо признается Намджун. — Я никогда не боялся сильнее, чем тогда, а я пережил много всякого дерьма, поверь мне. Я видел, как с Чонгуком делают ужасные вещи на моих глазах, и ничего не мог сделать, только смотреть и надеяться, что протянет подольше. И я знал, что, если не сломаюсь, следующим будет Тэхён. Мне было страшно уже тогда, но, когда я увидел тебя в том доме, я… Это было намного хуже, в тысячу раз хуже. Намджун редко делится чем-то настолько личным и сокровенным, и Чимин ловит каждое его слово, каждое колебание интонации. Намджун сбрасывает железную броню, подпускает к себе непостижимо близко, показывает ему свою самую слабую и уязвимую сторону, и Чимин чувствует, какой неистовый ураган бушует в душе Намджуна, какую горечь и боль он в себе скрывает. Чимин помнит то отчаяние, когда Минсок забрал пистолет и он остался совершенно безоружным, но это длилось всего несколько минут. А Намджуну пришлось оставаться наедине с этим чувством долгие часы, перетекающие в сутки. — Джин-хён хотел, чтобы я остался с Джиён, но я не мог сидеть дома, пока тебе угрожает опасность. Я бы лучше умер, чем потерял тебя. — Не говори так. Больше никогда не рискуй своей жизнью ради меня. — Ты можешь пообещать мне то же самое? Что ты не будешь рисковать собой, если мне будет угрожать опасность? Намджун ничего не отвечает, лишь смотрит ему в глаза. Чимин перекидывает одну ногу через его бедра и, приподнявшись на коленях, изо всех сил прижимает его к себе. — Когда… Когда он начал душить тебя, я… — приглушенный голос Намджуна начинает срываться. — Я думал, что он убьет тебя. Я был таким беспомощным, я пытался вырваться, разорвать веревки, но я ничего не мог сделать, совершенно ничего. Только сидеть и смотреть, как ты умираешь. — Ну что ты, солнышко? — шепчет Чимин, качая головой. Он обхватывает щеки Намджуна и старается улыбнуться. — Ты сделал так много. Больше, чем достаточно. Это ты вложил оружие в мои руки, ты помог мне найти силы. Я смог зайти так далеко только благодаря тебе. Благодаря тебе я нашел силы противостоять ему. Я испугался, что он снова ударит тебя, и меня так это разозлило и… — Тебя лучше не злить. Надо запомнить, — с грустной улыбкой отвечает Намджун и тянется вперед. Чимин закрывает глаза и целует его. Это не похоже на идеальный поцелуй, от которого внутри взрываются целые фейерверки и порхают бабочки, он не вызывает трепетного волнения, скорее наоборот, они позволяют боли покинуть их, отпускают тревоги и страхи и остаются совершенно одни. Только Намджун и Чимин в своем маленьком мире, защищенном их чувствами. — Я люблю тебя, — снова шепчет Чимин в его губы.

***

— Не знаю, что делать дальше, — Чимин слышит, как тяжело вздыхает Намджун. Он так хорошо выучил привычки своего альфы, что может с легкостью представить, как он устало потирает переносицу, пока собирается с мыслями. — У меня нет выбора. — Не так-то просто оправиться после убийства бывшего мужа. Конечно, он не в себе, — отвечает Сокджин. Они разговаривают тихо, но, стоя за прикрытой дверью, Чимин всё слышит. Он задремал сразу после завтрака в обнимку с Намджуном, но проснулся один. — Я пытаюсь не давить на него. Я понимаю, всем нам тяжело, особенно ему, но… Он даже перестал говорить, просто лежит и молчит. Мы поговорили сегодня ночью, и я думал, ему стало лучше, но мы проснулись, и он снова молчит. Это невыносимо. — Дай ему время, Намджун. — Я готов ждать сколько угодно. Я буду рядом до конца, но я не хочу, чтобы для него этот конец наступил слишком быстро. — Что ты имеешь в виду? — Он был и без того в самом уязвимом и ранимом положении, но то, что случилось… Это слишком большой стресс. Если после этого он потеряет ребенка, это окончательно добьет его. Ему лучше уехать отсюда. Как можно скорее. Чимин опускает ладонь на живот. Потеряет ребенка? Он пытается прислушаться к своим ощущениям, но не чувствует ничего. Абсолютно ничего. Раньше его иногда тошнило по утрам, но с тех пор, как всё это закрутилось, он совершенно не обращал внимания на свое состояние. Он судорожно пытается припомнить, мучили ли его какие-то из симптомов, но в голову не приходит ничего, кроме беспокойных мыслей, что его малыш мог умереть, так и не родившись. — Он не согласится, — отвечает Сокджин. — Ему придется. Если состояние Чонгука ухудшится или… Они очень близки. Чем дальше Чимин будет, тем легче он это перенесет. Чимин больше не может это слушать и открывает дверь. Намджун и Сокджин оборачиваются к нему. — Иди сюда, котенок, — ласково говорит Намджун, как будто это не он только что хотел отправить его куда подальше. — Как ты себя чувствуешь? — Я никуда не поеду, — заявляет Чимин, не двигаясь. — Минни, — вздыхает Намджун. — В Аргентине хорошая медицина, и там сейчас тепло и солнечно. Наши родители будут счастливы тебя видеть. — Ваши родители — чудесные люди. Ты знаешь, я очень люблю и уважаю их, но я никуда не поеду. — Поедешь. Я уже всё решил. Пойми, я просто забочусь о тебе и ребенке. — Ты всё решил? — возмущенно спрашивает Чимин. — Ну значит, перерешивай, потому что я сказал, что никуда не поеду, и это не обсуждается. Сокджин отворачивается к окну, стараясь спрятать улыбку. — А я говорил, что он так просто не сдастся. — Чимин, ты мой омега, — Намджун начинает раздражаться, но Чимин не собирается отступать. — А ты мой альфа, и что теперь? Будем обмениваться очевидными вещами? Ты не можешь просто взять и отправить меня в другую страну. Я останусь с тобой. — А если мы уедем вместе? Предложение Намджуна на мгновение ошеломляет Чимина, но он снова качает головой. — Чтобы ты постоянно винил себя, что бросил всех, когда был так нужен? Ну уж нет. И я, и наш ребенок будем в безопасности здесь, рядом с семьей. Намджун тяжело вздыхает и обнимает Чимина. — Ты иногда просто невыносимый, — сообщает он. Чимин недовольно фыркает, но обнимает Намджуна в ответ. Если он и готов стоять на чем-то до последнего, так это на том, что его место рядом с Намджуном и больше нигде. Чимин резко отодвигается от Намджуна и, поморщившись, прижимает руки к низу живота. — Что такое? — встревоженно спрашивает Намджун, помогая ему сесть на стул. — Больно, — бормочет Чимин и поднимает на него испуганные глаза в поисках ответов. — Почему мне больно? Обнимая Чимина и поглаживая его по спине, Намджун встречается взглядом с братом. — Поехали к врачу, — командует Сокджин. — Вы всё равно собирались на плановый осмотр. Сейчас самое время. Чимин напуган до чертиков. Сокджин заводит машину, а Намджун садится на заднем сиденье рядом с Чимином. Он шепчет, что всё будет хорошо, но Чимин больше не верит ему. Он прижимается щекой к груди Намджуна, обнимая его поперек живота, и едва сдерживает слезы при мысли, что может потерять ребенка. В третий раз. Потерять единственную оставшуюся радость в своей жизни. Единственную надежду, что когда-нибудь этот ужас закончится и они начнут жизнь заново. Сокджин оставляет их у дверей кабинета и говорит, что сходит навестить остальных. Намджун постоянно спрашивает о его самочувствии, но Чимин больше не чувствует боль. Только страх. Их принимают без очереди. Намджун заходит с ним и берет за руку, когда врач готовится делать узи. Чимину задают вопросы о разных симптомах, о режиме дня и питании. Врач объясняет, что острая или ноющая боль на таком маленьком сроке — нормальное явление, потому что организм перестраивается, и паниковать из-за этого не стоит. Опустившись на стул, он обращает взгляд к темному экрану и задумчиво мычит, перемещая датчик. Намджун нетерпеливо смотрит то на непонятные черно-белые фигуры, то на врача, по серьезному лицу которого сложно что-то понять. Чимин вздрагивает, когда слышит странный звук. — Это оно? — шепчет он, ничего не понимая, но уже сейчас считая этот звук самым прекрасным на свете. Врач рассеянно кивает. — Что-то не так? — настороженно спрашивает Намджун, обращая внимание на то, что картинка на экране выглядит как-то странно. — Что ж, полагаю, у меня для вас большая новость.

***

Чимин взбегает по лестнице. Дыхание сбивается, но он не останавливается ни на секунду. Юнги сидит в больничном коридоре и, погруженный в свои мысли, пялится в одну точку. Он сам на себя не похож: болезненно-бледный, словно неживой, с поникшими плечами и потухшим взглядом. Чимин не знает, что страшнее: не знать, выживет ли Чонгук, или смотреть, как Юнги сам себя хоронит. — Ну как ты, малыш? Нет осложнений? Юнги слабо улыбается, когда Чимин тянется, чтобы обнять его. — Можно тебе кое-что рассказать? — сгорая от нетерпения, спрашивает он. — Конечно. Что такое? — Я не уверен, что сейчас правильное время, то есть учитывая, что Чонгук... Просто мы с Намджуном только узнали, и ты первый, с кем я хочу поделиться. Но это не так уж важно. Можно и как-нибудь потом. Просто... Извини, я просто немного в шоке и... — Эй, ты что так волнуешься? Давай, выкладывай скорее. Если это касается тебя и твоего малыша, конечно, это важно. Чимин медленно расплывается в улыбке. — Малышей, — тихо поправляет он, и Юнги вопросительно вскидывает брови. — Меня и моих малышей. Их двое, хён. Они такие крошечные и прекрасные. Смотри, — Чимин протягивает ему снимок. — У меня будут близняшки, представляешь? Две крохи, два маленьких сердечка. Я так боялся, что что-то случится и что я потеряю их, но они живы, такие сильные, даже сильнее, чем я. Юнги крепко обнимает Чимина. — Это же... Это потрясающе. Я так рад за вас с Намджуном. После всего этого ты заслужил быть самым счастливым. Чимину кажется, что радоваться в такой момент настоящее преступление, но он ничего не может с собой поделать. Он так перепугался и разнервничался, а всё оказалось так хорошо, что ему совсем не верится. И ему так хочется разделить эту радость с тем, кто поддерживал его с самой первой секунды. Кто сидел рядом, волновался больше, чем сам Чимин, и обещал стать лучшим дядей. — Можно мне зайти? — спрашивает Чимин, указывая на дверь. — Хочу проведать его. Юнги колеблется. — Он плохо выглядит, малыш. Очень. Тебе не стоит видеть это. Чимин горько усмехается. — Я видел, как лицо человека, с которым я прожил пять лет, превратилось в кровавое месиво. Ты правда думаешь, что меня можно чем-то напугать? — Твое дело, — пожимает плечами Юнги. — Если хочешь, побудь с ним немного. Врач сказал, что, если разговаривать с ним, Чонгукки быстрее придет в себя. Чимин кивает и останавливается напротив двери. — Пойду наведаюсь к Тэ, — бормочет Юнги и уходит так быстро, что Чимин начинает беспокоиться за него еще сильнее. Сделав глубокий вдох и мысленно собравшись, Чимин открывает дверь и заходит в палату. Его встречает резкий запах медикаментов и размеренный писк аппаратов. Лицо Чонгука, наполовину закрытое кислородной маской, выражает абсолютное спокойствие. Ни единой эмоции, ни радости, ни грусти. Ни одна ресничка не дрогнет. Словно Чонгук превратился в мраморное изваяние. Только статуи всегда прекрасны, а на лице Чонгука нет ни единого живого места, одни повязки и синяки. — Привет, Гукки, — голос Чимина предательски дрожит, но он сдерживает подступающие слезы. — Сильно тебе досталось, да? Но ты такой сильный, всё выдержал. Держись, милый, пожалуйста. Возвращайся к нам поскорее. Ты так нам всем нужен, Чонгук, так сильно. Не оставляй нас, хорошо?

***

Они проводят в квартире Чонгука еще пару дней, а потом возвращаются домой. Без парней пентхаус Хосока выглядит пустым, но Чимин оживляется, когда Намджун предлагает забрать Милки и котов. Сокджин отвозит их к Джиён. Чимин и не подозревал, как сильно соскучился по всем ним до того самого момента, пока муж Джиён не открыл дверь. Диппи подбегает к нему первым и поднимается на задние лапки. Чимин подхватывает его на руки и прижимает к себе. — Ох, ты скучал по мне? Мой сладкий котик, мой хороший, мой милый Диппи, — воркует он. Кот облизывает щеки Чимина, но, увидев стоящего за его плечом Намджуна, он злобно шипит и вытягивает лапу с выпущенными когтями. — Дьявольское отродье, — вздыхает Намджун и треплет Милки за ушком. — Он и по тебе соскучился. Иди сюда, он хочет тебя облизать, — улыбается Чимин, по-прежнему свято верящий, что его Диппи настоящий ангел. — Ну уж нет, котенок. Не хочу остаться без глаза. Несмотря на всё произошедшее, в доме Джиён Чимин находит частичку их прошлой жизни, более беззаботной и веселой. Суа играет с котами, но, увидев Чимина, радостно тянется к нему на руки. — Кто это у нас тут самая красивая девочка? — смеется Чимин и кружит Суа по комнате. Джиён поздравляет их с близнецами. Чимин помогает ей приготовить чай и разложить по тарелкам пирожные, пока Намджун и муж Джиён разговаривают в гостиной. Их младший сын сидит на коленях у отца и издает забавные звуки, а Суа играет в кукольный домик на ковре. Чимин присаживается на корточки и отдает Суа её пирожные. Он с нежной улыбкой приглаживает её по волосам и затем поднимается. Его рассеянный взгляд падает на телевизор, тихо работающий на фоне, и Чимина словно окатывают ледяной водой. — Намджун, — зовет он и указывает на экран. — Звук, скорее сделай погромче. В репортаже показали фотографии из его личного инстаграма, красивые, близкие к идеалу, а потом другие, от которых его сердце обрывается. На одной из них они с Намджуном идут по улице и Чимин смеется, привалившись к его плечу, а другой, более качественной и приближенной, — он стоит в фирменной футболке кофейни, в которой работал, и улыбается какому-то клиенту. — Поразительное сходство или Пак Чимин, муж ныне покойного Пак Минсока, теперь живет под другим именем? И кто же главные подозреваемые в громком убийстве Пак Минсока? Эти и другие новости смотрите сразу после рекламы. Чимин прижимает ладонь ко рту и, переведя взгляд на Намджуна, понимает, что они пропали.