Жизнь после жизни

— В это мясо я обязательно добавляю шафран, а еще зиру. Катя, вы знакомы с восточной кухней? Я ее очень люблю. Сам я из Новосибирска, но мы переехали туда с родителями из Ташкента. Там такая культура, где очень много и очень вкусно готовят. Вероятно я впитал это с молоком матери, а потом уже появился интерес к блюдам других стран. Гастрономия - это моя страсть, мой смысл! Борщов говорил так пылко, что Катя даже заслушалась, хоть и не удивлялась совершенно. Муж действительно всегда очень любил свое дело и был всецело ему предан. — Я вас не утомил? — спросил он со смехом, заметив, что собеседница молчит и несмело грызёт тарталетку, — Вам не нравится? — Нет, что вы! Очень вкусно. Катя попыталась улыбнуться и изобразить на лице восхищение от еды. — Я очень рад. Но позвольте, я вас оставлю. Нужно открывать фуршет, а я должен проверить, все ли готово. Пушкарева согласно кивнула и с облегчением выдохнула. Эти истории она слышала уже тысячу раз, но никогда не питала такой страсти к приготовлению пищи. Сама вовсе готовить не умела, делала это крайне редко и без должного удовольствия. Честно признаться, хозяйка из нее получилась никудышная. Понятно почему Миша после свадьбы все время проводил в ресторане. Наблюдая издалека за молодым человеком, она мысленно анализировала их жизнь, задаваясь терзающим вопросом — как из такого милого и улыбчивого парня Михаил стал заносчивым гордецом и циником? В какой момент это произошло, и что стало спусковым крючком к необратимым переменам в характере мужа? — Ну и как? Вкусно? — раздался над ухом убаюкивающий шёпот Жданова. Он подкрался незаметно со спины и неожиданно навис над девушкой с бокалом шампанского в руках. — Вы о закуске? Да, очень. Особенно если разбираетесь в морепродуктах. Жданов грациозно взял со шведского стола тарталетку и с видом ресторанного критика отправил ее в рот, запив большим глотком игристого. — Неплохо, только немного пресно, — поморщился он. Катя усмехнулась, заметив, как шеф не сводит глаз с молодого улыбчивого шеф-повара, инструктирующего официантов. Неужели ревнует? По ее лицу скользнула мягкая улыбка, а в груди снова зародилось давно забытое чувство женского торжества. — Пресно, потому что нужно пить при этом белое сухое вино, а не шампанское, Андрей Палыч. — Да вы, оказывается, разбираетесь в тонкостях гастрономии! Вы так многогранны, Катенька. — Так уж вышло, — она стрельнула в Андрея язвительным взглядом и протянула ему бокал с белым вином. — Единственное, в чем я не разбираюсь, так это в людях, — процедила она с усмешкой. Он помрачнел и нахмурился, но бокал принял. — За это и выпьем, — продолжала саркастировать Катерина. — Не чокаясь, — буркнул себе под нос мужчина, и осушив содержимое фужера, отправился к гостям. Вечер продолжался в привычном для таких мероприятий ключе. После открытия фуршета гости разбрелись по углам с выпивкой и изысканными закусками в руках. Волочкова дарила всем лучезарные улыбки, охотно позировала на камеру, но при этом почти не выпускала руки Доминик. Сначала они долго беседовали с прессой, потом с немецким модным критиком Николаем Фишером, и, наконец, снизошли до общества Андрея Жданова. Как только все обменялись любезными приветствиями, Андрей молча констатировал, что его знания иностранного языка себя, увы, исчерпали. Нужно было срочно найти Катерину, и мужчина принялся шерстить взглядом толпу в поисках помощницы. Она стояла неподалёку от бара и снова с этим молодым прохвостом - повелителем тарталеток. Бесило то, что она сияла, как начищенный самовар. Улыбка буквально не сходила с ее лица. Парочка о чем-то увлечённо беседовала, и со стороны казалось, будто они были знакомы уже долгие годы. — Дамы, прекрасные, несравненные. Just a second! Я туда и обратно. Моя помощница затерялась в толпе, а мне чрезвычайно необходимо ее участие, — сумбурно извинившись на смеси русско-английского, Жданов быстрым шагом устремился к барной стойке, с трудом сдерживая пульсирующее в венах негодование. — Катенька, не хотите ли поработать? — произнес Андрей, пытаясь унять нарастающее раздражение. — А я работаю. На носу выпуск новой коллекции. Нам необходимо определяться с фуршетом, а здесь как раз все организованно на высшем уровне. Более того, Михаил оценивает свои услуги пока весьма демократично. — А мне не нужно демократично! Мне нужно, чтобы сервис был на уровне. На нашем уровне. Я не готов быть спонсором молодых талантов, — высокомерно фыркнул Жданов. Выглядел он весьма взвинченным, нервно крутил в руках бокал с шампанским, и то и дело бросал на молодого повара искрящие неприязнью взгляды. Впервые в жизни он увидел рядом с Катей мужчину. Конечно, это ее личное дело, но сердце скрутило почти неизвестным доныне спазмом. Что это было? Ревность? Вероятно. И уже без приставки «финансовая».

***

Фуршет наконец-то закончился. Жданов уже не находил себе места, пребывая в компании утончённой француженки Доминик и несравненной балетной дивы. Раньше бы он расхохотался в лицо любому, кто сказал бы ему, что находясь в таком чудесном обществе, он будет высматривать в толпе пигалицу Пушкареву, а не растекаться от удовольствия лужицей, как шоколад на солнце, лицезрея божественную красоту Анастасии и упиваясь неповторимым шармом очаровательной мадемуазель Дюбуа. — Не пора ли нам, Катенька? — притворно нежно промурлыкал Жданов, снова склонившись над ухом своей помощницы, которая, как пришпиленная, весь вечер не отходила от поваренка-замухрышки из сибирских лесов. А этот дитя тайги и вовсе обнаглел — он весь вечер в открытую кокетничал с Катериной, ангельски ухмылялся и делал ей топорные комплименты. — Вы торопитесь, Андрей Палыч? — Катя поставила почти допитый бокал красного вина на стол и с вызовом посмотрела на начальника. — Мы торопимся! Уже поздно. Папа будет волноваться, — процедил Андрей, — Я вас отвезу, — добавил он, клеймя Борщова ненавистным взглядом. — Катя, а ты далеко живёшь? — поинтересовался Михаил, игнорируя дождь из колючий взглядов, летящих в его сторону. — Не очень. На Авдеенко. — Правда? Я там недалеко снимаю квартиру. Вот он — припасенный в рукаве козырь. — Я могу отвезти тебя. Катя с радостью кивнула и отправилась к выходу с молодым представителем кулинарной индустрии, наспех объяснив Андрею, что раз уж им с Мишей по пути, то ей сегодня незачем злоупотреблять великодушием своего чуткого начальства. У Миши в машине было тепло и уютно. Выпитое вино и усталость сделали свое дело, и Катерина начала медленно погружаться в сладкую дремоту. Михаил осторожно вел автомобиль, что-то вкрадчиво​ ей рассказывал под монотонный​ шум двигателя, а в груди у девушки разливалось давно забытое чувство покоя и умиротворения, когда-то обретенное в жарком Египте. Тогда Борщов так же спокойно, но очень уверенно вошел в ее жизнь, сыграв на контрасте с Андреем. Они и правда были со Ждановым совершенно разными, но почему тогда этот оазис покоя, который обещал затянуть все былые раны, излечить боль и дать право на новую жизнь почему-то обратился для них с Мишей безрадостным сосуществованием вместе? Кто-то считает, что любовь не рождается из искры, не имеет форму влечения, что это глубокое чувство уважения и желание​ наполнить жизнь дорогого​ человека ощущением защищенности и стабильности. Для Кати же слово любовь имело совершенно иной смысл. Любовь для нее была чем-то порывистым, сладостным, запретным, ​ одновременно жарким и бросающим в холод, чувством притяжения​ и необузданного​ желания.​ ​ Они тепло распрощались, поблагодарив друг друга за это случайное, но такое приятное знакомство. Лёгкое чувство упоения наполнило грудь. Катя шла по скрипящему снегу, не переставая улыбаться, а в​ душе самозабвенно растекалось чувство радостной надежды. Что если она вернулась сюда, чтобы уйти из жизни без обиды на мужа, без злобы и неприязни? Что если для них это был еще один шанс? Последний… Властное прикосновение горячей ладони к руке заставило девушку вздрогнуть. Запах до боли знакомого парфюма окутал ближнее пространство. В одно мгновение она оказалась прижатой к холодной​ подъездной двери, а влажные, горячие губы впились в ее приоткрытый от изумления рот. Катя чуть слышно вскрикнула и попыталась отстраниться от мужчины, но сильная рука притянула ее к себе за шею и он продолжил: по-хозяйски навис над ней, крепко держа за спину левой рукой, притянул ближе, когда она попыталась прекратить поцелуй, обжег частым, горячим дыханием и припал к шее. Из Катиной груди вырвался тихий стон, и она сдалась. Как же она мечтала об этом эти двадцать лет. Безумно хотела, боялась, гнала от себя греховные мысли, но продолжала видеть во сне его руки, чувствовать жар прикосновений. Она обвила руками шею Андрея и посмотрела мужчине в глаза. Его взгляд был затуманенным и даже немного безумным. — Я скучала, — прошептала она, но мужчина казалось ее не слышал. Он аккуратно запрокинул ее голову назад, и словно не понимая, что происходит, начал целовать, но на этот раз нежно, смакующе, изучая каждый миллиметр ее губ.