Двадцать ноль семь

      - Хоть здесь нашелся.       Закатное солнце пурпурно-красными оттенками отражалось в лобовом стекле машины, размываясь и растворяясь в нем. Мужчина еще раз вытянул шею и, удостоверившись в догадках, одним резким движением закрыл дверь машины, отчего та издала громкий хлопок. Закинув на плечо громоздкий рюкзак, он невольно вспоминает, как больше недели назад слышал подобный неприятный звук. Однако, тот оставил после себя непонимание и волнение, а сейчас же в душе разливалось некое спокойствие и сдержанность.       Бэкхён полностью исчез из жизни Чанёля на последние пару дней. Он не заявлялся за портфелем, не оставлял привычные короткие сообщения и уж точно телефон мужчины не разрывался от некогда ожидаемых звонков. Да и Пак не был против такого затишья, ведь последнее, что бы ему хотелось - это вновь заглянуть в слезные глаза юноши. Он не представлял, как встретит и что скажет, если Бэкхён внезапно объявится, хотя бы, чтобы попрощаться в последний раз и забрать забытый предмет. Но юноша не дал его страхам воплотиться в реальность, полностью пропав, словно его и вовсе не существовало.       Чанёль был искренне зол – зол на опрометчивый, неразумный поступок Бэкхёна. Будь то внезапный порыв, либо скопившиеся чувства, в любом случае, он не хотел портить их отношения, не желал терять человека, ставшего уже близким по разуму, хоть и ясно осознавал, что после произошедшего былое общение не вернуть уже никогда. Но даже так, больше Чанёль злился на себя. Он повел себя более нетрезво, выливая пережитки и тяжесть после ссоры с бывшей женой на Бена. Именно поэтому, как минимум, чтобы вернуть забытую вещь, а как максимум, чтобы поговорить и извиниться, спустя несколько дней после их размолвки, Чанёль начал искать встречи с Беном.       Не найдя ничего логичнее, он день за днем, закинув рюкзак, шел в библиотеку, в надежде, что Бэкхён явится туда, дабы вернуть собрание Шекспира. Но за пять дней ежедневного нахождения, Чанёль встретил лишь сварливого библиотекаря, даже несколько раз ту самую «своенравную» (как ее ознаменовал юноша) девушку и еще десятки едва ли знакомых и незнакомых лиц. Но среди них не было нужного – Бэкхёна, а напоминанием о нем служили только мозолящий глаза портфель, который, чуть ли, не стал продолжением тела Пака; отсутствие сборника на полках и необъяснимое чувство - больше воспоминание, увидеть его макушку среди многочисленных шкафов.       И только спустя больше недели, Пак решился после библиотеки посетить «излюбленное» место Бэкхёна. Поиски заняли совсем немного времени, и вот сейчас он приближается к ссутулившейся фигуре, облаченной во все черное. Он совсем один сидел на сером бетонном выступе. Словно «Демон» Врубеля, даже в такой же позе: крепко сцепив руки и всматриваясь вдаль печальными глазами. Точно скорбящий и страдающий дух. Даже оттенки местности напоминали это полотно – темные, будто наполнены трагедией, а за всем этим алый закат, красками отражающийся в задумчивом лице юноши.       Былой зной окончательно спал, уступив место внезапным дождливым и понурым дням. Те, уже двое суток окутывали город прохладой и редкими порывистыми ветрами, успокоившись только сегодня ближе к полудню. И вот снова легкие вихри развевали подол расстегнутого плаща Пака, который резво вышагивал по еще мокрому асфальту. Совсем скоро он заметил одиноко стоящий, будто брошенный, цветной скейтборд, а уже после заметили его самого. Услышав звуки шагов, Бэкхён лениво обернулся в его сторону, следом нервно задергавшись. Завидев елозившего парня, Чанёль ускорил шаг, опасаясь, что он быстро может слинять. Однако, тот скоро замер, непрерывно наблюдая за подходящим все ближе мужчиной.       - Привет, - уж совсем неуверенно звучит от Чанёля.       Сидящий Бэкхён, молча продолжает таращиться снизу-вверх на Пака. На его робкую улыбку, волнистые каштановые волосы, что вились от дуновений ветра, то и дело лезли в глаза. От волнения, нарастающего из-за долгой тишины, Чанёль крепко хватается за темную лямку чужого рюкзака, нервно теребя ее. В конце концов, не дожидаясь ответа, он так же молча присаживается рядом под растерянный взгляд Бена.       Некоторое время он не решается прервать затишье, осматривая малоизученную местность, вдыхая свежий после дождя воздух, чувствуя запах пыли и мокрого асфальта. Надежда, что Бэкхён начнет говорить медленно исчезает, когда Пак, чуть ли, не физически чувствует чужое напряжение.       - Хочешь поговорить о случившемся? – начинает Чанёль, оборачиваясь к замершему, будто не дышащему, Бэкхёну. Но в ответ он сразу получает резкие отрицательные покачивания головой. Смирившись с неразговорчивостью юноши, Пак шумно выдыхает, - тогда я скажу о другом. Прости, что сорвался на тебе тогда.       Оцепеневший юноша выпучивает глаза и окидывает его удивленным взглядом.       - Что бы ни было, не ты виновник нашей с женой ссоры, но именно на тебе я необоснованно выпустил пар, - продолжает Пак. – Поэтому, я бы хотел извиниться, если обидел тебя. Точнее, я знаю, что ранил тебя, затронув совсем ненужную тему. Так что, прости, если сможешь… Ах да, - опомнившись, он снимает с плеча рюкзак, - совсем забыл. Хотел вернуть твой портфель раньше, пять дней ждал тебя в библиотеке с ним, в надежде, что придешь вернуть книгу, - будничным спокойным голосом с небольшой усмешкой признается мужчина. – Но нет, так и не дождался.       Чанёль укладывает предмет прямо между ними. В груди появляется давящая тоска от чужого молчания и осознания их скорой разлуки, исчезновения Бэкхёна из его жизни, такого же резкого, как и появление. Выдержав пару десятков секунд, но так и не получив ничего, кроме непонимающего взгляда, Пак собирается уже покинуть это место. Но до ушей, наконец, доносится долгожданный тихий голос.       - Чанёль… Как я мог вернуть книгу, если она была в рюкзаке?       Мужчина застывает, однако, совсем скоро широко улыбается Бэкхёну.       - Это мне и в голову не пришло, - теребя волосы на затылке, смущенно отвечает старший.       Опять тишина и напряжение между ними нарастают. Чанёль продолжает ранее начатое действие - он упирается рукой в неприятно влажную поверхность и, согнув ногу, пытается привстать, как за его предплечье крепко хватаются.       - Не уходи! – к правой руке присоединяется и левая, еще сильнее цепляясь за скользящую ткань плаща. – Это я должен просить прощения! Не уходи! – в сердцах выкрикивает Бэкхён, невольно притягивая сконфуженного Пака обратно на свое место. – Я больше не буду так делать, честно! Могу даже поклясться! Только не бросай! – как мантру повторяет Бэкхён, не отпуская мужчину.       - Бэкхён… - придя в себя после громких, буйных выкриков, начинает Пак. – Тогда, хочешь ты этого или нет, но я хочу услышать ответ на один вопрос: это был просто внезапный, ничего не значащий порыв, как к той девушке в библиотеке, либо у тебя уже ранее были ко мне чувства? – щурясь нерешительно завершенным словам, дожидается чужих Чанёль.       - Нет, - неожиданно и крайне непонятно выдает юноша.       - Нет? – недовольно усмехнувшись, переспрашивает Пак.       - Нет – ответ на оба твоих вопроса. Нет – это не бессмысленный порыв, и нет – я не питал к тебе никаких подобных чувств ровно до того момента, - неожиданно твердо отвечает Бен. – Я не знаю, как это объяснить, но до той самой секунды у меня правда не было даже мысли, что ты мне нравишься… в таком плане.       - Ну а что сейчас?       Бэкхён отворачивается, потупляя взгляд, и уже без слов дает понять, какой ответ ожидает Чанёля.       - Ты же понимаешь, что ни о какой взаимности и речи не может идти?       - Прекрасно понимаю, - бубнит Бен. – Но я и не прошу! Честное слово, я и намека больше не дам. Ты даже не поймешь, что у меня есть к тебе хоть малейшие чувства, конечно, пока не вспомнишь тот злополучный день, но я не могу стереть его из твоей памяти. Если хочешь, я… я установлю табу на хоть какое-то, даже обычное дружеское прикосновение, а еще мы можем соблюдать дистанцию… - он начинает набирать обороты, сгибая пальцы на руке, и с каждый разом выдавая более безумную идею, но юношу прерывает чужой голос.       - Бэкхён, ты пойми, дело даже не в том, касаешься ты меня или нет, а слова про дистанцирование вовсе безумные. Я про то, что может тебя ранить. Не так просто поддерживать дружеское общение с человеком, к которому у тебя далеко не дружеские чувства, и я бы не хотел, чтобы очередная наша встреча приносила тебе страдания.       - Перестань излишне печься обо мне! Я отлично умею держать в себе эмоции, только… прошлый раз не в счет, - осекается Бен. – И после твоих слов я чувствую себя более скверно, потому что оступился я, а извиняешься ты, я испортил своим действием былое наше общение – а ты продолжаешь беспокоиться о моем состоянии.       - Я не могу иначе, Бэкхён, - на доли секунд его лицо озаряет теплая улыбка. – Когда я говорю, что не могу видеть слезы на твоих глазах – так оно и есть. От этого до такой степени неприятно щемит в груди, ты даже представить не можешь. А в тот день, я и вовсе заметил дикий страх, с которым ты смотрел на меня, и признаться честно, подобной ненависти к самому себе я не испытывал очень давно, - ухмыляется Чанёль.       - Ты причинишь в разы больше боли, если так и оставишь меня. Тем более, как же наш уговор?!       - Но выражение лица сейчас точно не выдает в тебе счастливого человека, - заглядывая на Бэкхёна, язвит мужчина. Он протягивает руку и лохматит пшеничные и без этого вьющиеся волосы, заставляя младшего от внезапности прищуриться. – Ну же, улыбнись хоть разок, в конце концов. От твоей кислой мины завыть охота. Не знаю, может быть, мы оба совсем скоро пожалеем об этом, но пока мне хочется покинуть это место только по одной причине – не знаю, как долго находишься тут ты, но я себе все отморозил, сидя на мокром и холодном бетоне.       Бэкхён сразу оживляется, в радостях, что напряжение между ними начинает медленно спадать. Он быстро вскакивает, протягивая руку помощи Паку, но тотчас собирается ее убрать, вспомнив о своих же словах, как чувствует хватку на своей ладони. Бодро, пока мужчина оттряхивался, Бэкхён поднимает рюкзак и привычно закидывает на плечи, и второпях, как обычно, оставляя Чанёля за спиной, спускается по небольшому склону.       - Я сейчас!       Младший убегает в противоположную сторону площадки и лишь потом Пак понимает почему. Тот, быстро вскочив на свою доску, и сделав короткий толчок ногой, несется на всех парах в его сторону. От Бэкхёна в эту секунду веет свободой, непринужденностью и полной вольностью. От былой тревоги на лице не осталось и следа – на нем светилась яркая улыбка. Черная футболка, как обычно не своего размера, которую он натянул не под стать погоде, свободно разлеталась от бойкой скорости. Не меняя темп до последнего метра, он резко останавливается, ловким движением уже удерживая предмет на руках.       - Кстати, я так и не показал тебе кое-что, - сразу вступает Бен. Он тянется к рюкзаку, в спешке открывая его, - в тот день я пришел к тебе, чтобы похвастаться кое-чем, - его лицо сосредоточенно, и не без усилий юноша достает папку, протягивая ее Чанёлю. – Любуйся! - довольно произносит он.       Пак открывает первую страницу и в тот же миг его лицо расцветает, брови подпрыгивают от удивления, а губы расплываются в искренней сияющей улыбке. Действительно, налюбовавшись увиденным, он переводит взгляд на довольствующегося Бэкхёна, с уверенной усмешкой наблюдающего за чужими эмоциями.       - Это потрясающе… Ты большой молодец! – Пак листает несколько страниц, быстро вчитываясь в отрывки текста, из-за чего его улыбка становится еще шире, а глаза загораются блеском.       Он читает тот самый доклад, который с таким усердием и усилием готовил Бэкхён и ради которого он пошел на такие «жертвы». И, открыв папку, он первым делом заметил высшую оценку, украшающую страницы текста. Отдельный лист с критериями, где почти везде юноша достиг максимума.       - Тогда… ты очень сильно мне помог, начиная от похода в библиотеку, заканчивая дополнительными материалами и рассказами дома, так что… - его окутывает легкое смущение на такую реакцию от Чанёля и, немного замявшись, Бен продолжает: - я бы хотел выразить благодарность… огромную благодарность! Без тебя бы у меня не получилось достичь настолько хорошей оценки.       Услышав эти слова, Чанёль отрывается от изучения текста и переводит возмущенный взгляд на младшего.       - У тебя бы получилось, - коротко вставляет он. От этого румянец на лице юноши усиливается в разы сильнее, вгоняя его в краску. – Бэкхён, - неожиданно настроение Пака меняется, а в голосе слышится строгость, - получается, тогда я насколько это возможно, испортил твое восторженное настроение. Черт возьми! - последние слова он шипит, недовольно качая головой.       - Представим, что того дня не было, - подбадривает Бен. – Просто в календаре не существует этой даты – вот и все. Да и что бы ты не говорил, настолько хорошего результата без тебя бы все равно не было. Так что, в первую очередь, ты чуть ли не главный фактор почему этот восторг меня посетил, не стоит себя корить, - Бэкхён притихает и меняется в лице. – У меня есть и другая новость. Я отправил документы для поступления в университет…       - Я про твои экзамены совсем забыл! Что я за друг такой тогда! – резко выкрикивает Пак, желая сквозь землю провалиться за свое такое поведение.       - Нет. Стоп. Не в этом дело! Дай мне договорить. Признаться, на данный момент они не имеют никакого права мне дать отказ с моими оценками, в первую очередь, ну и родительские счета, конечно, куда же без них, - неожиданно понуро для такой ситуации рассказывает Бен.       - Ну и с чего же тогда такая реакция? Тебя заставили это сделать? – с осторожностью интересуется Пак, все еще держащий в руках открытую папку.       - Н…нет! Точно нет! Это моя самая большая мечта! Однако, мне придется улететь.       - Улететь? – удивленно, немного взволнованно спрашивает Чанёль.       - Да… - опустив голову, отвечает ему юноша. – Совсем далекая Голландия. Другой мир, нравы, повседневность. Неизведанная, незнакомая, а от этого еще более тревожащая.       - Действительно далеко собрался, - после недолгой паузы произносит Пак.       Наконец, он закрывает папку и передает ее угрюмому парню, что окидывает его взглядом из-под бровей, а позже, без лишнего энтузиазма закидывает ее в рюкзак.       - В любом случае, волноваться сейчас вполне нормально, - улыбается Чанёль. – Ты только не уходи с головой в это беспокойство. Подумай лучше о хорошем – о том, сколько всего нового тебе там откроется! Больше возможностей, больше свободы, в конце концов! Ну же, меньше меланхолии! Хотя бы, пока летнее небо не сменится осенним.       Услышав эти слова, Бэкхён вновь возвращается в реальность, отбрасывая свои тревоги; он будто возрождается словно Феникс, а знаменует это огонь, распалившийся за доли секунд в карих глазах. Взбудораженный, его уже скоро покидает состояние эманации и окутывает хандра.       - Тут все мои близкие и знакомые. Я едва ли могу с кем-то подружиться на другой стороне земного шара!       - Тогда откажись.       - Нет!       Бэкхён быстро попадается на довольно заурядную ловушку. Казалось, он и сам не успел осознать, как быстро вырвалось из него это слово. Все еще немного удивленный, юноша, расширив глаза, наблюдал за самодовольной улыбкой, что расплылась на лице собеседника.       - Вот и все! Отметай все сомнения и живи ради мечты. Ты же об этом мне твердишь с самого первого дня нашей встречи.       - С другой стороны, можно ведь остаться здесь. Тогда это не сильно ударит по моей нервной системе, никаких глобальных перемен обстановки! А самое главное – нам не придется расставаться на такой длительный срок.       Бекхён быстро осекается. Поняв, что наговорил лишнего, он взвинченный ждет реакции от Пака, но та не следует. И лишь спустя недолгое молчание, до ушей доносится неожиданный, вовсе непредвиденный на данный момент, громкий смех. Без грамма наигранности и ехидства, Чанёль смеялся будто услышал самую смешную шутку.       - Так вот оно в чем дело, - немного успокоившись, заговаривает мужчина. – Ты вроде умный парень, Бэкхён, но иногда ляпнешь такую чушь, что волей-неволей прокрадываются сомнения.       - Смейся-смейся, - недовольно бурчит Бен, сжимая край доски в тонких пальцах.       - Не позволяй таким мыслям даже на доли секунды пробраться в твой впечатлительный мозг. Иначе, и впрямь придется оборвать нить нашего общения прямо здесь и сейчас.       - Тебе что, совсем не грустно? Как минимум год ты не будешь видеть своего друга – Бен Бэкхёна. А в ответ на это ты смеешься как сумасшедший?!       - Я рад за моего друга Бен Бэкхёна. И хочу исключительно его счастья. А человек же не должен стоять на пути к твоей мечте, ровно так же, как и не должен являться той самой мечтой. Это я сквозь прожитые годы говорю.       - Опять старик завелся… - игриво искрящимися глазами Бэкхён наблюдает за незамедлительной реакцией мужчины.       - Чего? – недовольно тянет Чанёль, из-за чего его губы вытягиваются в трубочку, щеки надуваются, а брови принимают форму домика. Такое выражение лица делает его чуть-ли не ровесником Бэкхёна.       - Того, - в ответ передразнивает Бен, точно его собеседник, растягивая концовку слова.       - И какой же ты факультет выбрал? – заинтересованно спрашивает мужчина.       - История искусств! – мигом, решительно и громко отвечает Бен. Ответ заставляет Пака испытать кучу эмоций, чтобы в конечном итоге, расплыться в довольной улыбке.       - Теперь я тебе вовсе запрещаю думать об отказе от этой возможности, - строго, но шутливо вставляет Чанёль, взбудораженный чужим заявлением.       Бэкхён кротко улыбается, а после задумчиво мнется.       - Катался когда-нибудь? Может, лет триста назад, пока еще был молод.       Чанёль понимает смысл сказанного лишь когда Бэкхён, поставив одну ногу на свой скейтборд, оглядывает его, с вызовом кивнув головой.       - Нет-нет!       Чанёль оступается, делая несколько шагов назад, он явно дает понять, что не намерен попасть на удочку, закинутую юношей, что уже смотрит на него с легкой ухмылкой.       - Все в жизни когда-то должно быть в первый раз! Ну-же! По глазам вижу, что хочешь! – не унимается младший.       - Глубоко ошибаешься.       - Да ладно, я же видел, как ты смотрел, пока я откатал несчастные парочку метров! Тебе понравится, богом клянусь!       - Я наблюдатель, но ни в коем случае не практик в этом деле, - упорно протестует Пак, прижимая ладони к груди, и получая недовольное шипение в ответ.       - Ты зануда в этом деле. Лови! - Бэкхён кидает мужчине свой рюкзак и уже в следующую секунду Пак видит лишь отъезжающую ссутулившуюся спину юноши.       Воздушность и скорость движений в лучах летнего заката околдовывают. Бэкхён с такой легкостью проносится метр за метром, создавая полное ощущение, что даже собственными ногами он владеет намного хуже, нежели доской. Одновременно, в противовес той эфирности выступают резкие, порой даже грубые движение, когда Бен, оттолкнувшись, создавал явный шум, звучавший точно раскаты грома в спокойствии и тишине мягкого ветра, окутывающего темную ткань на худощавом теле и пушистые пряди пшеничных волос.       Это лишь короткое мгновение, но его Чанёль точно запомнит навечно. Когда в этой жизни, спустя много лет ненароком услышит из уст прохожих такие простые слова «свобода» и «воля» - он непременно вспомнит Бэкхёна. Либо, переродившись в хрупкий прибрежный цветок, почувствует свежий морской бриз, он точно вспомнит Бэкхёна. В чистоте райского сада Эдема, во всеобъемлющем пылу кругов ада – вспомнит Бэкхёна.       Все длится лишь миг.       - Чего завис? Не передумал?       Бэкхён уже оказывается рядом, вновь продолжая с крайним упорством переманивать в свою сторону. Но Пак просто не хочет портить впечатление от увиденного своими физическими чувствами. Полная возвышенность, недоступность, наоборот вдохновляют и открывают новые грани возможности мечтать, восхищаться.       - Нет, я все еще наблюдатель, - с глупой улыбкой на лице произносит он.       Напрочь забыв о сказанном ранее, Чанёль удобнее устраивается на прохладной поверхности, давая отчетливый зеленый свет для Бена. Тот, не раздумывая и секунды, в порыве уже несется по серым выступам, от времени в некоторых местах проросшими упорными растениями. Такими же упорными в своих действиях, как и Бэкхён, что продолжал, приблизившись к мужчине, то и дело вставлять короткое: «может все же попробуешь?», а когда дело совсем не шло: «боишься, что с тебя посыплется песок?». Однако, Чанёль понимал, что за этими, должно быть, обидными высказываниями, не кроется ничего по-настоящему грубого, а лишь присущая юноше наивность и неукротимая цель переубедить собеседника во что бы то ни было. Да и ему самому не было времени на обиды, ведь не успевали слова дойти до ушей, так уже скоро они утопали в шуме колес, которым его сущность уделяла больше внимания.       - Слу-у-ушай, - еще издалека затевает разговор Бен, - достань-ка сборник.       - Сборник? – недоумевающе переспрашивает мужчина, но просьбу выполняет: он тянется к рюкзаку и уже спустя некоторое время на его руках покоится немаленькая книга в плотном переплете цвета слоновой кости. – И что теперь?       - Открой любую страницу и читай!       Наконец, Чанёль медленно начинает вникать, что от него хочет младший. И если он до этого самого момента считал, что перед ним открылся абсолютный пик мечтательности, то с новыми догадками он быстро канул в Лету, уступая выспренней идиллии. Пак второпях наугад открыл книгу почти посередине, и не задавая лишних вопросов, вслух, создавая после каждого произнесенного звука эхо, перешел к чтению.       - В тот миг я увидал (хоть ты не видел): Между луной холодной и землею Летел вооруженный Купидон. В царящую на Западе Весталку Он целился и так пустил стрелу, Что тысячи сердец пронзить бы мог!       Такой несовместимый и оттого притягательный синтез, что прямо сейчас проистекал на небольшой, богом забытой площадке, разделил жизни двух людей от прошлого, но и соединил их настоящее. Носиться по серому бетону под шекспировские пьесы – далеко не то, о чем мечтал каждый из них, но то, что заставило обоих пересмотреть свои желания. Чанёль преклонялся перед воображением Бэкхёна, что подкинуло ему эту идею, а меж тем продолжил:       - Но огненная стрелка вдруг погасла Во влажности лучей луны невинной, А царственная жрица удалилась В раздумье девственном, чужда любви. Но видел я, куда стрела упала: На Западе есть маленький цветок; Из белого он алым стал от раны! «Любовью в праздности» его зовут.       Некогда алое небо окрасилось окончательно в блеклый серый цвет, из-за чего казалось, что температура понизилась на десяток градусов, не меньше. А они, не считая минуты, лишь продолжали свой ритуал: Бэкхён неустанно несся по разным концам площадки, что уже мельком размылись в темноте вечера, точно маленькие буквы на тонких листах сборника, которые Пак мог едва ли увидеть. Последний, между делом, хоть и первый изъявил желание покинуть это место «чтобы не замерзнуть сидя на мокром бетоне», сейчас же уже почти разлегся, облокотившись и уложив голову на одну руку, он время от времени бесшумно пролистывал прочитанные страницы, коих набралось немало. Вот только всему свое время, и оно играло против них. И хотел Пак обратиться к Бэкхёну с просьбой уже покинуть площадку, ведь текст разглядеть было достаточно затруднительно, но пока же Чанёль прокручивал эти мысли, не прекращая чтение, младший опередил его.       - Я не прощу себе, если хоть один раз не увижу тебя на скейте, - вновь завелся Бэкхён, приближаясь к мужчине.       - Я ведь уже сказал «нет», - Пак привстает и садится, свесив ноги; оставаясь на небольшом выступе он смотрел на Бэкхёна сверху вниз.       - Ну прошу! – не унимается юноша, сложив руки в умоляющем жесте, - я буду держать тебя, не бойся! Можешь выдвинуть любое условие взамен на это. Хоть один раз, - показывая свой указательный палец, молит Бен.       Шумно выдохнув, Чанёль поднимает белый флаг, поддавшись уговорам парня. Он встает на ноги, наблюдаемый взбудораженным взглядом Бена, в ожидании подсказок от младшего.       - Согласен?! - недоверчиво вскрикивает Бэкхён.       Он лихо хватается за чужую ладонь, направляясь в сторону недалеко стоящей доски.       - Вставай и попытайся не упасть в первую же секунду, - шутит Бен, забывая, как ранее сам же убеждал Пака в абсолютной безопасности.       Не без страха, но в тщетных попытках его скрыть, Пак, цепко держась за руку Бэкхёна, аккуратно ставит одну ногу на расписанный скейтборд.       - Оттолкнись, но не сильно, - почти неслышно произносит Бен.       Чанёль следует его совету, и вот уже они медленно, «маленькими шажками» катятся по вечерней площадке. Бэкхён, не осознавая зачем и как это может им помочь, вытягивает руку за спиной Пака, не касаясь, оставляя несколько сантиметров, пытаясь подстраховать в критической ситуации. Лишь изредка он чувствует разлетающуюся ткань плаща мужчины на одной руке, и мертвую, немного болезненную хватку на второй.       - А теперь можешь оттолкнуться посильнее?       Пак смиренно следует его словам. Скорость увеличивается совсем чуть-чуть, когда чувство самосохранения обостряется, то ли из-за новизны, то ли опустившейся на город вечерней темноты. Насколько изящными казались действия Бэкхёна ранее, какими грациозными они были, себя же Чанёль чувствовал полностью лишенным легкости, грузным и неподвижным.       - Ну же, увереннее.       Тут же Бэкхёну приходится в скором порядке ускориться, чтобы успеть за внезапно рванувшим вперед мужчиной. Пак, сам не ожидавший такой скорости, не находит ничего лучше, кроме как просто пялиться от спонтанности на юношу.       - Эй, Рэмбо, далеко собрался? Смотри перед собой.       - Черт, - в извинении, смущенно ухмыляется Чанёль, - не лучшая идея.       - Выше нос, Пак Чанёль! Все под контролем!       Бэкхён смеется, а меж тем их темп возвращается в свою колею. Пак, не без труда, но все же входит медленно во вкус, полностью доверившись, время от времени продолжающего бормотать короткие фразы, юноше. И он уже начал самостоятельно без подсказок Бена развивать скорость, получая одобрительные слова поддержки в ответ на свои действия, но руку отпустить все же не решился.       - Я уж думал ты совсем деревянный, - улыбается Бэкхён.       - Что бы я делал без такого поощрения, - с ехидством отвечает Пак.       - Доживал свою скучную жизнь, что же еще? - поворачивая голову в сторону мужчины, проговаривает Бэкхён. – И, если честно, ты мне сейчас руку отдавишь, - картинно морщится юноша.       Бэкхён и представить не мог к чему приведет его необдуманно брошенная фраза. Услышав это, Пак резко отпускает чужую ладонь, притягивая руку к себе, лишь с одной целью - не желая и дальше причинять неудобство юноше. Внезапная паника заставляет его дернуться, а младший и не успевает опомниться, как его одолевает нешуточный испуг, а потом хоть и нежеланный, но предвидимый грохот.       - Чанёль! - Бэкхён кричит на всю округу так громко, что казалось голос мог быть слышен даже его семье, сидящей дома. - Ты живой?! - в переполохе вырывается из него.       Он подскакивает в одно мгновение оказываясь рядом с Паком.       - Ничего страшного, - неожиданно смеется Чанёль, - но в такое мы больше не играем.       - Тебе смешно?! – в сердцах кричит Бен.       Он протягивает руки, чтобы поднять Пака, но в суматохе мыслей, когда тот уже собрался принять помощь, отбегает назад.       - В машине есть аптечка?! - не удосужившись получить ответ, Бэкхён срывается в сторону недалеко припаркованной машины Пака.       - Ничего не...       - Ключи! Дай ключи! - юноша даже не слушает Чанёля, сумбурно прибегая обратно.       - Бэкхён, выдохни, я ведь не с пятого этажа упал, - под нос фырчит Пак, ухмыляясь самому себе.       Чанёль, мельком осматривает ладонь, чувствуя небольшое жжение, но из-за невозможности в темноте что-то рассмотреть, сразу оставляет эту затею. Отряхнув руку, он пытается встать, и Бен, поняв это, наконец, приходит в себя, обхватывая туловище Пака, точно ребенок, крепко прижимающий плюшевую игрушку тихими ночами. Он чуть ли не укладывает свою голову на чужую грудь, прикладывая столько сил, словно Чанёль оказался полностью немощным.       - Эй, эй, не напрягайся ты так, я и сам могу встать, - посмеивается мужчина, вставая на ноги и отряхиваясь.       - Если бы я знал, чем эта затея обернется... - отходя на пару шагов и опустив смущенно голову, почти шепчет юноша. - Твоя рука... Ушибся? - неуверенно бурчит Бэкхён.       - Да, бывает, - отмахивается Чанёль. - Только давай теперь без экспериментов?       - Да, конечно! Больше никаких экспериментов! - повторяет Бен, между слов поднимая свою доску. - Пойдем, посмотрим, что с рукой, а то здесь тьма кромешная.       Пак кивает, хотя вряд ли этот жест мог быть замечен Бэкхёном. По пути захватив снова почти забытый рюкзак, они тащатся к припаркованной машине.       - А ноги? - невпопад прерывает тишину Бен.       - Ноги?       - Ходить не больно?       - А, - выдыхает мужчина, - ничего такого нет.       - Хоть это радует. Знаешь, когда я только встал на скейт, то почти сразу приземлился неудачно, что получил растяжение связок. Так я испугался, что сейчас ты, не дай Бог, конечно, но повторишь мой опыт.       - Так вот чего ты запаниковал...       - Мне стало страшно! Теперь-то понятно, почему родители так невзлюбили мое новое увлечение. Но! - громко прерывает юноша, - ты ведь сам увидел, каким асом я стал, и у тебя не все потеряно! - воодушевленно, подняв руку, выдает он.       - Нет! Я знаю к чему ты клонишь, Бэкхён.       - Хорошо-хорошо, я не мог не попытаться.       Они доходят до автомобиля, и Чанёль проскакивает внутрь, пока Бен мнется, закинув на плечо портфель и держа доску.       - Что? Продолжаешь бойкотировать транспортные средства? - меж делом, в долгожданных лучах света Пак переводит все же взгляд на руку.       - Ничего себе! - Бэкхён опускается на корточки, обхватывая чужое предплечье и рассматривая порядком искалеченную кожу.       - Часто у тебя так «бывает»? - с укором припоминает сказанное мужчиной, - где-то еще болит? - протягивая вторую руку, но не замечая там ран, спрашивает Бен.       - Нет, доктор, - усмехается старший.       Юноша окидывает его взглядом, слишком серьезно реагируя на сказанное. Отпустив руку Пака, сидящего вполоборота на кресле, свесив одну ногу наружу, Бэкхён скидывает с себя портфель. Он резво достает платок, небрежно отбрасывая рюкзак прямо на землю.       - Есть вода?       - Д..да, - смутившись, отвечает Пак.       - Так дай, чего ждешь?       Чанёль достает небольшую бутылку, наполненную водой лишь наполовину, и передает ее парню.       - Сейчас может быть больно.       Он тянет руку Пака, чтоб наверняка не залить машину, и выливает часть жидкости на рану.       - Все хорошо? - мельком интересуется юноша.       - Вполне.       Тот еще раз проводит ту же самую процедуру, но теперь мягко прикладывая ткань, на пострадавшую ладонь. Чанёль, с разливающимся внутри теплом, наблюдает за уверенными действиями Бэкхёна. Он после каждого своего движения проверяет реакцию старшего, стараясь в лишний раз не навредить.       - Ну, вероятность, что ты теперь умрешь от заражения крови не намного, но ниже. Обработаешь по-человечески дома сам, - юноша с небольшим усилием завязывает оказавшуюся недостаточно длинной, ткань платка.       - Как скажете, доктор, - улыбается Чанёль, обращая на себя внимание.       - Отлично! Будете выполнять все предписания врача, будете здоровы, пациент Пак! - поддакивает в ответ Бен, поднимая рюкзак и поднимаясь сам.       Свет из машины еле доходит теперь до его лица, в то время как сам Бэкхён может с упоением наблюдать за осматривающим работу Чанёлем.       - Спасибо, док, - подняв голову и растянув губы в улыбке, благодарит мужчина.       - Обращайтесь! - учтиво кивает Бен. - Ну, тогда, до скорого? - почесывая затылок, лепечет он, в попытках избежать неловкого молчания.       - Садись.       Чанёль поворачивается, наконец, присаживаясь удобнее, и ожидая пока собеседник займет соседнее сиденье.       - Мне недалеко, - так и не сдвинувшись с места, проговаривает Бэкхён, получая в ответ взгляд, исполненный упрека.       - Опять за старое? - шумно выдыхает Пак. - Здесь минимум метров сто-двести только по гиблой местности, не говоря про оставшийся путь. Как ты только ее нашел.       - Исследовал местность! - парирует Бен. - Не волнуйся ты, не в гетто ведь живем, шайки с дубинами здесь и подавно не гуляли.       - Удивительный дар успокоить людей. То есть, мне так тебя оставить и уехать? - рефлекторно вскинув бровь, говорит Чанёль.       - Я же не маленький, чего заладил-то?! - вскипает парень, - езжай!       - Хорошо-хорошо... - от этих слов Бен уже собирается отпраздновать победу, но тут же его намерения прерываются необычным заявлением из уст Чанёля: - значит ночуем здесь.       Юноша давится воздухом, когда понимает, что его беспроигрышное упорство вот-вот поддастся под гнетом Пака. Тот совершенно спокойно показушно снимает с себя плащ и укрывается им, боковым зрением наблюдая за младшим. А именно за тем, как чужая злость буквально считывается с каждого движения и недовольного вдоха.       - Как скажешь, - не уступает Бэкхён.       Немного влажными ладонями он открывает задние двери, привольно закидывая сначала рюкзак, немного аккуратнее он кладет скейтборд, а затем и присаживается сам. Чанёль поворачивает голову, видя, как юноша в небольшом смятении заторможено закрывает двери, на удивление совсем тихо, и устремляет взгляд в ответ.       - А если я поеду? - усмехается Чанёль, пока на чужом лице грозно нахмуренные брови и плотно сжатые губы быстро расслабляются, и выражение принимает совсем другой вид.       - Выпрыгну из окна, - коротко кидает юноша, так же цепко держась за ручку двери одной рукой, второй ухватившись за край сиденья Пака. - Не боишься, что местные бандиты угонят машину, а нас продадут на органы?       - Так все-таки, в гетто живем? - отворачиваясь от парня, Чанёль принимает удобное положение, расслабляясь на кресле.       В ответ юноша лишь фырчит, после чего в салоне воцаряется мертвая тишина. По ту сторону все еще слышны слабые отголоски несущихся порой слишком быстро по автостраде машин и редкие дуновения ветра, которые могли бы и создать шум, однако, площадка была самой настоящей мертвой точкой, где не было и случайного предмета, что мог бы развеяться на ветру. Чанёля действительно заставило это удивиться, как такое место не стало излюбленным для сходок шумных подростков, а что хуже - местных пьяниц.       - Бэкхён.       - Мм? - с задержкой мычит младший.       - Тебя дома-то искать не будут? - лениво бурчит Пак, еще раз меняя свое положение, пытаясь найти более удобную позу.       - Они гостят у родителей мамы, откуда им знать, где именно я ночую.       - Без тебя?       - Я упорно занят подготовкой к поступлению.       Чанёль не видит, но точно уверен, что тот сказал это с улыбкой на лице, явно довольный провернутым обманом.       - Хорошо готовишься.       - Нет, ты только представь, - активничает Бен, и даже его голос стал в разы бодрее, - согласись я с ними, ты бы не нашел меня здесь, в библиотеку, как стало понятно, я и подавно не собирался, а это значит лишь одно - не произошла бы встреча! Я бы ходил тучным, ты бы таскал несчастный сборник - мерзость, согласен? - его макушка появляется на уровне плеча Чанёля.       - В этом есть смысл, - протянув руку, он в который раз треплет светлые волосы юноши, а тот уже и не пытается поправить вновь образовавшуюся вакханалию на своей голове. - Получается, ложь во благо.       - Получается так. Но я этим не злоупотребляю, честно! Просто настроения в эти дни не было совсем, сам понимаешь... Надеюсь, - он откидывается обратно на свое место.       - Понимаю, - развевая чужие сомнения, соглашается Чанёль, со звучащей в голосе легкой меланхолией. - То есть ты не возвращался так поздно домой еще? - немного погодя, дополняет он.       - Не-а, не припомню такого. Я не большой фанат ночевок, да и сам знаешь, особо не с кем.       - Тебе ведь было страшно идти одному? - медленно прокрадываясь, Пак, наконец, озвучивает догадки.       - Что?! Нет!       - Бэкхён, я же тебя знаю, не угоди тебе мое предложение, сразу бы ринулся на своих двух, - в его голосе слышен добрый смешок, пока собеседник молчит. - В страхах ведь нет ничего плохого. Я вот до жути высоты боюсь, будь у меня квартира выше на этаж-другой, к окнам бы не подходил никогда.       - Ты так спокойно об этом говоришь...       - Да, а что в этом такого?       - Ну... - пытается подобрать слова, - разве это не твои слабые стороны?       - Страхи? Мои слабые стороны? С чего бы! Они не делают меня плохим или хорошим. Они просто есть и все, и лучше узнать о них как можно раньше. Мелким, бесстрашным, пока я бегал с соплями до пупка, - юношу эта фраза ушедшего в ностальгию Чанёля, заставляет коротко хихикнуть, представляя того совсем маленьким ребенком, - мы с семьей залезли на колесо обозрения, так, наверно, весь город слышал мой вопль, перепугал и родителей, и работников, и просто прохожих.       - И как вы доехали до конца?       - Через слезы, крики и истерики. По-моему, папа с мамой перепугались в разы больше, нежели я, но шуму было...       - Ты не стыдишься рассказывать такое о себе?       Бэкхёна клонит в сон. Прохлада, что держалась после ливня, проникала в салон машины, из-за чего он скрещивает руки, пытаясь согреться. Подступает дикая зависть, когда он, чувствуя, как его ноги постепенно начинают коченеть, вспоминает собеседника, некоторое время назад укрывшего себя плащом.       - Нет, это мои воспоминания. И какими бы неловкими не были они в свое время, сейчас я вспоминаю их только с самой теплой ностальгией. Да и что стыдного? Напротив, позор тем, кто находят чужие страхи смешными и глумится над ними. Использовать против кого-то фобию - самое низкое, что может позволить себе человеческая сущность. Ты ведь не из таких, Бэкхён? Не потащишь меня через время прыгать с парашютом, либо покорять близлежащую гору?       - Не могу обещать, - с закрытыми глазами проговаривает Бен, лениво растянув губы в полуулыбке.       Вскоре усталость дает о себе знать. Они замолкают. И в воцарившейся тишине Пак направляет взгляд в лобовое стекло, утыкаясь в черное небесное полотно. Осознание приближения к концу такого долгого, насыщенного дня, распускает в душе тяжелую грусть, но прямо за спиной затихший Бэкхён, один разговор с которым способный незаметно согреть, взбодрить и придать, передать частичку своей жизни, точно солнца выпьешь.       - Что? - услышав тихое бормотание, переспрашивает Чанёль, оторвавшись от мыслей и разглядывания почти пустого неба.       Ответа долго не следует, и лишь тогда, мужчина нехотя, не желая менять положение, ведь наконец он так удобно устроился, решается мельком глянуть на Бэкхёна. И тут же лицезреет сопящего юношу, сквозь сон ведущего невнятный разговор под нос. Сжавшись в угол, и уложив голову на стекле, тот то вытягивал смешно губы в трубочку, то играл бровями, из-за чего те принимали форму домика и тут же опускались обратно. Такая активная мимика и бурчания заставляют Чанёля ухмыльнутся. Только позиция юноши, вынуждает его встрепенуться и машинально, ни задумываясь и секунды, через кресло накинуть свой плащ на Бэкхёна. Последнего, впрочем, не сильно побеспокоили эти изменения, он лишь коротко дернулся и вскинул брови в очередной раз, чтобы продолжить разнеженный сон, только уже в приятном тепле.       Окончательно удостоверившись и успокоившись в комфорте младшего, какой он был возможен в этих условиях, Чанёль тихо открывает бардачок, и порывшись, достает начатую пачку сигарет. В надежде, что теперь юноша не замерзнет, он открывает окно: совсем немного, чтобы дым мог покинуть их место ночлега. Плотно сжав сигарету губами, его рука тянется к зажигалке, как, не дойдя до цели, мягко касается повязки на руке. Большим пальцем он проводит по маленькому узелку, вспоминая с каким усердием его завязал Бэкхён. Мужчина кротко улыбается, из-за чего сигарета в его губах меняет свое положение, а тот, дойдя до цели, наконец, закуривает - вредная привычка, от которой за столько лет так и не удалось избавиться.       Докурив, он гасит сигарету, и немного погодя, закрывает окно. Чанёль оборачивается, но увидев успокоившегося и мирно спящего юношу, он и сам прикрывает глаза, чтобы скоро унестись в царство Морфея.       И если бы они оказались более наблюдательны, либо яркость солнечных лучей вовремя успела осветить их путь, то непременно бы заметили причудливые ростки, точно из гербария монарха куртуазного двора Оберона - миловидные фиалки, рассыпанные по пробившимся редким травяным коврам. Но они так и остались незаметно меркнуть в свете прозрачной луны.

***

      - Бэкхён.       В ответ юноша лишь морщит нос, сильнее укутываясь в тонкий плащ.       - Бэкхён, просыпайся, - чуть громче произносит мужчина.       Тот бормочет себе под нос и, наконец, медленно открывает глаза. Бэкхён несколько раз моргает, оглядываясь вокруг, и не сразу понимая где он.       - Ай! - шипит парень, чувствуя резкую боль в шее, когда он желал сдвинут хоть немного голову.       - Защемило?       Бэкхён с недовольным лицом тянет руку к больному месту, в попытках хотя бы путем подобия массажа избавиться от неприятных ощущений. Он словно не замечает подсевшего к нему на заднее сидение Чанёля, находясь все еще в пограничном состоянии между сном и бодрствованием. Повернув голову, парень щурится он бьющих в глаза солнечных лучей, и лишь привыкнув к свету, осматривает местность, замечая, что она значительно отличается от опустелой площадки, где он и засыпал.       - Мы приехали сюда?       Чанёль смеется.       - Ты всегда такой недовольный, смешной и сумбурный одновременно, когда только просыпаешься?       Юноша, оставив в покое ноющую шею, протирает глаза, в конце концов показывая свою короткую усмешку, и лениво откидываясь на спинку вновь.       - Пока еще теплые.       Мужчина протягивает знакомый Бэкхёну бумажный пакет, из-за чего тот заинтересованно оглядывается. Не без труда, вновь подняв совсем окаменелое тело, Бен рассматривает его содержимое, поднимая полностью отличающийся от того растерянного и томного, немного удивленный взгляд.       - Ты что правда купил их в том самом кафе? - восхищенно спрашивает парень.       - Чтобы наверняка тебе угодить.       Чанёль и не представлял, что самая обычная, каждое утро украшающая сотни тысяч витрин, румяная, аппетитная выпечка, может вызвать столько восторга.       - А ты что ораву решил скормить? Зачем-то скупил так много?       - Чтобы наверняка тебе угодить, - повторяет Пак, кротко пожимая плечами. - Я не знал, какой именно тебе по вкусу.       Такие слова на Бэкхёна действуют крайне ободряюще, и в то же время заставляют его залиться смущенным румянцем. Голод мигом дает о себе знать, как только аромат свежей выпечки доносится до рецепторов. Это запах вкусного завтрака и лакомого полдника, после длительной прогулки; он бодрит, моментально поднимает настроение, ласково трепеща сердце доброй ностальгией.       Недолго дожидаясь, юноша тянется к содержащему в пакете, прямо из того местечка, где они с Чанёлем впервые провели «встречу» за пределами стен квартиры. Он наугад вытягивает нарумяненный, воздушный круассан с хрустящей маслянистой корочкой.       - Мы сейчас тут все загадим, - Бэкхён улыбается, пытаясь как можно аккуратнее поделить слоеный «полумесяц» прямо над бумажным пакетом, и присматриваясь к насыщенному цвету сладкой ягодной начинки.       - Один раз живем, - поддакивает в ответ старший, принимая часть выпечки, учтиво поданную собеседником. - Когда еще выпадет возможность позавтракать с тобой - таким заспанным и неуклюжим, - получая фырчащего Бэкхёна, что вновь заливается краской в разы пуще прежнего. - Ах, черт! - Чанёль отворачивается и, достав из-за спины два стакана, протягивает один Бену, - не глинтвейн.       - «Пылающее вино» с утра? Не думаю, что есть такие гурманы.       - Ты ведь нашелся, - кидает Пак.       Укоризненный взгляд не заставляет себя ждать. Приняв напиток, Бэкхёну даже не потребовалось его испробовать, чтобы на расстоянии нескольких десятков сантиметров почувствовать заманчивый запах шоколада. Такого же глубоко и насыщенного, как глаза напротив, время от времени сужающиеся от небольшой усмешки, и неотрывно пронзающие своим теплом и затаенной в кромках согревающей нежностью. Они перекидываются рядовыми, почти бессмысленными фразами, пытаясь испробовать как можно больше содержимого из бумажной упаковки, где почти к каждому экземпляру у Бэкхёна находилась история из детских времен, связанная именно с этой сладостью.       - Мне нужно хоть немного размяться, пока не отказали ноги и кость не пробила одно мягкое место, - жалуется Бен.       Отпив из стакана, он кладет предмет на подставку, сам убирая сползший на колени плащ, как вдруг до него доходит озарение.       - Откуда на мне оказался твой плащ? - он удивленно спрашивает.       - Видел бы ты как ночью сжался в угол кресла, вот и я подумал, что тебе нужнее, - спокойно отвечает мужчина.       - Ты укрыл меня замерзающего своей одеждой? Как сентиментально!       Бен картинно складывает руки на груди, не желая перед глазами Чанёля выдавать тот всепоглощающий наплыв эмоций, бурлящий внутри от такого кинематографичного и немного клишированного действия старшего. Он открывает дверь, вываливаясь наружу, и еще некоторое время, не поворачиваясь в сторону собеседника, дабы не выдать все чувства им испытываемые, что точно, зная себя, был уверен, - написаны предельно ясно на лице. Долгожданную свободу организм встречает скрипом суставов, когда парень блаженно вытягивается, втягивая глубоко жаркий летний воздух. От этого из-под широкого черного одеяния виднеется контрастно светлая кожа - жилистое, немного худощавое, угловатое тело; одновременно он щурит один глаз, оглядываясь вокруг, и, наконец, шумно выдыхает.       - Неужели распогодилось! Меня эти бесконечные дожди вводят в такую хандру, - приложив ладонь ко лбу, дабы избежать бьющих в глаза лучей, жалуется юноша.       - Я же наоборот от жары становлюсь полностью недееспособным.       - Видел я, как ты чуть коньки не отбросил по пути из библиотеки. Ой! - внезапно Бэкхён дергается, в страхе поднимая одну ногу.       Лишь стоит ему оглянуться, тут же видит причину своего испуга, что внезапно защекотала ногу, - маленький серый котенок, с виду точно не голодающий, да и достаточно чистый для забытого дворового дикаря. Небольшой размер питомца не позволяет ему быть увиденным Паком, оставаясь скрытым за достаточно высоким поребриком, пока юноша уже становится на корточки, не задумываясь, начиная тискать короткую, но такую мягкую шерсть.       - Ну и откуда ты появился, - начинает сюсюканья Бен.       На удивление быстро привыкший кот ложится на спину, разрешая незнакомцу огладить его живот, покрытый шерстью чуть светлее относительно всего тела. Чанёль придвигается ближе - вот уже и в его поле зрении нежащийся в заботе Бена пушистый комок.       - А если на нем блохи? - с долей скептицизма бормочет мужчина.       - Во-первых, если что пойду лечиться. Во-вторых, он хотел немного тисканья и любви - он это и получил, я ведь не мог оставить его без внимания, - Бэкхён немного мнется, - ну и в-третьих, не его, а ее, видимо, - широко улыбается он, вызывая ту же реакцию у Пака.       - Животнолюб-альтруист, - фырчит мужчина. - Дома небось зоопарк развел.       - Напротив! - отвлекается от игр юноша, - у меня никогда не было питомцев, хотя я очень желал этого. Папа как на подбор выбирает спутниц с аллергией на шерсть, а экзотики мне уж и подавно не разрешат. Можно?       Чанёль не сразу понимает за чем именно тянет руку парень.       - Можно ее покормить? - уточняет Бэкхён, заглядывая на Пака до ужаса погрустневшими глазами.       - Зачем ты спрашиваешь?       Чанёль, что минутой ранее с крайним недовольством кривился от нового друга юноши, сейчас же мигом подорвался, протягивая весь пакет разом юноше.       - Нет, я так и знал, ты точно собирался кого-то убить этим количеством купленного, - усмехается Бен. - Надломи чуток одну булочку, не буду же я туда лезть своими «блохастыми» руками.       Получив желаемое, он наблюдает как его новый знакомый с упоением раз за разом откусывал кусок немного больше прежнего, сминая его за несколько секунд.       - Заберешь ее? - неожиданно предлагает младший.       - Я? Еще чего?       - Ну не я же! У нас дома аллергик, да и мне скоро улетать.       Впервые эта фраза отзывается у Чанёля неприятным комом в горле. И если, услышав ее тогда, мужчину переполняло абсолютно иное чувство упоения, сейчас же она отдалась грустью, которую он мастерски попытался скрыть.       - Мне не нужен в квартире кот, - протестует Пак.       - Неужели тебе ее не жалко? Ты только посмотри! - указывая рукой на занятого трапезой животного, пытается переубедить юноша своего оппонента. - Сам говорил, что боишься остаться одиноким на всю жизнь, так на, возьми! Скрасит твои скучные будни!       - Оставлю под дверью соседки.       - Той старушки?! Да она может уйти из жизни раньше, чем я улечу!       Их перепалка затихает. Мужчина смотрит на Бэкхёна, смутившегося после своей же выброшенной фразы. В конце концов, первым не сдерживается Пак, отпуская короткую усмешку, которую он действительно пытался сдержать в себе, и своим же действием дает зеленый свет юноше, расплывающегося в улыбке.       - Ты ужасен, Бэкхён. И не жалко тебе...       Их беседу прерывает молодая девушка с покрасневшими щеками, сбитым дыханием, невероятно яркими голубыми глазами, словно сошедшая с очередного полотна Модильяни - его трагическая любовь; и светло-русыми волосами, - все в ней тотчас же выдавало приезжую. Она немедля подбегает к Бэкхёну, заставляя того невольно отпрянуть, а все для того, чтобы прижать к себе потерянного котенка.       - Ваш?       Девушку немного пугает из ниоткуда появившийся голос со стороны припаркованного автомобиля. Она шустро оборачивается, на уровне инстинктов сильнее прижимая питомца, тем самым заставляя ту задергаться на руках, неприятно их даже царапая.       - Да, - все еще срывающимся голосом отвечает она. - Даже не успела заметить, как сбежала из дома.       Ее своеобразный акцент окончательно развевает все сомнения.       - Будьте аккуратнее, - вступает юноша, - а то мы чуть ли не приютили ее.       - Д-да, конечно, спасибо большое. Попрощайся с дядями! - она шутливо вытягивает серую лапку, немного качая ею, да и обращаясь с питомцем, словно это был ее ребенок. - Спасибо!       Она еще несколько раз повторяет одно и то же слово, пока окончательно не пропадает торопливым шагом с поля зрения.       - Ну и с чего мы решили, что эта кошка бездомная? - немного грустно заговаривает Бэкхён.       Повернувшись к мужчине, он видит, как тот сквозь щель открытой дверцы провожает, так и оставшуюся незнакомкой молодую девушку, что оставила за собой лишь тонкую вуаль струящегося платья, флер внезапности и скоропостижности новых «знакомств». У Бэкхёна это вызывает мурашки по коже - не те приятные, а последующие за легкой агонией ревности, если так можно было описать то чувство. «Почему одним все, а другим ничего» - возникает в мыслях юноши.       - Это ты решил.       - Не сваливай всю вину на меня! - начинает буянить Бэкхён, - я, между прочим, тебе же во благо старался. Чтобы ты, горе-художник, не гнил в коробке от одиночества, знаешь ли. Ты еще не передумал?       - Передумал?       - Ну, случаем не начал расписывать новый холст? - между слов втискивает парень.       В усмешке Чанёль качает головой.       - Нет. И не собираюсь. И ты об этом осведомлен.       - Как знаешь, небось уже и музу себе нашел, - Бэкхён заглядывает в салон машины, прямо из-под носа мужчины, вытягивая портфель, - передашь?       - Куда-то собрался? - поднимая лежащую под ногами, но все еще удерживая в руках чужую доску, интересуется старший.       - Домой. Пока родители не приехали. Спасибо за завтрак.       Чанёль еще немного колебался, но, все же, попрощался с парнем. И когда тот укатил на своей доске по полупустой утренней улице города, вновь ощутил ту тоску, которая посетила тотчас, когда юноша быстротечно сбежал из его квартиры после «второй» встречи.

***

      Бэкхён шикнул, когда, открыв двери своего дома, услышал не абсолютную тишину, как он надеялся, а звуки работающих приборов и коротких фраз из кухни.       - Где ты был?       Сровнявшись с аркой, что открывала вид прямо на разбирающих пакеты отца и мать, Бэкхён услышал строгий мужской голос.       - Вышел позавтракать до ближайшего кафе, - не дрогнув и секунды, выпалил он. - Вы как-то рано.       - Уверен, что ближайшего? - зацепился отец.       - Более чем.       - Как проходит подготовка ко вступительным экзаменам? - их «холодную» перепалку перебил звонкий женский голос, - бабушка все расспрашивала о тебе, нужно как-нибудь еще найти время, чтобы погостить вместе с тобой.       - Вполне сносно. Может, в следующий раз?       Он прекрасно понимал, что «следующий раз» - понятие крайне растяжимое и оно может наступить чуть-ли не за неделю до вылета.       - Я к себе.       - Спустишься к обеду!       - Конечно!       Мачеха, да и ее семья действительно относились к Бэкхёну как к родному сыну и внуку, души не чая в нем. Впрочем, и сам юноша питал к ним теплые чувства: его всегда удивляло, как такая строгая и холодная к окружению женщина, может в миг стать самым ласковым человеком в мире, своими словами способными успокоить, усадить пыл и разрядить обстановку в доме. Она, можно сказать, была идеальной, во всех отношениях: целеустремленная и мягкая, аристократичная и активная, верная как жена и понимающая как мама. Но она все еще была другой.       Вступив в комнату, Бэкхён метнулся к кровати, падая на нее лицом вниз. Он шумно выдыхает в покрывало, прикрывая глаза.       «Пак Чанёль. Я люблю тебя по-настоящему. Насколько я могу понять, что такое «любовь». Сейчас же, я понял одно - я не могу от тебя оторваться, «горе-художник», мне хочется быть с тобой каждую секунду мною прожитую, а когда же мы вместе, мне даже этого кажется мало. Мне хочется видеть тебя, прикасаться, но я прекрасно понимаю, что сделав это, повторю горестную судьбу Аполлона, а ты же, станешь прообразом несчастной Дафны - бесчувственным, отдаленным и навсегда уже неприкасаемым. И остается мне лишь наслаждаться твоими речами, яркими улыбками и получать острые стрелы, наблюдая за тобой издалека, призрачно, насколько это возможно бессердечно. Пак Чанёль, я люблю тебя по-настоящему. И я понял, что такое «любовь».

***

      - Привет.       Робкая улыбка Бэкхёна расплывается на лице спустя несколько минут упорного удержания пальца да звонке. Теплая ностальгия в эти моменты расплывалась по телу, пока она не оказалась слишком похожей, близкой к яви. Юноша словно сделал полный оборот, вернувшись к истоку, начальной точке, когда он появился на пороге чужой квартиры и увидел мужчину не в самом лучшем состоянии.       «Чтоб я хоть еще раз явился к тебе лично», - пронеслось в голове Бэкхёна, напоминая самому себе, что чаще его и встречал разбитый полностью мужчина.       - Ты перестал отвечать, вот я и... - пытаясь удержать усмешку, выдавливает Бен.       - Проходи, - пробубнил Чанёль, впуская гостя.       «А может не стоит? Может у него кризис среднего возраста? У тебя еще есть время слинять», - вступил Бэкхён в перепалку со своим внутренним голосом.       Но в ту же секунду его глаза округлились, а радость и восхищение пробили наивысшие свои показатели, приводя юношу в неимоверный восторг, коего даже описать не нашлось бы эпитетов: придвинутые к стене полотна, некоторые из которых были лишь начаты, заставили юношу хватать воздух ртом, и моментально встать на колени, рассматривая их. Но окрыленность и воодушевление мигом улетучиваются, когда Бен вглядывается в полотна внимательнее, и их мазки вводят юношу в ступор.       «Не может быть», - опустошенно выдыхает парень, вставая на ноги, и понуро разыскивая хозяина дома взглядом.       Находится Чанёль на кухне: сидящий за столом, на котором покоятся бутылка вина и одинокий бокал.       - Не твои? - посматривая назад, пытается удостовериться в догадках Бэкхён. - Или... решил поменять стиль?       Пак ухмыляется подшофе, одной рукой держась на горлышко бутылки.       - Будешь? - слегка наклоняя темный сосуд.       - Нет, спасибо. Ты не ответил.       - Ты до сих пор помнишь мои картины? Удивительно, - кривит он губы. - Ах, эти же... Они одного не самого близкого знакомого. Тот занят переездом, а мне то что? Много места не занимают, так пусть стоят.       - На первый взгляд я чуть не воспарил, решив, что ты перевез свои старые работы и взялся за дело своей жизни, - присаживаясь напротив мужчины, - но присмотревшись, понял, что это далеко не Пак Чанёль... И оказался прав.       - И то верно. Не воспринимаю такую технику, при всем уважении к его трудам, все же, мнение имеет место быть.       Мужчина переливает в прозрачный бокал с разводами темно-алую жидкость, чей терпкий аромат моментально доносится и до Бена.       - Ты перестал отвечать на сообщения и звонки, мог бы хоть слово написать, я ведь волновался. У тебя очередные перепады настроения?       - Хочешь сказать, ты не бываешь в плохом духе?       - Бываю. Но тебя же я пьяным вижу чаще, чем трезвым. Это алкоголизм?       - Я пью не без причин, - хмуро отвечает Пак, отпивая из бокала.       - Какая причина в этот раз?       Чанёль долго молчит - мнется, не решаясь откровенно высказаться юноше, пронизывающим своим взглядом. Но легкий градус уже достаточно развязавший язык, вкупе с желанием открыть душу хоть кому-либо упорно брали верх. Тем более, когда рядом такой собеседник - друг Бен Бэкхён.       - Если уж исходить на честность, - начинает Пак, - мы окончательно оставили идею возрождения отношений с бывшей женой.       Услышав это, юноша крепко сжимаем ткань джинс, и в ужасе осознает, что упорно пытается сдержать улыбку. И нет, не потому что место рядом с Чанёлем освободилось, а по причине, что их откровенно утопичный план канул в Лету и, желательно, навсегда. Хотя, сердцем он прекрасно осознавал, что первый пункт тоже является немалым возбудителем его внезапно приподнятого настроения.       - Не буду врать - я рад, - неожиданно даже для себя, говорит Бэкхён, получая в ответ кивающего Пака, - не хочу возвращать события того злополучного дня, но я повторюсь: «тебе не нужен человек, который подавлял твои истинные и искренние чувства».       - Так или иначе, ты был прав, - на удивление, принимает чужую точку зрения Чанёль, раскачивая жидкость в бокале.       - И это единственная причина твоего подавленного состояния? Тем более, мне казалось, ты новую «музу» уже нашел.       Затуманенный разум Чанёля в секунду становится предельно ясным, когда до ушей доносятся эти слова. От напряжения мужчина даже выпрямляется, расправляет свои плечи и пронзительно вглядывается прямо в медовые глаза младшего. Бэкхён же, смутился, сразу заметив смену состояния собеседника, и с легким испугом, что вновь мог наговорить лишнего, попытался излишне не заглядываться на мужчину напротив, пробегая по близлежащим предметам, с желанием как можно скорее сменить тему.       - О, а это что?       Краем глаза он цепляется за неровные края вырванного листа, что скрывался за достаточно массивной вазой.       - Нет! - подключается Пак, - Это личное.       Опередив юношескую ладонь, он быстро убирает бумагу со стола, быстро неровно складывая ее, чтобы отложить в близлежащую кухонную полку. В Бэкхёне это пробуждает такой неумолимый порыв ревности, что ему даже приходится сжать крепко зубы, чуть ли не до скрипа, а к горлу подступает предательский ком.       - Ладно, извини, - выдавливает он из себя.       - Да, ничего.       Молчание давит.       - Бэкхён, откуда... Откуда ты узнал про «музу», - решается спросить мужчина. - Черт, как же примитивно это звучит.       - Ты думаешь, от меня сможет ускользнуть хоть один заинтересованный взгляд, либо пробуждающаяся увлеченность? Нет! - громче отвечает самому себе парень. - Я ведь сразу заметил, как ты заглядывался на хозяйку кота: как провожал ее взглядом до самого конца! Признай, я прав?!       Пак выдыхает, расслабляясь, из-за чего его плечи стремительно опускаются, а немного нахмуренные брови возвращаются в свое обычное положение, даже слегка изгибаясь.       - Фантазии у тебя выше крыши, - вытягивает в одну сторону полуулыбку он, - я уже забыть-то забыл о ней.       - Погоди! - выпучивая в озарении глаза юноша, - тогда кто же еще? Кого-то охмурить успел за эти дни? Уже? И даже мне не рассказал?       - Не думаю, что сейчас самое время, - с толикой игривости и запала, Чанёль вновь отпивает прямо из горла.       - Нет же! Я должен знать! Ведь появление этого самого «вдохновителя» влечет за собой последствия!       - Неисправимые, - не дает договорит мужчина Бену.       - Значит ли это, что скоро я могу увидеть, в этой квартире расписанный холст? Кто бы то ни был, скажи, что она способна на такое! Кто этот чудотворный человек?       - Эй-эй, успокойся, присядь, - успокаивает возбудившегося собеседника мужчина, усаживая его - подскочившего от пламенной речи, обратно на кухонный стул. - Никто об этом не говорил. Но хочешь небольшое откровение?       Бэкхён утвердительно качает головой, придвигаясь ближе, и наклоняясь в сторону Пака, словно тот собрался раскрыть самый большой секрет. К слову, мужчина повторяет за действиями Бэкхёна.       - У меня словно внутри что-то оборвалось при виде тех картин в холле, - помявшись, понуро начинает мужчина, опустив голову и устремляя взгляд на гладкую деревянную поверхность стола. - Мы начинали с автором практически вместе. Он даже немного раньше меня популяризировался в массах. И он же, в отличие от меня, не оставил свое детище, сдавшись чуть-ли не в начале своего пути, когда же я - напротив, опустил руки и закрылся. Я даже не могу представить, где бы я был и чего добился, не будь то решение мною принятое почти десять лет назад, - необязательно это что-то положительное, - нет, может мое имя и вправду гремело в мировых общинах и узких кругах искусствоведов, кто знает, либо я остался бы отчужденным и ненужным, а моя техника и картины - банальными и неинтересными. В тот момент меня просто поглотил этот интерес, любопытство, а может, просто азарт, не знаю... Так или иначе, мне стало чертовски любопытно «а как? а что если? будь я на месте молодого себя...», и эти риторические вопросы, бесконечные мысли, в которых я погряз уже несколько суток, так утомляют... Даже нет. Они давят, вводят в меланхолию, и если в первые секунды нахождения наедине с чужими холстами я был взбудоражен, заинтересован, то сейчас я... - мужчина качает головой, что описывает физически, более ясно чувства им испытываемые. - Какая-то тоска.       Мужчина замолкает. А Бэкхён еще долго не решается нарушить воцарившуюся тишину, где каждый вкрадывался лишь в шепот мыслей своих: кто-то, сожалея о сказанном, кто-то - раздумывая эти самые откровения.       - Я слишком сильно загнул с меланхоличной нотой, да? - словно извиняясь, Пак заглядывает в напряженное лицо напротив.       - Нет, - промолчав еще немного, отвечает младший, - просто... Ты начал в таком мажоре, что у меня бабочки в животе запорхали, а закончил уж правда скудно. Знаешь то чувство, когда твои самые искренние желания рушатся? Я что-то вроде этого сейчас испытал, - сжимает плечами. - То есть, ко всем предыдущим барьерам добавилось еще и уныние о потерянном времени? Годах? Послушай, многие художники получали признание уже после своей кончины, как ты думаешь, на чем держалась их рвение? Что есть для них мотивация продолжать, даже если весь бомонд и даже ближайшее окружение не разделяют его чувств?       - Мотылек красив, но век его короток... Да и внимание того самого «бомонда» и их награды ничто более чем договор, а не признание.       - Вот именно! - привстав, упирается на поверхность стола юноша, - именно! Ты еще желаешь признания, ты желаешь, чтобы люди восторгались твоими работами. Всего-навсего тебе нужно было отыскать определенного человека, ведь, знаешь, люди, они ведь точно книги - встретишь в нужный момент, и вот твоя жизнь перевернулась!       - Всего-навсего, - гнушаясь, отворачивается мужчина.       - Ты уже ошибся в своей жизни, Чанёль. Но сейчас же - вот он я! Я хочу в тебя поверить! Я верю в тебя, верю в каждый твой шаг и каждое решение! Верю, что именно твое полотно будет финальной точкой в помпезных залах, и именно ради него люди будут проходить через работы, где каждая несомненно несет в себе определенную историю автора, но главной целью будет желание лицезреть твой холст, - холст, что не таит историю, а является ей!       Впервые за тридцать семь лет своей жизни Чанёль слышит такие слова в свой адрес, пытаясь затаить весь ворох чувств, списав появившуюся легкую красноту на лице на последствия терпкого красного. Несомненно, он никогда не встречал таких людей как Бен Бэкхён, и вряд ли уже встретит. Людей, дающих понять насколько это необыкновенно и прекрасно – просто существовать, но насколько редкостно и феноменально – по-настоящему жить.       - Так оставь же все сожаления, - живи ради своей мечты. Твоя педантичность, что приводит к страху допустить погрешность и является самым большим триггером глобальной ошибки жизни, не так? Не хочу называть это трусостью, скажу, что ты просто консервативен. Но, к сожалению, именно в тех сферах, где это ни к чему. Я-то уже в тебя верю, поверь и ты в себя.       - Не знаю, Бэкхён, я просто не знаю… - совсем помрачнев, говорит он: - мне бы твою беспечность.       Юноша молчал, он ждал, когда старший придет хоть к какому-либо заключению, что продолжит свою речь. Но продолжения не последовало: ни спустя секунды, ни спустя десяток, и даже минуты.       - Плевать! Хоть один нормальный хит!       - Что? - с небольшим страхом Чанёль смотрит на спохватившегося юношу: - что ты делаешь?       Копируя чужую манеру не отвечать на необходимы вопросы, Бэкхён, одним движением цепко хватается за горлышко бутылки, так, что часть его пальцев оказывается на руке мужчины. Он пользуется моментом растерянности Чанёля, выхватывая бутылку, и делая небольшой глоток. Ошарашенному Паку остается лишь молча наблюдать, как лицо парня все же немного корчится – больше картинно, ведь градус был невысок; а сам он достаточно отвязно, нескромно, словно до этого испил нечто покрепче, с присущим грохотом отодвигает стул, выходя за пределы стола.       - Что я делаю? Наслаждаюсь жизнью!       Его губы начинают бесшумно повторять заезженные слова избитой радиостанциями песни. Без смущения и даже доли замешательства (хоть эти черты ему и не были свойственны) он плавно, с особой легкость переставляет одну ногу за другой, что были облачены в тонкую ткань белоснежных носков, и они же, время от времени скользили по гладкой поверхности пола, придавая движениям еще больше обаяния, особого очарования. Слегка приподнятые худые руки порывисто меняли сгиб локтя, а лучи, наоборот же, мягко падали на светлые волоски, придавая им золотистый оттенок. Полуулыбка, прикрытые глаза, продолжающееся бормотание заурядных слов песни, - если бы Чанёль мог остановить, как-то запечатлеть момент, то непременно использовал бы это изображение для описания Бэкхёна: отдающего всего себя на сто процентов даже мелочам, умеющего жить, наслаждаться, верить, быть внезапным и оттого еще более исключительным, - быть Другом его мечты. Чанёлю хотелось об этом думать, хотелось дольше наблюдать, но юноша не дал и малейшего шанса сбыться мечтам. Покачивая головой и шутливо включая бедра, Бэкхён настиг мужчину, почти подойдя к нему вплотную, и прицелившись ожидающим взглядом. Однако, все страхи Пака моментально улетучились, когда тот с жаром потребовал увеличить громкость, на что мужчина отреагировал мигом, несясь поскорее выполнить просьбу, чтобы не попасть в другой капкан. Но торжество избежавшего участи мужчины, длилось совсем недолго. Его руки коснулось юношеское плечо, отбивающее ритм песни, чью громкость уже успел увеличить Пак. Он недвусмысленно взял Чанёля за ладони, раскачивая ими в стороны, пытаясь хоть немного расшевелить мужчину. Тот упорно сопротивляется, отводя глаза, поворачивая голову, дабы ненароком не наткнуться на сияющее от задора лицо, и даже немного смущаясь.       - Да брось, - улыбается Бэкхён, в попытке растормошить «партнера по танцу», - расслабься хоть сейчас, такой деревянный.       - Нет… - мешкается Пак, - я не умею, не надо.       - Эй, я тоже. Никто тебя не просит показать тут мастер класс, просто отпусти все тяготы. Хотя бы пока не закончится этот трек.       К счастью, или к сожалению, упорство юноши ресурс неисчерпаемый, как уже давно заметил Чанёль. И как в первую их встречу, так и сейчас, он неторопливо, но поддается чужому рвению, и в который раз не выдерживает натиск чужих желаний. Не выпуская из хватки достаточно крупную, относительно его руки, ладонь, слегка пританцовывая, Бен тащит за собой старшего, с желанием покинуть небольших размеров кухню, и получить больше свободы. Парень улыбается, даже сильнее активничая, когда видит, как «деревянный» Чанёль потихоньку входит во вкус. Они смеются, подпевая попсовой песне, полностью оставляя смущение, и создавая их личный мир, - здесь и сейчас, в маленькой светлой квартире, под случайно попавшуюся песню на радио, делая серию быстрых оборотов, держась за приподнятую крепкую руку, несмотря на то, что эти движения совсем не подходили под музыку, однако, профессионализм – это последнее, о чем задумывался каждый.       - Это что дождь? – удивленно оборачивается в сторону шума со стороны окна, которое прикрывала только светлая вуаль занавески, не являясь никакой преградой для обзора. Удивила погода Бэкхёна по причине, что, как и несколькими часами ранее, так и сейчас, стояло ясное солнце. Но теперь же его лучи мерцали в каплях дождя, точно приносящим за собой яркую радугу. – Пойдем на улицу!       Чанёль даже не думает сопротивляться, выбегая во двор вслед за озорным юношей. Площадка на удивление пуста, и даже под крылечком и деревьями нет ни одной души, укрывающейся от дождя. Не считая их самих, конечно. Бэкхён подставляет лицо под крупные капли летнего дождя, чуть погодя поворачиваясь к старшему и замечая, что тот повторил за ним. Умиротворенный, наконец, избавившийся от задумчивых морщин на лбу и опущенных уголков губ, с мокрой прилипшей к лицу челкой, но счастливый в эту секунду.       - Расслабься, не принимай близко к сердцу, - Бэкхён подпевает уже застрявшую в голове песню, начинаю уже пританцовывать под своеобразную а капеллу.       Скоро к нему присоединяется и Пак, и они как два совсем обезумевших ребенка мокнут до последней ниточки под дождем, наверняка обращая на себя внимание соседей, которые ненароком оказались зрителями этого действия, заглянув в окна. Беспечно, лишь для себя и своего товарища, не задумываясь ни на секунду о косых взглядах, либо недовольно закатанных глазах, сокращая свой мир до улыбки напротив, подпевающих губ и сияющих глаз.       - У тебя ужасный английский! – без злости смеется Бэкхён, которому уже приходится перекрикивать разбушевавшийся не на шутку ливень.       - Я знаю! – расплываясь в улыбке еще шире, тотчас отвечает Чанёль, не отрывая их руки.       Беззаботное дурачество продлилось недолго, когда погода вернулась на круги своя, избавляясь от внезапного дождя, и вновь, пуще прежнего, согревая теплыми лучами. Две пары мокрых следов, то прерываясь, то меняя ненадолго свое направление, вели точно в комнату Чанёля. Мокрые, в прилипшей к телу тонкой одежде, капли от которой даже иногда стекали на пол; с лезущими неприятно в глаза волосами и окутывающим холодом тело, некогда пылающее в азартном жаре.       - Что, прям снимать? – неуверенно интересуется Бэкхён, оттягивая полы футболки.       Предложение просушить всю мокрую одежду Бэкхён принял с небольшим скептицизмом и неловкостью, когда продрогший Чанёль, не задумываясь и секунды просто-напросто прямо перед ним скинул верхнюю одежду, направляясь в ванную комнату. Его достаточно подтянутая спина, на которой Бен даже сумел разглядеть несколько трогательно рассыпанных родинок, вкупе с рисунками на его руках, так отчетливо отразились в мыслях юноши, что он впрямь почувствовал некий стыд за свои же размышления.       - Да! И желательно быстрее! – слегка суетливым голосом ответил Пак из другой комнаты.       Шумно выдыхая, и уже чувствуя неприятный холод от одежды, Бэкхён смиряется с участью и одним рывком снимает с себя футболку. «Мерзость», - бубнит он себе под нос, жмурясь от отвратных ощущений. Он только тянется к замку на штанах, как видит уже переодетого Чанёля, входящего в комнату. «Я что так долго на него пялился, что даже не заметил, как он одежду прихватил?», - вновь с укором звучит внутренний голос, заставляя парня броситься в агонию.       - Не смущайся, давай уже быстрее, - он открывает дверцу шкафа, - примешь душ. Горячий, - позже добавляет он.       - Погоди, а ты? – в эту секунду Бэкхёну захотелось закричать от неловкости и двусмысленности поставленного вопроса, что он тут же решил оправдать себя: - то есть, не должен ты первым принять. О, боже, - смирившись окончательно с неповоротливостью фраз, Бэкхён готов уже скрестить руки на груди, либо же провалиться под землю.       - Да я понял, расслабься, - посмеивается Чанёль от полностью покрасневшего юноши бездвижно торчащего посреди комнаты. – Давай быстрее, - повторяется он, пропустив чужой вопрос. Он откидывает несколько вещей на мягкое покрывало на кровати, а сам пытается быстрее покинуть комнату, чтобы алеющий сильнее с каждой секундой Бэкхён, мог немного прийти в себя, пока джинсы на нем же и не высохли.       - Даже одежду дашь? – замечая вещи, мигом приходит в себя парень, пытаясь казаться увереннее, и побыстрее оставить предыдущую ситуацию.       - Нет, голым походишь, - покинув комнату, оставляет Пак, не совсем тонко намекая на глупость вопроса.       - Тогда постарайся не ущемиться, - кричит вслед ему Бэкхён.       Приятность после танцев под холодным дождем, искупаться в горячем душе, не щадя времени и покрасневшей кожи, немного подпортил сюрприз, ожидающий Бэкхёна после банных процедур. Вещи, что оставил ему Пак были крайне велики, и он даже сам посмеялся, направляя взгляд на свое отражение в зеркале - балахонами висящую одежду. И если к верхней одежде на порядок больше размеров он привык, то штаны, которые ему пришлось подвернуть до колен, и ширина которых явно крайне контрастировала с относительно худыми щиколотками, его развеселили еще больше. Чанёль, оказавшийся на кухне, принял юношу с абсолютно идентичной реакцией – кротко посмеиваясь в кулак, и оставив предельно ясный комментарий: «почти угадали с размером».       - Опять чайную церемонию устроил? – покосившись на несколько упаковок, которые были им замечены еще пару недель назад, интересуется младший.       - Д-да, - немного запоздало, полностью погруженный в дело, но отвлекаясь на секунду, коротко бросает Пак. – Присаживайся, сейчас все будет готово.       - Как скажете, - бубнит парень, качая головой, и присаживаясь за стол. – Чанёль, а эти татуировки что-то значат?       - Что? Нет, - ухмыляется он, - просто по-молодости пришло что-то в голову – набил, понравился эскиз – набил. Не долго я суетился с выбором, конечно.       - Вот я тоже хотел себе татуировку, но моя мама, которая мачеха-мама, - уточняет Бэкхён, сам рисуя пальцем на столе узоры, - считает это моветоном. А я хочу, какая была у мамы, - вновь уточняет он, - ну, то есть, у мамы-мамы, моей родной. У нее был пересмешник, а точнее два, знаешь, будто отраженный – произрастал из крыла. Я так и не спросил, что это значило, а может и спросил, но кратковременная детская память все забыла, а может она, как и ты просто выбрала понравившийся ей рисунок, и это вовсе ничего не значило. Однако, после всех произошедших событий, чуть ли, не десятилетней давности, мне эта идея с каждым разом кажется все более неудачной, ибо самым ярким воспоминанием, желаю я этого или нет, всплывает, как папа в первую очередь по этому же пересмешнику нашел маму.       - Нашел? В смысле, познакомился? – не совсем поняв фразу, интересуется мужчина.       - Чанёль… - уныло тянет Бен, - он опознал маму по татуировке, когда мы с ней попали в аварию.       Земля из-под ног Чанёля уходит, как только он слышит эти слова. Чайные листья, покоящиеся на серебряной ложке, осыпаются на кухонную гарнитуру, а сам прибор громко бьется о небольшой чайник. Его самого бросает то в жар, то одолевает холодный пот, - и все это за несколько секунд. В голове складывается теперь полный паззл, а недостающие детали, о которых он бы никогда не взялся поинтересоваться, оказываются раскрыты самим Бэкхёном. Тот за спиной продолжал еще что-то рассказывать монотонно, но едва ли его слова были услышаны.       - Чанёль? – настороженно обратился Бен, услышав грохот ложки.       - Прости. Я правда не понял, что ты сказал. Прости, я честно… честно не хотел затронуть эту тему, - потупив взгляд, оборачивается он к юноше.       - Да, ничего. Я же знаю, что это ты не от плохих побуждений, - грустно улыбается Бэкхён. – У тебя аж лицо побледнело, присядь, что ли.       - Извини… Я ведь заставлял тебя… черт возьми! – его рука воспаряет в воздухе и бьет по столешнице. Он вспоминает, как был не прочь пустить в адрес Бена пару язвительных фраз, когда тот категорически отказывался ехать в автомобиле, уповая на что угодно. Чанёль так и не договаривает, но юноша и без того понимает, к чему он клонил.       - Это моя ошибка – я ведь должен был сказать тебе про это, может быть не прямо, но, как минимум, о своем страхе известить был должен, наверно… - его взгляд становится немного рассеянным, словно он подготавливает себя сделать важное признание, упираясь в взволнованные и бегающие глаза напротив. - Чанёль, ты ведь говорил, что нельзя стесняться своих страхов, тогда можно я… - он замолкает на минуту.       - Можно что?       - Можно я расскажу тебе… нет, это больше переживания, либо даже обиды, а не страхи, последние тебе уже известны. Но в то же время, у тебя и без того мозги кипят, и ты не знаешь, куда себя деть, а тут еще и я… А! Бен Бэкхён, замолчи уже!       - Как бы мои мозги не кипели, для рассказов Бен Бэкхёна всегда найдется там резерв.       Бэкхён улыбается, но тут же его лицо становится серьезным, напряженным.       - Не хочу показаться эгоистом вовсе, но, наверно, это и включает в себя понятие «эгоизм», - погодя, начинает он. – Я не раз говорил, мне крайне отрадно, что папа создал новую семью, и я ни в коем случае его не виню, нет, не в этом дело. Я сам отлично понимаю и знаю сколько сил ему стоило это сделать, и сколько раз он у меня просил на это разрешения. Правда, я рад, но… Я ничего не могу сделать с затаенной обидой, я никак не могу от нее избавиться, как бы сильно не желал. Они встретились почти спустя три года после трагедии, и я по сей день не могу понять, достаточно ли этого времени, чтобы полностью оправится, хотя, она действительно поставила совсем уж поникшего папу на ноги и будто жизнь вдохнула, и вместе с тем поменяла, кардинально. А я что? Я все еще рос ребенком, привыкшим к маме и папе, которые укладывали меня спать каждую, абсолютно каждую ночь, читая чарующие сказки, водили по самым разным выставкам, и тут раз! и всего этого нет. Я не осуждаю, у мамы-мачехи просто другой склад ума, вроде так это называется, и хотела она мне добра, только по-своему. Ну а папа же, он будто забыл напрочь о нашем старом укладе жизни. Как сильно бы я хотел вернуться хоть на денек к старой жизни, - с горечью в голосе заканчивает Бэкхён. – Фух, выговорился, - наконец, он слегка улыбается, но не поднимает взгляд на Чанёля. Внезапно прямо перед его лицом появляется чашка зеленого чая с невероятно приятным ароматом, отдающим немного мятой. Настолько этот аромат яркий и притягательный, что Бен будто ощущает его на языке, смакуя, наслаждаясь.       - Ты говорил об этом папе? - присаживаясь напротив, спрашивает Чанёль.       Бэкхён поднимает взгляд, видя точно такую же чашку и перед Паком, и отрицательно качает головой.       - Нет, я просто не хотел причинять ему боль. Если я начну вспоминать о былой жизни, то точно бы заговорил о маме, и, возможно, он бы решил корить себя, посчитал бы виноватым, а я не этого хотел. А позже повзрослев, уже и не попросишь сказки на ночь, - смеется он, притягивая к себе чай.       - Ты еще тогда был умен не по годам. В любом же случае, стоило рассказать Бэкхён.       - Не хочется уже возвращаться ко всему, если честно. Мы и так превратили твой кухонный стол в лимонный*, давай уже насладимся чаем, как думаешь?       - За Барнса, - поднимает чашку Чанёль.       - За Барнса, - чокаясь, Бэкхён, наконец, ощущает въявь освежающую терпкость.       Тихие разговоры, перебиваемые громким смехом и бурными обсуждениями, уже привычными спорами, оценкой тех полотен, что так и стояли у входа, и за которыми и сегодня не пришел владелец; переходящие в пустую болтовню о всяком, и ностальгические воспоминания о былом; со вкусом мяты и сахарной пудры на песочных печеньях, - они заканчиваются ближе к девяти ночи. Остается лишь удостовериться, что последствия необдуманных танцев под дождем в виде одежды окончательно высохли, и вновь пройтись несколько километров, чтобы проводить Бэкхёна точно до того самого места, где они попрощались во время первого рандеву. Возвращаться, как тогда, на троллейбусе нет никакого желания, да и времени Чанёлю нужно гораздо больше, нежели в прошлый раз, чтобы подумать, насладиться, вспомнить и прочувствовать своего Друга.

***

      Оказаться у родителей на работе часто считается делом занимательным и крайне любопытным. Но не для Бэкхёна. Он всегда считал это здание с бесконечными офисами клерков чем-то крайне пресным и занудным. Иной раз, правда, ему попадались работники, у которых в глазах читалась любовь и искреннее желание возиться днями и ночами с ворохом бумаг, но у большинства он чаще всего видел желание как можно поскорее покинуть рабочее место, и Бен больше мог прочувствовать эмоции вторых.       Уважительно здороваясь с каждым встречным, который точно знал, кто этот мальчонка такой, он посетил это место по одной единственной причине – передать совсем заработавшимся родителям их оставленный дома обед. Первым делом заглянув к матери, и оставив, как раз, все у нее, Бэкхён было собрался уже побежать вон из этих белых стен, как увидел отца, ведущего активную беседу с очередным своим подчиненным. Тот стоял спиной к юноше, облаченный в светло-голубую рубашку, и время от времени кивал Бену старшему, тот же сына своего не замечал, яро жестикулируя, то широко улыбаясь, то наоборот, становясь крайне серьезным, он без умолку трещал, и младшему показалось, что отец даже не дает слово вставить в превратившийся в монолог поток речи. Бен старший пару раз хлопнул мужчину по плечу и пошел в противоположном направлении от своего сына, так и не заметив его. Мысленно пожелав терпения «голубой рубашке», Бэкхён все же лишил слинять, раз отец так занят своими делами. И стоило ему сделать пару шагов в сторону, как лицо собеседника отца отчетливо попало в поле зрения парня, и в тот же момент из его легких словно ушел весь воздух, а живот потянуло от нервов. Он уставился на мужчину, даже с немного приоткрытым ртом, и стоял так несколько секунд. Но стоило тому обернуться в сторону юноши, да так, что их взгляды встретились, Бэкхён сразу же ринулся к выходу.       Бэкхён искренне не любил видеть Чанёля в офисной рубашке, ведь она обязана была прикрывать рисунки, набитые на его руках; не любил уложенные волосы, придающие мужчине пресный официоз, не оставляя и следа от волнистой челки, то и дело спадающей на черные глаза, и делающей его моложе на десяток лет, если не больше. Он хотел бы верить, что это оказалось просто ошибкой, и отец нанял на работу человека, крайне похожего на Пака, но мысли обрушились разом, когда оказавшись, наконец, на улице, юноша услышал до боли знакомый голос с полюбившейся хрипотцой.       - Бэкхён, - то ли вопросительно, то ли просто с желанием поприветствовать бросил Чанёль, спускаясь вслед на юношей.       - Ты вернулся на работу? – тревогу и смятение в голосе скрыть от Чанёля не удалось. Бен смотрел на мужчину снизу-вверх с видимой обидой во взгляде и в неверии качнул даже головой.       - Нет, - взволнованно начал оправдываться Пак, - нет. Просто господин Бен внезапно позвал, знаешь открытие нового отделения, впрочем, долгая история…       - А ты? Ты согласился? – с жаром перебил юноша.       Чанёль немного помялся, в чертогах осознавая, что чувствует необъяснимый страх перед Бэкхёном. И эти несколько секунд стали чуть ли не роковыми во время их беседы.       - Хорошо… - угрюмо, свесив голову, пробормотал вполголоса парень. – Я сдаюсь, у меня не получилось. Не могу уже тянуть человека, который сам же вернулся к истокам. Ты и правда поменялся. И что за идиотскую цель я поставил перед собой? – он поднял голову, осматривая чужое встревоженное лицо, - ну, встретимся, наверно, позже. Когда освободишься, - Бэкхён попытался улыбнуться, но вместо света, что постоянно источала улыбка, она оказалась уж слишком грустной, поникшей.       - Пак Чанёль, куда же ты ушел? – вновь послышалось со стороны многоэтажного здания.       Бэкхён завидел торопливо несущегося отца, с выступившей на лбу испариной, словно он бегал и внутри здания. Тот, только спустившись, заметил своего ребенка, и от удивления даже вылупил на некоторое время глаза, позже расплываясь в улыбке.       - Бэкхён, ты что тут делаешь?       Мужчина оказался вблизи Чанёля, но, видимо, так и не понял из-за сумбурности своей, да и достаточно дальнего расстояния между Паком и своим сыном, что те вели разговоры незадолго до его прихода.       - Вы забыли обед дома, я принес. Оставил у мамы, - сказал он крайне спокойно, словно и не было того юноши, что секундами ранее стоял почти со слезами на глазах и прощался, выдавливая из себя слова дрожащим голосом.       - Совсем заработались, - стыдливо махнул он руками, но в следующую секунду на него словно сошло озарение, - Бэкхён! Помнишь, когда ты был совсем маленький, вот такой, - он руку притянул к животу, пытаясь уточнить какого роста был его сын тогда, - мы ходили на уроки рисования. Ах, ты, наверно, и не помнишь, - отмахнулся Бен старший.       - Я помню, - скрывая удивление, ответил сын.       - Да? – спохватился Бен старший. – А Чанёля помнишь, Чанёля? – излишне весело повторил он.       Бэкхён в ответ лишь неуверенно кивнул, уставившись за отца.       - Ладно, я, наверно, пойду, пап… И, - потянул он, перемещая взгляд на Пака, и пытаясь подобрать слова: - приятно было снова… встретиться.       Бэкхён поспешил скрыться, по пути выдыхая весь накопившийся воздух: ему казалось, что после упоминания отцом Чанёля, он вовсе перестал дышать, да и вел себя достаточно странно. На смену тревоге из-за короткой беседы с отцом, его память подкинула окаменевшего мужчину рядом. И как бы юноша не старался, но после отмахнуться от назойливых мыслей о встрече в стенах ненавистного им обеими здания (а Бэкхён и дальше был уверен, что Чанёль точно разделяет с ним эти чувства) он не смог.       - Ты не подумай ничего лишнего. Он может и показался тебе странным, но Бэкхён далеко не глуп, - вышагивая на пару с Чанёлем обратно в сторону офисов, заговорил мужчина.       - Никогда не приравнивал странность к глупости, - охваченный мыслями, задумчиво ответил Пак.       - Полностью согласен! Только как же часто мой Бэкхён хулиганил и мешал процессу, ты, надеюсь, простил за столько лет такое наше поведение, - приближаясь к своему кабинету, продолжил Бен.       Его сегодня одолевал подозрительно счастливый настрой, по этой же причине, впрочем, и без того веселое настроение чаще подтверждалось излишне приторно-радостной улыбкой. «Бэкхён точно не в отца пошел», - проносилось в голове Чанёля, иной раз, когда его глаза цеплялись за расплывшиеся в смехе губы. У Бена младшего смех всегда излучал исключительную беззаботность и оживленность, способный очаровать всякого прохожего. Он не понимал откуда взялась эта острая, немного раздражительная реакция на почти каждое действие «босса», ведь не впервой видеть его такого. И вот после очередной фразы, Чанёль не видит улыбку – он видит морщинки, покрытые блестящей испариной, проявившиеся залысины на лбу, давящий со всех сторон треп работников, вкупе с узостью и духотой достаточно большого здания.       - С другой стороны детство должно было его быть беспечным, ему бы озорничать да разбойничать, а отец его затащил в студию, потакая лишь своим интересам, не сверяясь с тем, что Бэкхён такое может быть и не любил.       - Любил, - лишь губами пошевелил Чанёль, останавливаясь у входа в чужой кабинет. – Господин Бен! – неожиданно резко он оживился, заставив вздрогнуть мужчину, - я сейчас вернусь! Лишь захвачу пару документов из бардачка! – стремительно вышагивал он к выходу, оборачиваясь на удивленно глядящего вслед Бена лишь изредка, дабы кинуть очередную фразу: - ну из бардачка в машине! Вы поняли!       Монотонные болтания работников прервал громкий голос Пака, появившийся так же неожиданно, как и исчез, ровно, когда тот скрылся за дверями. Некоторые проводили его с усмешкой, парочка людей уставились на своего начальника, но большинство же просто не успело осознать толком, что же приключилось. Однако, смута длилась немного, и уже спустя минуту, не более, все будто позабыли о шумном Чанёле, погружаясь в свои дела и всяческие беседы.       Не медля и секунды, Чанёль действительно заскакивает в свой автомобиль, однако, даже не тянется к бардачку, прямиком выезжая с парковки, активно разглядывая пешеходов.       - Не мог же этот заядлый пешеход так быстро скрыться, - нервно прикусывает он губу, щурясь на прохожие силуэты.       И действительно, одна фигура кажется ему крайне знакомой (а если точнее – он уверен в догадках на сто процентов). Он практически выскакивает из машины, при выходе чуть не спотыкаясь, но едва ли придает этому значение.       - Бэкхён, постой, - перешагнув на тротуар, больше от волнения запыхавшимся голосом кричит Пак.       Юноша оборачивается; изначально в его глазах читается страх, позже – удивление, и лишь дело доходит до осознания, как Пак приближается к нему уже совсем близко. Юноша не может выдавить из себя ни одного слова, боясь, что его упования окажутся ложными, а Чанёль подавно не думал менять свое решение.       - Сходим в то кафе Ван Гога? – первым заговаривает Чанёль.       - Ван Гога?       - Ну, знаешь, то кафе в парке. Уж чрезвычайно мне напоминает «Желтый дом» Винсента, - заметив растерянность на лице Бэкхёна, он добавил: - не видел?       - Нет! Но я хочу увидеть эту картину, что это за дом такой?       - Можешь просто посмотреть на свое излюбленное место, только в глубоком желтом оттенке: то же расположение, цвет окон и двери, даже форма идентична!       Улыбки на их лицах мигом засверкали, а от понурого выражения лица Бэкхёна и следа не осталось. Он лишь слишком сильно качнул головой в удовлетворительном жесте, что его волосы забавно подскочили. На логично последовавший следом вопрос «что произошло?», Чанёль кратко изложил все детали, начиная с приглашения на работу, заканчивая обсуждением полотна голландского художник прямо посреди тротуара, по котором то и дело мимо проходили люди. И только Чанёль сделал шаг по направлению к названному кафе, которое располагалось не совсем далеко, да и не близко, Бен затормозил старшего, окинув его машину коротким взглядом:       - Эвакуируют ведь.       - А может и нет, - легко отмахнулся Пак, не желая портить настрой ни себе, ни Бэкхёну, что точно бы не согласился поехать на ней.       - Ты… ты можешь ее припарковать где-то в другом месте, - не скрывая засверкавшие глаза, от осознания понимания Чанёля, все-таки решил добавить юноша.       Но Пак чувствовал, что нет сейчас времени и желания попрощаться, хоть и ненадолго с яркими, сияющими, точно лучи солнца, глазами. Он желал только сохранить их блеск как можно дольше, оберегать, и больше никогда – никогда в жизни не позволить им угрюмо затухнуть, как некоторое время назад.       Отставший Бэкхён, устремился быстрее за мужчиной, становясь от него по правую руку.       - Погоди.       Юноша с особо серьезным видом внезапно протянул руки к волосам Чанёля, несколькими резкими движениями потрепав их. Те не выдержали натиска назойливого Бена, и уже скоро от официальной укладки мужчины не осталось и следа: потрепанные, они торчали откуда попало, но созданный своими же руками бардак на чужой голове, парень постарался немного подправить. Чанёль и слова вставить не успел, пока младший творил невесть что с его волосами. Привыкший с странным выходкам, он даже решил не сопротивляться, окончательно поддавшись скрупулезно возящемуся Бэкхёну.       - Вот так лучше, - довольный своим трудом, Бен отошел немного назад, разглядывая Пака. – Так тебе идет намного больше, нежели зализанная укладка банкира. Ты что всю банку геля на волосы вылил, - усмехнулся он, рассматривая свои заляпанные руки.       - Мне остается довериться тебе и надеяться, что я не выгляжу как не совсем здоровый человек, - без укора сказал Чанёль, косясь на падающую на глаз прядь.       Бэкхён же уверил его в «отличном внешнем виде», за исключением рубашки, с которой у юноши явно были напряженные отношения. Путь до «недалеко расположенного кафе» занял ни много ни мало больше получаса, с учетом, что Бен то и норовил отвлечься на воспоминания о каком-либо месте города, включая здания, парочку парков, с точностью до деревьев и лавочек. Для Чанёля словно открылась совершенно новая местность: обычные, непримечательные места и улочки, на которые он за тридцать семь лет жизни в этом городе даже не обращал внимания, - все они сейчас наполнились смыслом, своей историей, памятью. «Желтый дом» же встретил их почти пустым помещением: лишь поодаль сидели одиноко несколько человек. Им даже не пришлось договариваться: они без раздумий заняли тот же стол, который был занят и в прошлый раз, и, так же, не раздумывая, на их столе оказался тот самый глинтвейн, заставляя Бэкхёна воссиять от радости, да и сам Чанёль, признаться честно, к этому напитку прикипел.       - Бэкхён, можно у тебя кое-что спросить? – неуверенно начал Пак, уже лениво опираясь на спинку сидения, - это может звучать немного бестактно.       - Валяй! Пока не спросишь – не узнаем насколько ты перешагнул грань тактичности, - издевается юноша, фыркая.       Пак не торопится продолжать разговор.       - Передумал?       - Нет, - кисти его рук напрягаются. – Как ты понял, что тебя больше интересует свой же пол.       - Вопрос не бестактный, а глупый, - подмечает Бэкхён, без злой подоплеки, но обидчиво ухмыльнувшись. – Как ты понял, что тебе нравятся женщины? Ну? – не получая своевременно ответа, давит юноша.       - Влюбился? – неуверенно отвечает Пак. Он чувствует, словно его отчитывают прямо у доски в школьном кабинете, под пристальным взглядом преподавателя.       - Ну, вот! Я тоже просто-напросто испытал симпатию - в этом и весь ответ. Или ты думаешь, это у нас происходит по-другому? – нервно отпивает Бэкхён небольшой глоток.       - Извини. Это правда был крайне глупый вопрос.       - С этим трудно не согласиться, но я тебя не виню, - ухмыляется он вновь. – А чего это ты интересуешься-то?       - А кто твоя первая любовь? – меняет тему разговора старший.       - А, это! – немного задумавшись продолжает Бен. – Это не любовь была, а симпатия – ничего больше. Все до ужаса банально – в классе седьмом к нам присоединился новенький, знаешь, такой, которым обозначают большинство популярных мальчишек в фильмах: хоть он и быстро освоился, как ни странно, но весь задумчивый, молчаливый, фанат японского рока и тайских браслетов, коих он носил чуть-ли не десяток на одной только руке. Как ты понял, вариантов не обратить на него внимания не было, - с теплой ностальгией вспоминает Бэкхён, оборачиваясь от окна к Паку, не отводящего от него глаз.       - Брось, - качает головой мужчина, - не может быть, чтобы ты на такое попался.       - Что?! Почему же? Мне было лет четырнадцать-пятнадцать, и это правда! Ты думаешь, я какой-то особенный и не могу попасться на уловки пубертата? Вот и нет!       «Особенный, ты даже не представляешь, насколько».       - И что? Ты признался ему?       - Нет, конечно! – восклицает юноша, осматриваясь вокруг и коротко кивая головой в знак извинения людям, сидящим в противоположном углу. – Я и не собирался этого делать, не дай боже! Во-первых, я не настолько был уверен в своих чувствах. Точнее, как я и говорил, это была лишь симпатия. И, может, сыграл фактор страха, в конце концов, мне еще учиться в этой школе, а я понятия не имел, как могут такую информацию воспринять и он, и одноклассники, учителя, родители. Может, заработала внутренняя чуйка, что оно того не стоит, как минимум, ибо спустя полгода он гулял с девочкой из параллели… Не знаю…       - То есть, и твои родители не знают о твоих предпочтениях?       - Не знают, что я гей? – переспрашивает Бэкхён, заглядываясь на реакцию собеседника. – Нет, никто не знает. Понятное дело, кроме тебя. Быть мужчиной и любить мужчину не так уж и просто, - заключает он. – Так что, радуйся, что это я влюбился в тебя, а не ты в меня.       Чанёля немного удивляет и смущает последняя фраза Бэкхёна, который обещал ни при каких обстоятельствах не упоминать чувства у него возникшие. Но стоит мужчине внимательнее присмотреться, так тут же замечает слегка заалевшие щеки, и невольно вспоминаются слова официанта-друга, работавшего здесь (и которого сегодня не было) о крайне быстрой реакции юноши на алкогольные напитки.       - Есть идея! – тянет Бэкхён.

***

      «Идея» привела их к пивному бару, который был Чанёлю известен так, что бывало он (редко) проводил в этом заведении время, да и находился недалеко от его дома. А как и откуда о нем узнал Бен, оставалось для Чанёля великой загадкой. И вот сейчас, находясь у входа в заведение, их уже накрывали вечерние потемки: мало-помалу начинали светиться разноцветные вывески, фонари, обрамляющие пути, и люди торопились домой, ведь и завтра, и послезавтра их ждали рабочие будни.       - И что мы здесь забыли? – скептично интересуется Чанёль.       - Что-то не устраивает? – довольно грубо отвечает юноша. – По названию заведения не понятно?       - Часто же ты тут бывал?       - Нет, учитывая, что я только два месяца назад стал совершеннолетним - не часто. Но бывал, и тебе советую.       - Не ожидал от тебя такого, - недоверчиво отвечает Пак.       - Черт возьми! Ты думаешь я целыми днями закрываюсь дома в мантии и со священными текстами? То не думал, это не ожидал. Сам-то чем в моем возрасте занимался?       Возмущенный Бэкхён оставляет за спиной Чанёля, который, действительно, вспоминает себя в том возрасте, что и юноша сейчас. Да и не сильно доброчестивым подростком он был, учитывая, что в таком возрасте он уже пробовал табак. Хотя, уверенности, что и его попутчик этим занимался, - нет. Оторвавшись от мыслей, мужчина следует за Бэкхёном, войдя в помещение, которое давно его не встречало.       Бар достаточно сильно отличался от всех, что располагались в центре города: кроме меньшего количества посетителей, примечательно было и то, что он таил в себе атмосферу старины, оформлением своим, да и духом, напоминая старинные кабаки. Каким образом Бэкхён приметил именно его из всех в городе, Чанёль тоже не понимал. Желтые лампы открывали вид на несколько забитых столиков, что показалось Чанёлю удивительным, ведь даже в выходные он редко попадал на такое количество посетителей. Те сидели за круглыми деревянными столами, громко споря о житейском, уже находясь под определенным градусом, другие, относительно спокойно болтали, смеялись, изредка поглядывая на громких соседей.       Бен быстро уселся за барной стойкой, осмотрев сначала весь зал, а затем и Чанёля. Усевшись рядом, Пак перекинулся парочкой фраз с давно знакомым барменом. Тот был довольно коренастым мужчиной, с широкими плечами, достаточно плотного телосложения, выше на полголовы самого Чанёля.       - Мелкий, уверен, что тебе наливать можно? – оставив Чанёля, обратился мужчина к Бену.       - Чего?! – взбунтовался тот, упирая руки о стойку. Смотря на стушевавшегося Бэкхёна, вкупе с заданным вопросом, Чанёль кинул короткую усмешку. – Чего смеешься?! – успел он и Пака задеть. – Я тут уже бывал и не раз, так что…       - Парень, документы, - настойчиво прервал бармен.       - Да как! – почти обессиленно крикнул Бен, - у меня их нет с собой! Чанёль, скажи другу своему! – цепляясь за соломинку, он подключил и Пака, которого эта ситуация от чего-то крайне веселила.       - Вы знакомы? – переместил свое внимание снова на мужчину.       - Да. И да, он совершеннолетний «уже два месяца», - спародировал он самого Бена.       - Вот видите! Мне не верите, хотя бы Чанёлю поверьте!       Мужчина долго не решался что-либо добавить, а Бен терпеливо ждал приговора, как бармен шумно выдохнул и обратился к Паку:       - И откуда ты только его нашел, - качнул мужчина головой, сдавшись, - ну, что будешь, совершеннолетний?       Настроение «совершеннолетнего» меняется в ту же секунду. Удобнее усевшись на стуле, он, немного поразмыслив, делает свой заказ, а вслед за ним это делает и Чанёль. Стакан за стаканом, под усиливающуюся с каждым часом болтовню посетителей, на которых в иной раз юноша косо поглядывал, крайне недовольный, что собеседника плохо слышно, он в иной раз приближался ближе, из-за чего его заалевшие щеки виднелись отчетливее, его голос порой надрывался в попытках перекричать толпу, а улыбка с каждым разом сильнее млела, пока речь становилась более отвязной. Чанёль не заметил, как перебрал с напитками, ровно, как и не заметил, как оказался на стуле, зачитывая в пьяном бреду стихотворение такому же нетрезво мямлящему (в отличие от громкого и уверенного Пака) дяде по ту сторону.       - Умей мечтать, не став рабом мечтанья, И мыслить, мысли не обожествив, - его язык заплетался, а мысли путались время от времени, но это не мешало ему, чуть погодя, вновь вступить с продолжением.       Худощавый дядя напротив, ровно так же в ответ бубнил какую-то байку, и эти два неоткуда взявшиеся, далеко не трезвые, дуэлянты, с каждым мгновением привлекали к себе все больше и больше внимания: некоторые яро подключались, накидывая только Богу понятные слова, некоторые же отзывались крайне недовольно, бурча и оглядываясь.       Бэкхён же, даже не думал прерывать припадок мужчины, с охмелевшей улыбкой рассматривая подвернутые рукава, растрепанные волосы, активные взмахи руками и мимику, расстегнутые пару лишних пуговиц на груди, открывающих вид чуть на большее, нежели дозволено в приличном обществе. Хотя, общество, что собралось здесь и сейчас приличным назвать было сложно. То и дело нередко до слуха доносилась брань разной тяжести и ругань. Однако, засмотревшегося Бена прервал один «неприятный тип». Он грубо растаскивал скопившуюся толпу, а позже что-то яростно выкрикнул.       - Черт возьми, дядя, имей уважение, это Киплинг! – недовольно крикнул в ответ незнакомцу Бэкхён.       То, что этот незнакомец явно не разделял с ними очарование строк английского поэта, Чанёль и Бэкхён поняли, совсем скоро оказавшись на улице. Город успел окутать мрак и отрезвляющий прохладный ветер. Но, даже оказавшись изгнанным из зала, они и не думали грустить, прямо недалеко оглушая улицу непроизвольным смехом, причина которому была им даже неизвестна. Недолго думая, они зашагали по ночному городу, ведя себя точно дети в парке, оббегая фонари и прячась в переулках. Благо, народу было мало на пустых улицах, а может их и было достаточно, но ни Бену, ни Паку не было до них дела. Они держались за руки, так беспечно, так обычно, словно это было частью их повседневности; на ходу припевали мотивы проскользнувших в голове песен, споря друг с другом об их авторе, а позже Чанёлю ненароком удалось узнать, что юноша не обладает, как показалось им тогда, важнейшим навыком, – тот не умел свистеть. Обучение длилось недолго, но постоянных пьяный хохот окончательно разубедил Чанёля в возможности Бена сейчас чему-нибудь научить.       Они стояли в тихом проулке, когда Бэкхён, оперившись на фасад старинного здания рассказывал очередную историю, в которой сам же часть придумывал на ходу, а в той части, что хранилась в голове, то и дело допускал упущения, по несколько раз повторяя одно и то же. Чанёль же на удивление притих, не особо вдаваясь в болтовню юноши. И когда в очередной раз Бэкхён откинул руку, чтобы перевести рассказ в другое русло, его губы накрыли настойчивым, напористым поцелуем, что в прямом смысле сбивал с ног. Бэкхён замер на вдохе, округлившимися глазами наблюдая, как склонившись Чанёль почти прижался к нему.       - Зачем? – удивленный, полный непонимания Бэкхён выдавил из себя, когда оторвавшись, мужчина, немного простояв, наконец, открыл глаза.       - Кажется… я влюбился, - неловко, тихо ответил Чанёль.       Бэкхён засмеялся, заставляя мужчину смутиться еще сильнее. Он приблизился к, казалось, оробевшему и отрезвевшему Паку, уверенно заглядывая глаза.       - Тогда… можно еще раз?       Чанёль не дал даже Бену договорить, смело дотрагиваясь до горячей шеи, в ту же секунду покрывшуюся мурашками, и касаясь столь соблазнительных губ. Юноша цепляется за его плечи, желая уменьшить и без того мизерное расстояние между ними, сделать так, чтобы его не существовало.       - Понятно, целоваться тебя тоже придется учить.       Чанёль ухмыляется, а Бэкхёна после этих слов кидает то в невероятное смущение, то в активную решимость доказать обратное. Последнее он делает на протяжении всего пути до квартиры мужчины, изредка оглядываясь нет ли кого рядом. Пака эта настойчивость даже пугает, когда болтая, Бен в очередной раз тянется к чужим губам, правда, не всегда получая желаемое. Но чего Чанёль точно не может себе позволить – это расцепить их ладони, он не может отказать себе в желании чувствовать так близко, тактильно, чужую ладонь у себя в руках, время от времени проводя по нему большим пальцем, наверняка вызывая у младшего легкую щекотку, а сам же с каждым разом ощущая присутствие Бэкхёна рядом – буквально в своих руках, каждой шероховатостью кожи на кончиках пальцев.       Как только захлопнулась дверь квартиры, Бэкхён с остервенением прижимает мужчину к твердой поверхности, оставляя кроткие, мелкие поцелуи на шее, то и дело переходящие в прыткие, глубокие. Чанёль не мог себе представить, что в Бене таится столько страсти, и, казалось, что если уличная прохлада подействовала на мужчину отрезвляюще, то у юноши, напротив, сорвали все тормоза. Сумбурно дойдя до спальни, а точнее кровати, Бен в порыве завлек за собой мужчину, падая на мягкую ткань, и оказываясь под удержавшимся на руках Чанёлем. В миг он скидывает с себя футболку, оголяя тело, а после тянется к пуговицам на чужой рубашке, даже успевая расстегнуть парочку, как внезапно чувствует отпор. Пак мягко хватается за расторопные пальцы юноши, останавливая их стремительные действия. Он шипит, отстраняясь от лежащего парня, возмущенно разглядывающего его.       - Что? – привстает на локтях недовольный Бэкхён, хмуря брови.       - Ты же не хочешь пожалеть потом об этом, - мягко улыбнувшись, поговаривает мужчина.       - Я… я не пожалею! – строптивый Бэкхён одним движением хватается за чужое предплечье, вновь утягивая рассеянного Пака, прибегая к поцелуям куда только может дотянуться.       - Бэкхён, посмотри на меня, - мужчина нежно обхватывает горящее лицо и проводит пальцами по щекам.       - Красивый, - пьяно заключает Бен, выполняя просьбу, и растягивая губы в улыбке.       Чанёль усмехается такому Бэкхёну.       - Не лучшая идея заниматься любовью пока мы пьяные, давай повременим.       Бен сдается, лениво падая на матрас. Он отползает, удобнее устраивая голову на мягкой подушке. Чувствуя запах шампуня Чанёля на ткани, он прикрывает глаза, сдерживая взбудораженность насколько это было возможно.       - Хотя бы ляжешь со мной? – обиженно спрашивает парень, хлопая рукой по подушке рядом.       С этим Чанёль соглашается. Улегшись, он чувствует движение рядом, а потом и прикосновение горячей кожи к своей открытой груди – Бэкхён плавно укладывает голову, обнимая торс мужчины. Пак зарывается пальцами в светлые волосы младшего, из-за чего тот ластится, прижимаясь сильнее. Мужчина даже не берется снять с себя так и оставшуюся висеть на нескольких пуговицах рубашку, в страхе, что любое действие может потревожить юношу. Забавно надувающиеся губы и тихое бормотание Бэкхёна совсем скоро стихают, оставляя Чанёля в полной тишине. Он невольно вспоминает ту самую «страсть отрезанного рукава», осознает, что нет ничего в мире, стоящего покоя Бэкхёна, – нет ничего, достойного тревожного вздоха, прерывающего спокойную, безмятежную симфонию мирно возлежащего юноши.