Разделяющие сопредельность (Запертые)

Никита       Я как-то вскользь упоминал табель. Это висящая на стене таблица-календарь, с нашими именами и ячейками для записи провинностей. Попадая в табель ты определенно становишься «удостоенным» синей комнаты, и понятно, что никто намеренно туда не попадал. Одному Малышу было по барабану, сразу ему всыпят, либо в той комнате. Он с легкостью подставлял любые участки тела под битье и удивительным образом смаковал ощущения после своих экзекуций, добавляя словечки типа «вау» или «ну это было нечто». В то же время, ему мозгов хватало понимать, что нам-то это далеко не по барабану, и расстилаясь перед Титул, старался беречь общественные нервы: «что, прям тут?» или «я готов, но может лучше меня в спальне привязать?». И как бы ни хотелось Титул показать всем, кто в доме хозяин, иногда всё же удавалось её урезонить. Но вот сегодня её терпение кончилось. За завтраком мы все заметили, что Эндрю ведет себя немного иначе. Значит с утра между ним и хозяйкой произошла сцена, хотя она сама будто не подает виду. А по лицу Малыша, наоборот, все читалось. Кроме того, он вместо меня метался по кухне, то поднося еду, то забирая тарелки, то готовя всем чай. Молчание тянулось долго, и вдруг Титул наклонилась к Владу и прошептала ему на ухо. Тот встал и отошел к шкафам, что-то отыскивать в ящике. Затем она, не вставая, развернулась от стола в сторону холла. — Эндрю, подойди, — парень тут же встал напротив нее, — и скажи, что я тебе велела сделать? — Кофе, завтрак… и… вытереть пол. — Ты вытер? — Нет ещё, ведь время завтрака и ты… — он хотел было сказать «не отпускала», но осёкся, ведь он мог просто об этом попросить, но не стал, потому что не хотел с ней разговаривать. — А ты понимаешь, что на мокром полу можно запросто поскользнуться? Представь, допустим, наша хрупкая Вишня не заметила лужу и… Все непроизвольно обернулись на Викки, и та покраснела. Малыш прикусил губу и, потупив взор, произнес: — Да. Я виноват, — и в этом голосе сегодня не было ни капли той бравады, с которой он обычно принимал все наказания. Что-то было не так, и у меня внутри засвербило. — Безопасность здесь прежде всего. А потом уже завтраки и все остальное. А чтоб ты впредь не забывал…— тут она взяла у подошедшего Влада предмет, за которым посылала. Малыш рассмотрел его и молча опустился на колени.       «Твою мать, твою мать» — неслось у меня в голове, пока Титул надевала ошейник. Лучше бы я сразу отвернулся. Только вспоминаешь о таком слишком поздно: когда тебя заставляют переживать, мучаясь незнанием, что сейчас будет, невольно смотришь в оба глаза. Титул ещё и подложила что-то под ошейник, чтобы он надавливал на шею, и парень сдавленно закряхтел. Девчонка напротив меня тоже не выдержала зрелища: — Ничего же не случилось! Зачем так… — Вишня! — оборвала ее Титул и подытожила Малышу: — Вот теперь, ты точно запомнишь, и как себя вести, и о чем думать. Иди вытирай. И если я понадеялся, что даже если будет жутко трудно это делать, но на этом все закончится — тут я жестоко ошибся. Это были ещё цветочки. Когда Малыш вернулся и доложил, что указание выполнено, Титул не реагировала. Продолжала смотреть в сторону и пить чай. Парень помялся, стоя перед её профилем, соображая, что не так, а когда понял, что игры закончились, еще сильнее поменялся в лице. Таким я его ещё никогда не видел: и без того бледный и разочарованный, стал мученически скованным, а грустные глаза превратились в две сжатые щелки. Он хотел было судорожно вздохнуть, но даже это у него не получилось из-за ошейника, и он даже закашлялся, выцедив воздух. Снова опустившись на колени и склонившись, сдавленно просипел: — Я осознал свою ошибку и усвоил урок… — Твою ж мать, блять! — вырвалось из меня вслух и очень громко. Глаза Титул сузились, и она коршуном обернулась на меня. Но мне было плевать: я видел перед собой только пунцово красное лицо Малыша под копной светлых волос, и мне показалось, что он там уже не мог дышать. Я почти рванул со своего места к нему, но пальцы Ти, одобрительно погладившие локоны саба, начали расстегивать ошейник, при этом она продолжала сверлить меня взглядом. — Вот каким надо быть учтивым, а не позволять себе сквернословить. И мне ведь не показалось, что высказанное обращалось лично ко мне? Вообще, мне следовало бы сказать, что обращение было к ситуации в целом, но я не хотел. Не хотел стать похожим на парня, сгибаться перед брюнеткой, не хотел сдаваться и тем более просить прощения! Это было выше меня, выше моих сил. — Раз не отрицаешь, прошу за мной, на экзекуцию, — Титул бросила ошейник на стол, поднялась и направилась к синей двери. Вот тут внутри окончательно рухнуло: я осознал что пришел тот самый час, которого я так боялся и всячески оттягивал. Только обернулось не как я себе представлял: никто не делал попыток меня принУдить. Влад, подпирая спиной шкаф, сам был переполнен эмоциями. Он же буквально неделю назад испытал на себе нечто ужасное, и сейчас я видел его ссутулившийся профиль. Красивые глаза Викки округлились, как два блюдца. Никто не желал мне этой участи. — А если не пойду? — тянул я время, чтобы собраться с силами на свой бунт, который столь долго планировал. Правда, останавливать меня никто не собирался. Да и кого я мог вырубить? Малыша, который все ещё стоял на коленях потирая шею, не в силах смотреть ни на нее, ни на меня? Мой боевой дух поубавился. В отличие от неприязни к Титул, которая росла. Не хватило буквально капли агрессии, чтобы накинуться. Если б она только посмотрела на меня плотоядно — я бы немедля вцепился ей в глотку. Но она как назло медленно обернулась и посмотрела на меня разочарованно и уставше: — Ты правда хочешь это узнать? И променять пару шлепков на полный набор? — Нет, не это. Что если я вообще не подчинюсь? Если никто здесь больше не захочет делать по-твоему? Если все закончится, здесь и сейчас! У Титул не дрогнул ни один мускул. А вот Викки взвизгнула, кажется поняв, что грядет буря, и тут же закрыла рот ладонями. Малыш тоже удивленно встал с колен, уставившись на меня. Но я уже ничего не хотел замечать. Остались только мы: я и брюнетка напротив. — Ну давай представим: как я включаю камеры, и даже если тебе удастся что-то сделать со мной, этих-то куда, обратно в тюрьму? А если прибьют тебя на месте, на их глазах, им легче заживется что ли после этого? И ради чего, спрашивается? Избежать пары ударов! — Ты же не остановишься на паре ударов… — добавил я, хватаясь за последний довод не бесполезности своей смерти, — лучше уж сразу, чем… — А если Сразу не получится, тогда как? Выдержишь? Не будешь выть, что лучше б я пошёл на пять ударов? Я не нашелся что ответить… Перспектива, что мне будет плохо, и при этом не дадут умереть, звучала весьма убедительно. Представить такое было страшнее всего того, что я обдумывал ранее. Мозг затопило отчаянием и уже не хотелось думать — все мое сопротивление бессмысленно уплывало. Даже синяя комната визуально отодвинулась, и на нее мне вдруг стало наплевать. И я бы так продолжил стоять столбом, от бессилия уйдя в себя, пока не подошёл Влад и крепко потрепав меня за плечо, произнес: — Это ерунда, брат. Правда, не стоит оно таких подвигов. — А что тогда вообще стоит? — вырвал я плечо, и подался вперед. За неизбежным. Брюнетка молча ждала, пока я осознаю, что выкрутиться уже не получится. После моих слов тем более.       Войдя в комнату, я совсем перестал чувствовать и обращать внимание на что-либо. Как в тумане. Даже не слышал, что говорила Титул. Кажется, ей пришлось самой подтолкнуть и расположить меня на станке. Я совсем не ощущал конечностей, это уже был не страх, а какая-то апатия. Пока резкая боль не отрезвила и не вернула меня в реальность. Я вжался лбом после шлепка в свое предплечье и сильнее схватился за держатели. В ушах шум, сзади свист и новый приступ боли. Почему-то я думал о том, что одежду сдергивать с меня Ти не стала. И без того стыдно было сдаться, или все же есть куда дальше? Моих стоических стонов, если они и были, я даже не слышал — в голове по-прежнему было разорвано и мутно. И как выходил из комнаты, я не помню вообще… *** Обстановка давила сильнее прежнего. Да и все запертые молча играли в переглядки, не находя себе места после случившегося — в таком маленьком пространстве никому не удавалось побыть с собой наедине. С меня не требовали остаток дня выполнять каких-либо привычных обязанностей, но мне и на эту подачку было ровно. Я отказывался от еды, меня оставляли в покое. Хотя я несомненно понимал, что долго терпеть этого не станут. Титул подошла ко мне, задремавшему, только ночью в спальне. Я дернулся, ожидая недоброго. — Пойдем на кухню, надо поговорить, — шепнула она, стараясь не разбудить остальных. Я вышел за ней и сел на стул, на который она указала. Брюнетка поставила чайник на подогрев. Мне не нравилось любое ее движение, кулаки сжимались сами собой. — Не напрягайся — ночи у нас для отдыха. — мирно произнесла она. Я непонимающе смотрел, как Титул достает чашки… впервые… сама. Знает, где какого вкуса лежит чай, безошибочно достает тот, который нравится мне. Я понимаю, что она следит за всеми нашими передвижениями каждый день, но это… было странно, и меня немного привело в чувство. Я продолжал следить за её спокойными движениями, в дымке красивого шелкового наряда, пока она неторопливо перекладывала печенье из коробок в вазочку. Как будто мы сейчас находимся не в клетке, а в гостях у какой-нибудь дальней тетки, и меня как гостя угощают всем, что смогли найти в шкафчиках. Чай она разлила на двоих, а вот сэндвич, пока заваривался, с тройной начинкой из ветчины, сыров и зелени, сделала один. Я нахмурил брови — подкупает, хочет подчинения за кусок еды? Мда, я все еще в клетке и всего лишь мелкий зверек. Она, конечно, заметила мое выражение лица, но ничего не сказала, и некоторое время мы сидели за столом молча. Титул неспеша отпивала свой чай. Я вспомнил про жажду и сделал глоток. Но на этом всё. Сбоку нас зашуршало, на пороге на миг возник взъерошенный заспанный Малыш, босой и такой умиляющий своей молодостью и простодушием. В мягком свете его лицо было почти ангельски красивым, тело не худым, а стройным. Даже я залюбовался им на минуту, не меньше Титул. Малыш не ожидал увидеть нас, замер, но затем отвел глаза и скрылся за дверью ванной. — Разве возможно не любить это Чудо? — произнесла Ти задумчиво. Она улыбнулась, но как-то грустно, смотря в пустоту. Почувствовав мой изучающий взгляд на ней, повернулась и добавила: — Я заметила, что ты его жалуешь сильнее чем остальных, и вполне догадываюсь почему. Вот только он не долго будет здесь… — Ты что… освободишь его? — О, у кого-то голос прорезался? — И пока я снова не ушёл в свой панцирь отчуждения, поспешила ответить: — Так он уже свободен. Его контракт закончился ещё полгода назад. Я в непонимании уставился на Титул. Сказать что был в шоке — ничего не сказать. — Давай так, честный обмен: ты – ешь, а я тебе все рассказываю.