Жизнь после жизни

      Больничный коридор к десяти часам вечера осиротел; врачи рассосались по домам, не считая тех, кто дежурил; медсестры, закончив обход и процедуры с больными, тихонько шушукались в сестринской. Свет погасили, оставив лишь тусклое вторичное освещение. В незашторенном окне сияла одинокая, бледная луна. Прокладывая на больничном полу дорожку из рассеянного света, она покачивалась в небе, как в колыбели, по крайней мере так казалось из-за шатающихся на ветру деревьев. Андрей купил в аппарате двойную порцию крепкого кофе и рухнул в кресло возле Катиной палаты. Сережа весь день был с ним, только недавно с боем ушел домой. Не хотел оставлять мать, но на пацана уже нельзя было смотреть без слез. Он был измотан и выжат, поэтому Жданов, взяв на себя роль отца, строго откомандировал его отсыпаться. Миша тоже уехал несколькими часами ранее. Со дня на день в один из ресторанов должна была нагрянуть налоговая проверка и санэпидемконтроль. Необходимо было разобраться с делами, поэтому, Борщёв, виновато помявшись с ноги на ногу, объявил Андрею, что вынужден их оставить. В последние дни рестораны остались практически без присмотра, а дела копились в геометрической прогрессии. И как только Катерина со всем этим справлялась почти в одиночку? Сейчас он удивлялся, как цинично все эти годы просто принимал ее титанический труд как должное. Огромные умственные нагрузки, жизнь в постоянном стрессе, скандалы дома, вредные привычки, наконец, — все это в большей или меньшей степени сделало свое дело, и теперь катя оказалась на больничной койке с неизлечимым диагнозом в карте. Честно признаться, Михаил в глубине души уже сдался. Он старался не думать, что остается фактически без надежного партнера в бизнесе, больше терзало то, что после смерти Кати он останется совершенно один, ведь отношения с Сергеем у него давно уже не заладились, а когда Кати не станет, и вовсе сойдут на нет. Он переберется окончательно в Москву к бабке с дедом и там останется после окончания учебы. До него Сереже уже давно не было никакого дела. Впрочем, в этом Миша винил только себя, ведь до этого рокового несчастья с Катей, он даже не задумывался, насколько несчастен и одинок, насколько несчастна Катя, насколько несчастным они делают своего ребенка, волоча по жизни свой брак, или скорее то, что от него осталось. Почувствовав, как немеет шея, Андрей резко очнулся ото сна и машинально бросил взгляд на часы. Стрелки показывали полночь. На душе почему-то заскребли кошки. Жданов поднялся с кресла и выполнил пару нехитрых упражнений, чтобы размяться. В маленьком окне на двери Катиной палаты картина не менялась. Она так же неподвижно лежала в паутине из проводов и датчиков, детектировавших частоту сердцебиения и насыщение мозга кислородом. Сердце мучительно сжалось от тоски. Такого ледяного ощущения безнадеги Андрей давно уже не испытывал. Даже, казалось, спина покрылась липкими мурашками от дурного предчувствия. На глазах выступили слезы. Как бы ни старался он гнать от себя мысли о плохом, они атаковывали его с новой силой, били под дых предчувствием скорого несчастья. Жданов глубоко вздохнул и медленно побрел по коридору к окну. Уставившись в черную небесную даль, он на какое-то время оцепенел, застыв в раздумье. — Какая луна сегодня! Красивая и зловещая одновременно! Услышав за спиной чей-то голос, Жданов от неожиданности вздрогнул всем телом и резко обернулся. В темноте коридора он разглядел приближающийся силуэт мужчины в белом халате. — Я говорю, на улице красиво сегодня, — повторил неизвестный и усмехнулся. — Полнолуние… Жмуриков сегодня будет, наверное. Жданов поправил очки и поспешил разглядеть получше внезапно возникшего из ниоткуда собеседника. Это был мужчина средних лет, высокий и статный, с благородными чертами лица и отчетливым шрамом на левой щеке. — Вы… доктор? — спросил Андрей почему-то с опасением. — Он самый. Вот, дежурю. — Я не видел вас раньше. — А я вас! — рассмеялся тот и протянул Андрею сигарету. — Покурить пойдете? А то мне одному как-то жутко. Еще часы как назло встали, — мужчина лукаво кивнул на неоновый настенный циферблат. — Который час, не подскажете? — Полночь, — ответил Жданов и нервно сглотнул. Его новые швейцарские часы, приобретенные недавно во время последней деловой поездки в Женеву, тоже замерли на месте. Стрелки безжизненно окоченели, а дорогой циферблат отчего-то мрачно потускнел. — Тоже встали? — Да, сбой какой-то, — нахмурился Андрей, подозрительно оглядывая доктора. Он казался ему не от мира сего. Его взгляд был тяжелый и пронизывающий. Так смотрят военные, судьи или каратели, но не врачи. Но сигарету он все же принял и побрел за незнакомцем на лестничную клетку. — Вы чего не дома? Неужели не ждет никто? — мужчина прищурился и, не глядя, на Андрея смачно затянулся дымом. — Я здесь должен быть. Здесь моя любимая женщина. За жизнь борется, — Жданов прикурил следом. Присев на корточки, он безразлично уставился на утопающую в кучных облаках луну. На этом беседа закончилась. Каждый курил молча и думал о своем. — Любишь ее? — вдруг спросил неизвестный. В лунном свете его лицо сделалось бледным как холст, серые с голубой дымкой глаза таинственно поблескивали. Шрам, казавшийся раньше не таким заметным, сейчас горел на щеке алым следом. — Люблю. Больше жизни… — Раньше почему не приехал за ней? Духу не хватило? — рыкнул мужчина, выпустив изо рта в форточку большое мутное облако. — И духу не хватило, и обида душила, и гордость, и самолюбие… Все вместе! — так же недружелюбно ответил Андрей, ощетинившись. В тот момент он даже не придал значения такой точной осведомленности своего собеседника. Голова была словно в тумане. Казалось, сейчас ему было уже плевать абсолютно на все. Пусть даже перед ним стоял бы сам дьявол. — Гордыня… А ведь это страшный грех. Болезнь. А вы ведь больны были. Все трое, — затушив окурок, доктор бросил его в урну и, хрипло откашлявшись, подался к выходу. Жданов еще долго сидел на корточках, прислонившись затылком к холодной стене. Сигарета уже давно истлела и превратилась в обжигающий пальцы пепел. Андрей не замечал боли от ожога, не слышал, как за окном пошел дождь и поднялась буря, как ветер швырял в окно крупные капли и ветки. Сколько он пробыл в этом отрешенном состоянии, он точно сказать не мог. Может, минут десять, а, может, и час. Время и впрямь будто повсюду застыло и перестало существовать, стерев все границы. Очнулся Андрей лишь когда сердце его болезненно сжалось, а на щеке осталось чье-то холодное прикосновение. «Катя!» — пробормотал он невнятно и бросился к ее палате.

***

Прислонив голову к запотевшему стеклу машины, Катя дремала. Мистический сопровождающий больше не говорил с ней. Он просто молчал и сосредоточенно вел машину, не сводя с дороги спокойных глаз. Сначала она плакала, потом вдруг пробило на философию. Катя долго размышляла вслух, как могло бы всё сложиться не будь она тогда так категорична и принципиальна. Ведь она же знала, что Андрей ее любил. Так в чем же было дело? Возможно ключевую роль сыграл страх испытать боль измены, ведь ей подсознательно казалось, что если Жданов изменял Кире, то не будет верен и ей. Это был всего лишь вопрос времени. Наверное, поэтому Катя так ухватилась за ту нелепую постановку, которую разыграл Борщев. В том, что у Андрея с той девицей ничего не было, Катя уже не сомневалась, но, увы, это уже не имело никакого значения. Сейчас она перешагнет границу, растворится в небытие, и все будет кончено. — Приехали, — безучастно объявил водитель. — В аэропорт? Мы приехали в аэропорт? — Да. А что вас так удивляет? — Да так. Не люблю летать. Предпочла бы лучше поезд и свет в конце тоннеля, — фыркнула она, выбираясь из машины. Пройдя внутрь здания, они оказались возле одинокой кассы. Вокруг не было ни единой души, но Катю это совсем не пугало. Она уже смирилась и мужественно принимала все, что происходило, как должное. — Вероятно, мне нужен билет, — спросила она, улыбнувшись кассиру. — Нужен, Екатерина Валерьевна. Только вот куда, сейчас решим, — мужчина с ярким шрамом на левой щеке постарался выдавить ответную ухмылку, но вышло нечто пугающее, похожее на оскал. Под сиянием его холодных серо-голубых глаз Катя поёжилась и впервые за весь путь испытала по-настоящему панический страх.