В отражении красной луны

      Обратная дорога к причалу казалась Оге куда короче. Все были рады уплыть наконец с проклятого острова.       Без печати легче дышалось, пропали невидимые путы, сдавливающие грудь, связывающие руки. Сейчас Оге не нужно было высвобождать силу дьявола, но осознание того, что в любой момент он мог обратиться к Бесопузу и получить доступ к неиссякаемому источнику демонической мощи — успокаивало и несказанно радовало. Еще бы узнать, где находится спрятанная половина печати Саотоме, и тогда…       — Эм, слушайте, а это, часом, не наш паром там? Вон там, — Фуруичи указал пальцем на каменный берег чуть подальше от причала, и все обернулись в ту сторону.       Оге показалось, или ветер с моря и в самом деле задул сильнее и холоднее?       Беоспуз, возящийся у него под круткой, замер.       Паром, который привез их три дня назад и сегодня должен был вот-вот приплыть, уже был здесь. Он неуклюже завалился боком на каменистый пляж, взрыв носом мокрый песок.       — Попал в шторм, что ли? — Тоджо почесал в затылке.       А Куросаки поднял руку, чтобы вытащить из-за плеча занпакто.       — А где ты видел шторм за последние пару часов?..       И Ога вдруг явно ощутил, что на этом полупустом острове он больше не единственный контрактник. Слишком погруженный в ощущения собственного всемогущества и радость за Бесопуза, он не обратил на это внимание. Но теперь игнорировать очевидное было невозможно.       Лже-Саотоме был здесь. И на этот раз он пришел не один.       — Как я погляжу, все в сборе, дерьма куски.       Они обернулись достаточно быстро, чтобы увидеть, но недостаточно, чтобы среагировать. Тоджо подбросило в воздух и шарахнуло о землю, прижимая заклятьем, не позволяющем ни встать, ни пошевелиться. Он остался лежать без сознания. Фуруичи вскрикнул от боли — его задело по плечу чем-то стремительно-острым.       — Фуруичи! — Ога только убедился, что друг ранен не смертельно, и сам едва успел отскочить в сторону.       — Сюрприз, отродье! — белый занпакто рассек землю в том месте, где Ога только что стоял.       Черно-белый синигами противно захохотал и отпрыгнул.       — Ах ты, гаденыш! — Куросаки высвободил лезвие, готовясь принять бой.       — Зассал выйти со мной на бой в одиночку? — Ога стиснул кулаки, сам не ожидая, что внутри будет бушевать не гнев, а дурная радость, растягивающая губы в бесовской улыбке.       Как давно он этого ждал! Наконец-то снова ощутить, как метка Зевула горит на коже, как тело охватывает чужая сила, которую он сможет вложить в каждый свой удар, чтобы вынести этого надменного зазеркального ублюдка.       — Так ты гляжу, тоже не один, сопляк, — Саотоме усмехнулся, задирая рукава, по его коже расползалась черная метка Зевула. — Но я пришел не за этим.       — Я займусь своим двойником, Тацуми, — Куросаки поставил Огу в известность, и тот успел только заметить, как два синигами мелькнули, сцепляясь друг с другом в драке.       Если бы Ога внимательно следил, то мог бы уловить их быстрые движения, с которыми они закружили сначала на земле, а потом в воздухе. Но у него был свой противник, не до них.       — Ога… — держась за окровавленной плечо, Фуруичи сделал пару шагов назад.       — Присмотри за Тоджо. Они здесь только вдвоем. Пока Рыжий лупит своего черно-белого братца, я уделаю в хлам этого говнюка.       — А-дя!!! — Бесопуз зарычал, крепко сжимая кулачками Огин шарф.       — Попридержи коней, засранец, — Саотоме усмехнулся, глядя на то, как реальность начинает плавиться вокруг Оги красным пламенем едва сдерживаемой мощи Бесопуза. — Прежде посмотришь кое на что.       Ога хотел просто ударить, чтобы не слушать, но Саотоме достал из кармана «то самое» быстрее, чем он решился. Кусок кожаной печати с оборванным концом на шнурке. Несколько начертанных на ней символов светилось, говоря о том, что печать все еще действует и обладает магической силой.       — Это заячья печать? — Ога поумерил пыл, удерживая дьявольскую силу на грани, готовый в случае чего дотянуться до нее и ударить.       — Кроличья, тупой олень. Впрочем, чего еще ждать от такого дремучего сопляка как ты.       Саотоме припечатал ее к воздуху рядом с собой, и реальность пошла рябью.       «Неужели сейчас откроет портал в Демонию?!»       Воздух вокруг печати начал густеть, концентрируясь и теряя прозрачность. И вот уже рядом с Саотоме возникло овальное зеркало в человеческий рост. Сначала его поверхность отражала лишь Огу, застывшего на портовой дороге. Ветер трепал его волосы и конец шарфа, на лице уже расползлись узоры метки — потухшие, но готовые в любой момент вспыхнуть. Бесопуз, прячущийся у него под курткой, смотрел в зеркало так же хмуро и решительно, как и Ога.       — Откройся, — не глядя, Саотоме начертил знак Демонии.       Поверхность зеркала пошла рябью. Портовая дорога и Бесопуз исчезли, а куртка Оги превратилась в черный балахон. Он растерянно моргнул, когда понял, что отражение в зеркале улыбается, в то время как сам Ога этого не делал.       — Ну, здравствуй, Тацуми.       — Какого лядского черта?!       Отражение говорило его голосом и смеялось его ртом, но, прежде чем Ога охерел еще больше, Ога-из-зеркала отошел в сторону, давая понять: он не отражение.       За спиной двойника оказались освещенные факелами каменные и влажные стены темницы. К ним цепями, продетыми в толстые железные кольца, был прикован Саотоме. Его запястья сковали широкие наручи, исписанные магическими символами, очевидно не дающие ему возможности колдовать. Он едва стоял на ногах, повиснув на цепях, низко опустив голову, так что за свисающими грязными волосами Ога не мог рассмотреть лица. Если бы не татуировка на руке и неизменная повязка на голове, его можно было и не узнать. Располосованные в кровь руки, драная одежда, висящая лоскутами на грязном, израненном теле, темная лужа запекшейся крови на полу, свидетельствующая о том, что это последствия не самых свежих пыток…       Увиденное заставило сердце Оги забиться быстрее от страха. Бесопуз завозился под курткой, но Ога только сжал пальцы в кулаки сильнее, чувствуя, как ладони становятся влажными.       Он никогда не видел Саотоме побежденным. Они с Тоджо, конечно, не годились ему в соперники, да и нападки Бесопуза в теле Оги оставили на руках препода не больше, чем десяток царапин и заставили попотеть. Драка с демонами тридцати четырех столпов прошла для Саотоме не тяжелее урока в их чертокаменском классе.       А теперь… Лишенный своих сил, как Бесопуз пару дней назад, он оказался беспомощным пленником в руках… в руках…       — Нравится? — Ога-из-зеркала улыбался мерзопакостной улыбкой во все тридцать два зуба, так что у самого Оги свело челюсти от отвращения.       «Эт моя улыбка так всегда выглядит? Да ни хера подобного!»       — Гляжу, ты дар речи от шока потерял, — Ога-из-зеркала со смехом скрестил руки на груди.       Рукава его балахона задрались, и Ога смог увидеть на его правом запястье уродливые застарелые грубые шрамы вместо метки Зевула. Очевидно, они покрывали всю его руку, потому что в вырезе балахона и на шее шрамы тоже были видны.       «Да что это за срань такая? Мой зазеркальный двойник? Какого черта он не черно-белый тогда, как двойник Рыжего?»       — Ка-бу!!! Ка-бу!!! РРР!!! — Бесопуз вдруг яростно затыкал пальцем в сторону зеркала, пиная Огу ногами в грудь и вереща от злости, его практически трясло, и Ога прижал бесенка рукой, чтобы тот не вывалился, пока размахивал руками.       — И тебе привет, малыш, — Ога-из-зеркала помахал Бесопузу, скалясь как последняя скотина, и Ога понял, что того буквально передергивает от едва сдерживаемого бешенства. — Смотрю, твой отец-таки выпустил кому-то кишки, чтобы освободить тебя от печати.       Ога почувствовал, как каменеют все мышцы в теле от услышанного. Яростные вопли бесенка отдалились на второй план, он вертелся под курткой, плотно прижатый к груди родителя твердой рукой. Ога был не из тех, кто долго ломает голову над неясностями, когда они остались позади. Он почти забыл о том, что случилось в приюте, занятый куда более важными и насущными проблемами Бесопуза. И теперь все встало на свои места.       Так вот почему Бесопуз при виде Оге сбежал от него, рыдая от ужаса.       Ведь человек, который клеймил его печатью, был сам Ога. Из зазеркалья.       — Не ожидал, что ты решишься на убийство, Тацуми, — Ога-из-зазеркалья почти скрипнул зубами, едва удерживая злую улыбку на лицу. — Махать кулаками и отнять чью-то жизнь — разные вещи.       Ладонь Оги опустилась на макушку Бесопуза, и тот сразу же затих, глухо рыча и крепко держась за ворот родительской куртки.       — Значит, это был ты, говнюк. Не думал, что придется бить морду самому себе, но чего ж не сделаешь ради малого, раз обещал, — Ога оскалился в ответ, ощущая, как внутри распаляется готовое вырваться наружу пламя.       — Погоди-погоди, — Оги-из-зазеркалья поднял ладонь, останавливая. — Я, конечно, понимаю, что твой интеллект на уровне половника, но даже ты должен понимать, что твой удар дьявольской силой просто разорвет печать на клочки и уничтожит межпространственное зеркало. Меня не достанет твой взрыв.       «Гребаный падла прав…» — Ога молча смотрел на двойника, одной рукой продолжая прижимать к груди Бесопуза, вторую все-таки готовя к драке.       Один удар — и он вынесет на хер ублюдочного двойника, если тот каким-то образом окажется здесь.       — Передумал бить? — двойник чуть склонил голову на к плечу. — Славно. Теперь готов слушать меня?       — Я только этим и занимаюсь последние пять минут.       — Дя! — Бесопуз поддакнул, для верности пиная родителя пяткой в грудь.       Ога скосил взгляд вбок, проверяя как там Фуруичи и Тоджо.       — Всегда знал, что хуже тебя врага не придумать, — бледный от боли в руке, Фуруичи тоже напряженно смотрел на зазеркального двойника своего друга.       — Если бы все вы делали то, что должны были делать согласно моему плану, то каждый бы получил по заслугам и жил бы припеваючи. У тебя, Зенчжуро, было только два приказа, — двойник перевел взгляд с Оги, на стоящего истуканом у зеркала лже-Саотоме, — найти сопляка-владыку и не дать Тацуми снять с него печать. Два ясных приказа, которые я красным по-черному высек в твоем бесполезном, тупом сознании. Ты должен был сдохнуть, но выполнить приказ, а не удирать при виде жалкого синигами и занпакто! Ты завалил свое задание!       Двойник Оги распалился не на шутку, его глаза горели и, хотя Ога не мог ни ощущать дьявольской мощи метки, ни видеть светятся ли узоры Зевула под одеждой двойника, и дурак бы догадался, что в ход пошло какое-то бесовство.       Лже-Саотоме хмуро отступил от зеркала, пялясь на того, кто без сомнения, был главным зачинщиком всея дерьма, свалившегося на голову Оги и остальных за последнюю неделю.       — Ба? А-дя? — Бесопуз извернулся в руках родителя, пытаясь заглянуть ему в лицо, но Ога только перехватил его поудобнее, переводя напряженный взгляд с Саотоме на самого себя.       — Я надеялся, что ты хоть так принесешь мне какую-то пользу, — лицо двойника вдруг растеряло все следы гнева и несдержанности, уступая место надменной холодности. — Ты как был, так и остался никчемным разочарованием.       Ога-из-зеркала поднял руку, обнажая изуродованное предплечье.       — Ога! Останови его! — Фуруичи закричал, но Ога едва ли мог что-то сделать.       На ладони его двойника и в вырезе рубахи на груди лже-Саотоме загорелась черным печать.       — Не… стой… — глаза лже-Саотоме на секунду расширились от страха, он попытался активировать метку Зевула, чтобы защититься, но она потухла, не успев как следует загореться.       — Хах, — Ога-из-зеркала опустил руку, с усмешкой глядя на своего застывшего подчиненного. — Таким ты нравишься мне больше, ублюдок.       — Что ты с ним сделал, говнюк? — Ога стиснул кулаки, рассматривая лже-Саотоме.       Его взгляд потерял всякую осмысленность, с лица исчезли страх и нахмуренность. Он выглядел так, будто в миг перестал быть живым. Пустое тело.       — О, не надо, Тацуми, — двойник обернулся к нему. — Он и этого не заслужил. Я само милосердие, аж стыдно.       — О чем ты говоришь? Чт… Эй, ты че творишь? — Ога рванулся было вперед, но так и замер в полушаге, отшатываясь.       Лже-Саотоме достал из-за пояса клинок и обыденным движением вонзил нож себе в грудь. Фуруичи испуганно вскрикнул позади, Бесопуз задрожал под рукой Оги, таращась на препода-камикадзе.       — Сао… томе?       Лицо лже-Саотоме побледнело, когда он трясущейся рукой с хрустяще-влажным звуком вытащил клинок из груди. Рубашка начала чернеть от вытекающей толчками из раны крови. Но вместо того, чтобы бросить оружие и упасть замертво, он нанес себе еще один удар в грудь.       — Прекрати! Прекрати это! — Фуруичи вскочил на ноги, в ужасе глядя на происходящее, и Ога бросился к Саотоме, хватая его за руку.       Из зеркала звучал холодный смех его двойника.       — Он уже покойник. Не смеши меня, Тацуми! Глядеть тошно.       — Слышь, харэ! — пальцы Оги сжались на запястье лже-Саотоме, не давая возможности вонзить в себя клинок в третий раз.       Их руки дрожали от напряжения. Ога держал запястье препода с зажатым клинком, понимая, что с трудом справляется: окровавленный кончик кинжала дрожал у самой грудной клетки Саотоме, приближаясь по миллиметру все ближе и ближе. В глазах Саотоме не отражалось ни страха перед смертью, ни злости, ни досады — ничего. Оставаясь бездушным манекеном, порабощенным чужой силой, он продолжал вести руку с оружием к своей груди, чтобы добить собственное тело. Хотя, судя по расположению первой раны, и сам Ога мог понять: Саотоме уже ходячий труп. Он проколол себе сердце и у него оставалось не больше пары минут. Но рука, выполняющая приказ Оги-из-зазеркалья, продолжала свое движение.       Бесопуз трясся, испуганно пища, глядя на то, как его родитель проигрывает чужому заклятью подчинения.       — Ты не удержишь его. Просто на этот раз он вонзит клинок себе в грудь медленно, преодолевая силу твоего сопротивления.       — Останови его! Хватит творить эту поебень? Если хотел убить, надо было смахнуться с ним! — Ога кричал своему двойнику, но не мог отвести взгляд от клинка, вот-вот готового пронзить грудь Саотоме в третий раз.       Кончик лезвия уже касался кожи, надавливая. Но, прежде чем ему удалось завершить движение, кожа Саотоме начала не просто бледнеть — она стала терять цвет. Его одежда, волосы, глаза — все становилось серо-монохромным. И когда эта серость начала ползти на руку Оги, он испуганно отдернул пальцы.       Лже-Саотоме рассыпался на мелкие осколки…       — Я не терплю бесполезных людей рядом с собой. А он был бесполезным, — ядовитый голос Оги-из-зеркала, вернул Огу в чувство.       — Не плачь, Бесопуз. Он был не настоящим Саотоме.       Он обернулся.       Да. Их Саотоме был там, по ту сторону зеркала рядом с чокнутым двойником Оги, готовым убить одним взмахом руки даже своего помощника.       — Че те надо, олень?       — Мне нужен он, — двойник ткнул пальцем в Бесопуза, зло замахавшего кулаком в ответ.       Ога усмехнулся, стискивая кулаки.       — Губу закатай обратно, зеркальный говна кусок.       Двойник отразил его улыбку.       — Я не сомневался, что ты откажешься, — он подошел к своему пленнику, схватил его за волосы и оттянул голову назад; отвесил пару пощечин, приводя в чувство. — Я не зря продумал запасной план.       Саотоме хрипло застонал, но, открыв глаза, стиснул зубы. Его лицо было залито кровью из разбитого лба, губу рассекала глубокая ссадина. С трудом сфокусировав взгляд на Оге, он едва заметно улыбнулся.       — Таки нашел мальца…       По телу пробежала предательская дрожь, но Ога знал, что у него нет права на то, чтобы показывать слабость. Даже самому себе. Бесопуз протянул руку в сторону Саотоме:       — Ба, а-дя.       — Какая прелесть, меня сейчас стошнит, — двойник Оги дернул Саотоме за волосы, вновь теряя самообладание.       — Не хватило тебе… папкиного ремня здесь… засранец… — Саотоме с трудом говорил, выплевывая хриплые слова, на что получил в ответ слишком уж мрачный смех.       — Ты не представляешь, насколько чертовски ты прав, говнюк, — Ога-из-зазеркалья с силой прижал свободную ладонь к груди Саотоме.       На тыльной стороне его руки вспыхнули черным символы заклятья, и Саотоме выгнулся, стискивая зубы и изо всех сил сдерживая крик боли. Его руки сжались в кулаки, метка Зевула засверкала, как и иероглифы на наручниках, не позволяющих выпустить дьявольскую силу.       — Зен! — Ога дернулся, было, но заставил себя стоять на месте.       Он не мог пройти сквозь зеркало, ничем не мог помочь Саотоме. Препод не позволил себе и пикнуть от боли, и Ога должен был держать себя в руках, не поддаваясь.       Двойник отлепил свою ладонь так же резко и внезапно, оставляя на чужой коже впечатанный с ожогом, кровоточащий магический символ, и с усмешкой обернулся к наблюдателям.       Ога ощущал, как сила Бесопуза мечется внутри его тела, не зная, как найти выход. Он мог высвободить ее в любой момент, но в этом не было смысла, когда враг был недосягаем. И это нереально бесило. Бесило до дрожи в руках, до внутренней трясучки. По крайней мере, проще было думать, что его колотит от бешенства и ярости, а не от осознания, что Саотоме могут прямо сейчас по-настоящему убить у них на глазах, а Ога опять ничего, ни хера не сможет сделать!       — Что за… жалкие пытки… я даже вздремнуть успел… — Саотоме ухмыльнулся, хотя, кажется, с трудом удерживал глаза открытыми.       — О, нет, пытки еще не начались, — Ога отпустил его волосы, и голова Саотоме без чужой грубой поддержки бессильно склонилась на грудь.       — Можешь причинять боль, только если твой противник безволен и скован по рукам и ногам? Позорище, — Ога едва не плюнул под ноги, кривя губы в отвращении. На самого себя смотреть было противно вдвойне.       Видеть скотское поведение другого человека было мерзко, но смотреть, как ты сам ведешь себя как последняя ссыкливая тварь, было вдвойне отвратительно. Поганое читерство. Если бы Ога дрался только со слабаками или связывал противникам сначала руки и ноги, то он бы не звался Лютым Огой, который с одного пендаля выносит силачей-старшеклассников. Чем прославился этот говна кусок из зазеркалья, даже интересно…       — Не какому-то отморозку позорить меня и мои методы, Тацуми, — двойник покачал головой, довольный собой. — К тому же причинение боли — не есть моя цель. Это только средство, с помощью которого я получу свое.       Его взгляд снова упал на Бесопуза.       — Даже не вздумай… меня спасать… сопляк… — Саотоме с трудом заставил себя поднять голову, глядя на Огу исподлобья.       Надо было сказать что-то вроде: «И не думал! Сам попался — сам и выбирайся!», но язык прилип к небу, не давая ответить. Все, что Ога мог сделать, скорее рвануться искать вторую половину печати и лететь через эту кроличью нору в Демонию. Но ему даже до берега плыть шесть часов. За это время можно запытать человека до смерти.       — Ему и не придется, — Ога-из-зазеркалья закатил глаза. — Болван, думаешь, я буду пытать тебя, пока Ога не отдаст ребенка?       В общем-то, Ога был уверен, что именно это сейчас и случится. Они с Фуруичи незаметно переглянулись, растерянные и не понимающие, к чему клонит двойник Оги.       — Он ни за что его не отдаст, не так ли, Тацуми? — двойник посмотрел ему в глаза, и Ога вдруг понял, что так и есть.       Разве он не знал этого раньше? Конечно, знал. Просто… осознание этого заново принесло толику облегчения, лишая Огу каких-либо мук выбора. Даже если его двойник будет отрезать от Саотоме части тела или убивать его на глазах у Оги, он ничего этим не добьется. Ога не отдаст Вельзи на растерзание своему злобному двойнику.       Наверное, хорошо, что и двойник, и Зен понимали это даже лучше самого Оги.       — Что за отец отдаст своего сына в руки садиста? — Ога-из-зазеркалья вернулся к Саотоме, стискивая пальцы на его загривке, склоняясь к его уху. — Тацуми не такой, он никогда бы не бросил Вельзевула на произвол судьбы. Не оставил бы его в чужих руках, не убедившись, что с ним все в порядке, — он яростно дернул, заставляя Саотоме выгнуть спину вслед за болезненно натянувшейся кожей. — Он не такой ублюдок как ты, Саотоме.       — Что?.. — Саотоме с трудом фокусировал взгляд, косясь на треплющего его словно щенка двойника Оги.       — Че он несет? — Ога ненавидел, когда не догонял какой-то тонко подразумевающейся херни, но похоже сейчас он был не один такой.       Фуруичи и Саотоме тоже пялились на его двойника с ощутимым напрягом.       — Что такое? Хочешь прикинуться дураком? — двойник наклонил голову ниже, заглядывая Саотоме в глаза. — Ну, прикинься, отнекайся, ублюдок. Только это не поможет ни тебе, ни Тацуми. Ты можешь солгать, но заклятье крови не солжет, — он ткнул пальцем в оставленную печать, заставляя Саотоме зажмуриться и зашипеть от боли.       — Что ты несешь… сопляк?       — Я ни хера не понял! — Ога крикнул погромче, чтобы его точно было слышно в зазеркалье.       — Дя-бу! — Бесопуз подтвердил.       — А чего тут не понятного, кретин? — Ога отвесил Саотоме пощечину, от которого его голова мотнулась и из разбитой губы снова потекла кровь. — Думаешь, ты каши много ел, потому и родился таким сильным? Думаешь, ты смог так легко заключить контракт с маленьким владыкой тьмы по чистой случайности? Посмотрите на него, — двойник ткнул пальцем в Огу, — обычный юноша случайно становится могущественным контрактором темного властелина. Ну, надо же! Вот умора-то! — он хохотнул, но быстро оборвал свой смех. — Таких совпадений не бывает, идиот. Ты тот, кто ты есть, потому что в тебе с рождения течет кровь Заклинателя, заключившего контракт с демоном. Твоего отца. Настоящего отца. Саотоме Зенчжуро.       На этом проклятом острове всегда было так чертовски тихо, или Ога просто не обращал внимания? И ветра нет, и море не шумит, про людские разговоры и речи нет: все, кто был в зоне слышимости, замолчали от охеревания. Ога и сам забыл из каких звуков слога складывать. Чо блять за нахуй?       — А-дя? — Бесопуз извернулся, вопросительно глядя в лицо родителя, и тот ответил ему не менее удивленным взглядом.       — Ты че… слышь… — он все-таки нашел в себе силы сказать хоть что-то, — на колесах сидишь, че ли?        Двойник обернулся к своему пленнику, поднимая его голову за волосы обратно. На этот раз Саотоме таращился во все глаза сквозь зеркало на Огу. И от этого взгляда у Оги нехорошо побежали мурашки по спине.       — Скажешь что-нибудь своему сыну или так и будешь молчать?       Они пялились друг на друга, и Ога пытался прилепить слова двойника к своей реальности. Получалось херово. Саотоме отваливался и не вписывался в идеальную жизнь его тихой спокойной семьи, в которой матушка вела дом, а отец работал в офисе, пока Мисака и Тацуми творили беспредел в школе.       Обычная жизнь обычной семьи обычного старшеклассника и так треснула с появлением Бесопуза, а теперь, выходит, она никогда и не был такой. Только Ога об этом не знал.       «Бля, я ж даже не Ога, получается, а гребаный кусок дерьма Саотоме…»       И родители знали об этом.       Мать-то точно знала, а отец?..       Неужели принял его так просто в семью и воспитал, как своего…       «Как и ты взялся воспитывать Вельзи, не так ли?» — голос занпакто заставил Огу вздрогнуть, выныривая из своих мыслей.       Саотоме все еще смотрел на него, но первый шок уже прошел.       — Кажись, он и сам не в курсе, Ога — Фуруичи почему-то шептал, но слышали его, конечно, все.       Зен вдруг усмехнулся.       — Вот, значит как… Хорошо, что я узнал, прежде чем помру, — он сплюнул на пол кровавую слюну. — Разбей печать и уноси Бесопуза, Тацуми.       — Че? Слышь! — от этих новостей Ога вообще забыл зачем они тут собрались. — Не успел в отцы заделаться, как уже командуешь! Тест на отцовство сначала сдай, а потом указывай! Шлялся хер знает где пятнадцать лет и тут же раскомандовался! Не захочу и не пойду отсюда никуда, понял!       — Че разорался-то… — Саотоме растерянно моргал.       Ога хотел высказать ему все, что он, блять, успел передумать за эти пару минут охуевания от таких новостей, но двойник его прервал.       — Ну, хватит, надоели ваши крики. Время идет, и я не намерен больше ждать. Я сказал все это только для того, чтобы Фуруичи понимал, как именно действует заклинание, которое я наложил на Саотоме.       — Фуруичи? — Ога обернулся на друга, тот бросил на него испуганный взгляд, совершенно не понимая, при чем тут он.       — Да, Фуруичи, — двойник закатал рукав балахона, освобождая изуродованную шрамами руку и кривя губы в усмешке. Он больше не смотрел на Огу и Саотоме, теперь он смотрел на Фуруичи, все еще сидящего на земле рядом с Тоджо, зажимающего раненое плечо. — Тацуми не отдаст мне Бесопуза, даже если я запытаю Саотоме до смерти. А вот ты, другое дело.       — Меня будешь пытать?! — Фуруичи в ужасе отшатнулся, и Ога тоже перепугался не на шутку, хотя и с трудом уловил логику происходящего.       — Нет. Его, — он кивнул в сторону Оги, и прижал ладонь к груди Саотоме.       Боль обожгла грудь так внезапно, что Ога не успел ни сдержать крик, ни остановить падение. Горящее драконье пламя вливалось сквозь грудину внутрь, воспламеняя внутренности, выворачивая мышцы и пронзая сотнями острых игл кости. Он выгнулся, крича и царапая мокрую землю, на которую упал. Бесопуз, выскользнувший из-за его ворота оказался сидящий на мокрой траве, испуганно глядя на происходящее. Сквозь собственный крик и адскую боль, Ога услышал, как так же кричит из зеркала Саотоме.       — Ога! Саотоме! Да прекрати! Стой! Хватит! — лицо Фуруичи мелькало на фоне красно-черного от боли неба.       А потом все прекратилось. Ога хрипло вдыхал полной грудью воздух, чувствуя, как бешено колотится сердце. Перед глазами плавали черные круги, его прошиб холодный пот, из-за которого ветер, дувший с океана, стал ощущаться куда отчетливей ледяными языками на коже. Сквозь муть перед глазами Ога видел, как в зазеркалье подогнулись колени Саотоме. Он повис на цепях, болтаясь едва шевелящейся, хрипящей сквозь зубы куклой.       — Отец и сын. Символ перевернутой кровной связи, — Ога показал горящий на тыльной стороне ладони знак. — Разрушенная межпространственная печать не освободит твоего друга от пыток, Такаюки, потому что магии крови плевать на расстояние.       — Ка-бу! — Бесопуз подполз к Оге, тряся за плечо, и Ога отпихнул его в сторону Фуруичи, понимая, что если пытки продолжатся, он может ненароком задавить мальца своей агонизирующей тушей.       — Еще шевелишься, я добавлю.       — Стой же! Да СТОЙ!!! — крики Фуруичи были бесполезны.       Ога услышал, как закричал Саотоме, собственная боль пришла секундой позднее, выкручивая руки и ноги, прожигая голову каленым штырем, вынуждая каждую мышцу окаменеть от болезненного спазма. Из глаз потекли слезы, зрение почернело, пропадая. Он стиснул зубы, пытаясь сдержать крик, но просто не представлял, как это возможно. Каких-то несколько секунд, и он не узнал своего голоса, вырывающегося вместе с болью из горла.       Плач Бесопуза и крики Фуруичи пропадали за гулом в ушах. Он стиснул пальцами комья земли, когда все закончилось, и с ужасом ощутил, как с его руки пропадает метка Зевула. От боли получалось только хватать воздух ртом, он силился что-то сказать, но не мог. Пытался проморгаться, чтобы увидеть, что происходит, но черный цвет сменился белыми пятнами.       — …вот видишь, было не сложно, не так ли, Вельзевул?       — Что ж ты за кусок дерьма… — голос Саотоме звучал едва не шепотом, но Ога слышал его.       — Какой уж уродился. Твой же кусок, — его двойник смеялся.       — Я сделаю, что ты скажешь, только прекрати этот кошмар! — Фуруичи практически умолял о пощаде.       — Олень… — Ога с трудом нашел в себе силы подать голос.       Бесопуз сидел на руках у друга, глядя на Огу испуганным взглядом. Фуруичи обернулся.       — Если я не сделаю этого, он тебя запытает!       Ога протянул руку, стискивая ткань брюк на коленке Фуруичи так крепко, как позволяли дрожащие от спазма мышцы.       — Если ты его заберешь… я убью тебя первым… понял?       Фуруичи смотрел на Огу со смесью страха и отчаяния. Надо было срочно придумать что-то, чтобы образумить трусливого оленя. Ога готов был терпеть, сколько сможет, но все будет бессмысленно, если он отрубится и Фуруичи пойдет на поводу у двойника.       «Думай… думай… Я и со здоровой головой на умные мысли не горазд…»       Может, Ога держался бы чуть лучше, но он еще не отошел от ритуала снятия печати. Тело, помнящее о недавней боли, трусливо дрожало в ожидании новой порции издевательств.       — Такаюки, если ты сейчас же не встанешь, я заставлю его орать еще громче, — двойник почти шипел, и Ога сжал пальцы, оскаливая зубы, вкладывая в злой взгляд все, что не мог сказать сквозь стиснутые зубы, глядя в глаза Фуруичи.       Тот отшатнулся, прижимая к себе плотнее Бесопуза, в ужасе глядя на то, как Огу снова выкручивает.       Боль пришла настолько сильной, что он, кажется, потерял сознание? Или что?       Все ощущения вдруг пропали, как и звук собственного крика, и шум крови в ушах.       «Тацуми…» — голос занпакто звучал в пустоте бесчувствия.       «Ну че те? Щас не до тебя… Этот говнюк окопался в Демонии — кулаками не достать…» — даже думать от болевой встряски было тяжело, мысли текли как остывший кисель в этом странном темном небытие, в которое он провалился после третьего удара по метке.       Он тщетно пытался заставить себя очнуться, открыть глаза, пошевелить… Если Фуруичи решит, что он больше не выдержит, он побежит и наделает глупостей, за которые Ога его никогда не простит. Едва ли Бесопуз выживет, попав второй раз в руки зазеркального Оги, да и Хильда с Саотоме не будут нужны ему как заложники, как только он получит свое.       Вот оно!       Ога не мог еще толком сформулировать мысль, чувствуя, что что-то такое нащупал даже своим интеллектом половника.       «Если бы он мог убить тебя с помощью этой печати, он бы сразу это сделал. Все верно…» — занпакто был рад его догадливости, а вот Ога не особенно.       «И толку? Он может пытать меня вечность, только я ласты склею раньше от боли!»       «Что такое боль? Она возникает, когда организм получает травму. Но твой двойник не ранит тебя, это даже не твои ощущения. Он обманывает твой разум с помощью колдовства, пытаясь заставить мозг думать, что тебе невыносимо больно. На самом деле никакой боли нет».       Ога продолжал парить в темноте, понимая, что к нему возвращается слух. Издалека он слышал, что Фуруичи о чем-то спорит с его двойником, голос Саотоме пропал — видимо, он тоже отключился или не мог говорить. Радовало лишь, что Бесопуз держался и не ревел, только его молний в добавок не хватало.       «Ты поможешь как-то или нет? Я не какой-нибудь буддист, нах, чтобы уметь игнорировать боль, которой нет!»       «Боль чувствует только твое тело из-за магии крови. Но душа — нет. Выходи!»       «Что?!»       Но прежде, чем Ога успел понять, что происходит, мир вернулся на свое место.       — …он уже дышать перестал! Писец! Что тебе нужно от Вельзи? — Фуруичи вопил, едва ли не в истерике.       Ога мог слышать, как снова хрипит Саотоме, все еще мучимый печатью, но…       «Почему я больше ничего не чувствую?» — он поднял свою руку, понимая, что она не дрожит. В голове больше не мутилось, исчезла тяжесть и онемение, пропала боль…       «Потому что ты умер, Тацуми, — занпакто усмехался. — Временно, конечно, но другого пути я не нашел…»       — Что?! Ты совсем рехнулся, упырь занпактовский!!! Я просил помочь, а не добить меня!       Ога вскочил на ноги, грозя кулаком невидимому помощнику.       — Ааа! Ога! — Фуруичи завопил от страха, таращась на друга, как на привидение.       — Чт... какого черта? — двойник из зазеркалья опустил ладонь, и Саотоме рухнул бы на пол, но так и остался висеть на цепях.       Его запястья истекали кровью, вывернутые в наручниках кисти посинели от пережатого кровотока, из носа текла кровь. Ожог на груди превратился в кровавое месиво, облезая обгорелыми лоскутами кожи. От раны во все стороны расползались темно-красные змейки заклятья, мерцающего под кожей, проникающего глубоко в грудную клетку, к самому сердцу.       Ога прижал руку к собственной груди и тут же отдернул ладонь. Из его грудины торчала цепь, тянущаяся к… его телу, которое так и лежало на земле. Он сделал пару неловких шагов назад, едва не споткнувшись. Фуруичи и Бесопуз таращились на него во все глаза. Они видели его.       — Ога, ты… ты жив или нет? — Фуруичи сглотнул, осматривая друга с ног до головы.       — Арр!!! — двойник из зазеркалья в бешенстве снес что-то со стола, стоящего тут же. — Проклятый занпакто! Ну, ничего, Тацуми, — он буквально заставил себя улыбнуться. — Ты не можешь пребывать отдельно от своего тела вечно. Ты не синигами, и времени у тебя не так уж много. Наслаждайся передышкой, пока можешь.       — Фуруичи, — Ога обернулся к другу. — Бери Бесопуза и вали отсюда на хрен!       — Вали? Куда валить? Мы на острове, забыл! А как же Тоджо? Он даже в себя не приходит! — Фуруичи бросил взгляд на товарища.       Ога и позабыть о нем успел: лже-Саотоме так приложил Тоджо головой о землю, что он до сих пор не очнулся. Вот срань!       Где-то на острове все еще дрались Куросаки и его монохромный двойник, но отсюда Ога не мог увидеть их и даже ощущал с трудом.       — Дя-бу, — Бесопуз тянул к нему руки, но Ога даже не был уверен, что сможет коснуться кого-то в этой призрачной форме.       Че говнюк занпакто сотворил с ним?!       — Он не может меня убить, только мучить. Не о чем волноваться, Фуруичи. Мы с Саотоме как-нибудь стерпим, так что не смей слушать этого урода и делать то, что он говорит. Потому что я, — он склонился на другом, заставляя того нервно сглотнуть, отстраняясь, — не в Демонии. Мне магия крови не нужна, чтобы тебе накостылять по первое число, если с Бесопузом что-то случится.       — Не знаю… что с тобой случилось, сопляк… — Саотоме с трудом ворочал языком, но, видимо, молчать было просто не в его стиле, даже в полумертвом состоянии. — Только не оправдывай… свое паскудство… моим паршивым отцовством. Ты больно взрослый… чтобы ныть из-за того, что папочка тобой не занимался…       Ога-из-зазеркалья вернулся к своему пленнику, хватая его за шею и поднимая над полом. Саотоме захрипел, дергаясь в чужой крепкой хватке, но не имел возможности освободиться.       — Саотоме! — крик Оги сдул морской ветер; без тела Ога не ощущал его пронизывающего холода.       — Он что, тоже самоубийца? — рядом скулил Фуруичи.       — Я не знаю, чем руководствовался ты в твоем мире, обзаводясь ненужным тебе потомством, но мой отец зачал меня только потому, что не хотел подыхать от проклятья, которым его наградили демоны. Так что по доброте душевной папенька передал часть своего проклятья мне. Как ты понимаешь, я был не слишком ему благодарен.       Двойник разжал пальцы, отпуская своего пленника, и тот с хрипом втянул воздух, с трудом держась на ногах. Цепи натянулись, его руки наверняка адски болели — столько времени держать вес наполовину безвольного тела.       — И решил испоганить… жизнь всем, до кого смог дотянуться. Обиженный папенькин сынок… Порки тебе не хватало, сученыш… — Саотоме усмехнулся, поднимая голову сам.       «Совсем олень тупой? Едва на ногах стоит и все нарывается! Этот чокнутый Я сейчас вообще его прикончит на хуй!»       Они с Фуруичи переглянулись, понимая, что думают об одном и том же. Саотоме знал, что не выберется, и решил покончить со всем в одиночку. Если взбесившийся двойник убьет его — рычагов давления на Огу и Фуруичи у него больше не будет.       — Хах, — Ога-из-зазеркалья усмехнулся, схватил пальцами Саотоме за подбородок, другой рукой похлопал по щеке. — Думаешь, самый умный? Я не прикончу тебя, пока ты будешь мне полезен. Занпакто не сможет держать его вне тела слишком долго.       — Зачем ты все это делаешь? — лишившись снова поддержки чужих пальцев, Саотоме опустил голову, мокрые от пота, грязные волосы загородили его лицо от Оги и Фуруичи.       — Я дам посмотреть тебе на то, что получится, когда все закончу, — двойник подошел ближе к зеркалу, почти касаясь едва рябящей поверхности, Ога тоже шагнул ближе.       Он вдруг понял, что двойник по ту сторону, выглядит старше. Лицо оставалось таким же молодым, но глаза и изгиб рта выдавали в нем куда более взрослого человека. Его волосы выглядели куда более черными, и Ога понял, что бледный оттенок кожи и цвет глаз — это то, что двойник, как и лже-Саотоме, заполучил каким-то магическим путем. На самом деле Ога-из-зеркала был черно-белым, как отражение Куросаки.       — Раз в вашем мире все примерно, как в нашем, значит ты тоже нашел однажды Бесопуза, — Ога прищурился, глядя в собственные глаза: темные, холодные, равнодушные.       Его двойника легко выводили из себя неудачи, но он был достаточно силен и умен, чтобы сдержать себя в руках, если нужно, и действовать достаточно жестоко, чтобы добиться своих целей. Такой как он без капли сомнения и жалости пытающий Саотоме и Огу, убивший своего отца, ранивший Хильду… такой мог спокойно клеймить младенца, не моргнув и глазом. Ога не мог позволить этой твари с его лицом разгуливать даже по Демонии…       — Да, так и было, — на лице двойника расплылась улыбка довольного хищника. — Я тоже подобрал Вельзевула. Его появление в моей жизни все перевернуло с ног на голову, и я наконец-то обрел свою цель.       — Ты и ему клеймо поставил, олень? — думать о том, что было с зазеркальным Бесопузом, это уж слишком, но вопросы невольно влезли в голову.       — Не волнуйся, — Ога рассмеялся, скрещивая руки на груди. — Я выбил из этого засранца стремление реветь без повода, скулить и драпать от каждой букашки на улице.       Огин двойник продолжал что-то говорить, но Ога, поначалу готовый было вступить в спор и попереживать еще и за двойника Бесопуза, отвлекся на происходящую на заднем фоне темницы странную поебень. Фуруичи тоже растерянно замычал, Бесопуз вопросительно пискнул:       — Дя-бу?       На все еще прикованного к стене Саотоме с потолка посыпались розовые лепестки сакуры. Ога бы решил, что его глючит от пребывания вне тела, но, судя по тому, что Фуруичи пробубнил что-то вроде: «Они там спецэффекты не перепутали, часом?» — странное явление видел не только он.       Саотоме, казалось, не обращал внимания на творящийся беспредел, то ли находясь без сознания, то ли тоже решивший, что у него глюки.       — …власть темного владыки — это же неисчерпаемый источник…       Пока двойник продолжал заливать про власть, Ога решил уже подать какой-то знак, привлекая всеобщее внимание к творящейся неведомой херне.        — Эмм, эт вообще нормально?..       Лепестки осыпались все сильнее, застревая в волосах Саотоме и за шиворотом, наверное, на полу уже скопилась целая куча. Двойник, поняв, наконец, что его перестали слушать, обернулся и растерянно отшатнулся в сторону.       — Что это?!       Темница уже не выглядела такой мрачной: весь пол был засыпан цветами, прикрывающими и лужи крови, и грязь, и даже Саотоме стал выглядеть куда менее безнадежно, обсыпанный сакурой. Он хрипло рассмеялся, когда двойник Оги резко обернулся в сторону окна, невидимого за поверхностью зеркала.       — Все-таки притащился… бестолочь длиннохвостая…       — А ты еще кто такой? — двойник занес руку, готовясь ударить явно незваного гостя, на его ладони засветился магический символ, но он ничего не успел.       Словно из воздуха возникли тонкие зеленые путы, похожие на лианы, они оплели его руки, впились тугой удавкой в шею, повалили с ног.       — Все-таки не позвал, горделивый козлина, — невидимый мужчина насмешничал, пока двойник Оги пыхтел на полу, пытаясь избавиться от лиан. — Без меня, гляжу, тебя повязала какая-то школота. Позорник, — в голосе невидимки звучала улыбка.       Оковы на руках Саотоме треснули с громким звоном, и Заклинатель рухнул на приличную груду цветов.       — Хоть не в розы на этот раз… и то спасибо…       Отсюда Оге не было видно, что происходит на полу. Раздался грохот, и в темницу полетели обломки камней и решетки, выбитые неизвестным спасителем Саотоме. Двойник Оги наконец очухался, разрывая путы заклятьем, и вскочил на ноги, готовый атаковать.       — Вы никуда отсюда не уйдете!       Пришедший спрыгнул вниз, мелькнули длинные зеленые волосы, забранные в хвост. В руке мужчины сверкнул меч.       — Я не согласен.       Двойник поднял ладонь.       Мужчина перехватил меч:       — Второй прием призрачной луны. Стоцветие ураганной вишни!       …И межпространственное зеркало разбилось на тысячи осколков, обрывая связь с Демонией. К ногам Оги медленно опустился обрывок печати.       — Это же прием Куниеды! Что за тип такой? — Фуруичи кое-как поднялся на ноги.       Ога обернулся к нему, стискивая в руках кусок печати, и улыбнулся Бесопузу.       — Я, кажись, знаю кто это. Тот самый дьявол, с которым Саотоме заключил контракт.              Рухнуть лицом в подушку на родной койке было лучшим окончанием этого пиздецки кошмарного дня. Обычно Ога не ловил себя на таких мыслях, но сегодня был уже перебор: хотелось, чтобы все случившееся оказалось кошмаром и не более.       Он повернул голову на бок и приоткрыл один глаз. Бесопуз дрых без задних ног, развалившись на своей подушке. Уснул сразу после ужина, тоже вымотанный дневными приключениями и переживаниями. Им так и не представилось шанса высвободить его силы в драке, зато пришлось постараться, чтобы вытолкать паром обратно в воду. Куросаки помогал.       Иначе застряли бы там еще черт знает на сколько.       Капитан и члены команды, спящие в своих каютах, никак не могли вспомнить, когда успели причалить и потерять пару часов на берегу. С ними остался объясняться Фуруичи, пока Ога и Куросаки тащили Тоджо в его рабочую каюту. Он так и не пришел в себя, только на несколько секунд открыл глаза и отрубился снова. Из раны на его голове натекла порядочная лужа крови, и Ога скрипел зубами, помогая Куросаки его перевязать.       Двойники из зазеркалья дрались подло, нападая со спины и калеча связанных. Оставалось надеяться, что хвостатый демон выручил Саотоме и не убил двойника Оги. Ведь Ога самолично собирался его прикончить за все, что тот сделал.       — А-дя? — Бесопуз прижимался к его груди, показывая на раненного Тоджо.       — С ним все будет в порядке. Эту крепкую голову так просто не пробьешь.       — Иноуэ подлечит его, — Куросаки обещал помощь.       Он и сам выглядел потрепанным, из раненного плеча текла кровь, так что пришлось перевязывать и его. По сравнению с друзьями Ога выглядел самым целехоньким, хотя чувствовал себя паршивей всех.       За шесть часов в пути было о чем подумать. Не каждый день все-таки узнаешь, что твой старик — вовсе не твой, а твой препод — как раз-таки тот самый.       — Етить, аж голова кругом! — он схватился за виски, утыкаясь лбом в грязное окно.       Пассажирская палуба была пуста, с острова Обезглавливания плыли они одни, так что на этот раз никто не трогал Огу и его ребенка. Да и Бесопуз не плакал, тихо сидя у него за пазухой.       — Ты как? — Фуруичи так и застал его, держащегося за голову у окна.       — Охуенно, — он показа другу большой палец, не оборачиваясь, и тот вздохнул.       Бесопуз тоже выразил вслух сомнение в том, что Ога в порядке, но хотя бы вел себя тихо, не устраивая лишних неприятностей.       — Ога… хм, — Фуруичи вдруг запнулся. — Кстати, ты ж ведь получается и не Ога. Как же к тебе обращаться?       — Ога — как еще?! Олень тупой! Я не собираюсь брать себе фамилию этого куска дерьма.       Он развернулся, скрещивая руки на груди, и Бесопуз согласно кивнул, показывая, что полностью на стороне родителя. Фуруичи уселся на ближайший стул, потер перевязанное плечо.       — Выходит, сам Саотоме не знал, что он твой папаша? — друг бросил на Огу оценивающий взгляд. — Кстати, ты на него реально чем-то похож…       — Ну, все, завались, олень! Хватит этой чушни! Достало! Санта-Барбара какая-то! Мой отец — контрактор какого-то зеленоволосого родича Бесопуза, а я контрактор Бесопуза. Я не удивлюсь, если окажется, что моя мама на самом деле жена Владыки Тьмы и живет на Земле под прикрытием.       — Что-то ты загнул, — Фуруичи почесал затылок, смеясь, хотя секундой спустя нахмурился, разделяя Огины тревоги.       Жизнь потеряла последний оплот стабильности. Что еще Оге оставалось думать? На свете не было никого скучнее и обычнее его родаков. До сегодняшнего дня.       А что, если Ога вообще подкидыш, вроде Бесопуза, и даже мать ему не мать?       Не то чтобы в его возрасте это все было так уж прям важно. Он и сам уже был батей, по неволе и по чистой случайности (ни хера не случайности теперь, выходит!), так что, кто там был его настоящий отец, не играло никакой роли. Его вырастил Ога, а Саотоме свалился на голову, только когда появился Бесопуз. Ога не собирался относится к гребаному дедану как-то иначе, кроме как к своему преподу.       Но в родительский дом он вошел, чуть ли не как в чужой. Мать приветливо поздоровалась из кухни, зовя к ужину. Отца еще не было, а из комнаты сестры звучала музыка. Это был лучший шанс.       Ога оставил сумку в коридоре и вошел в кухню прямо в верхней одежде, опустился за обеденный стол и уставился на мать, продолжающую готовить. Бесопуз растерянно переводил взгляд с одного на другого, не понимая, почему они не разделись и не идут наверх.       — Тацуми, ты бы хоть куртку снял. Иди, пока разогревать буду.       Но он не поднялся и ничего не ответил.       «Чо ж сказать-то?» — язык не хотел поворачиваться, губы слиплись, ладони вспотели и Ога спрятал их под столом.       — А-дя? — Бесопуз выкарабкался из-под его куртки, запарившись, и уселся на коленях, кладя ручки на стол: он был готов ужинать.       — Вельзичка, сейчас тебя покормим, — мать склонилась над ребенком с улыбкой, — Тацуми, ну, ты чего застыл?       Она наконец подняла взгляд на его лицо и перестала улыбаться.       «Мож вообще промолчать? Сделать вид, что не в курсах. Не все ль равно?»       — Что-то случилось, сынок? — она смотрела на него с волнением и сочувствием, положила теплую ладонь на его расцарапанную щеку (как обычно, ни дня без синяков и ссадин).       — Я… — он начал было говорить, но горло сдавило и, прежде чем он преодолел непонятно откуда накативший страх, в дом вошел отец.       — Эй, семья, я дома! Папочка всем принес угощенья!       «Не при отце же говорить, блин!»       — Устал прост, я пойду к себе.       Ога пихнул Бесопуза ей в руки и пронесся мимо вошедшего в кухню отца.       — Тацуми, куда несешься? Хоть бы поздоровался с отцом! А, Вельзик, смотри, что принес тебе дедушка…       — Дя-бу! Дя! — Вельзи радовался гостинцу, пока Ога взбегал по лестнице на второй этаж.       Он и не представлял, что будет так тяжко.       «Чего распсиховался, кретин? Ну, подумаешь, Саотоме твой батя. Будто это что-то меняет! Всегда ж им было и ниче…»       Он так и не спустился к ужину, слушая, как внизу собралась вся семья, работает телевизор, смеется отец, болтая с Вельзи, гремят посудой мать и сестра.       Полчаса спустя мать сама поднялась наверх, неся на руках Бесопуза.       — Ты что это, голодать решил? — она застала его, сидящим на полу у кровати, все в той же верхней одежде рядом с сумкой. С таким же хмурым выражением лица.       Она посадила Бесопуза на ковер и малец, сытый и довольный, быстро пополз к своим игрушкам. Мать опустилась напротив Оги.       «Догадалась или она всегда так делает, когда у меня жопа вместо лица?»       Она так ничего и не сказала, просто смотрела, готовая слушать, до тех пор, пока Ога не отвернулся, глядя, как Бесопуз возится с книжкой.       — С тобой всегда так. Никогда слова лишнего не скажешь матери.       — А ты точно моя мать? Отец-то… — он так и не смог заставить себя сказать то, что собирался, но краем глаза увидел, как изменилось ее лицо.       — Не думала, что ты когда-нибудь узнаешь, — она разгладила складки фартука на коленях, но ее голос не звучал ни зло, ни грустно.       И Ога почувствовал, как краснеют щеки. Он не часто краснел — повода не было. Но для матери правда о его отцовстве была такой обыденной и не волнующей, что стало даже стыдно за свою реакцию.       — Сама-то сказать не собиралась? — он так и не поднял взгляда, беря у Бесопуза протянутую игрушку.       Малец забрался к нему на колени, предлагая строить загон для демонических пластиковых тварей.       — Это было ни к чему. Твой отец не мог растить тебя, я даже не знала, жив ли он до сих пор.       — Живее всех живых. Этого таракана не так-то просто прихлопнуть, — Ога поставил кубик на кубик под радостный писк Бесопуза.       Мать засмеялась, тоже помогая Вельзи строить.       — Да, этого у него не отнять.       — Послушай, — Ога потер виски. — А отец… ну, то есть папа наш. Который… ну… он вообще знает?       — Конечно, знает, — они наконец посмотрели друг на друга. — Тацуми, ты еще юный. Может, тебе кажется, что люди влюбляются раз и навсегда и живут долго и счастливо. Но в жизни все совсем не так. Мы с Огой не сразу остепенились, ты же знаешь своего папеньку. А по молодости-то с ним вообще каши не сварить было, мы чуть без дома не остались. Это теперь все наладилось, а тогда… Да впрочем, — мать скривилась, — и отец твой не лучше. Натворил дел и провалился в какую-то Демонию.       — В Демонию? — у Оги едва не задергался глаз. На его памяти впервые кто-то из родичей называл бесовские вещи своими именами.       — После твоего рождения я его и видела один раз. Он оставил тебе кое-что в подарок.       — И че же это?       Не все ли равно, что там чокнутый Саотоме оставил явно случайно рожденному младенцу в подарок? Но отчего-то было любопытно.       Мать задумчиво почесала подбородок.       — Надо бы вспомнить, куда я ее положила. Помню, убирали все в коробки же. Может, в гараже…       — Ладно, не утруждайся, — Ога устало откинулся спиной на кровать, обнимая свободной рукой Бесопуза, шумно крушащего только что построенный загон и раскидывающего демонических монстров по всей комнате. — И че вот папа так прям взял и принял меня как своего сына?       Мать улыбнулась.       — Он любил тебя всегда как родного, — ее брови вдруг нахмурились. — Знал, что, если не примет, я к нему не вернусь. Так что выбора у него не было.       «Етить! Меня навязали отцу так же, как мне навязали Бесопуза! Ну, точно судьба! Бумеранг!»       Пожалуй, хватит с него семейной истории. Бесопуз начал проситься на руки, явно готовясь ко сну, и мать поднялась, собираясь уйти.       — Передавай привет Зену, когда снова увидишь его.       Мать вышла из комнаты, а Ога пробубнил себе под нос:       — Ага, ты даже не представляешь, мама, но этот кретин снова провалился в Демонию.       — А-дя, — Бесопуз кивнул, пока Ога поднимал его, чтобы отнести в ванную.       — Идем мыться. Если я не приму после всего этого нормальный душ, я точно рехнусь.       — Дя.       Намытый Бесопуз задрых еще у Оги на плече, пока тот чистил зубы, кое-как справляясь одной рукой. Вспомнилось, что в последний раз, когда они были здесь, у Бесопуза был жар и Ога не мог дотянуться до его возросшей силы, искавшей выход. Он бросил мокрое полотенце на пол, прижался щекой к макушке спящего Бесопуза, ощущая, как спокойно сила маленького владыки теперь проходит сквозь его тело. Метка Зевула снова оплетала его кисть, предплечье и плечо, не собираясь уменьшаться. Может, это потому, что Ога, не смотря на ритуал вознесения и добровольную жертву, все-таки убил Сютен, а может, из-за кровавой луны. Ведь силы Бесопуза продолжали прибывать.       Он уложил малого на кровать, выглядывая в окно. На чистом небе светила обычная белая луна. Но Оге казалось, что сквозь ее свет он видит черно-красный абрис скрытой от обычного глаза кровавой луны Демонии.       — Тацуми, — мать снова вошла в комнату. — Отыскала ее. В детстве ты ее очень любил, а потом комиксы пошли, да и не до детских сказов. Возьми. Это Зен тебе подарил.       Мать протянула ему в руки книгу и вышла, так и оставив Огу таращиться на единственный подарок своего настоящего отца.       Надпись на книге гласила «Волшебник Изумрудного города». Хулиганистой рукой Оги Элли были пририсованы жирные черные усы, напоминавшие усы Аленделона. Сверху из страниц торчал хвостик закладки. Ога потянул за него, вытягивая на свет вторую половину кроличьей печати.       — Етить, Саотоме! Мог бы сразу сказать, что ты буквально о книге…       Он убрал обе половины печати и книгу в тумбочку, укладываясь спать. Завтра будет трудный день. Завтра они с Бесопузом отправятся в Демонию, чтобы вызволить, наконец, Хильду, Саотоме и всех остальных, кто попали под руку его черно-белому двойнику.       Ладонь Оги опустилась Бесопузу на живот, и только тогда он закрыл глаза, выдыхая и выталкивая наружу дома защитное поле занпакто.