***
Как же складывается утро у Кима? Чем занят идеальный парень и ординатор в раннее утро субботы? Ветер слегка воет за окном, но не так сильно, как внутренний голос Тэхена в это время суток. – Наконец-то, братан, – слышится звонкий, но в то же время осипший голос Чонгука. Телефон Тэ взял не с первого раза и даже не с третьего, но Гук всегда был настойчив. Будь это девушки или же самый близкий друг. – Я немного занят, – произносит тот в ответ, перелистывая бумаги и занося в графы числа. – Я такую вчера склеил в клубе, потом, естественно, купилась на тачку, говорит: «хочу за руль», – нескончаемый поток выливается на уставшего Кима. Только после смены и снова в бой. – А я ей...– не успевает договорить, как его обрывает тяжёлое дыхание друга, что заглушает мысли собеседника. – Ты в порядке? – Гук, я на работе, давай потом, – не дав шанс ответить, он тут же сбрасывает и ставит режим «не беспокоить». Ничего важного от Чона он всё равно бы не услышал. Каждую субботу всегда одно и то же. Утро. Звонок. Долгий рассказ о любовных похождениях и, естественно, великолепных способностях в постели. Как будто Тэ есть до этого дело, заваленным бумажной волокитой в далёкой и маленькой городской поликлинике, но с одной поправкой. Поправкой на 30 или даже 40 человек на приём с разными жалобами, симптомами и историями. Ким откидывается в кресле и смотрит в открытое окно. Небо не такое ясное как ему бы хотелось. Где-то вдалеке мелькает маленькая грозовая тучка, которая позже заполонит все небо Сеула, не оставляя и места для просветления. *FlashBack* – Сынок, – тянет госпожа Ким при входе в квартиру, смотря на Тэ, который, как самый настоящий мишка, развалился на диване, уплетая мороженное. Долгая разлука вредит им обоим. Не передать словами какая крепкая у них была связь. Мать всегда знает, когда её ребенку плохо. А он всегда знает, когда она взволнованна из-за него. Еще какое-то время женщина топталась на месте, не решаясь обнять сына. – Не говори, что я приёмный, и теперь ты не будешь меня обнимать? – яркая улыбка озарила комнату, в которую вошла младшая сестренка Тэ. Они как две капли воды горной реки. Красивая, с длинными волосами, карими глазами и такой же квадратной, но обаятельной улыбкой. – Джиа, хватит мяться, – слышится сзади строгий голос отца, – обними оборванца, – сразу становится ясно в кого у них такая улыбка. Идиллия, которой всегда завидовал Чон. Каждый чувствовал друг друга на все сто процентов. И этот день был не исключением. Внутри Тэхен был взволнован, ожидая какую-то новость. Но совершенно не подозревал во что это выльется. – Сынок, – сказал отец, когда Тэ отбился от объятий женской половины дома, – надо поговорить. Именно эти слова потом будут проносится в его сознании раз за разом. – Милый, мы хотели сказать, как сильно любим тебя и гордимся, – потрепала его за кудрявые волосы мама, но рука слегка дрогнула, словно этот момент – последнее хорошее за вечер. – Отныне мы не можем платить за твоё обучение, – выдаёт резко отец, чем омрачает квартиру. – Мэй скоро в университет, хочет идти по твоим стопам, – пытается сгладить разговор не самой настоящей улыбкой. – Теперь ты сам по себе. Ты взрослый мужчина. *End* –Теперь ты сам по себе. Взрослый мужчина, – тихо произносит Тэ, перед тем, как дверь вновь открывается, и к нему заходит новый пациент с новыми жалобами, новыми проблемами, новой жизнью.***
– Интересно, Пак Чимин всегда был таким козлом? – раздаётся вопрос в приёмном отделении, от чего женская часть, которая это слышит, начинает давиться собственными языками. – Ты в курсе, что он может тебя услышать? – шипит на подругу Хван. – Нет, ну только козёл говорит такое, а потом, – тут же затыкается, встречаясь с мертвенно холодными глазами причины разговора. – Ан, – злобно потирает ладони Пак, – сегодня на приёме со мной. – Вау, доктор Пак, вы что волшебник, исполняете мои мечты? – девушка определённо злится на него. И скорее всего он даже понимает почему. Но это его веселит еще больше. – Дорогая доктор Ан, твоя сказка только начинается, – устремляется в сторону и требует от неё того же. Студентке надоел этот фарс от него, показательная строгость, крутость, словно он бог. Ей захотелось бунта, даже ценой своей свободы. «Меньше контактов с Кимом, тем лучше» – еще один плюс рождается в её голове. – Доктор Хван, сегодня вы с доктором Ким Сокджином: пошлая улыбочка и перегар с кофе, – язвительно описывает друга, что стучит по аппарату с последним. Даша делает вдох и настраивается на лад. «Боже, пожалуйста, хоть бы без травм, смертей и шоков. Я же так мало прошу» – в своих фантазиях она сложила руки в мольбе, обращая голову к небу. Была ли Хван верующей? Отчасти. Вера в приметы на дежурствах была у всех врачей. Главное не говори слово на букву «П», и всё будет хорошо. – Политравма. Зимний заезд мотоциклистов в этом году рановато вышел, даже лёд не встал, – произносит Чан на всю приёмную. В тот же момент поселилась кромешная тишина, но лишь на долю секунды. – Только не это, – произносит в полголоса Хван, подходя к Джину. Молитва не помогла, даже в голове нельзя говорить запретное слово. Ким неспешно попивает кофе. Противный, мерзкий, да еще и холодный. Этот аппарат однозначно сломался. Похмельный Джин такая услада для взора медсестёр, особенно корчась от головной боли. – Может стоило прокапаться как в прошлый раз? – проговаривает Даша, пробегаясь по мятому Сокджину с ног до головы. – Ммм, – тянет он отвратительный американо, – где моя? – показываются лишь глаза из-за стаканчика, на которые спадает тёмная чёлка. Но Даше даже не нужны подсказки про кого тот говорит. Такой предсказуемый. – Доктор Пак поменял нас, – отвечает Хван уверенно и чётко. – Как я проживу без неё целый день? М? – кидает кофе в мусорку. – Мерзость, – и непонятно к чему именно это было обращено. – Сегодня, бельчонок, ты – моя правая рука, левая нога и третий глаз. Даша лишь смотрит на него, а внутри так и давит смешки. Ким совсем не плохой. Веселый, похмельный, может даже безобидный. Его сложно назвать плохим человеком. – Может хотя бы Регидрон? – все ещё настаивает Хван. – Детка, я лучше выпью из помойного ведра, чем это, – шипит в ответ и направляется к Чану, где уже точно скоро ему понадобится помощь. В другой части приёмного отделения Пак увесисто размахивает лентой ЭКГ, чуть ли не тыча ею в лицо Ан. – Что значит ты не помнишь четвёртый критерий полной блокады правой ножки пучка Гиса? – строгость в голосе ни на минуту не унимается. – Зачем помнить все, если достаточно и этих трёх? – указывает пальцем на розовую ленту, которой он уже хотел придушить девушку. Та не подавала и признака страха. Это как с диким зверем – не смотреть в глаза и не бояться. Как только Чимин готов был разойтись на крик кита, его резко прерывает поток меняющихся голосов сотрудников скорой помощи, что приехали одновременно. Все заезжают на каталках, без вариантов на благоприятный исход. – Смотри на меня, тебе там, – указывает пальцем на обилие пациентов, как минимум отделения хирургии, а как максимум и травмы, и реанимации, – делать нечего. – Может ЧМТ и кровоизлияние, инсульт, доктор Пак? – глаза после этих слов у него загорелись. Как будто знала куда бить. – Я всё равно тебя накажу, – отвечает Пак и направляется к каталке с очередным пациентом.***
Кан наслаждается спокойствием в отделении терапии. Могла ли она подумать, что ей будет где-то еще комфортно, как не в отделении педиатрии, и не с Юнги? «Юнги» – проносится в голове девушки. Кажется, сейчас она максимально мечтательна и оторвана от реальности. – Доктор Кан, – обращается к ней мужской голос. – Да? – все ещё под какой-то эйфорией отвечает она, как вдруг осекается, завидев перед собой сонного и с огромными подглазинами Кима. – Нужна ваша консультация в отделении хирургии, доктор Пак сказал позвать вас, – последняя фраза врезалась так сильно, что у девушки округлились глаза. – Меня? – удивление она даже и не пыталась скрыть. «Чимин. Сказал. Позвать. Меня» – отрывистые слова звучат в её голове, а пульс заполняет уши, что не слышно ничего вокруг. – Да, пойдёмте, – снова вытаскивает её из транса. Не такой радостный, без азарта в глазах, уставший, но, скорее, явно не от смены. Следовать за ним, словно находясь за широкой и надёжной спиной, доставляет огромное удовольствие. Смешанные чувства всегда одолевают девушку, как только она встречается с этим кудрявым и донельзя уютным ординатором. Если бы Тэхена можно было охарактеризовать не прилагательным, то это был бы дом. Дом в достатке, теплый, уютный с огромным количеством новогодних гирлянд, но не в избытке, всё было в гармонии. Как жаль, что сейчас этот дом для Тэ стал ничем не лучше подсобки больницы. Уют исчез, а забот прибавилось предостаточно. – Какого рода консультация вам нужна? Пульмо? Гастро? Неврология? – на последней фразе девушка невольно сглотнула ком в горле. Направление доктора Пака было как раз неврология. Алёна была уверена, что он проверит её досконально, и если она хотя бы запятую не там поставить, то всё. Пиши пропало. – Доктор Пак просил оставить для вас это в тайне, – проговаривает Тэ безэмоционально, попутно зевая, но отчаянно пытаясь прикрыть это рукой, на которой красуется внушительный перстень. Отделение хирургии теперь ассоциируется не с самыми приятными воспоминаниями для студентки. Сегодня здесь по-особенному холодно, словно кто-то оставил все окна на этаже открытыми. На минутку девушке показалось, что от этого холода веет смертью. Но это всего лишь богатое воображение Кан и любовь к фильмам ужасов. Как только девушка зашла в палату сразу услышала противный писк знакомого аппарата. – Давление не держит, туда-сюда, и перо ведет, – раздаётся голос медсестры, что держит в руках ленту. «Твою мать. Кардиология. Лучше уж неврология» – внутренний голос так и корит девушку за мысли. – Доктор Кан, посмотрите, – со спины слышится мужской низкий тембр Соджуна. Алёна неспешно подходит к женщине, что снимают электроды от аппарата. Средних лет, ярко крашенные фиолетовые волосы так и бросаются в глаза, избыточный вес не так беспокоит девушку, как то, что пациентка держится за сердце, того и гляди сейчас выскочит из груди. – Для начала померяем давление, – тихо говорит Кан явно не для хирургов. Женщина с перебинтованными ногами, что изрядно испачканы йодом, кратко кивнула, подставляя руку под манжету. – Наконец-то, а то ни разу не померили, – кажется, обиженным голосом проговаривает пациентка, укоризненно смотря на врачей в палате. Давление и вправду меняется постоянно, пульс неритмичный, кажется, девушка слышала лишь свой, который казался ей правильным и вполне нормальным. Всё как надо. Все эти мысли сбивали её с толку. «Нужно разобраться с ЭКГ» – думает она и невольно переводит взгляд на женщину, что замерла. – С вами всё в порядке? – обеспокоенно спрашивает, тут же устремляя взор на Тэ. – Дай ЭКГ. Незамедлительно парень передаёт ей отрывок розовой ленты. – Так и думала. Болит? Тяжело дышать? Часто? – спрашивает Кан, обращаясь к пациентке. Та лишь кратко кивает. – Стенокардия. Нужно нитроглицерин прямо сейчас, – смотрит на Соджуна и тут же теряется. Взгляд изучающий, от которого перехватывает дыхание. Встречалась она с ним не так часто, но эти редкие моменты врезались в её памяти надолго, что до мурашек пробирает по сей день. – И всё? – спрашивает Соджун. – Хочешь сказать, что мои остолопы не смогли увидеть просто стенокардию? – напирает и подходит ближе врач, наклоняясь над ней. В этот момент девушка снова прокручивает картину с момента прихода в палату. В голове лишь раздается неритмичный пульс: бешеный и неукротимый. – Я хоть и хирург, но фибрилляцию увидел сразу, – тыкает пальцем в волны, что зафиксировало перо аппарата ЭКГ. «Чёрт» – ругается Алёна про себя, а хотелось бы вслух. – Да и еще это, – указывает на непростительно высокий зубчик, что выбивается из общей картины. – Я могу ошибаться, но, возможно, это гиперкалиемия. Нужен профиль, – проговаривает она, пытаясь отодвинуться от наседающего Соджуна. – Реабилитировалась, – выпрямляется Джун и разворачивается к двум студентам. – Хирург и ЭКГ – это, конечно, из разряда фантастики, но всё же, учитесь, – бросает жест в сторону Кан и уходит из палаты. Та лишь выдыхает и слегка сжимает ленту, на которой все линии, зубцы, волны соединились в одно непонятное пятно. «Ты справилась, – успокаивает себя. – Сама».***
– Будь нежным, Чимин-и, – обращается к другу Джин, пока тот еще не успел перехватить каталку. Вопросительный взгляд сразу же летит в него. Ничего другого Ким и не ожидал. – Беспокоиться за свою подружку стоило раньше, – отрывисто говорит он и берет в руки протокол лечения от сотрудника скорой помощи. – Вообще-то я тут, может уже хватит?! – последние слова Ан явно были адресованы Киму. – Свидание? Может быть завтра? – хитрая улыбка. – Может в следующей жизни? – сразу слышится в ответ, и улыбка, только уже со стороны Чимина, срывается с пухлых губ. – Нужно отдать должное – отшивает она тебя первоклассно, – шепчет на ухо Джину Пак и командует медсестре с Ан в следующую минуту: – Первая смотровая. – ЧМТ? – горящие глаза девушки уставились на Пака. – Тебе сегодня повезло, – отвечает он и слегка расплывается в улыбке, но тут же, контролируя себя, принимает серьезное лицо. Кажется, таких горящих глаз, тем более от ординатора хирургии, в неврологии он не видел никогда. Определённо это плюс в её копилку. – Дашуля, пора и нам спасти пару жизней, – потирает руки Ким, принимая каталку от скорой. – Мужчина, 26 лет, мотоциклист, множественные тупые раны, в том числе рваная рана левого плеча, правого колена, разбитая бровь, и раскроенная башка, – не сдерживается в выражениях сотрудник скорой помощи. – А еще у меня что-то с ногой, – отвечает темноволосый парень, улыбаясь всеми рядами зубов, которые окрасились кровью со слюной. – Красота, – отвечает Сокджин и обращается к Чану: – Чан, беру? – тот лишь кивает, зашиваясь. Во всех смыслах этого слова. Крис уже сделал за это время две репозиции и зашивает вторую голову. Красота. Пациент лишь сплюнул на пол кровь, но медсестры тут же начали бить тревогу, что он блюёт кровью. Дурдом в апогеи. Даша попятилась назад. «Отврат» – проносится в её голове. – Ты явно не хирург, – говорит молодой пациент и разглядывает девушку с ног до головы. – Думаю, я тебя уже где-то видел, – еще более пристально смотрит он в её сторону, перебирая воспоминания. – Советую тебе заткнутся, – проговаривает Сокджин. – Что? – поворачивается парень и агрессивно смотрит на него, закипая от злости. – 3,2,1, – считает Ким и вправляет вывих в голеностопном суставе. Щелчок и парень издаёт достаточно слышный визг, – уже не такой крутой байкер? – на ухо проговаривает ему Ким. – Ащщ, – слышится в ответ шиканье парня. – Осмотри его, если что вызови хирурга или сама зашей, если хочешь, – улыбка Джина была подогрета округленными глазами Хван, которая пыталась сбежать не только ими, но и ногами. Даша аккуратно подходит к нему, не зная с чего начать. С головы? Руки? Ноги? Забинтовать надо. Что же делать? – Я не кусаюсь, рыжик, – как только это произносит парень, оба замирают, словно появилось одно общее ощущение дежавю. – Это ты, – произносят они в один голос на автомате. Ночь. Гонка. Свет. Чимин. Скорость. Машина. Ралли. Выход алкоголя. –Так ты подружка Пака, точно, – произносит вслух, а девушка покрывается еле заметным румянцем. – Я не подружка. Мы просто… – осекается и сама не знает кто они друг другу. Для него то всё ясно, а вот для неё – туман, который окутал сознание донельзя, еще больше чем обычно. – «Мы просто» – так говорят все его подружки, – давит в себе еле заметный смешок и снова разглядывает девушку. – Джису, – протягивает руку, но как только он сжимает её кровь начинает стекает по плечу вниз на предплечья, обагряя руку девушки. Теплая, еле заметная, как капли начинающегося дождя, еле ощутимая, но такая яркая. – Я позову хирурга, – бросает перед уходом и всё так же двигается с окровавленной рукой из смотровой. Внутри шум, словно её оглушило. Как он смотрел, как он сказал, как она выглядит. «Подружка» – сказано с неким сожалением и презрением. Очередная, запасная, новая, но не последняя. Даша двигалась в непонятном направлении, пока не разлучила парочку весело разговаривающих врачей. – Ты в порядке? – обращается к ней женский голос. Ответа не последовало. Хван всё так же была в думе, глаза пустые и наполненные насыщенно карим цветом, словно перед ней возникают множество картин, которые она не в силах остановить. – Хван, почему кровь на руке? – этот голос. Это ток. – Там, Джису, – кратко произносит она и встречается с глазами Чимина. Впервые взгляд был небезразличен. Впервые были эмоции, впервые она видит это. Впервые Чимин оттаял.***
Казалось, должно пройти миллионы световых лет, чтобы Чонгук смог заслужить место под солнцем. Но что для него значит это место? Где оно? И рядом с кем? – Еще одно поступление, – слышится из-за спины широкоплечего брюнета. Он всегда показывал недовольство на новые приемы, приезды, но внутри прыгал как маленький ребенок. Напускная бравада, крутой вид. Но для кого? В первую очередь, даже он сам себе не верил, но почему-то пытался в этом убедить всех и каждого. – Доктор, – уже громче обращается к нему медсестра, но тот всё так же не поворачивается, словно выжидает театральную паузу. Слишком показушно. – Ну? – проговаривает кратко и невнятно. Перед парнем предстаёт девушка, которую на каталке подвозят к нему. Периодически закатывает глаза, пытаясь отключиться. Не потому что ей плохо, потому что так легче. Ничего не видеть и наслаждаться. Руки обезображены синяками, по ходу медиальной вены на сгибе локтя чёткие кровоподтёки от инъекций, некоторые набухшие. С кистями та же история. Набухшие вены, обезображенная кожа, землистый цвет не только на руках, но и на лице. По нему как будто проехался бульдозер, поры глубокие. Так и не скажешь, что ей всего 23 года. Красивая некогда девушка превратилась в женщину далеко за сорок. Рваная одежда, отвратительный запах алкоголя, сигарет и пота. Ощущение, что, если до неё дотронешься, останется лишь горка пепла с привкусом спирта. – Что произошло? – подходит к ней и внимательно смотрит в глаза – единственное место, которого не коснулась пагубная привычка к наркотикам. Но этот блеск всё равно не скрыть. У неё ломка и начало болевого шока, что усугубляют друг друга. – Нога, – шипит и выводит каждую букву так медленно, при этом извиваясь под руками парня как змея, то ли от боли, то ли от удовольствия, которое до конца еще не растворилось, – так больно вставать, она как будто раздвоилась. Чон дотрагивается до голени и тут же слышит пронзительный визг, хотя парень даже не нажал на неё, лишь прикоснулся кончиками пальцев. – Здесь даже отёка нет, ты чего орёшь? – серьезный вид и суровые тёмные глаза из-под спадающей чёлки. Тут же она перестаёт извиваться змеёй, словно пойманная за руку. Так просто? – Правда болит, оппа, – провыла она, кажется заигрывая с ним. Тормоза ушли с последней дорожкой еще два часа назад. Лицо Гука сразу же изменилось. Никому и никогда он не позволял называть себя так. Никогда. Несмотря на то, что он весь такой суровый и язвительный, в данном случае парень решил, что действия лучше слов. Чонгуку следовало быть осторожным и аккуратным, как это требует методика исследования. Но мы помним какой он вспыльчивый. Так как девушка находилась в нужном положении, он резко схватил её ногу чуть ниже колена, резко смещая голень то вперед, то назад. Бинго. Боль, крик, отёк на лицо и конечно излишняя подвижность ноги при движении вперёд, которая в норме отсутствует. Показательно снимает перчатки, которые он надел до этого. ВИЧ настороженность никто не отменял. – На рентген и УЗИ по направлению: разрыв передней крестообразной связки коленного сустава, – характерный звук слетающих перчаток и откинутая чёлка назад. – Кто так назначил? – недоверительно смотрит на него медсестра. – Я так назначил, быстро везите её туда, – властно и чётко. Молоденькая девушка перестала сопротивляться такому напору, да и ставить себя выше врача не имела права. Какой никакой, но всё же врач. Без толики сожаления и эмпатии. – Противно, да? – слышится вопрос из-за спины. Чон не реагирует и продолжает заполнять карту. – Отличное шоу, – женский голос приятнее и ближе, что Гук отрывается на минуту, пытаясь распознать знакомый тембр. – Запоминай каждую деталь, потому что следующим можешь быть ты, – в этот момент голова дергается, а рука ведет линию на бумаге. Злость охватывает от слов. Тёмные глаза встречаются с такими же тёмными глазами брюнетки. – Что ты несешь, Ан? – злостно произносит Чонгук. – Твой плюс, – проводит девушка по предплечью кончиками пальцев перчатки, что свисает в её руке, – что ты не ширяешься по вене, пока что, – глаза в глаза. Кажется, впервые в уверенных, самовлюбленных и тёмных глазах блеснул страх, неуверенность, сомнение.***
Song/Enjoy The Silence (Depeche mode cover)/Anberlin Что значил для Чимина Джису? Кто они друг другу? Почему два разных мира сочетаются в них? Как они существуют в двух параллельных вселенных, встречаясь в одной реальности? – Какого хрена? – раздаётся голос Пака, что тут же оглушает брюнета. Он доволен. Ставил ставки, когда же Чимин-и найдёт его в своей необъятной больнице. Сколько же ему еще ждать? На пороге всё также стояли студентки, завороженные картиной разозлённого Пака. – Вон, – скомандовал он, но по ощущениям было похоже на рык зверя. Взбешенного зверя. Такие эмоции он всегда вызывал у Чима. Но всегда ли? Отнюдь. Девушки выскочили, как ошпаренные, оглядываясь назад, в то время, как стремительно закрывается скрипучая дверь и улыбающийся брюнет машет Хван. – Сумасшедший, да? – проговаривает Настя, смотря на заворожённую Дашу, которая хоть в щёлочке хочет увидеть, что же там происходит. – Ага, – мямлит она, всё также ища лазейку. Пак ходит из стороны в сторону. Загнанное животное? Скорее разъярённый дикий зверь. Чимин никогда не был ручным, домашним, простым. В этом всегда был его шарм. – Так это ты? – смотрит на него исподлобья, словно выходя из пелены бешенства. – Это я, – улыбается Джису и болтает ногой по полу, с кроссовка, с которого падает земля, перемешанная с дождём и кровью. Ощущение экстрима, близости конца всегда забавляло парня. Он словно каждый раз играл в догонялки со смертью. Испытывал судьбу, будто искал этого конца. Завершения. – Ты понимаешь, что там? – спрашивает Пак и вскидывает рукой, указывая на дверь, которая захлопнулась минуту назад с огромным свистом. – Твоё любимое отделение, свет очей твоих? – приложил к губам палец, загадочно смотря на потолок. Играет, язвит. Но как же, чёрт подери, это сейчас неуместно. – Сейчас приехало трое детей. Трое мёртвых детей, – повышает голос на него, всё так же серьезно смотря своим самым холодным взглядом из арсенала всех взглядов, – и виной всему ты, – тычет в него пальцем, от чего Джису пошатнулся. Улыбка начинает сползать, но не так быстро, как привык Пак. – Ты убил их. Опять убил, – срывается на крик и хватает за рубашку, словно пытается вытрясти всю дурь. – Тогда мы чуть не умерли. – Это была игра, тебе всегда нравилось, – пытается выкрутиться брюнет, отодвигая его бешеную хватку от своего горла. Помните вопрос, что же скрывает белоснежная обмундирование Пака? Помимо подкаченного тела и идеальной фигуры оно скрывает синяки, а точнее огромные гематомы, которые вот-вот нагноятся и разорвутся. Ушибы, трещины на рёбрах, раздробленные косточки на кистях, растяжения сухожилий, вывихи и подвывихи плечевых суставов, но больше всего это то, что нельзя увидеть даже, раздев его догола, поставив перед томографом, просканировав всего. То, что он не хочет знать, помнить, чувствовать. – Это всё, – показывает на себя Джису и на Пака и резким движением скидывает его халат, оголяя плечо и спину, на которой помимо царапин имеются еле прослеживающиеся синие линии от синяков, от ударов. Ударов тела о мертвенно холодный мокрый асфальт, – тебе нужно, – тишина виснет, а Чимин ослабляет хватку. Раздели, но не тело, а душу. – Нужно, чтобы забыть её. – Чтобы я тоже туда отправился? – не сдерживает крика, подтягивает халат и закрывает наготу, при этом пытаясь закрыть свою душу, но слишком поздно. Как давно это было, но словно вчера. – Хочешь, чтобы я тоже оставил своё последнее дыхание на той трассе, на том асфальте, на том грунте, хочешь? – кричит, но не он сам – это его эмоции, которые он закрывал под замок, заглушал скоростью, синяками, выпивкой, ехидными речами. Всем тем, чем зовётся сейчас доктор Пак. – Ударь меня если тебе так станет легче, – проговаривает Джису, но не понимает, насколько больно он сделал своей, кажется, невинной выходкой в виде заезда по леденеющей трассе, а точнее, по встречной полосе. – Если бы это могло помочь, я бы давно избил тебя до посинения, – рука скользнула по шее друга, сжимая её, что дыхание между ними и вправду замерло. – Вот так было и с ней, – снова тишина, разбивающее каждого на осколки. Конец ли это? – Я бы хотел всё вернуть, – кратко шипит Джису, чувствуя, что воздуха всё меньше и меньше с каждым словом. – Как жаль, что ты не понимаешь, что убил тогда не только её, ты убил нас всех, – последний нажим, и Джису дышит полной грудью, но при этом Пак задыхается от эмоций. Слишком долго. Кажется, выбегают с перехваченным дыханием только глупые девчонки в глупых фильмах, но сегодня всё иначе. Он не выбежал, вышел, пытаясь сохранять спокойствие. Мужчины не плачут, но сердца их рвутся на части, обливаясь горькими слезами, кровавыми слезами, резанными руками от ран, что сами себе причиняют и что им причиняет жизнь. Заслужил ли он этого? Нет. Скрыться в больнице полной людей – словно прятаться на площади во время парада. Невозможно. Подсобка с архивными историями. Какая вероятность, что там будет консилиум из врачей и студентов? Наверное, минимальная. Дверь открывается и шумное дыхание вырывается наружу с маленькими отголосками стона. – Ты в порядке? – эти лисьи невинные глаза напротив. Как же не вовремя они появляются перед ним. Каждый раз. И каждый раз не в тот момент. Хмыкает в ответ и пытается отвернуться, сжимая кулаки, но девушка всё так же смотрит на него, слегка дёргая за рукав халата, – С Джису всё в порядке? Вы долго там были. – Ох, Хван, – снова шумное дыхание, но эти глаза. Сейчас они не безразличные, они налиты злостью и отчаянием. Разглядела ли Даша в них это? Возможно только первое, но то, что это другой Чимин она поняла сразу. – Выключай этого, – водит руками в воздухе между ними, – психиатра. Хочешь лезть в штаны, – на этой фразе девушка отошла от него, образуя дистанцию. Неприятно и противно. Каждая его фраза бьёт больнее предыдущей, – пожалуйста, но в душу мне не лезь, – на этой фразе подогретый воздух стал ещё жарче. Никакой дистанции, кажется, единственное, что его могло успокоить так этот испуганный взгляд и теплые губы. Поцелуй требовательный, жаркий. Сминать половинки розовых губ приятно, но хотелось укусить от злости на всё. На этот день, на неё, на себя. Что он и делает. – Ащ, – слышится со стороны девушки, но не отталкивает его, терпит, словно понимает, что ему это нужно. – Ты же этого хочешь? – охватывает её лицо руками смотря в карие глаза в полумраке. – Тело или душу? – часто его фразы звучат как на сделке с дьяволом. Хван понимает, что он хочет услышать. Знает, что правда его оттолкнет, ему нравится жить в придуманном коконе и никому не открываться. Быть тем Пак Чимином, которым удобно жить, без лишних грёз, проблем, без искренности. Жить ненастоящей жизнью, просто существовать. Девушка не произнесёт, просто в ответ обнимет его за талию и целует так глубоко насколько возможно, чтобы губы горели ярким румянцем, а щёки пылали алым огнём, чтобы хоть как-то заглушит его стон, внутренний крик, внутреннюю боль. Сейчас он настоящий, на секунду, на миг, на мгновение.***
Когда мы счастливы? Что такое вообще это счастье? Приходит ли оно одно, сколько длиться? Что сделать, чтобы продлить этот момент?«Не всегда, что желаем имеем, не всегда, что имеем хотим. Недоступное манит сильнее, за запретное всё отдадим» Ю. Марковцев.
По пальцам можно пересчитать, когда Чонгук чувствовал себя по-настоящему счастливым. Часто это чувство сопровождалось выпивкой, безмятежьем, легкими удовольствиями, но иногда…Иногда оно было настоящее, не зависящее от внешних и внутренних ресурсов. Времена, когда он мог поделится чем-то незначительным, но таким важным для него, с двумя близкими людьми. По истине он считал, что жизнь одарила его двумя братьями, одним по крови, другим по жизни. В голове уже расписывал тот момент, как хён и Тэ будут радоваться за него, а точнее вместе с ним, разделяя маленькую победу. Тот маленький Чонгук, которого он так скрывает ото всех, выйдет наружу, покажет свои радостные детские глаза и искреннюю улыбку. Не оскал, который он выработал за годы своего существования, а настоящий блеск белоснежных зубов, который таит в себе настоящие эмоции. – Что мы видим, доктор Чон? – обращается к нему Чан, находясь в полном обмундировании, сопровождая свою речь неразмашистыми движениями инструмента, что находится внутри пациентки. – По центру визуализируется разорванная передняя крестообразная связка коленного сустава, – отвечает Чонгук с неприсущей его речи академичностью, словно строчки из учебника. – Какой трансплантат мы будем использовать? – спрашивает снова наставник, хваля попутно Гука за правильное владение камерой артроскопа. – Сухожилие полусухожильный мышцы либо заранее заготовленный трансплантат, или может, – задумался Чон на секунду, – сосудистый лавсановый протез. На каждый вариант ординатора Чан одобрительно кивал. Хоть Чон был нетерпеливый, заносчивый и самовлюбленный, единственное, что его красило из этого списка, так это заинтересованность и определённый талант к травматологии. В каждой специальности можно существовать лишь по любви, а в травме по сумасшедшей, всепоглощающей и неудержимой. Все эти характеристики появились у него в тот самый второй день практики, когда пришлось быстро вспоминать правило трех «О»: обезболить, обездвижить, обескровить, накладывать шины, вправлять вывихи и экстренно перематывать всё, что мотается и нести всё, что поднимается. – Думаю интереснее будет первый вариант, вы согласны? – снова говорит Чан. – Определённо, – голос прозвучал радостнее, чем обычно, что не ушло незамеченным от взора Криса. «Возможно из него выйдет толк» – проносится в голове куратора. Никаких непредвиденных ситуаций. Девушка даже не начала кровить, как того ожидал Гук. Никто не порезался, не порвал неосторожным движением сосуд, не прожог до углей ткань и даже не уронил на пол камеру или другой дорогостоящий инструмент. Кажется, этот день был одним из самых солнечных за последнее время. Довольные лица врачей, уставшие, но удовлетворённые. – Это лучше секса, однозначно, – снимая маску, проговаривает Чонгук. – Каждый раз, когда я думаю, что ты начинаешь мне нравится, ты говоришь какую-то глупость, что возвращает нас к начальной точке, – вытирает слегка запачканные перчатки о хирургический фартук. – Мне тоже понравилось, доктор Чан, – кидает ему вслед, как только тот заканчивает прощаться с душным одноразовым обмундированием. Почему-то под дефицит формы попало именно отделение травматологии, что естественно злило Чана. Но что поделать? Пока он здесь на птичьих правах.Song/ Jungkook/ Still with you
Для картины радостной школьницы Чонгуку не хватало лишь рюкзака за спиной и пары косичек, а так он чуть ли не прыгал от эйфории до своей машины. Дорога до дома, кажется, заняла у него секунд пять. Или ему так казалось, потому что каждую секунду он прокручивал операцию, словно заезженный любимый диск в магнитофоне, ставя на повтор любимый трек раз за разом. Нетерпеливо летят ботинки в разные стороны, как только он забегает в квартиру. – Быстрее, быстрее, – звучит на всю квартиру возбужденный голос и куртка так же летит мимо вешалки. Была бы здесь мама, ух, ему бы не поздоровилось. «Чонгук, ты такой неряшливый, ужасно» – сразу же звучит в голове, как только он оглядывается на весь хаос, что натворил. Только парень начинает искать судорожно нужный номер, как в миг экран телефона гаснет и начинает издавать противный пищащий звук рингтона айфона. Типичный, классический, как у всех. – Сынок, Чонгук, почему не отвечаешь? – видимо не в первый раз звонит мама Чона, вспоминаемая ранее. Гук никогда не смотрит на пропущенные вызова. Важно лишь только то, что хочет он. До других ему дела нет, даже если это его собственная мать. – Да, я был занят, на операции, – кратко и сухо отвечает он. Хорошее настроение и эйфория явно куда-то улетучивались с каждой буквой, выходящей из него с трудом, словно и не хотелось произносить эти злосчастные звуки. – Почему ты до сих пор торчишь в этой травме? Отвратительное место. Псарская работа. Ты забыл, что должен участвовать в пластических операциях? – если бы один раз женщина не раздражалась на сына, тогда бы небо разразил гром, но не сегодня. – Сегодня мы делали пластику передней крестообразной связки по поводу…– не успевает договорить, как слышит шиканье по ту сторону телефона. – Эта не пластика. Пластика нервов, ринопластика, абдоминопластика, но не это. За разрывы не платят. Это всё квоты, а нам нужны настоящие деньги. Твои сухожилия какой-то детский лепет, – продолжает причитать и отчитывать его. – Как же микрохирургия кисти? Это тоже пластика, тонкая работа. После аварий, – с ней он не может повышать голос, не может быть тем Чонгуком, которого все знают. Он может лишь оправдываться, что не является позором семьи. – Мне смешно с тебя. Зачем такие сложности? Нос, грудь, животы, нити, филлеры. Я что много прошу? Ты должен учиться современным техникам, а не прозябать с гипсами и какими-то первобытными артроскопиями, – не скрывает своего презрения и каждый раз губит на корню любое его оправдание. – Если ты не понимаешь всю серьезность и сложность этого, то как ты можешь быть главврачом? «Бедность не порок» – знаешь такое выражение? – не выдерживает и срывается на крик. Первый раз за всю жизнь. – Твои пороки мне все известны. Тебе же нравятся деньги, клубы, девчонки твои, – снова перешла на еще больший пренебрежительный тон, – однодневки, а точнее одноночки, – смеется и думает, что удался каламбур в сторону сына. – Так соизволь зарабатывать эти деньги обучением той специальностью, на которую мы договорились. Меня не устраивают твои вольности. Ты принадлежишь этой семье, а не своим хотелкам, – выплюнула ему это в трубку, а такое ощущение, что прямо в лицо. Вот сейчас стоит и смеется над его желаниями и чувствами. Повесить трубку – всё, что он смог сделать. Не хочет слышать её, не хочет слышать это всё. Всю эту правду. Никогда не был готов, а сейчас и подавно. Злость закипает, а еще какое-то отчаяние. – Хён, – протягивает он, как слышит, что гудки сменились дыханием, – хён, ты не поверишь, что сегодня было, – не видеть брата тяжело, но не слышать его долгие недели ещё тяжелее. – Мелкий, – тёплый голос, в который хочется укутаться, как в детстве. От его тембра сразу же веет воспоминаниями. *FlashBack* – Хён, – как только малыш Чонгук это произносит раздаётся звонкий и покатистый гром. Он подскакивает от него, сильно жмуря глаза и начинает прерывисто дышать. – Гук, – увесистая рука проходится по его плечу, а позже снимает покрывало, в которое закутался младший. –Хён, мне страшно, не уходи, – голос вздрагивает при каждом ударе молнии, раскатистый звук проносится по всему телу, заставляя дрожать каждую клеточку тела маленького мальчика. Дождь, не переставая, барабанит по крыше, стекая по стоку, образуя у дома огромные клубы пены, похожие на самый настоящий снег, что попал по случайности в июль. Небо темное, что, кажется, одна чернота заполняет его, но вдали виднеются не лучики света, а еще более тёмная туча, которая несется с еще более сильными раскатами грома и сверканием молнии, отражаясь прямо перед окнами братьев. Гук снова вздрагивает, завидев эту опасность. – Не бойся, – приобнимает его брат и забирается под покрывало, накрываясь с головой, – я всегда буду рядом. *End* – Я тебе звонил. Почему не перезванивал? – говорит так, словно они снова в детстве дерутся за компьютерную игру. – Я был на операции, долгая смена, – протянул старший брат, потирая уставшую шею и жмуря глаза. Долгие часы с оптикой, которая имеет увеличение на специально оборудованных очках, даёт о себе знать. – Хён, я был на пластике передней крестообразной связки. Хён, это так круто, я хотел бы, чтобы ты это видел, я сам наложил шов, ты представляешь? – возбуждённый голос, но даже от кратких слов, что говорит брат и его тембра он подогревался еще больше. – Гук, ты не так безнадёжен, – смеется ему в трубку. Приятный и заразительный смех, веет ностальгией. – Мой мелкий становится совсем большим, скоро и меня подсидишь, тогда над кем я буду смеяться? – всё также смеется, выговаривая каждое слово с трудом. – Хён, всё было так, – начал рассказывать Гук про пациентку, стараясь не упустить ни одного момента, но сразу же в начале повествования из трубки слышатся посторонние голоса: «Доктор, у нас осложнение, швы развалились, перитонит» – всё, что удаётся разобрать Чонгуку. – Хён? – обеспокоенно переспрашивает младший. – Мне надо идти, я позвоню позже, – кратко бросает тот и в ответ тут же слышатся гудки. В его голове слышатся одни гудки. Каждый раз Чонгук слышит: «я перезвоню», но в итоге лишь гудки. Он никогда не перезванивает, только кратко отвечает сообщениями «да», «нет», «наверное», «потом». Ему обидно? Отчасти. Скорее, от большой части. Терять связи с близкими тяжело, особенно, когда рядом почти никого не остаётся. Тэхен также не отвечает на звонок. Первый, второй, пятнадцатый гудок. – Абонент временно не доступен, – говорит противный женский голос. На самом деле он мелодичный и приятный, но слышать Чон сейчас этого не хочет. На сообщение отвечает не сразу и так же получает в ответ от Тэ: «я перезвоню», и также не перезванивает. Снова один. Когда мир состоит из двух людей и для тебя в нём нет места становится тяжелее дышать. Находясь в огромном городе, в приличной квартире, имея всё – ты не имеешь ничего.***
Алёна задержалась совсем ненадолго, но по прибытию в раздевалку поняла, что осталась самая последняя. – Я что во временной петле была? Все ушли, – расстроенно посмотрела она на пустующие шкафчики. Вокруг ни души, даже слышно, как пробивается ветер в закрытое окно, возможно скоро грядёт перемена погоды. Как это не любила Кан. Она могла легко выйти из строя при резкой климатической смене, словно бабка за 60 со своими суставами и поясом из собачьей шерсти. После окончания каждого дня ей становилось тяжелее уходить из больницы, будто она уже приросла корнями к ней, но при этом хотелось вырваться из неё как птице в неволе. Противоречивые чувства атаковали ординатора каждый вечер во время сборов домой. – Свежий воздух, – произнесла она еле слышно. Вдыхать его после легкого дождя приятно, но еще приятнее, когда на лицо упала первая снежинка. – Это что первый снег? Мой первый сеульский снег, – она сказала это более радостно и громче, ожидая, что находится в полном одиночестве, ведь больницу заполнили лишь ночные дежуранты и все ушли по своим уютным квартирам. – Я думал, что снег для тебя – не событие века, – всё тот же приятный голос и, конечно, протянутая рука с кофе. Мин Юнги остается Мин Юнги. – Я больше люблю зелёный чай, – отвечает Алёна и принимает ароматный латте. – Как много мне придётся о тебе узнать, – тянет Мин и всё так же приглашает девушку пройти в сторону её общежития. – Я думала все ушли, ты что ждал меня? – перескакивает с темы Кан, увлекая новым вопросом Юнги. – Сам только закончил, сегодня не лучший день для педиатрии, – произносит Юнги и тяжело вдыхает, потягивая кофе из стаканчика. На самом деле именно её и ждал. Дела закончились еще час назад. Заглянуть в раздевалку совсем мельком и увидеть её куртку не составило труда. «Работяга» – подумал он, как только завидел эту картину. – Хотел спросить, – протянул Мин, кажется, боясь спросить дальше, но уже начал речь. Идти с ней даже в тишине приятно, вдыхая аромат девушки, который проносится с новыми порывами легкого ветерка. Смотреть как снежинки таят на её волосах, от чего те незаметно начинают сыреть и понимать, что даже это ей идёт. Сырые волосы или сухие, радостные глаза или пьяные, пучок или распущенные, светлые или русые, кожаная куртка или пуховик – ей идёт всё. – Так спроси, – сделала увесистый глоток латте Кан, – но латте я тоже люблю, – улыбается ему, чувствуя, как руки тыльной стороной кистей соприкасаются. Маленький миг тактильного контакта, а хочется почувствовать ладонь, сильно сжать, но при этом невесомо, словно ничего и нет, ощущение близости, соединения. «Но, наверное, рано» – звучит в головах обоих и синхронно одергивают руки, создавая призрачную дистанцию. – Ты любишь, к примеру, – задумался Юнги и почесал затылок, – «Властелина колец»? Скоро будет в кино показ всех частей и я думал, – протянул неуверенно, только с ней он такой, словно мальчишка, – мы могли бы сходить, – закончил фразу, но так мучительно медленно, что Кан боялась, как бы Мин не говорил на каком-то непонятном для неё диалекте. Лёгкая тишина длилась не так уж и долго, но ощущение, что вечность. Эти зелёные глаза смотрели, кажется, в самую душу Юнги, сканируя его полностью. Было ли ощущение, что он стоит голым? Определенно. А ведь это всего лишь кино. – Я люблю эти фильмы, очень хочу сходить, – произнесла Кан, поворачивая за угол, где до её общежития рукой подать. Показалось ли Юнги, но это был зелёный свет. Определенно он и, конечно, Мин этого не упустит. Подходя ко входу общежитие, сложилась странная картина мнимого движения. Настя и Даша, как вкопанные, стояли и смотрели, как высокий и темноволосый парень вкупе с другими грузчиками, которые в отличие от него были в спецовке, разгружал машину с вещами: коробки, стулья, стол, вещи. – За кем мы следим? – подошла к ним со спины Кан и тихо произнесла, направляя взгляд в сторону, в которую смотрели девушки. – Заезжает новый красавчик, без кольца, – отвечает Даша шёпотом и показывает на руку. Острое зрение и наблюдательность – то без чего Хван не была бы Хван. – Кто же ты? – тянет Настя, заглядывая за парня, что преградил вид на нового жильца. – Это Ли, – слышится со спины мужской голос. Девушки вздрогнули, словно их поймали. Но Юнги всё это время был там. Не раз видел такую картину. Ли Донук имел большой спрос среди женского населения не только больницы, но и вообще. Высокий, статный, подтянутый брюнет, так же любил всё чёрное. Вороные волосы, как у самого дорогого жеребца, густые в придачу, что могла позавидовать любая девушка. Кажется, всегда идеально уложенная причёска, тонкие пальцы, атлетичное телосложение и бескрайние ноги, что могли сравнится по длине с Ан или даже еще длиннее. – А он красавчик, – резюмировала Хван. – И он об этом знает, – как только проговаривает это Юнги, видит, что ему машет давний друг. Проигнорировать было бы неуместно, поэтому смена компании очевидна. Девушки всё также рассматривают, как двое мило беседуют, только уже в движении, иначе выглядело бы совсем как сталкерство.***
Мы давно перестали верить в чудеса. Чудес не бывает или мы просто их не замечаем? Каждый ассоциирует зиму с чем-то сказочным, загадочным, волшебным. Обходит ли это скепсис врачей? Верят ли они в сказку, волшебство, чудо? Канун нового года. Это ведь так называется? А точнее, чтобы было ясно для всех, – 31 декабря. Многие заранее купили билеты домой в соседние города и даже в ближайшие уголки страны, но кто-то даже решил выбрать аэроэкспресс. Почему бы нет? – Когда это вы видели, чтобы в Сеуле была такая пурга? – заявляет Настя, зайдя в раздевалку, словно снежный человек. Кажется, она просто взяла и повалялась в сугробе в своём пуховике и вязаной шапке, что так хорошо собирают на себе белую субстанцию. Если её можно так назвать. – У нас бы ты была снежной бабой, – процедил сквозь спину Стёпа со смешком и отправился в мужскую раздевалку. – Как тактично, я думала, ты джентльмен, – саркастично ответила ему, но после словосочетания «снежная баба» невозможно выйти сухой из воды. Конечно, в скором времени всё это начнёт таять и волосы станут сосульками, а шапка половой тряпкой. Лепота. – Вы уже слышали новость? – отрывается от телефона Кан и смотрит на запыхавшихся подруг. Розовые щёчки Хван и самый настоящая бомбошка на шапке того и гляди сейчас оторвётся. Зимний румянец, который она никак не ожидала схватить здесь, просто прилип к её бледной коже. – Новость? – отвечает вопросом на вопрос Даша, отряхивая куртку от снега. – Из-за плохой погоды наш рейс отложили, – ответила Кан. – Надеюсь, всего на пару часов? – карие глаза Насти были напуганы и возмущены, ведь она уже чувствовала, что сейчас последует отрицательный ответ. – На несколько дней, – выключила телефон и поправила свой халат Кан. – Твою мать, – выругалась Ан, что тут же поддержала Даша. – Я уже заказала нам на стол оливье, селёдку под шубой и орешки, – начала вспоминать Хван и предаваться съестным мечтам. – Мы должны были всего лишь отметиться и бежать на самолёт, мой чемодан уже у двери, какого хр...– не успевает договорить как видит недовольное лицо их главного куратора. Пак Чимину не нужны разделения на женское и мужское, когда кто-то опаздывает, он его наказывает, но в этот раз число было соизмеримо со всем женским коллективом, что живо обсуждали отсрочку рейсов. – Три минуты на сбор – вот вам мой подарок, – заявляет строго и властно, показательно засекая таймер на часах, что аккуратно покоятся на тонком запястье Пака. Он никогда не шутил, хотя бы не с таким лицом и не в белом халате. Когда Чимин облачается в него становится серьёзным и жестким, хотя, когда снимает лучше не становится, но всё же, шутки не его удел. Язвительность и сарказм – да. Но не шутки. – Всех поздравляю с наступающим новым годом, – начал речь перед ординаторами Пак. – Вы продержались достаточно долго, но впереди вас ждут еще большие испытания. Большие наказания, – откашлялся в кулак, сдерживая улыбку, словно ему доставляет удовольствие смотреть, как меняются лица студентов из улыбки в страх. – Мой подарок номер 2, – поправил рукой свои пепельные волосы, зачесывая чёлку назад, отчего часть студенток невольно сглотнула. – Слишком много, но я побуду вашим Сантой. Сейчас же моден запад, – пояснил Чи. – С сегодняшнего дня вы переходите на свои основные базы снова, но, – всегда есть это чёртово «но», – для ординаторов хирургии вносятся поправки транспортировки между отделениями, так что не рассчитываете все 2 года провести в общей хирургии, травматологии, пластике и прочее. У терапевтов вообще будет аншлаг, так как скоро будет блок по инфекциям, обожаю смотреть как вы шугаетесь гепатитников, – потёр руки как самый настоящий злодей. – С остальными на месте разберёмся. С наступающим новым годом, – закончил и хлопнул в ладоши. – По стойлам быстро. Разбежались, – крикнул напоследок и спустился с трибуны, замечая, что в какой-то момент кто-то и правда был на низком старте, чтобы смыться с этого аншлага, который так тщательно разрабатывает Чимин каждый день. – Наааааастя, – сразу же на выходе слышит девушка своё имя. Впервые кто-то зовёт её здесь не Ан, за исключением подруг. – Тэхен-а, – ответила девушка в, кажется, ласковой форме. Насколько она помнила, что им всё-таки можно так общаться, тем более с Тэ у неё были достаточно тёплые отношения, нежели с Чимином или Чонгуком. Так что да, это было уместно. – Тут такое дело, – начал издалека и не совсем чёткими формулировками Ким, словно, чувствуя, что нарвётся на неприятности, – мне бы очень хотелось от тебя кое-что в подарок, но только потому, что я знаю, что ты можешь мне это дать. – Ты мстишь мне за дефиле? Ты хочешь свой долг? Но я честно выиграла, – начинает перебирать в голове события девушка, уставившись на кудрявого парня. – У вас же отложили рейс, – продолжает гнуть свою линию, – я очень хотел бы съездить домой, а у меня смена, сам бы я никогда, но сегодня 31 декабря, а завтра у сестры день рождения, прошу выручи, – поток несуразной речи, но вроде связанной выливается на девушку, что только и успевает махать руками, чтобы Ким притормозил. – Хочешь, чтобы я провела новогоднюю ночь на дежурстве? Здесь? В Сеуле? – глаза округлились, но не были злыми, как того ожидал Тэ. – Но ты и так никуда не уедешь, а здесь весело, как я слышал, в эту ночь, если будешь в операционной, исполняются желания, – проговорил он, словно ребёнок, рассказывающий тайну века. – Обязательно загадаю твоё второе дефиле, только в отделении гинекологии, – отвечает Ан и оба понимают, что это «да». Конечно, да. Как она могла ему отказать? Как вообще можно отказать Ким Тэхену, особенно с такими просящими глазами-бусинками. Верно, никак. «Отлично. Ночь в музее, только в больнице. Надеюсь, из морга никто не восстанет» – сразу же проносится в её голове мысль.***
– Как думаешь, сегодня хороший день, чтобы спасти чью-то крохотную жизнь? – раздаётся до боли знакомый голос. – Думаю, сегодня особенно, – отвечает Алёна, поднимая глаза и встречаясь с таким теплым и родным взглядом. – Посмотри это и сходи в 5 палату, – протягивает ей историю болезни и, словно, по дуновению ветра исчезает, как будто и не было здесь никого минуту назад. Кан жмурится и не понимает, это она подстраивает события под своё воображение или же всё-таки ночные разговоры с Юнги плохо на неё влияют вкупе с недосыпом. Девушка никогда не отличалась терпением. Хотелось здесь и сейчас. Быстро и сию минуту. А в работе это проявлялось еще яростнее. Другая бы подождала, доделала мелкие дела, но Кан не такая. Она сразу же ринулась в палату. Интерес сжирал её изнутри, что же там такое за белой стеной, зная какие «сюрпризы» любит подбрасывать ей доктор Мин. Здесь она, кажется, знала каждый закуток. Как за такое время, по ощущению, словно один день, девушка смогла так полюбить этот этаж, каждую палату, врачей, прикипеть к каждому пациенту? Как это происходит? Заходить в палату было уже не так страшно, но всё также волнительно. Внутри бегали мурашки, сковывая внутренности мелкой дрожью, что хотелось встрепенуться и сбросить это ощущение, как лёгкое онемение после длительного бездействия. – Здравствуйте, я доктор Кан, – заходит в палату студентка и тут же представляется. Виднеется обеспокоенная мать, которая напрягается при каждом телодвижении её ребенка. – Аккуратнее, – шипит на медсестру, – вы точно уже ставили раньше капельницу? Что-то слабо верится, – всё так же не обращает внимание на студентку и продолжает обращаться к молоденькой девушке. – Прошу прощения, в чем проблема? – повышает голос, привлекая внимание Кан. – Наконец-то, поопытнее, поставь вену моему ребёнку, – сразу же переходит на «ты» женщина, не чувствуя никакой субординации. – Вообще-то я врач, а здесь вам не агентство по подбору, кто вам больше нравится. Вы отвлекаете медсестру от её прямой работы. Прошу вас дать ей заняться делом и ответить на мои вопросы, – профессионально отчитала Алёна неугомонную мамочку. Даже сама удивилась, как это у неё так получилось все слова подобрать и даже не споткнуться. Но больше волнения ей придавало то, что женщина замолчала на секунду, словно оценивая ситуацию, всё так же сведя нахмуренные брови. – Простите, я забылась, – спустя какое-то время она ответила. – Столько времени по больницам, а там эти проклятущие иголки, и он как начнёт покрываться. Я уже не выдерживаю, – продолжала более эмоционально, еле сдерживая слёзы женщины, стоя во дверях ванной комнаты палаты. Тонкие руки матери, кажется, совсем затряслись от воспоминаний и понимания, что данная госпитализация не станет исключением. – Поподробнее, расскажите, что случилось? – взгляд Алёны стал обеспокоенным и тяжёлым. – Лучше сами посмотрите, – в другой момент женщина уже поднимает одеяло, что прикрывало нижнюю часть туловища ребёнка. Картина не для слабонервных: огромная гематома на правом бедре, сливная, словно кто-то очень сильно ударил малыша палкой, опухшее колено, что не видно контуров коленной чашечки и вообще костей. Девушка протягивает руку и пытается прощупать отёчную ногу, сразу же на месте пальцев образуются ложбинки, ямки. На минуту цвет становится бледным, но в другой же момент снова наливается тёмно-фиолетовыми, багровыми, винными красками. Пошевелить или даже согнуть ногу в суставе ребёнок не может, сразу же пронзает невыносимая боль, тем более для шестилетнего. – Это что всё кровь? – невольно задаёт вопрос. – Именно она. И на руках, и на спине, везде. Они думали, что мы его бьём сначала, – начала возмущаться женщина. – Вызывали соц. службу, полицию, говорят, что мы издеваемся над ребёнком, а он просто упал, играл в футбол с ребятами, споткнулся и упал, несколько раз такое было. Кто-то его ущипнет, а на месте такое пятно, кошмар, – эмоции и негодование матери зашкаливали, – но потом-то ясно стало. – В вашей семье ни у кого такого не было? – решила спросить Алёна, заканчивая осмотр и слушая сердце и лёгкие малыша. – Нет, мы, понимаете, – неожиданно эта бойкая женщина стала говорить всё тише и тише, словно сейчас совсем не будет ничего слышно, – пользовались услугами усыновления, – произнесла так, чтобы никто больше вокруг не смог это разобрать. – Неизвестно про родителей биологических, мать отказалась и всё по стандартному сценарию, – не хотела продолжать неприятный разговор, сколько раз ей приходилось говорить эти фразы и ловить на себе взгляды сожаления, которые терпеть не могла. Кан сразу же вспомнила, что доктор Мин просил посмотреть историю болезни. «Анализы» – проносится в голове. – Увеличение АЧТВ, удлинение времени свертывания крови при сохранении других показателей, – бормочет девушка себе под нос, приходясь глазами по анализам, что только-только вышли лентой чека из машинки. – Вот оно, снижение VIII фактора. Гемофилия, – проговаривает и как будто выносит вердикт на всю оставшуюся жизнь. А много ли осталось? И как с этим справиться?***
–Тэхен-и, – протягивает имя друга Чон, – этот грёбаный Пак оставил нас на дежурство в самую кутёжную ночь года, но мы и здесь сможем найти чем развлечься, – скользкий взгляд прошёлся по новеньким ординаторам гинекологии, что перевелись из соседней больницы. – Чонгук, – снимает руку со своего плеча, что показалась ему очень тяжёлой или это он стал слабее, – тут такое дело, – протянул Ким, чувствуя себя виноватым, – я поменялся и смогу уехать домой. – Ты снова меня бросаешь, я могу подумать, что у тебя есть другой, – еле сдерживает смех, пытаясь упрекнуть друга в обмане и клевете. – Да, другой. Длинные волосы, большие глаза, – начинает проговаривать Ким. – Интересно, очень интересно, – взгляд становится заинтересованным, даже хищным. – Не смотри так и не думай. Это Мэй. Я ей обещал, – обрывает бурную фантазию Чона. – Ты такой скучный, думал ты уже решил оторваться с какой-нибудь, – взгляд проносится по девушкам, что заполняют приёмное отделение, и на глаза попадаются светлые волосы и идеально белый халат. – Кан, м? – звучит как вопрос, а не предположение. Ким тупит взгляд, всё так же не понимая друга. –Да, понимаю, с Мином тягаться сложно, но попытаться стоит, – улыбается Чонгук, словно бросая вызов. Вдруг согласиться. Спорить на людей и их чувства – в его стиле. – Даже не думай. Тем более, наша драгоценная коллега оторвет тебе…кхм, – откашлялся Тэ, устремляя взгляд на самое причинное и важное место для Чона. – Да, она тоже мечтает обо мне, крошка Ан, – закатывает глаза и вскидывает руки за голову, устремляя их на затылке, словно чувствуя себя богом. – Милый, о тебе мечтают только вон те куртизанки из гинекологии, – вынимает из грёз знакомый голос, заставляя еще раз оценить новые экземпляры в поле зрения. – Всё в силе? – спрашивает Тэ, поддаваясь вперед к девушке. – Да, мы же договорились, – отвечает Настя, показывая, что это давно решенный вопрос и непонимающе смотрит на кудрявого парня. В воздухе витала особая атмосфера. Она также подогревалась тем, что ординаторы в новогоднюю ночь, вечер, день вернулись в свои отделения и специальности. Точно подарок. Дверь в приёмное отделение всегда была хрупкая, того и гляди с петель сорвется, словно проходной двор в таверне. – Мне, – икая, заваливается мужчина в белый холл первого этажа больницы. За эти месяца ребята привыкли видеть пьяных людей чаще, чем собственное отражение в зеркале. Самый частый контингент больницы: старики и пьяницы. В этот раз получилось комбо. – Что такое, аджосси? – обращается к нему медсестра, прибавляя шаг. – Да заткнись ты, – отвечает второй мужчина, что несет его почти на себе, – промойте желудочек, а то у него что-то в глазах потемнело и блюет не переставая. – Я…мелькают… так много комаров…гребные мушки, – мужчина начал махать руками, вырываясь из хватки друга-собутыльника. Тот имел такой же неопрятный вид. Рваная одежда, куртка – явно не по сезону, от ботинка отваливается подошва, шапка, прожжённая сигаретой и, конечно, раскрасневшееся лицо, пьяные глаза и трясущиеся руки. – Съел что-то не то, плохой продукт, а у вас тут вроде как госпиталь, – продолжает мужчина и озаряется по сторонам, считая белые халаты. В этот момент его друг, которому так плохо, извергается на пол всем содержимым желудка. Обычная сцена. Неприятный запах и до боли странное амбре. Явно не спиртного напитка, хотя спиртного, но что-то было не так. – Ким, Чон, вперед, – скомандовал Соджун, появившись с минуту на данном концерте жизни, – типичное предновогоднее шоу. Парни еще не привыкли к такому. Как привыкнуть к тому, что кто-то в любой момент может обблевать твою форму и начищенные до блеска ботинки? Никак. – Неси таз и готовимся промывать, – прокричал Ким уставшим, но уверенным голосом. – Доктор Чон, прошу. – Нет, доктор Ким, я вам уступлю, – начал парировать, ведь никто из них не хотел осматривать обблеванного алкаша. – Прошу тебя, – смотрит просящими глазами Соджун на студентку, словно она единственный лучик разума в этом царстве придурков. Без лишних слов Ан подошла к мужчине, что скрючился на полу, будто улитка. – Похоже, мужчины вы лишь по одному причинному признаку. Может поднимете его на каталку или осмотр любите только на полу проводить? – остро и по делу. В стиле Насти. Сразу же встрепенувшиеся парни подняли мужчину и усадили на каталку. – Что случилось? – задаёт вопрос девушка и видит, как испарина пота выступает на лбу прибывшего, руки суетливо бегают, а глаза словно не реагируют на происходящее. – Эти мушки надоели, почему так много здесь этих насекомых? – продолжает твердить аджосси. – Что ты несешь? Здесь никого нет, – злится Чонгук, пытаясь убрать его руки и осмотреть живот. Укладывать здоровяка на кушетку еще и в состоянии алкогольного опьянения – такое себе развлечение. Ноги постоянно сгибает, руками лезет вперед, хватая Чонгука то за локоть, то за запястье. «Хоть бы язва была» – думает он и молится про себя. Резать, кромсать – то, что ему сейчас хотелось, чтобы снять стресс от утреннего предпраздничного разговора с матерью. Всё же хорошо, что Чон остается на новогоднюю ночь в больнице. Настя снова насторожилась и, блуждая рукой в кармане, нащупала телефон. – Смотрите прямо, – светит фонарём прямо в глаза. Сначала в один, потом в другой, сразу, вообще убирает источник. Никакой реакции. Зрачки широкие и совершенно не реагируют на свет. – Пили что? – тут же выдаёт девушка. – Мы ели, вы что, это всё протухшее кимчи, – начинает мужчина оправдываться, ерзая на каталке. – Что глушил? Водку, соджу, спирт? – Чонгук наседает, облокотившись рукой о каталку за спиной Ан. Голос повышен. Кажется, когда слов Насти недостаточно, он готов надавить, чтобы точно уж всё рассказали пациенты, как на духу. На последней фразе аджосси дернулся, словно вспоминая что-то приятное и отвратительное одновременно. – Понятно, на промывание, милая, долго ждать? – отверчивается и кричит в след медсестре, что так долго капается с трубками и одноразовыми халатами. – Что именно вы пили? – глаза девушки казались намного добрее, чем у Гука, который всегда использовал приём «крутого и жесткого» парня с пациентами. –Незамерзайку, спирт закончился, там же тоже есть спирт, – неуверенно и заикаясь проговаривал шёпотом мужчина. – Только этот спирт сделает вас слепым и мёртвым, – ответил Тэ, надевая халат. – Сейчас будете делать всё, что я скажу и не пытайтесь мне мешать, иначе, – не закончил фразу Ким, но явно был рассержен, будто это задевало лично его, как пренебрежительны люди и как велика человеческая глупость.***
– С вами мы раньше не встречались, – протягивает руку вперёд Джун. Мягкая улыбка, новая оправа на очках. Да, да, он очень любит щеголять такими, кажется, незаметными вещами. Настя была безумно рада снова вкусить жизнь ординатора-хирурга, словно глоток свежего воздуха. Воздуха, где смерть тебя преследует, но ты всё же умудряешься от неё улизнуть в операционную, завидев идеальные швы и давление на мониторе 135/90. Приёмное отделение никогда не спит, а если там тишина, так это означает, что надвигается шторм. В этот день не только многие горожане собирались покинуть столицу Кореи, чтобы воссоединится со своими семьями на окраинах страны, забытых маленьких городочках, но и прилететь сюда в огромной компании. Прогуляться по живописным улицам, купить в последний день подарки, игрушки, гирлянды, подраться за продукты на рынке и просто вкусить бешеный ритм города. Осматривать пациентов с болями в животе – это счастье? Для Ан – определённо да. Но вот новый пациент. Боль в ноге, покраснение, отёк, онемение. «Возможно рожистое воспаление или флегмона?» – раздаются в голове вопросы. – Нужно проконсультироваться» Вызвать на консультацию сердечно-сосудистого хирурга не составит труда. Они элита, особенные, такие же, как и пластические, от них всегда веет уверенностью, а порой даже самоуверенностью, что так раздражало Ан. – Однажды встречались, – протягивает руку в ответ, чем застаёт Кима врасплох. Впервые Настя жмёт руку мужчине, мужчине-хирургу. Так странно и непонятно для неё это всё. Обычно врачи просто кивают и переходят к осмотру. – Что у нас? – спрашивает он, подходя к пациентке ближе. Для сосудистого хирурга нет определённой локализации тела – это может быть и шея, и нога, и живот. Что угодно. – Пациентка Ли Сумин, 43 года, жалобы на боли в ноге, отёк, покраснение, недавно поранилась. Может быть это рожа, а может и нет, – закончила быстро Ан. Женщина лежала неподвижна, словно боясь сделать лишнее движение и тем самым навредить себе. Её нога припухла ровно по ходу вены и там же и покраснела, что и навело девушку на мысль о патологии связанной с сосудами, но краснота была такая обширная, что могла быть и чем-то другим. Диагностический поиск всегда тернистый путь. – Расскажите, что случилось? – Джун мягок и тактичен, присаживается напротив пациентки, смотря внимательно в глаза. – Вчера прилетели из Багдада, там такая жара, знаете ли, а тут уже снежок выпал, так рано, были сегодня на рынке, а там где-то чирканула ногу, а теперь это, – указывает на пораженную конечность с сожалением в глазах. – Еще столько дел надо сделать, а она словно горит и болит, а у меня гости, стол, сами понимаете, – поток речи не был утомительным, скорее напоминал, что это не просто очередная смена, а скорее то, что в 0:00 начнется новый отсчёт нового года для каждого в разных частях города и страны. Джун решил перейти от слов к делу и слегка прощупать голень по месту икроножной мышцы, сдавливая в передне-заднем направлении. Боль не заставила себя ждать, и женщина всхлипнула. – Симптом Мозеса, – проговаривает шёпотом Настя, наблюдая как легко всё выполняет Ким. – Потяните стопу на себя настолько сильно, насколько можете, – проговорил Джун, отходя к ножному концу кушетки. И снова гримаса боли, то, что нога отечная, красная и болезненная по ходу поверхностной вены понимали оба и тут же снова проверили это руками. – На УЗИ, думаю, здесь нас ждёт сюрприз, – проговорил Намджун, смотря на девушку. – И да, я вас помню, весёлая подруга Джина, – улыбнулся и отошёл заполнять документы. Все его движения были чёткие, размеренные, легкие. Словно он создан для этого места, а это место для него. – Опять филонишь, малой? – еле доносится знакомый голос другого Кима. – Консультации никто не отменял, – сказал он и тут же показал глазами на пациентку, что Настя усердно усаживает в каталку, чтобы транспортировать в кабинет УЗИ. – Да, – проговорил Джин, сам не понимая к чему было сказано это «да». Последнее время он сам пытался избегать Ан, словно уговаривая себя прекратить погоню за невозможным, погоню, в которой он заведомо проиграл. Но всё же каждый раз сдавался в своих уговорах, как только вспомнил все её фразочки, действия, взгляды – всё. Между ними ничего не было, но по ощущению была целая жизнь.***
До смерти красив. Так думали студенты про своего куратора. За последнее время доктор Чон Хосок определенно изменился. Нет, он был всё тем же, но его взгляд, осанка, походка, словно кричали, какой он уверенный, самодостаточный, свободный. – Сегодня день выписок, нелепо, – проговаривает Чон, снимая очки. – Ведь под куражом курантов они вернутся к нам в 3 часа ночи, но всё же, закон есть закон. Даша чувствовала вайб от этого нереального мужчины, который доставлял ей большой экстаз. Удивительно, что она не грезила о нём ночами напролет, как о Чимине. Девушка смотрела на Хосока с мыслями: «Я хочу стать такой как он» – так рождаются идеалы или айдолы. – Джису, ты на выписках, – обратился он к девушке, что не моргала во время его речи. – А мы с вами, – указывает на Хван и Ли, – отправимся на встречу с прекрасным, – указал в сторону лифта, ознаменовав поход в приёмное отделение. Мелкой поступью студенты следовали за куратором. Предшествующий звонок говорил о том, что именно сейчас требуется консультация психиатра. – Давай, признавайся уже, сколько можно меня мучить? – слышится истошный голос матери, как только врачи подходят к тому, кто их вызвал. Пак Чимин никогда не возлагал больших надежд на праздничные сутки, но этот стал исключением. Не первый вызов в приёмное отделение, так как он сегодня дежурный терапевт. Будут дёргать по поводу и без. – Пришли анализы, доктор Пак, – передаёт листок в руки врачу медсестра. –Коллеги прошу, – вскидывает руку, не поднимая взгляда на ординаторов. На удивление Хосока нигде не было по близости. Это могло означать одно – точно не обострение шизофрении. – Здравствуйте, – обращается Стёпа к женщине, чему примеру следует и Даша. – Да, здравствуйте, – нервно отвечает мама девочки, что смирно с идеальной осанкой сидит на кушетке. Глаза того и гляди выкатиться из орбит, словно она очень сильно возбуждена, взбудоражена. – Что вас беспокоит? – переняла инициативу на себя Хван, подступая к девочке, которая словно не могла или не хотела согнуться, расслабиться, ведь за ней глаз да глаз нужен. – Доктор нас смотрел. Головная боль, тошнота, недомогание, потеет как на допросе. Она точно беременна, негодница, – на последней фразе женщина легонька стукнула сумкой дочь, от чего та лишь слегка пошатнулась. – То, что я вешу больше 40 килограмм не делает меня будущей матерью, – кажется со смешком сказала девушка, но тут же снова приняла идеальную осанку. На глаз было видно, что девушка «слегка» полновата. Пальцы напоминали сосиски, штаны плотно обдавали ноги, но не как дань моде, шея была толще, чем у Хван в два раза, на руках много складок. Даша внимательно смотрела на слегка странное поведение девочки, которая того и гляди засмеется на любой раздражительный выпад матери, её это забавляло, словно нравилось. Или же это была защитная реакция. – Спину прямо держи, ужас, эти щёки, какой кошмар, тебя разнесёт еще больше, – со этими словами женщина дотронулась до плеч дочери, выправляя спину и тыкая в упитанные щёки. Дарья, слегка отстранив женщину, спросила: – Разрешите, я её осмотрю? Ничего сверхъестественного: пульс, давление, легкие, сердце. Старая схема. Но эти глаза. В них было что-то странное, они словно блестели. И бинго. Пульс зашкаливал, что соответствовало частоте сердца. Слишком быстро. Какая-то истеричность или даже невроз. – Я хочу есть, мы можем идти? – задаёт девушка вопрос и косится на мать, которая в бешенстве смотрит на неё. – Ты выблевала весь завтрак, забыла? Какое есть? Может позвоним твоему будущему папаше? – продолжаются распри матери и дочери. Незаметно для всей этой многолюдной картины подошёл ещё один врач. Как много людей на одну пациентку, но так часто бывает. – Вызывал? – слышится со спины голос, который обращен к Паку. Высокий, в сером хирургическом костюме, поверх которого длинный белый халат, тёмные волосы и идеальная укладка, наперевес с шоколадно-карими глазами. – Прошу, осмотри её, мать утверждает, что та беременна, сомнительные признаки, конечно, но протокол есть протокол, – спокойно и размеренно проговаривает Чимин, пробегаясь по анализам глазами. – Здравствуйте, я гинеколог Ли Донук, позвольте осмотреть вашу дочь, – высокий мужчина появился, словно гром среди ясного неба, хотя это небо давно озарили споры поколений. Он словно никого не замечает. Красивый и сосредоточенный. Хван не может оторвать глаз от врача. Новый сосед еще и гинеколог – гремучая смесь. – Когда были последние менструации? – задаёт вопрос, попутно осматривая живот и пальпируя его. – Два месяца назад, – отвечает девушка, не задумываясь. – Ведешь календарь? – снова внимательно и размеренно. – Какой календарь, она даже не знает, что ела на завтрак, о чем вы? – снова встревает мать. – Может, я вас осматриваю, и вы моя пациентка? – задает вопрос Ли. – Или может это вы думаете, что беременны? – Нет, но я мать, – проговаривает женщина, злостно смотря на врача. – А она пока нет, сделаем УЗИ и анализ на ХГЧ, запиши, – бросает фразу в Хван и устремляется к Чимину. – Здесь, как всегда, дурдом. – Мы тоже скучали, Ли, – произносит он в спину коллеги. Быстро появился и быстро исчез. Анализы не заставили себя ждать. На УЗИ идеальная небеременная матка, в анализах та же ситуация. Как жаль разочаровывать мать, которая уверена в нечестивости своего ребенка. – Ваша дочь не беременна, – произносит Ли, просмотревший все результаты, чтобы дать своё заключение. Женщина неожиданно побледнела и решила присесть, ища опору локтем. – Можно воды? – словно ошарашенная от новости, но нет. Она всего лишь посмотрела на часы и поняла, что пропустила приём лекарств. На таблетнице мелькает «Левотироксин», всего лишь на миг. – Не понимаю, – слышится из уст Пака, как только к нему подходят студенты, – в анализах всё в норме, кроме повышенного Т3 и Т4. Что у вас? – переводит взгляд на Стёпу. – Больше похоже на невроз, с такой-то матерью, неудивительно, – слегка тихо проговаривает парень. Даша всё это время наблюдает за девочкой, косясь изредка на мать. – Хван? – обращается к ней Пака, но девушки уже давно нет с ними. Она тихо о чём-то говорит с пациенткой, пока та осталась без надзора матери. – Скажи ты пробовала разные диеты? – спрашивает вскользь ординатор. – Да, но так всё время хочется кушать. Я правда не беременна, просто люблю покушать, а мама хочет, чтобы я была стройная как она, а я, – показывает на себя девушка, – такая вот с жирком, – потрясла свои руки, словно желе. – Какие способы ты использовала? Может я могу тебе что-то посоветовать, я тоже пробовала разные диеты, – девушка решила расположить к себе пациентку, чтобы узнать больше о её состоянии. – Там всякие диеты: яблоки, вода, интервальное голодание, а еще, – совсем тихо, – я пробовала вызвать рвоту, но не очень помогло. – А сейчас? Что ты делаешь сейчас? – Даша совсем тихо это произнесла, чтобы никто не слышал. –Ничего, совсем ничего, – та лишь слегка покосилась на мать, что убирала бутылку воды в сумку. Нужно было время всё обмозговать. Взвесить информацию. Расстройство пищевого поведения или же всё-таки это что-то другое. Профиль психиатрии, но какой именно. Подходить к Паку так близко Даше сегодня не очень хотелось. Внутри всё кричало: «Держись от него подальше». – Доктор Пак, можно анализы? – профессионально и чётко, не глядя в глаза. Идеально. – Что увидела? – в одно движение передал историю и устремил свои глаза на девушку, что бегала по строчкам из легонькой папки. Заинтересовался и Ли Донук этой картиной, от чего приблизился, образовывая некий круг подле студентки. – Твоё протеже? – спросил в полный голос Ли. – Нет, Хосока, – слегка улыбнулся, увидев нахмуренные брови девушки. – Её мать принимает Левотироксин, у девочки ожирение и дисморфомания и она вызывала рвоту, чтобы похудеть, но при этом объедается. Левотироксин вызывает тошноту и изменяет аппетит, поэтому она не вызывает рвоту сама, потому что передозирует себя Левотироксином. У нее тахикардия, потливость, возбудимость. Она буквально вызвала искусственный гипертиреоз. В таблетнице не все ячейки заполнены, она забирает их и так пытается похудеть, – стройная речь Хван заставила молча слушать и внимать каждому слову. В конце своей длинной речи девушка услышала лишь еле доносимый хлопок в ладоши. – Неплохо, доктор Хван, неплохо. Будем знакомы, Ли Донук, – протягивает ей руку, чем вызывает замешательство и озаряется красивой и притягательной улыбкой. Ничего не остается, как просто кивнуть и пожать руку в ответ. Красивый. Очень красивый.***
Вечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как «новенький» гинеколог ведёт свой приём пациентов. – Он такой… – проносится из уст Хван, что решила подкрепиться мерзким кофе из машины. Но при первом же глотке кривится от горькости американо. – Что за мерзость? Как Ким это пьёт? – Посмотри на брюнета и сразу станет слаще, – проговорила Ан, нажимая кнопку на автомате с надписью «латте». – Думаешь, он может стать моим ПакАнтидотом? – сразу же засмеялась Даша, забыв какой противный кофе и снова отпила. – Да что за чёрт? – шикает, ведь он еще по-адски горячий, словно температура магмы вулкана. – Думаю, это отличное лекарство от любых проблем, – девушки никогда не славились разглядыванием парней втихую из-за угла, но Ли Донук невольно приковывал взгляд, тем более всё было безобидно. Эстетика и красота, почему бы и нет? – Ты же знаешь, что корейцы очень ревнивые? – от этого шепота всё переворачивается. Как ему удаётся быть такими тихим и появляться всё время именно в тот самый момент? – Ты заставляешь меня злиться, – снова продолжает Ким Сокджин, вклиниваясь меду девушками, чтобы нажать злосчастные кнопки для американо. – Не вы ли сказали, что этот кофе мерзость? – решила поддеть Кима Хван. – У тебя своя сладость, у меня своя, – краткий, но не совсем, взгляд на Ан. Пикап Джина всегда поражал девушек. Умелые подкаты в противовес умелым обломам. Идеальное сочетание. – Парируй, – уставилась на подругу Хван. – Сегодня мой подарок вам, – обращается к Джину студентка, – это ваше потешенное самолюбие. – Значит, свидание? – отпил мерзкий кофе и почему именно на его чашке он становится еле теплым, даже холодным? Но Ким вовсе этого не замечает, давясь напитком. – Кажется, меня зовут. Да, доктор Ким? – нелепо перевести разговор и убежать в сторону Намджуна, изображая чуткий слух, словно кто-то и правда её позвал – это всё, что оставалось девушке.***
Что оставляет раны на нас? Что оставляет огромные гематомы? Ситуации, люди, события, места. Но порой это всего лишь отсутствие какого-то фактора свёртывания, и ты становишься уязвим, как летняя бабочка, как самый нежный цветок. – Посмотрела? – заходит в ординаторскую Мин, складывая огромную кипу бумаг на свой стол. – Да. Гемофилия, ты серьёзно? – откладывает ручку и, еле давясь, проговаривает Кан. – Сегодня же отличный день, чтобы спасти жизнь, разве нет? – улыбаясь, проговаривает Юнги. – Ты же знаешь, что это не исправит ситуации, – с сожалением смотрит Алёна на анализы. Гемофилия тяжёлая. Нашему организму нужно не так много. Он может бороться достаточно долго, но, когда в процентном соотношении остается 3 от 100, он сдаётся, что происходит и здесь. – Скажи мне лечение, доктор Кан. Доложи пациента. Я же твой куратор, – сел вальяжно на стул Мин, облокачиваясь локтями о стол, аккуратно поправляя халат. Алёна тяжело вдохнула, словно её заставляют плясать на сцене, но девушка забыла, что он и правда её куратор и таков порядок. Странные отношения с Мином возвели в голове её на какой-то Олимп, где она вне правил, но даже эти правила стоит нарушать. – Пациент До Минёк, 6 лет, Гемофилия А по восьмому фактору свёртывания, деформирующий гемартроз под вопросом, множественные гематомы по телу, сливные, болезненные. По анализам фактор свертывания 3% – соответствует среднетяжёлой форме, – все слова звучат как из учебника, Кан попутно вздыхает и листает свои записи в блокноте. – Нам нужна консультация травматолога и, ну… – стройная речь пала, как только она увидела этот блеск, что отразился в глазах Мина. Он заинтересован, увлечен, кажется, не слушает вовсе её, – гемартроз, доктор Мин? – Гемартроз, да, я слушаю, – покачал головой и убрал руки от подбородка, уложив их в начальное положение на столе. – Начинаем вливать фактор свёртывания, вес значит… – начинает листать бумажки девушка, чтобы увидеть отметку о весе ребёнка. Педиатрия она такая: ни граммом больше, ни граммом меньше, – 22 килограмма, значит, – тут же достаёт калькулятор и выдаёт, – 550 единиц, будем вливать по 3 раза в неделю, так? – Так, – соглашается Мин, хотя кажется всё пропустил, но уверен, что его Кан ничего не упустит из виду, просчитает всё до миллилитра, проследит, да и сама вольёт всё, что нужно. – Доклад и диагностический поиск – это самое важное. Вызови травматолога и скорее всего нужно будет сделать пункцию, но сначала фактор, а потом веселье. Алёна стояла, как солдатик, словно рассказывает стих перед всем классом в начальной школе. Ладошки вспотели, ноги трясутся. Но вот оно. Правильно, всё правильно, осталось довести дело до конца.***
За делами порой не замечаешь, как быстро проносится день, как секундная стрелка сливается с минутной и проходит час, два, пять. Ты всё также в ординаторской или же в холле больницы, всё те же белые стены, но ты другой. Каждый раз ты разный, такой же другой, как и все, кто сюда заходят, словно меняя жизнь, от врачей до пациентов. – Неужели снова? – тянет Джун, заходя в операционную. – Этот ремонт сведёт меня в могилу. Девушка, что следовала за врачом по пятам, буквально врезалась в него, когда тот затормозил, расстроенно смотря в полупрозрачное стекло предоперационной. – Ты опоздал, мы уже закололись на прободняк, – доносится весёлый голос Соджуна. – Представляешь? Сначала он напился метанола, а потом на промывании как дал фонтан крови изо рта, доктор Ким аж промок до нитки, – всё так же продолжал врач. Поравнявшись с Намджуном можно было заметить, как Тэхен усиленно растягивал ткани с помощью крючков, чтобы открыть идеальной обзор для Пак Соджуна. Парень работал слаженно, но вроде был где-то не здесь, словно мечтая сбежать отсюда и побыстрее оказаться дома. – Ты ли закололся, родной? – слышится протяжный голос анестезиолога. Джин и правда устал от того сколько раз его дергали то в приёмник, то в операционную, то в отделение, словно он царь и бог. – Да, да, ты, наш повелитель Кетамина, дал нам наркоз, но суть в том, что вам с доктором Ан придётся подождать, – добавил и уставился в операционную рану, что открылась во всей красе для темноволосого врача. – Доктор Ан? – переспросил Джин, словно ослышался, потому что ему казалось, что девушка растворилась. Видел её лишь мельком, появлялась и так же исчезала, будто и не была здесь вовсе. – Да, мой ассистент на сегодня. Вовремя заподозрила неладное, флотирующий тромб с воспалением, самое вкусное напоследок, – положил руку на плечо девушки, хваля её за внимательность и быструю ориентировку в исследованиях и диагностике. Впервые Джин почувствовал какой-то укол. «Рука на её плече» – однозначно его это бесило так, что он уставился, как оглушенный. – Может запараллелим? – спросила девушка, но глазами пыталась проникнуть в операционную рану, посмотреть во всех тонкостях как работает доктор Пак, она мечтала быть на месте Тэ. – Что? – словно не понимая сказанного, наконец-то оторвался Джин. – Параллельный наркоз в соседней операционной. Мы же в экстренной, а там еще есть стол. Это возможно? – начала объяснять Настя, указывая рукой в сторону и слегка замечая, как внимательно смотрит на неё Джун. Осмелела. Наверное, сначала надо было сказать это Намджуну, а не выступать вот так. – Знаешь, что мне в тебе нравится? – неожиданно подал голос Соджун. В ответ лишь тишина. Девушка знала этот тон. Сейчас будет поучение. – Мне нравится, что ты думаешь, что можешь предлагать разные разности — вот так, выкрикивая это из той части коридора, почти у двери, но на самом деле, пока что твоё место именно там, – прозвучало это обиднее вслух, чем в его голове. Жёстко. Все трое Кимов переглянулись. Осознавали, что это незаслуженно, и Ан не сделала ничего предосудительного, но обучающий процесс и дисциплина – это слабости Соджуна, особенно такие прорехи в дисциплине, как банальное уважение к иерархии. – Я не хотела показаться бестактной, я просто… – начала выстраивать защиту девушка, как тут же была оборвана. – Просто хотела побыстрее порезать человека, – прервал её резко Соджун. – Терпение, доктор Ан, терпение – это ключ ко многому, даже в вашем случае, – еще один пренебрежительный взгляд. А девушке казалось, что она его любимица. Видимо и за любовь нужно платить. В данном случае собственной гордостью. В головах многих закипало что-то. Собственные проблемы, неясность происходящего. Хотелось ли кому-то встать на её защиту? Однозначно. – Ты слишком строг с ней. Не боишься, что уйдёт? – задал вопрос из места еще более дальнего, чем стояла Ан, Намджун. – Доктор Ким? – вопросительно смотрит на него Пак. – Будешь обижать девчонок, и я заберу их себе, – улыбнулся и подмигнул Ан. Защита. Небольшая, но защита. – Я люблю быть на равных, но не воруй мою еду, о расписании сговоримся позже, – продолжал нашептывать так, что слышно было и Соджуну. – Ким, – протянул врач, что накладывал шов один за другим. – Я просто предупредил, – засмеялся в ответ Джун. Бесить Пака – любимое занятие еще со студенчества. Обе операции не шли так долго, как бы хотелось каждым представителям. Однако Настя помнила, что сосудистые операции всегда дольше протекают, муторнее, кропотливее, тяжелее для спины. Однозначно спина отваливалась у обоих. Выверенные действия, тонкая нить, похожая на леску, словно они на рыбалке, которая пропадала при малейшем движении кисти хирурга, что проводит её через тонкие ткани сосуда. – Хорошая работа ассистента – залог успешной операции и отсутствия ненужных узелков, – как только Джун проговорил это, то заметил, что девушка ловко подстроилась под его движения, переходя с одной стороны протеза на другой, не путая ниток, следуя его правилу. – Вы очень быстро и аккуратно шьёте, – тихо добавила студентка. – Мне повезло с ассистентом, обычно я медленнее, но тут надо показать себя во всей красе. Может ты согласишься на моё предложение? – глаза кратко встретились и тут же снова уставились на сосуд, что был заглушен бульдожками. Всё бы ничего, если бы не закипающий Джин. – Можно и побыстрее, а то наркоз не резиновый, – решил вмешаться Ким, пытаясь не показывать, что только ему позволено излишнее внимание к девушке. – Так точно, командир, – и снова эта улыбка Джуна. Ты её не видишь, но как будто чувствуешь, как проскальзывают ямочка, глаза становятся такими маленьким, а щёки так и просятся показаться из-за маски. В операционной стало тихо, лишь слышится еле ощутимое дыхание хирургов, что с содроганием проверяют прочность протеза. Прочно. Операция успешно завершена, так же, как и в соседней операционной. А куранты уже не за горами.***
–Так долго, – произносит вслух девушка, ожидая, кажется, уже целый час консультацию травматолога. Когда вызываешь на консультацию хирурга, то они могут прийти и через несколько часов, а то и вообще забыть, пока не позвонишь им повторно. – Наверно, аврал на приёме, в праздники так всегда, – пытается успокоить девушку Мин, которую выдавали глаза, источающие злость. Она не умела ждать. Дверь слегка открывается и заходит Чан, естественно, почти под ручку с Чонгуком. Снова судьба свела их вместе, распределяя студентов с утра. И снова нетерпеливый Чон успел накосячить, что теперь мог только кратко наблюдать со стороны. – Прошу прощение, пробки, – попытался отшутиться Чан и, кажется, ему удалось. Всё это вкупе с милой улыбкой и слишком добрыми глазами. Как мы понимаем у кого добрые глаза, а у кого злые? Всё, конечно, субъективно, но его глаза были и правда особенными. – Нужно ваше мнение, – сказал Юнги и встал с стула, чтобы не затягивать процесс. Идти в тишине – то, что не любили все представители элиты медицинской цепи. Тишина оглушала, заставляла думать о всём подряд, а именно о дискомфорте в данный момент. – Пациент, 6 лет, с Гемофилией А, среднетяжёлого течения, беспокоят его колени, – прервала тишину Кан и обратилась к Чану. – Доктор…? – вопросительно посмотрел на девушку, что еле выглядывала из-за Юнги, то ли прячась, то ли пытаясь быть незамеченной. – Доктор Кан Алёна, иностранка, – впервые подал голос Чонгук, чем удивил всех присутствующих. – Как относится к делу, что доктор иностранка? – и вправду не понимал Крис. Почему его студент делает такой большой акцент на этом? – Думал, это полезный факт. Иностранки они же все такие, знаете, сами себе на уме, как она, – указал на девушку пальцем, поблескивая смехом в глазах. – Именно поэтому ты никогда не уйдешь дальше гипсов, – кратко бросил Чан и зашёл в палату. Однозначно увиденное сразу же отмахнуло все мысли о иностранке и странности. Колени и правда были не в порядке. Большие, горячие и болезненные, как и сам ребёнок, который боролся за жизнь, хватался каждым своим пальцем за неё, не уступая ни на миг. – Можем сделать УЗИ, что мы, естественно, сделаем, но, – замедлил свою речь Крис, озабоченно смотря на ребёнка, – надо делать пункцию, иначе всё это чревато…– не договорил, но всё было и так понятно по его взгляду и резким движениям. Слабость Чана – это дети. – Я могу присутствовать? – прозвучал вопрос от Кан. Она чувствовала свою ответственность, дальше вести ребёнка ей, она должна быть в курсе всего. Именно так студентка себя ощущала – обязанной сделать всё, чтобы бороться дальше. Вместе. – Зачем? Хочешь снова упасть в обморок от первой капельки крови? Ты же знаешь, что такое гемартроз? – очень утрированного начал говорит Чонгук, не скрывая своего приподнятого ехидного настроения. – Не забывайся, – резко выпалил Юнги, что молчал до сих пор. Резко и строго. – Этики в тебе ноль, как уже сказал доктор Чан. Ты здесь никто, не смей ставить под сомнения слова моих врачей, – еще более резко и сухо. – Не всё решает статус, доктор Чон, – слова Крис звучали по-простому, но в них был и тайный смысл. Даже он, побывав здесь не так давно понял суть Чон Чонгука – сына главврача.***
Кажется, до курантов оставались считанные минуты. Как выглядит больница в этот момент? Что за люди приезжают сюда? Как они себя ведут? Что ими движет? В какой-то момент Настя решила остановиться и осмотреться. «Всегда ли здесь висела эта мигающая гирлянда? А этот цветной дождик? Шуршащая лента? Откуда всё это?» – думала девушка. – Сегодня что, и правда Новый год?». – Не стой на проходе, а то собью, – слышится голос сотрудника скорой помощи. Ещё один счастливчик с отравлением. Очаровательный (нет) вид, лёгкое (тяжелое) амбре алкоголя и порванные штаны. – Ваши подарки никак не заканчиваются, – говорит девушка, шаря в кармане в поисках фонендоскопа. Покоцанный, разболтанные винты, полу глухой, тонкий, с, кажется, испорченной мембраной, но такой родной, с гравировкой «Доктор Ан. Хирургия». – Всё лучшее нашим врачам, – отвечает мужчина и протягивает карту, в которой красуется: «Подозрение на аппендицит?». – Только этого не хватало, – тихий голос, низкий тембр и приятный мужской запах. Сокджин всегда подкрадывался, как хитрая лиса. – Доктор Ким, – испуганно сказала девушка, не привыкавшая к этим шпионским штучкам, – так можно и заикой стать. – Лучше зайкой, знаешь такие пушистые, милые, едят морковь, – начал, как для ребёнка, пояснять Ким, чем дальше, тем более неловко чувствовала себя Ан. – Ага. Посмотрите? – перевела тут же тему. – После тебя, – уступает рукой место и наблюдает, как девушка, подкручивая свой фонендоскоп, исследует живот мужчины, проверяя симптомы: вертит его на правый бок, на левый, заставляет прыгать, опять укладывает, стучит, щупает, слушает. Кажется, Ким потерялся, смотрел не на пациента, и не на Ан, а сквозь, на руки, действия, видел не её, а сам процесс. – Думаю, это просто алкашка, – дал своё заключение Джин. – Промойте и покапайте, а потом на выход. Так что, родной, сегодня праздник только начинается, – последнюю фразу Ким сказал прямо в лицо мужчине, который однозначно забудет это через пару часов. Идти размеренно – не в стиле Сокджина, но именно сейчас он это и делает. Издалека, кажется, слышится отсчёт курантов. – Доктор Ким, быстрее, мы всё пропустим, – Настя, топталась на месте, пытаясь подогнать его, словно маленький ребенок, который очень хочет поиграть в мяч. – Нужно выждать анестезиологическую паузу, – проговаривает медленно Джин и так же медленно переступает с ноги на ногу, держа руки за спиной под халатом. На фоне лишь слышно: «пять, шесть». – Какая еще пауза, доктор Ким? – тянет и не терпеливо смотрит на него, того и гляди начнёт дергать за рукав, как пятилетняя девочка. «Девять, десять» – слышится гул и радостные крики, в которых, естественно, Настя узнаёт знакомые голоса подруг. – Доктор Ким, – тянет еще более настойчиво. – У меня для тебя подарок, – наконец выдаёт что-то более земное, чем странные фразочки про паузы. – Нет, спасибо, я откажусь от предложения свидания и что вы там еще придумали, – лебезит девушка, находясь от заветной двери в двух шагах и парочке мгновений, чтобы слиться с коллегами и друзьями. «Одиннадцать, двенадцать» – заветной звук фужеров, радостные возгласы и громкая музыка, казалось бы, в больнице. – С Новым годом, Ан, – разворачивает девушку и отдает ей небольшую, кажется, почти плоскую коробку вытянутой прямоугольной формы. Настя косится на Кима, на коробку, потом снова на Кима. – Доктор Ким? – вопросительно смотрит на него. – Джин. Я же просил. Тем более после всего, какой я тебе «доктор Ким»? – сказал тихо еле слышно, открывая дверь и поздравляя друзей. Ординатор так и осталась за дверью, завидев лишь на секунду радостные глаза подруг, искренние улыбки коллег, ординаторов, медсестер – всех тех, кто несёт страж здоровья в дежурную службу. «Открыть или нет? Открыть или нет?» – дилемма в голове никак не решалась. Руки так и просились, но голова твердила чёткое «нет». Всё же, после некоторого безмолвного ступора девушка открывает коробку, в которой покоится новенький сиреневенький фонендоскоп, явно не низшего сорта, с двойной мембраной, сменными насадками олив, и, конечно, подписанной именной табличкой «Доктор Ан. Хирургия». Не заметила девушка за разглядыванием своего подарка, как Джин снова оказался рядом, беря под локоть и заводя в холл конференц-зала: – Твой еле дышит, подумал, что он тебе пригодится, – именно после этих слов сказать было нечего. Сейчас, именно сейчас Джин выиграл, смог, пробрался, сломал строго выверенную защиту, стену, щит.***
В больницах нет понятия праздника и атмосферы волшебства. Здесь всегда одна атмосфера – атмосфера парных случаев, парных скорых, парных остановок. – Доктор Ким, – слышится среди гула веселящихся врачей, что рассказывали интересные истории друг другу про разные года в дежурную новогоднюю ночь, – в отделении остановка. – Тестостерон, твой час настал, – допивает слегка горькое шампанское Ким и командует Чонгуку, который уже 10 раз поблагодарил богов, что не связывался с отделением реанимации, но, видимо, у Чана был другой план на него. Слегка весёлая компания приостановила свой гул и смех, кажется, вся атмосфера знаменовала приближение и других событий. Но пока можно было довольствоваться этими краткими минутами веселья. – У нас, – начала речь Настя, обращаясь к Намджуну, – некоторые врачи покупали фейерверки и запускали их у больницы. Там всегда была более-менее открытая местность и жилые дома находились достаточно далеко. – Чимин тоже этим грешит, так что, – протяжно проговорил Джун, смотря на девушку с азартом, поглядывая на Пака, что большую часть времени сверлил взглядом студентку напротив. – Это однозначно лучше, чем российское шампанское, – проговорила Даша, допивая первый бокал так быстро, что можно было дать приз за скорость. – Российское шампанское? – еле выговорил Намджун, вопросительно смотря на студенток. – Фирменное и очень гадкое, – пояснила Настя, после чего сразу же поймала безмолвное «аааа» от собеседника. – Брют явно не для всех, – покачала фужером в руках Дарья и отправилась на поиски еды. Возможно, ей хотелось избежать приближающегося Чимина и хоть немного поговорить о пациентке с Хосоком. Компании однозначно ретировалось очень быстро. Складывалось ощущение, что все они находятся на быстром свидании, и им нужно обойти как можно больше столов за ограниченное время. Времени и правда было мало и именно поэтому каждый хотел забрать себе немного этого веселья и праздничной атмосферы перед очередным тяжёлым пациентом. По-другому здесь было бы странно. – Обычно это ты за мной бегаешь, а не наоборот, – низкий тембр и выверенный шаг рядом с Хван. Мурашки пробежались по телу, задерживаясь на шее, в том самом месте куда выпаливаются слова, обжигая кожу до основания, до самого низшего слоя последней. «Он что, пьяный?» – пролетает в голове девушки. – Вам показалось, – отвечает быстро и закидывает в рот виноград. Каждый раз этот виноград встаёт поперек горла, когда рядом находится Пак Чимин. – Ты очень удивила сегодня Ли, – проговорил медленно, становясь напротив девушки, чтобы видеть её глаза, – и меня, – добавил еще тише, кажется, уподобляясь какой-то змее. – Я здесь уже достаточно давно, но удивила я вас лишь благодаря доктору Ли Донуку, вот это чудеса, – разошлась Даша, видимо опрокинутый только что бокал с шампанским придал ей сил на возмущение. – Может мне и с ним стоит переспать, чтобы вы еще больше удивились, доктор Пак? – имя выпалила почти что ему в губы, опаляя пьяным дыханием лицо. – Разве ты не грезишь обо мне каждую секундочку, не хочешь, чтобы я тебя заметил? А это, – прокрутил аккуратными пальцами какую-то странную круглую фигуру Пак, – лишь добавит в твою картину образ ветренной и глупой девчонки, которая ведётся на любую, – речь стала медленнее, такая же, как и глотки из фужера Чимина, придавая ему пикантность и театральность, – красивую мордашку. – Тогда, думаю, мне стоит обратить внимание на ту красивую мордашку, – указала девушка на Джисона, – и на ту, – взгляд пал на Намджуна, – и, конечно, на самую известную мордашку, что ушла спасать человека в отделение реанимации, доктор Ким любит, – сделала такую долгую паузу, что Чимин напряг лоб и брови, – студенток, – слегка, еле ощутима, девушка облизнула сухие губы, чувствуя на них капельки спиртного. Хотя ей хотелось залиться им, чтобы отключиться и не видеть этого искусителя. Даша чувствовала себя победоносно. Смогла дать отпор. Главное сейчас – это красиво уйти. – Я тебя не отпускал, – слышится злой голос, который осознал всю странность и абсурдность речи и ситуации. – А я разве спрашивала твоего разрешения? – вынула руку из хватки и направилась к подруге, что как самая настоящая заговорщица куда-то пробиралась с Чаном и Кимом в верхней одежде. Впервые Даша видела её такой весёлой в стенах больницы. Не подавленной, не озабоченной проблемами в отделении и пациентов, а какой-то лёгкой и невесомой. – Они снова это делают, – мычит Юнги на ухо Кан, которая стояла так же неподалёку, обсуждая со Стёпой странное стечение обстоятельств и их первый Новый год не дома. – Делают что? – придвинулась к нему ближе, пытаясь расслышать всё более чётко, потому что голос Юнги был похож на мурлыкание кота. Данное действие не смутило его, но внутри что-то разлилось теплом. – Пытаются спалить больницу и вызывать наряд полиции, – мельком взял девушку за руку и повёл в сторону коллег. Алёна не опешила, но также, как и Юнги, ей это понравилось. Мин был спокойным, но уверенным: сказал – сделал, захотел – взял. Именно такого человека ей и не хватало среди серых обыденных будней. – И как давно там оказалась Настя? Обычно это делаю я, – пробормотала Кан, как только на её плечи накинули куртку. – Ты и сейчас будешь там, – улыбка тёплая и настоящая, словно ты дома рядом с близкими людьми. Похоже Юнги становился ближе намного быстрее, чем подразумевали оба.Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет. А. А. Блок
Только в нашем случае: Ночь. Улица. Фонарь. Больница. Трое весёлых врачей. – Вы это когда-нибудь делали? – спросила Настя, втыкая фейерверк в землю. – Ещё глубже? – Обычно это делал Чимин, – ответил Ким Намджун, озаряясь по сторонам – нет ли патруля возле больницы. К сожалению, они были не в таком просторном месте, и дома были даже очень близко. – Нужно рассчитать траекторию, чтобы не попало вон в то окно, – указал рукой Крис, от чего все трое задрали головы так сильно, что, кажется, могут упасть от головокружения. Ещё недолго глумясь над несчастным фейерверком, они наконец-то решили, что всё безопасно. По крайне мере для них. – Кто будет поджигать? – спросила Ан, уставившись на врачей. – Я не курю, – ответил Чан. – Я тоже, – вторил ему Ким. За картиной таких заведенных, но плохо подготовленных врачей было наблюдать очень смешно. – Они забавные, – сказала Алёна, всё также слегка сжимая руку Юнги. В этот момент ей казалось, что так было всегда, что всё происходящее идёт своим чередом, словно это было постоянно, некая константа. Всегда у неё был Юнги, всегда Настя смеялась над Чаном и Кимом, которые искренне улыбались, слушая неидеальный корейский девушки. Всегда Даша со Стёпой были в отделении психиатрии и выглядывали из окон с бенгальскими огнями, чтобы посмотреть на салют. Это всё было с ними всегда. Они всегда были здесь, словно и не было этой жизни «до». Только здесь и сейчас. – Поджигай, – слышится крик взбудораженной Хван, которая убивает уже третий бокал шампанского. Определённо больше, чем третий. – Ну что, огоньку? – слышится голос Юнги, который прерывает непонятные речи троих про спички и другие способы поджогов. Настя слегка отстраняется, хотя это явно не слегка, а достаточно далеко, становясь рядом с Алёной. – А твой парень явно с огоньком, – улыбается, смотря на радостную подругу. Эти моменты, такие маленькие и, кажется, незначительные – именно они делают нашу жизнь такой живой и настоящей, заполняя нотками радости и искренности. Наблюдать за салютом в любой части больницы было круто, особенно высовываясь из окна, когда тебя попутно держит твой друг. Вдыхать холодный воздух и смотреть, как отбегают трое врачей, чтобы не оглохнуть и не отхватить фейерверк куда-нибудь в глаз, руку или ногу. Просто наслаждаться кратким моментом, пока не завидишь мигающую сирену. – Не долго музыка играла, – проговаривает Чан. – А вот и первые плоды этого года, – скорая стремительно несется, заставляя всех и каждого понять, что работы хватит на всех.***
Какая идеальная новогодняя ночь для вас? Как вы её себе представляете? Что хотите испытать в те самые часы, минуты, секунды? Алёна понимала, что этот день явно особенный. Не такой как все, потому что она там, где никогда не думала оказаться, с тем, о ком никогда не подозревала, что вообще когда-то будет говорить вот так просто обо всём и ни о чём. – Пока тихо, – сказала девушка, проходя по коридору отделения педиатрии. – Тсс, – шикнул на неё Юнги, прикладывая указательный палец к своим губам, – не говори это вслух, они всё слышат. – Кто они? – спросила шёпотом, но потом осеклась, не понимая почему она это делает. – Болезни, – мягко улыбнулся Мин. – Они могут проснуться, и тогда мы с тобой не присядем этой ночью, не то, что не приляжем, – на последней фразе Юнги, понял, что это было лишним, но слова сказаны, жребий брошен. С минуту тишина осознания. – Думаю, стоит рискнуть, – проговорила Кан и сама взяла Мина за руку. Зачем? Сама не понимала. Просто так ей захотелось, просто взять и сделать – так, как это делает он. – Если ты любишь риск, то предлагаю фильм в дежурке, так болезнь точно проснется, – всё такое же невинное и доброе лицо и всё такая же тёплая и сильная рука. Отказаться здесь было бы слишком глупо, да и как отказать этим глазам напротив? Верно, никак. Не всё так благосклонно в эту ночь. По приёмному отделению словно пронёсся тайфун. – Что за чёрт? – спрашивает Чан, уставившись на единственную медсестру на этой смене. – Алкаш со второй смотровой и его друг, что просто решил подождать друга, – отвечает блондинка, поправляя кудрявые волосы тонкой рукой. – Я зачем? – спрашивает Крис вновь девушку. – Доктор Ан сказала, что сама явно не справится, – дополнила медсестра и указала на закрытую шторку импровизированной смотровой, из которой доносился крик. – Мне нужен мужик, я не хочу, – явно пьяный голос. – Что может баба? Ты, небось, уже в обморок падать хочешь. Мне нужно потом работать, пусть мне пришьёт мужик, – всё также пренебрежительно с заиканием проговаривает мужчина. Найти источник звука было не сложно. Отодвигая шторку, Крис видит, как студентка в перчатках и маске, с аккуратно убранными густыми волосами под пучок в шапочке, пытается очистить размозжённые ткани от грязи, стекла, мелких частиц не пойми чего, но её пациент изрядно дергается, выплевывая оскорбления в девушку. – Хватит тыкать, мне больно, – кричит мужчина. – Если не перестанете дергаться, останетесь без пальцев, – проговорила она и убрала осколок из фаланги оторванного пальца, а точнее оторванных трёх пальцев. – Что за бардак? – слышится голос со спины и тут же виснет тишина. – Мужик, пришей мне пальцы, ты же хирург, – по-свойски обращается к Чану мужчина, тыча в него пакет со льдом, где такие же обезображенные, покоятся оторванные части пальцев с раздробленными ногтевыми пластинами, торчащими косточками. – На вид крепкий, явно поумнее этой, – снова фыркнул на девушку и тут же закричал от боли, ведь та слегка сильнее надавила пинцетом. – Ой, случайно, – сказала Ан ехидно, но лишь глаза улыбались в неискренней улыбке, чтобы алкоголик не начал возмущаться ещё больше. – Вам здесь не пятизвёздочный отель с выбором из шведского стола, перед вами не один врач, а целых два, – проговорил Чан мужчине, положа руку на плечо ординатора со словами: – Я закончу, а ты собери операционную, набор анестезиолога и документы, позвони как закончишь. Облегчённый вдох. Пьяный и высокомерный контингент всегда был самым тяжёлым как в отдельности, так и в совокупности. Настя прокручивала в своей голове план всего, что ей надо сделать. Чан дал чёткие указания, осталось лишь не мешкать и быстро всё организовать. Девушке казалось, что именно сейчас скорость всё решает, хотя очистка ран на пальцах занимает достаточное время, но в умелых руках всё идёт гораздо быстрее. – Операционную оповестила, медсестёр нашла, даже санитарки на месте, остался анестезиолог и бумажки на подпись. Это быстро, – проговорила себе под нос, поднимаясь по лестнице в реанимацию Ан. Ординаторская пуста, на посту никого нет, палаты под врачебным контролем тоже пустые. – Мне нужен доктор Ким, – неуверенно проговорила девушка, словно первый раз в отделении и боится сделать шаг без чьего-то ведома, чтобы не услышать в спину – «Ты чего здесь шастаешь?». За время прохождения анестезиологии она уже успела даже подружиться с некоторыми медсестрами, одна из которых была бойкая и весёлая Мин Ёнджи – обладательница шикарной ярко рыжей шевелюры, которую она прятала в косичку по типу рыбьего хвоста. – Кто здесь? – в руке огромный талмуд с историей болезни и мочевой катетер в перевес. Ёнджи точно сбежала из ужастика, готовая убить любого, кто её напугает. Слегка большой белоснежный костюм, в котором она чувствовала себя настолько комфортно, что могла уснуть где угодно и когда угодно, светил как маяк в царстве тьмы в отделении реанимации. – Это я, Ёнджи, сегодня твоя смена? – громко проговорила Ан, чтобы та опустила орудие убийства из огромного количества белой бумаги с графиками температурной кривой. – С новым годом, – очень громко и радостно почти прокричала девушка, обнимая Ан. – Ты совсем меня забыла, с кем надо поговорить, чтобы ты снова вернулась к этому бабнику на учебные начала? – руки в боки, недовольное лицо, но искренняя и лучезарная улыбка через минуту. Девушка была в противовес суждениям и представлениям тихой, послушной и милой девушки, которая стесняется от любого слова и прячет голову в песок. Реанимация только для прожжённых, кем и была Мин Ёнджи. – Прости, всё так завертелось, – отвечает Настя, в ответ обнимая девушку. – Устраивайся к нам на подработку, будем с тобой ночи напролёт перемывать кости неугодным и учится ставить центральные вены и всякую всячину, – всё такая же радостная и весёлая Мин. – Кстати про бабника, – проговорила Ан. – Он мне нужен на операцию, нигде нет, на звонки не отвечает. С минуту Мин задумчиво смотрела в пустой и тёмный коридор: – Посмотри в дежурке, если закрыто, то долбись, пусть уже поработает, чёрт темноволосый, – все её выражения были такими детскими и лёгкими, что никто и никогда не обижался на них. – Будет время – забегай на чай, – вслед кинула ей Мин и устремилась в палату списывать показатели с аппарата. Вся в делах, как всегда. Внутри было что-то нервное, словно девушка сама будет оперировать и зовёт бригаду лично, как на экзамен какой-то. Шаг за шагом, еще немного и вот эта дверь. Сколько раз она видела Кима, сколько раз общались, сколько раз были на операции, но именно этот раз был по-особенному волнительный. Дверь слегка приоткрыта, но девушка всё же стучит и думает: «Неужели он не слышал мой голос? Даже не вышел, как обычно это бывает». – Доктор Ким, вы нужны в опер…– не успевает студентка договорить, как видит слегка нелицеприятную картину, хотя скорее пикантную и явно не для её глаз. Ким во всей своей красе нависает на кровати над девушкой, естественно растрёпанной, худой и голой. Их полнейшую наготу скрывает лишь тень, остатки покрывала или пледа и несовершенное, явно не сумрачное, зрение Ан. В темноте глаза встречаются и в них читается: «Блять». Причём в обоих. Естественный рефлекс – закрыть глаза и выйти, добавив: – Извините, я стучалась. В операционной вас ждут. «Что ты сейчас сказала? Там же никого нет еще! Что за бред?» – проносится в голове, ведь речь была отрывистая и такая несуразная. Кажется, так ясно ночью Ким никогда не видел и не чувствовал себя по-настоящему мерзко. Мог ли он вообще себя чувствовать так? Оказывается, мог. Настя же вышла, как после долгого марафона без капли воды, сердце бешено стучало, внутри как будто что-то оборвалось. Вот она реальность. «Он бабник. Что ты от него ожидала?» – проносятся вопросы, которые корят её так сильно, что хочется выкинуть бесполезную голову в отходы класса Б. – Да ты меня преследуешь? – смехотворный голос Чонгука не даёт до конца закопаться в противоречивых мыслях. В ответ лишь тишина. – Чего пришла? – задаёт еще один вопрос, смотря в пустые глаза девушки, которая замечает этот карий блеск. Хоть что-то. – Передай Киму, что через 20 минут в операционной, оторванные пальцы, травма, – проговорила, смотря со злостью в глаза Чонгука, который, естественно, это не упустил. «Почему опять злится? Это же дежурная фраза» – думает он, как из дежурки еле раздаются непонятные возгласы, прислушавшись можно разобрать лишь: – «Блять, блять, блять».***
Несмотря на пророчество Хосока, в новогоднюю ночь так и не было поступлений с психоскорой, что ребятам пришлось довольствовать лишь постановкой желудочного зонда пациенту с неожиданным обострением язвенной болезни. – Ты был у той пациентки? – обращается Даша к Стёпе. – Да, вот даёт. Есть мамкин Левотироксин, чтобы сбросить вес – это жесть, – ответил парень и уставился на колоду карт в руке. – Бита. – Ты всё время выигрываешь, так неинтересно, – промычала Хван, смотря на свои мелкие карты и гущу черной масти, когда козыри однозначно имели оттенки красного. – Искусство блефа, – достаёт из рукава джокера Стёпа. – Мы же без джокеров, я их вообще выбросила, чёрт, – завыла еще пуще прежнего Хван, тупя взор в окно. – Не знал, что студенты доктора Чона такие примитивные, – знакомый и пренебрежительный тон. Никто другой, как Пак Чимин. – Доктор Пак, составите компанию? – предложил Стёпа, словно играя на своих нервах и нервах Хван. Подсаживаясь сзади, Пак внимательно посмотрел карты девушки и, взяв дополнительные карты, сказал: – Запомни этот момент, сейчас ты останешься без штанов, доктор Ли, – рука легла поверх руки девушки, что смотрела на карты, как на самый сложный клинический случай. – Расслабься и блефуй, – шёпот опалил ухо Хван, которая тут же покрылась пунцовым румянцем, но в полумраке всё слилось воедино и осталось незамеченным. Никто и не заметил, как он поменял пару карт в руках девушки, у которой оказался уже козырный валет и дама. Хитро и ловко. Что же еще в себе скрывает доктор Пак? Сидеть рядом с ним – словно спуститься в самый горячий источник, который взрывается каждую секунду в разных местах, как ходить по минному полю и не знать, когда ты останешься без ног. Хван давно была без головы, рук и ног от него. –Доктор Ли, ваши дела плохи, – промолвил Пак, устремляя взгляд на веер из карт Стёпы. – Я вышла, – перевела карты на Пака и осталась полностью чиста. Первая победа. Первая чистая победа. Чистая, конечно, под вопросом, но радости в глазах девушки было хоть отбавляй. – Ты же помнишь уговор про штаны? – промолвил Чимин, устремляя взор на студента. – Вы серьезно? – кажется, Степан опешил в данную минуту, находясь на стуле-табуретке, что скрипела, как потёртое седло. – Серьезно, – козырный туз летит в лицо Степы и шестёрки на погоны. – Прошу, порадуй всех своим видом. Как говорится: «Какой врач – такие и пациенты». Даша кратко засмеялась, пытаясь скрыть свою улыбку, слегка прикоснувшись плечом к плечу с Паком. Краткий миг, по которому он скучал? Возможно. Иначе бы не искал встречи с ней всю эту долгую ночь.***
– Ты почему такая булка? – слышится вопрос с поста в сторону Ан. – Булка? – переспрашивает полусонная студентка, устремляя взгляд на Ёнджи. Та откусывает яблоко и поправляет выбившиеся пряди волос из причёски, протягивая руки к лицу девушки и теребя её за щёки. – Всегда у тебя были такие щёки? – После дежурства я всегда отекаю, – проговорила Ан, дописывая что-то в истории болезни, но предательская ручка решила по-другому. Явно очень усталая девушка и совсем не из-за нескольких операций в травме. Она уже не понимала, где её место: в хирургии, травме или в сосудах с Ким Намджуном. Словно разрывало в разные стороны, не давая спокойно вздохнуть. – Ты сейчас упадешь на месте. Почему еще не ушла? Твоя смена закончилась полтора часа назад, – неожиданно появился темноволосый Чон, перебирая волосы, пытаясь привести их в приличный вид. Но не получилось. – Мне нужна подпись Кима и вот я жду, пока пишу попутно всякую хрень, – не совсем внятно говорила она. Не может же сказать, что не хочет нарываться снова на порнуху в дежурке, не хочет встречаться взглядом и стыдливо уходить, словно она в чём-то виновата. Чонгук с минуту суетливо смотрел на часы, потом на Ан, потом на ручку и одним резким движением забрал у нее папку с историями болезни. – Иди, я передам. Ты вся такая страшная и сонная, и уставшая, мои глаза не для этого созданы, – уколоть, лишь бы не выказать чего-то другого. Чон не такой. Никто не должен знать каким другим он может быть. Девушка не предала значения его словам, но на душе стало легче. Правда, словно кто-то её выручил. Он не требовал плату, как бы сделал обычно, не паясничал, лишь был самим собой. Таким каким показывал себя каждый день. Как только ординатор скрылась в лифте в сторону парня прилетело от Ёнджи: – Только не бей его, – сказано с усмешкой, но по-доброму. Кажется, только эти двое были в курсе всего происходящего, не говоря ни слова ни себе, ни друг другу. Папка наперевес. Уверенная походка. Резкий толчок в дверь. Как всегда, не закрыта. – Собирай вещи и выметайся, – фраза была брошена так грязна и пошло, что медсестра, что также придавалась блаженству часом ранее от Кима, округлила глаза. – Ты что не слышала? Проваливай, – кинул в неё вещи с пола и внимательно смотрел, как та, пытаясь прикрыться, быстро подобрала их и почти что выбежала из дежурки. – Что ты себе позволяешь, тестостерон? – Джин непонимающе смотрел на парня, что вёл себя как хозяин, указывая всем на их ошибки. – Подписывай истории, – продолжил гнуть свою линию и кинул папки на кровать к Джину. В другой ситуации, возможно, он бы так сорвался на Чонгука, что тот бы еще несколько месяцев не попал в операционную, но всё же ситуация была неоднозначная. – Это не твои истории. Где она? – не поднимая глаза, подписывал бумаги Ким. – Она отстояла 3 операции в разных отделениях, пока ты трахался. Она устала и ушла, – протягивая руку под папку, сказал Чонгук, так словно самый мерзкий человек перед ним сейчас находится. Сам же понимал, что ничем не лучше его, но всё же мерзким был именно Ким. – Ты же её ненавидишь? Зачем всё это делаешь? – Джину и вправду было интересна перемена в поведении Чона. – Тебя я ненавижу больше, – с этими словами Чонгук закрыл дверь с треском и ушёл в раздевалку. Внутри так же что-то сломалось. Слова правдивы, вопросы обоснованы. Но, кажется, всё же он не такой, каким хочет казаться, каким предстаёт перед всеми. Нет, он не влюбился, она даже ему не нравилась. Ан диаметрально была противоположна его желаниям, но, кажется, он чувствовал, что так поступить – правильно. Так бы поступил его хён. А значит это правильно.