***
Что не любит Кан больше всего на свете? Ранее, противное утро, когда так не выспалась, а особенно уснула в неудобном положении. Ещё немного и, конечно, она готова заворчать или шикнуть, или хоть как-то возмутиться, но...всегда есть это НО. Всегда было и есть в жизни Алёны. Теплое дыхание, чуть позади, и рука, непростительно, хотя нет, простительно покоящаяся сзади, чуть приобнимая талию девушки, слегка, совсем легонько, касаясь ткани халата, словно просто лежит рядом, но обвивая девичий стан. Сидя спать очень неудобно, но диваны в ординаторской почему-то не раскладываются, или же это было бы слишком странно и уж точно неуместно. Кан достаточно бойкая, но авторитет Юнги всё же немного стопарил её, заставляя мяться на месте, но при этом расслабляться. Двоякие чувства он у нее вызывал каждый раз, как только смотрел, говорил, даже просто дышал. «И что делать?» – хочется спросить у самой себя или у кого-то. Но у кого? – Наверно доброе утро, – промычал или даже промурчал Мин. – Доброе утро, – проговорила Кан, пытаясь продвинуться или отодвинуться. Кажется, не до конца отдавая отчёт своим действиям, она выбрала не ту траекторию движения, и лишь еще ближе пододвинулся к Юнги, смотря в глаза, что находились меньше, чем в миллиметре, если такое вообще возможно. – Крапинка, – лишь после пятисекундной тишины всё тот же осиплый голос. – Красиво. Твои глаза очень красивые, – эти слова заставляют сердце трепетать, главное, что только метафорически, иначе нужна будет терапия в кардиоблоке. «Что сказать?» – маленькие человечки бегают в голове девушки. Растаяла ли она? Да. Покраснела ли? Однозначно. Ничего умнее девушка не придумала, чтобы прервать это молчание, как просто слегка, по-утреннему, если это так можно назвать, поцеловать Юнги. Девушка считала, что необдуманные поступки она совершает только под действием градуса, но это было не так. Поцелуй был настолько невесом, что, кажется ничего и не было. Ощущение, что бабочка села на твоё оголенное плечо на редкий миг и взмахнула своими красивыми переливающимися ярко васильковыми крыльями вперемешку с тёмно-чёрными вкраплениями, напоминающие самую густую смолу. Лишь секунда. Сладкая секунда, чтобы почувствовать тепло. Во всех смыслах и во всех местах. Губах, руках, ногах, груди. Раскаты и приливы, а всего лишь секунда. Маленькая, проходящая со взмахом ресниц секунда. – То есть мне каждый раз надо это говорить, чтобы ты меня поцеловала или, – расставил руки по стороны от девушки, приобнимая спинку дивана и вальяжно облокачиваясь на него, – ждать пьяного дебоша? – Скорее, пьяного дебоша, – незамедлительно и играючи ответила Кан, заправляя выбившуюся прядь после сна. Будем честны – там выбилась не только прядь. – А если я не хочу ждать так долго? – возможно хочется обнять, но Мин лишь слегка дергает рукой, словно осекая себя от следующего движения. Не такой смелый, как ему бы хотелось. – Тогда, – задумалась Алёна, прислоняя указательный палец к своим губам, заглядывая куда-то за шкаф, что находится по биссектрисе комнаты, – придётся научится терпению и выдержке, доктор Мин. Все её движения вызвали в нём интерес, а особенно, когда это касалась девичьих губ. Очень вкусных девичьих губ. – Мне нужен другой врач. Этот точно хочет меня убить, – улыбнулся так, что радужка совсем начала исчезать, щёки превратились в настоящие пирожки, которые только-только достали из душистой печки. А блеск глаз было просто не передать. Безумно красивый. И за что такое наказание Кан? Такого хочется целовать и целовать, а не это вот всё.***
Заново учить давно забытую дорогу легко. Никогда он её и не забывал. Пытался стереть в воспоминаниях, забыть, как страшный сон. Страшный ли? Не думаю, скорее слишком далёкий, тяжёлый, весёлый, сумбурный и студенческий. Общежитие. Ночь. Улица. Фонарь? Нет. Зимнее утро. Тротуар. Двор общежития. Разгоряченный Джин. Раздумывает о разговоре, словах, фразах, действиях. Никогда так много он не думал, кажется, даже на прошлом дежурстве при «загружающемся» пациенте после шунтирования. Нет, не думал. Мяться как мальчишке ему тоже не хотелось, но на выходе мы имеем то, что имеем. Заходит как к себе домой. Хотя когда-то так и было. Никто не спрашивает у него пропуск или к кому он пришёл, словно давно прописался здесь или и вовсе не выписывался. Первый пролёт, второй. «И что всё? – говорит его внутренний голос. – Что дальше?» Он стоит, как дурак, у двери, не решаясь постучать, смотрит в дверной глазок, которого там нет. Если бы ему сказали, что он сорвётся и побежит за ординатором, с которым даже не спал, в 9 утра первого января, чтобы поговорить непонятно о чём, то скорее всего тот бы громко смеялся, заливаясь как типичный злодей хорошего фильма про сверхлюдей. – Я думал, ты давно здесь не живешь, – слышится из-за спины до боли знакомый голос. – Потянуло к родным пенатам? Хотя, – протянул Донук, – мне кажется, что ты жил несколькими этажами выше. – Очень потянуло, зов, понимаешь ли, соскучился, – ехидный и по-злому саркастичный ответ должен был спровадить старого приятеля, но тот настойчивого не уходил. – Не думаешь, что это уже слишком? Оставь девчонку в покое, – характерней звук ускользающего кофе из домашней кружки «лучший муж» врезается в уши Кима. – Неужели заметил особь женского пола после своего неудачного брака? – еще злее проговорил Джин и, наконец, повернулся лицом, чтобы запечатлеть реакцию. Жестко? Да. Изменилось ли лицо Ли? Однозначно. Домашний и, конечно, во всём чёрном Донук скривился, улыбка прошла, но появилась ухмылка? Скорее да. Всегда помнил резкость друга и порой заносчивый характер. – Боишься остаться без игрушки? – тихо сказал тот, также причмокивая последние капли утреннего напитка. – Ты же их так называешь? – и почему-то именно сейчас Киму стало противно, словно его самого назвали игрушкой. – Думаю, она уехала, чемодана нет, точно уехала. Детокс. Девочке нужен детокс, – устремляясь вдаль, фигура Ли медленно ушла в свой блок, медленно и неспешно. У Джина было много возможностей съязвить, саркастично ответить. Но, кажется, сейчас всё это обескуражило, заставляя задуматься о последовательности и логичности своих действий. Так он стоял пятнадцать, двадцать, сорок минут, смотря на часы и периодически выглядывая в коридор. Устав, он опустился на пол, облокачиваясь о дверь комнаты девушки, совершенно не собираясь уходить, словно хочет провести там все её каникулы. – Ты что тут забыл? – мягкий и тёплый голос, как и сама девушка. Никогда не видел он её такой домашней и в таких коротких шортах. Это возможно иметь такие длинные и стройные ноги? Видимо да. Кулёк на голове из полотенца, испарина и раскрасневшееся лицо после душа, легкий открытый домашний халат, под которым была любимая домашняя белая футболка. Всё в девушке отдавало уютом, которого он так давно не ощущал и прочувствовал в самом неуютном месте – коридоре общежития. – Я ждал тебя, – начал подниматься с пола Ким, не отрывая взгляда от Ан, отряхивая запачканные общажной пылью штаны. Она возвышалась над ним, как и всегда, и в данный момент не только ментально. – Мне некогда, надо собираться, – стоит всё также на месте, не собираясь сближаться ни в каких смыслах с этим человеком. Испачканный, помятый и такой противный. Всё в нём вызывало у девушки неприязнь и желание сбежать, даже находясь в своём «доме». – Ты уезжаешь? – фраза звучит так, словно это навсегда. – У меня билеты и да, я уезжаю, – словно очевидное говорит девушка, но глаза парня теряются, пытаясь зацепиться хоть за какую-то эмоцию в ней, но увы. – Мы можем по… – не успевает закончить фразу Ким, как его тут же перебивает резкий и громкий голос Насти. Настолько чёткий и ясный, что он теряется в нём: – Нам не о чем говорить, – словно отрезала она и на минуту замолчала, смотря в глаза Джину, который также не спускал с неё глаз. Только ей он смотрел в глаза, не опускался ниже, даже в шокированном состоянии от такого не больничного вида девушки. Не разглядывал как экспонат, не сейчас, только глаза в глаза. В привычной ситуации глазел бы на все части тела, но сейчас не мог, словно был виноват. Но за что? – Я хочу объяснить, – попытался снова начать разговор, но атмосфера была такая давящая, что парень понимал, что заранее проиграл, потому что сейчас будет очередной выпад. – Мне не нужно ничего объяснять. Мы друг другу никто, – каждое словно пронизывают новые ощущения, непохожие на другие, но какие? Ни она, ни он не знают. – В следующий раз, когда устроишь порнуху в дежурке, запирай дверь или вешай табличку «не беспокоить, я трахаюсь», – кажется, девушка начала выходить из себя, потому что последние слова звучали так резко и взгляд изменился. В них, словно отразился блеск. Заметили это оба. Джин подавил в себе улыбку, слегка дрогнув уголками губ. Будто всё это время только и ждал этого. Снова эта искра. Настоящая искра межу ними. Ревность. – Я… – снова неудачная попытка Кима. – И вообще ты меня бесишь, – неожиданный всплеск. Ан на секунду умолкала, перевела дыхание, чтобы сказать следующее: – Не звони мне больше, если мы не в больнице, если мы не на дежурстве, не звони мне пьяным, когда тебе скучно, не пиши мне, ничего. Мы просто коллеги, прекрати это всё. Я не хочу это больше терпеть. Мне это надоело, – выпалила как на духу, на каждом слове разгоняясь сильнее и сильнее и невольно сокращая дистанцию меду ними. Джин непроизвольно напрягся, сведя брови и руки. – А если ты мне позвонишь? Сама, – всё, что он может сказать. Сделал бы он сейчас, конечно, другое. Возможно хотелось закричать, что всё это лишь бы выкинуть её слова, что теперь он в сетях собственной игры. Она дурманит его разум так сильно, что даже находясь с Миной, думал о ней, о дурацком фонендоскопе, о её реакции, просто о ней, о каждой черте её характера, внешности – всей полностью. – Только, когда мы на смене. Даже, если буду вусмерть пьяная и умолять тебя о чем-то. Нет. Между нами ничего не было, не будет и быть не может. Мы взрослые люди. Ты спишь с кем хочешь, я тоже, – сказала снова резко и еще больше сократила расстояние, пытаясь отодвинуть парня, чтобы открыть дверь комнаты, знаменуя окончания разговора. Но Джин так не думал. «В смысле спать с кем хочет? С кем она собирается спать?» – возмущения из головы начали переходить на речевой центр. – С кем это ты собираешься спать? – хватает её за запястье, не давая повернуть ключ в замочной скважине. – С кем захочу. Так же, как и ты. Ты меня вообще слушаешь, доктор Ким? – возмущается и выдергивает руку. В глазах искры, которые готовы поджечь его прямо на месте. – Доктор Ким? Доктор Ким? – вторит вновь и вновь. Теперь он точно взорвался. – Я никогда не был для тебя просто доктором Кимом, а ты для меня просто ординатором Ан. Какого хрена ты убежала? Зачем весь этот цирк? – стопорить себя у него уже не было сил, и пора поставить все точки над i. – Цирк здесь устраиваешь только ты. Как и всегда. Ты думаешь мне нравится смотреть как ты спишь с другими девками на моих глазах? Думаешь я извращенка? Да, давай сделай это при мне. Ты больной? – переходит на громкий тон, хотя голос у девушки и без этого был достаточно звонкий. В этот самый момент хочет толкнуть его в грудь, чтобы хоть на минуточку почувствовал всё то возмущение, что сидит в ней с ночи. Ким, кажется, не знал, что ответить. Всё это было настолько нелепо, но так походило на ссору влюбленной парочки, что ему стало смешно. Он никогда не имел серьезных отношений, но это всё между ними – самое серьезное за всю его жизнь. – Да, больной, – единственное, что он придумал наспех в своей голове, и, конечно, еще более глупое действие. Скучает? Очень скучает, но по чему? Как же он любит, когда она злая, готовая сровнять его с землей, кафелем, мусором, с чем угодно. А он готов быть этим всем, чтобы только сделать это. Снова почувствовать тепло губ. Снова впиться, снова обхватить её в кольцо своих рук, сжать, не отпускать. В этот раз грубо, но, кажется, всё равно ласково, не хочет сделать больно. Но делает так лишь себе, сминая её губы, притягивая всё ближе, чувствуя тепло, которое отдает совсем не в пах, а в голову, что она, кажется, сейчас взорвется. Не сможет без нее так долго. Куда она уезжает? Зачем убегает от него? – Отпусти, придурок, – мычит ему в губы, пытаясь освободиться от него, но на секунду, на долю секунды словно поддаётся, но сразу же приходит в себя. Джин и не думает отпускать. От неё все еще исходит тепло. Тепло распаренного тела, запах волос. Как же хочется спрятаться в копне темных кудрей, чтобы просто забыться, но сейчас она снова ударит его, да так сильно, что нужно точно углубить поцелуй, потому что следующая возможность представится не скоро. Однозначно не скоро. Возмущение берет верх, и она бьёт, что есть мочи прямо в его грудную клетку, тот лишь слегка отстраняется, нетяжело дыша, но запыхавшись, будто всё это душит его, как угарный газ. – Между нами что-то есть, и ты тоже это чувствуешь, – отстраняется тогда, когда сам этого хочет, потому что впервые не поддаётся ей. Не хочет. Смотрит в глаза и понимает, что теперь ему время уйти по-английски, оставив девушку с этими мыслями, как минимум на несколько недель.***
Song/ Deep End/ Foushee
Студенческая пора самая прекрасная, трепетная, весёлая и живая. Так ли это? Медики вечные студенты? Даже после 6 лет университета всё же остаешься зелёным, несмышленым птенцом. Тэхен всегда считал себя самостоятельным, ответственным и надёжным сыном, студентом, братом и другом. Но так ли это было на самом деле? Самостоятельность его подкреплялась заботой о сестре, матери, но никак не имела финансовой подоплеки. Когда многие его знакомые вкалывали, погрязая в долгах за учебу и далеко не теоретических, он свободно покорял горы медицинских наук. Сейчас же он грязнет в рутине самостоятельности: счета за квартиру, машину, учёбу, даже банально за еду. Вот она жизнь. – Новенький-красавчик, – произносит ему в лицо Ёнджи, но Тэ, словно на другой планете, не слышит и не видит ее. – Вену ставить умеешь? – Что? – отвечает, когда уже перед ним плывут аккуратные девичьи руки, вытаскивая из думы. – У красавчика есть имя? – девушка обладала достаточно обаятельной улыбкой, в то время, когда не язвила в своей милой юношеской манере. На вид ей было не больше 16, хотя это было совсем не так. – Тэхен. Ким Тэхен, – проговорил тихо, но всё же четко, поправляясь на имени. – Мин Ёнджи, приятно познакомиться, – снова улыбка и рука в синей перчатке тянется уже не к такому радостному мишке, которого привыкли видеть все. Глаза поникшие. В них пропал привычный заинтересованный блеск с азартом. – И мне. Умею, – вежливость никто не отменял, хотя не очень-то и хотелось. Мин в этом не виновата. Скорее всего Тэ не прельщала ситуация, с которой ему приходилось мириться. Он надеялся сразу стать врачом. Тем врачом каким хотел, мечтал, грезил во снах. Но сейчас ему приходиться устраиваться то на прием в поликлинику, то медбратом в реанимацию. Слышать усмешки и недомолвки со стороны коллег. – Умеешь? – в недоумении спрашивает рыжеволосая девушка, округляя глаза. – Вену ставить. Умею, – поясняет Тэ, – даже центральную ставил. – Ээээ, – протягивает по-свойски Ёнджи, от чего Тэ впервые улыбается, словно перед ним ребенок. Такой простоты давно он не встречал, особенно после слов: «у красавчика есть имя?» – Это только врачи. Ты рядом, но сам не ставь, если только сам «царь», – выделила слово Мин, посмеявшись, прикрывая рукой белоснежную улыбку, – разрешит. – Царь? – покосился Тэхен, словно забыв давно, что такое шутки и насмешки, – Заведующий? – добавил он. – Ага, щас, – выкинула Мин, – у Кима здесь прав больше, чем у господа Бога. Какой заведующий? – снова посмеялась девушка, как почувствовала на своем плече увесистую руку и неодобрительное цоканье. Лицо тут же изменилось. «Кажется, снова ляпнула лишнее». – Милая, царь сейчас тебя накажет, – этот голос заставляет дрожать всех в этом отделении, но никак не Ёнджи. – Царь, вели миловать, не вели казнить, – убирает его руку и склоняет свои перед ним. Эти двое однозначно стоили друг друга. – Пойдем со мной, – обратился он к Тэ и лишь шикнул в сторону девушки. – Ты ходишь по тонкому льду, милашка. Сейчас приходиться следовать за Джином по пятам, склонив голову, а не гордо подняв её, потому что теперь он босс, а не наставник. Такая тонкая грань, за которой ты чувствуешь себя как два разных человека. Кажется, что ничего не изменилось, он всё такой же несмышлёныш, только с одной поправкой на то, что теперь он отвечает за все свои косяки перед пациентами, не надеясь ни на какие поблажки и защиту. – Палаты знаешь где. Здесь сестринская, – показывает рукой на дверь, что знаменует соответствующая табличка. – Можешь здесь переодеваться, есть, пить, спать, но, – повернулся резко к нему, – не с моими девочками, каждая из них мне нужна как воздух, а твои гормоны здесь не уместны, – самое нелепое, что мог услышать Тэхен, потому что даже в мыслях такого не было. Он здесь от безысходности, а не от «голода» или скуки? – Я не вы, доктор Ким, – поднимает глаза и не собирается их прятать. – Мне нужны деньги, а не всё остальное. Никогда он не расценивал работу как средство для удовлетворения денежного потенциала, для него это в первую очередь любовь. Любовь к науке, любовь к жизни, которую ты можешь подарить вновь или которой можешь помочь начаться, но определенно к чему-то новому. – Хорошо, пойдем, – ответил кратко и без толики обиды. На правду не обижаются. – Пока будешь на взрослых койках, капельницы, истории, температурные листы, психрометры – все записать. На тебе постановка катетеров: мочевые, внутривенные, если будет лень мне, то поставишь централку. Ёнджи всегда на палатах. Выучи препараты и будешь на наркозе со мной: фентанил, кетамин, пропофол. Должен был изучать, – сейчас чувствовался настоящий вайб босса от Джина, что очень удивило Тэ, который видел его всегда шутливым, разболтанным, вальяжным и несерьезным. Ким имел способность быть в нужные моменты приятелем, а в другие наставником, в третьи же строгим начальником. – Да начнется веселье, – пробормотал Тэхен, как только Джин покинул порог нового рабочего места студента. – Незабываемые каникулы первого года ординатуры. Не так я себе это представлял, – с характерным звуком открылась первая упаковка стерильных перчаток, а значит пора приступать к первой постановке внутривенного катетера.***
– Разве сегодня не открытие нового клуба в центре города? Что ты тут забыл? – спрашивает Чан, не поднимая взгляда на своего собеседника. Мышцы напряжены, желваки непроизвольно играют на красивом лице. – Неужели вы тоже ходите куда-то кроме приемника и дежурки? – летит встречный вопрос в наставника. – Ты же знаешь, что такое дедовщина? – кажется ответов в их диалоге совсем не предвидится. – Доктор Чан, – промычал Чонгук, завидя как он протягивает ему необходимые вещи для наложения гипса. Недовольное жмыканье следует сразу же за мычанием. Сейчас Чон больше похож на какое-то жвачное животное, чем на ординатора. – Поработай немного для разнообразия, – с улыбкой продолжил дальше заполнять карту поступившего пациента. Гипсование – самая настоящая каторга для Чона, как и для любого студента. Изляпан, в мокрых повязках, точно, как бомж с улицы. В новогодние праздники и каникулы студентов, кажется, все отделения понемногу начали вымирать, словно произошел зомби-апокалипсис. Все разъехались по домам, чтобы хоть немного набраться сил, побывать в уютной атмосфере, зарядиться на новый и не менее тяжелый год, попить тёплого какао в кругу друзей и близких, покататься на коньках, сходить в долгие пешие прогулки по слегка морозной погоде – увидеть что-то другое кроме белых стен больницы. – Так мало народа, – обратился Крис к медсестре, что ставила укол пациенту на кушетке. – Каникулы, доктор Чан. Скоро они вернутся, – с улыбкой и приятным голосом проговорила девушка с светло-русыми волосами, поправляя шапочку на голове. – Надеюсь, они не будут отдыхать так же, как они, – указывает за окно, где развертывалась потасовка не на жизнь, а на смерть от пьяных парней, что совсем неудивительно. Были слышны лишь пьяные крики и виднелись размашистые движения. Как говорится: «как новый год встретишь, так его и проведешь». Чан всегда встречал его с травмой и ножевыми ранениями и этот год не был исключением. Слегка приоткрытые окна, чтобы перебить смрад приемного отделения и доносящиеся возгласы с улицы. – Ты. Отродье преисподней, – кричит мужчина, заикаясь и снимая ботинок с ноги, и кидая в друга. – Как ты мог? – Она сама, я не хотел, я был пьян, Мино, она всё лезла. Мы же друзья, – начал оправдываться другой, разводя пьяными трясущимися руками. – Я тебя ненавижу, мы со школы вместе, ты и она, я вас… – слегка пошатнулся другой и замахнулся на друга с ножом, который оказался в его руке за считанные секунды. Один, второй, третий удар. – Доктор Чан, – медсестра повернулась в тот момент, когда увидела окровавленный белоснежный снег под их ногами, которые смешался с грязью, что летела от машин. – Вызывай полицию, – заявил Чан и отправился на улицу, совершенно забыв, что на дворе зима, но сейчас это не имело никакого значения. Какая разница какое время года, какая погода, где ты и кто ты, когда за стеной, возможно, решается чья-то судьба, жизнь или смерть. – Аджосси, положи нож, – кричит ему Крис, выбегая на улицу, прикрываясь одним лишь халатом. – Аджосси, – тот лишь моргает, словно пребывая в неведении. – Я, ты… – молвил мужчина, вытирая окровавленные руки о себя, о друга, зажимая по очереди то его бок, то ногу, то руку. – Я не…он был…а я… – картина повторилась вновь, словно он не знал куда деть себя, а кровь обагряла его руки всё сильнее, что он начал тереть их о грязный снег, как какой-то безумец. – Нож положи и отойди от него, – снова проговорил Чан, подходя ближе медленно, но озабоченно смотря на мужчину. Тот лишь слышал звон, словно оглох. Начал стучать по голове, как будто вспоминая или же наказывая себя и свой пьяный разум. Крис в этот момент подбежал к мужчине, снимая с себя халат и обворачивая его вокруг раны на животе, плотно затянув и посчитав пульс. Слабый. Попутно рукой зажал рану на плече. Чёткость движений и последовательность, словно на экзамене. – Задета плечевая, чёрт, – ругается и видит, как нога становится все больше и больше кровавой, при чём его. – Аджосси, прошу, – кричит ему, пытаясь вынуть пьяного из истерики. – Ты еще можешь его спасти. Иди в больницу и позови мускулистого парня с гипсом. Быстрее! – только после крика тот встал и побежал, словно оглашенный. В голове была одна доминанта: «я еще могу его спасти». Если бы Чан имел больше рук или же все раны были в одно месте. Но нет. Мужчина истекал кровью с каждым моментом всё больше и больше. – Если ты нам наврал, я тебя... – чуть ли не замахнулся на пьяного парня Чонгук, но тут же осёкся, видя Чана по локоть в крови. Кажется, это лучшее, что он увидел в этом году. Грязь, снег и Чан на коленях в луже крови. – Быстро бинты и каталку, шевелитесь. Готовь плазму и кровь. И позови Намджуна, – Крис запыхался и укорительно посмотрел на Чонгука. – Иди и зажми ногу, а то мы не успеем доехать до операционной такими темпами и тебе нечем будет хвастаться перед друзьями. – Круто, – всё, что сказал Чон и подбежал к своему наставнику. Ему словно доставляло удовольствие видеть кровь, травмы и «купаться» в этом. Атмосфера, когда адреналин застилал ему глаза, словно он на гонке или же под самым дорогим наркотиком.***
– Нет, прошу, не говори, – мычит Сокджин, потягиваясь на кровати в дежурке, завидя запыхавшегося Намджуна. – Да, у нас ножевое, быстрее, – слегка с одышкой проговорил врач, поправляя халат, который изрядно запачкался в крови. – Надеюсь он не гепатитный, иначе мне будет очень тебя не хватать, – проговорил Джин и поднялся с кровати, одаривая друга улыбкой из разряда «ехидно тебя порицаю». – Гепатит сейчас лечится и прекрати меня хоронить при каждой нашей операции, – Джун давно привык к подколам друга и выпадам. Когда уж очень хочется полежать на дежурстве, но каждый раз он обламывает его планы. – Что произошло? – поинтересовался тот, попутно окликая Тэхена, что, кажется, так же, как и его «любимые» ординаторы воевал с капельницей. – Бери набор на…– посмотрел на озабоченной лицо Намджуна, которое не сулило ничего хорошего, – общий наркоз и в операционную. Если бы только Тэ знал, что такое набор на общий наркоз. В голове было лишь перекати поле. – Любовь, что же еще? И алкоголь, – добавил Джун. – Ммм, понимаю, – протянул Джин, подходя к операционной. – Ребята, это кровавая вечеринка вместо клуба «Чонсон» намного лучше. Предлагаю включить электро, – не был бы самим собой, не добавив что-то эдакое. Этот долгий вечер перерастет в долгую ночь. Крики, возгласы, споры, летящие инструменты, шприцы, но всё же в этом будет смысл. Им удастся спасти одну жизни. Это стоит всего. Всех больных спин, усталых глаз, рук – всего. – Сосудистый зажим, – проговаривает Намджун. – Ужас, это что нож с зазубринами? Раны такие рваные или он его что, пилил там на улице? – вопрос летит в воздух, на который никто не ответит. – Алкоголь и любовь равняется отпиленная артерия, дорогой, – проговаривает Сокджин. – Добавь фентанила, – обращаясь уже к Тэхену, что, кажется, был больше в шоке, что он на наркозе, чем то, что у пациента три ножевых ранения, с повреждением почечной артерии и селезёнки. – Ты же в курсе, что эти твои фразочки не действуют на меня, я не медсестричка, – после этих слов все слегка переглянулись, впервые Намджун был таким неформальным. – Очень жаль. Задница у тебя отменная, – последовало незамедлительно, от чего сразу же пошёл гогот, который помог всем расслабиться и по-другому взглянуть на всё происходящее. Очень тяжело сохранять трезвую голову, когда из трех мест струится кровь, наступает какой-то ступор. Но именно здесь всегда помогал Джин, который разряжал обстановку и предавал непринуждённость любой ситуации, даже самой патовой. – Зажми здесь, – обратился Чан к Чонгуку. – Да. Зажим, – продолжает руководить процессом. С каждым разом Чон чувствовал себя более увереннее, но еще не смог перейти черту уверенности и самоуверенности, что для него так не свойственно. Неоднократно присутствовал страх, что сейчас он оступится и на этом всё закончится. Всё закончится для него. Но в эти редкие моменты Гук купался во всем этом – каждый жест, шаг, движение, взмах скальпеля, провести нитью через окровавленные ткани, подсушить там, где нужно, зажать тогда, когда скажут. Он и вправду считал это лучше, чем прежние его развлечения. – Когда же к нам повалятся девчонки? С вами так скучно. Вы даже не падаете в обморок, – решил разбить тишину Сокджин вновь. Это было еще одним его функционалом в операционной – развлекать себя и окружающих. – Насколько я помню наши ординаторы ни разу не падали, по крайне мере в этом году, – слышится из-за спины голос еще одного врача. – Хирургия так точно. – Светило решил забежать на огонек? Ты где был? – Ким продолжает забавляться. – Пробки, ужасные пробки на въезд в город, – ответил Соджун и устремил взгляд в рану. – Мне мыться к вам? – Нет, я уже заканчиваю, – ответил Намджун, переводя взгляд на друга, что озабоченно разглядывал движения каждого, кто находился в операционной и с удивлением смотрел на Тэхена, который уже приноровился к ампулам и катетерам, чуть ли не жонглируя бутылками с растворами. – Я уехал лишь на праздник, а у вас уже тут дурдом, – смотря то на пациента, то на Тэ. – Еще и не одной девчонки, – промычал Сокджин, смотря на значок «сообщения» в своём телефоне. – Может какой-то конкретной, нет? – промолвил Джун, улыбаясь глазами и смотря на Джина. Всё время он даже и не думал о ней. Решил стереть её, как только самолёт Сеул-Москва поднялся над землёй. Ким совершенно забыл их разговор или пытался себе это внушить. Но именно это он и преследовал, лишь бы кто-то напомнил ему о ней, чтобы все воспоминания снова нахлынули, заставляя проснуться от утомительного времяпрепровождения. Снова вспомнить, как приятно целовать её и, конечно, придумать новые способы, чтобы это сделать. Все же веселее, чем слушать пыхтение в операционной и переключать режимы на аппарате. – Шьем, – ознаменовал Чан, а значит операция почти завершена, дело за малым – не дать умереть пациенту в реанимации.***
«Самолет Москва-Сеул прибывает через 10 минут» – слышится в аэропорту для всех, кто встречает, провожает, пережидает и ищет. Небо несказанно чистое и лазурное, редкие облака проплывают с такой скоростью, что глаза не успевают запечатлеть все незамысловатые фигуры, что в них скрыты. Чудесный день для перелёта и начала изменений. – Так быстро, я снова хочу оливье и снежные горки, – проговаривает Хван, утопая в своих воспоминаниях, как в пенистой ванной, что принимала чуть ли не каждый день по прилёту домой. – Тебя уже должно от него тошнить, – хмуро проговорила Ан. – Что-то не надоедает, даже в изобилии, – ответила Алёна и стала глазами искать кого-то, как только они вошли в зал ожидания, проходя мимо милой женщины, что принимала билеты на посадку. Несколько минут она заглядывала за спины друзей, прохожих, сотрудников, пока всё же издалека не показалась махающая рука у места приёма багажа. – Серьезно? – проговорила Настя, завидев интересную картину. – Это так мило, – протянула Даша, улыбаясь как довольный кот, что кажется в её глазах начали появляться сердечки. Девушка была самой романтичной натурой из своего окружения. Верила в искренность и судьбу. Как уже можно было догадаться, Алёна ждала кого-то определённого, а точнее искала глазами, так же, как и он её. Расставание не такое долгое, тем более, что при помощи интернета с лёгкостью можно поддерживать связь – никакой тебе задержки на почте России. Но всё же от этого встреча была не менее желанной. Мин стоял с уже пойманным чемоданом на ленте, на котором красовалась пометка Кан и всеми любимые стикеры, которые так строго оклеймил Чимин, как «педиатрические». Улыбка не сходила с лиц обоих, словно не виделись несколько месяцев, а не несколько недель. – Это у них что ли серьезно? Аж пришёл встречать, – пролепетала Настя, смотря как Даша млеет, словно увидела сцену из проклятущей дорамы, о которой прожужжала все уши. – Не злюкайся, твой не пришёл, но точно что-то выкинет в больнице, – протянула девушка, поддевая её локтем и подмигивая, как старый ловелас с тремя вон в кармане. – Он не мой, – забрала свой увесистый чемодан, в который родственники сложили всё, что только можно – от банок до вязаных салфеток и чехлов на стулья. – Ну да, конечно, – передразнила её подруга. – Небось придумывал всё это время изощрённые подкаты, но, – задумалась Хван, – и правда не звонил и не писал, как ты просила. Неужели это конец истории АнДжинов? – промычала с жалобным лицом и неким придыханием, словно читала роман, поддевая подругу всё больше и больше, замечая, как та злиться. – Ты читаешь слишком много фанфиков и смотришь слишком много дорам, – проговорила Ан, подходя к парочке. Юнги был, как всегда, одет с иголочки: тёплое чёрное пальто, идеально вычищенная обувь, тёплый шарф и такие же тёмные волосы – ничего особенного, но, кажется, особенное в нём было всё – взгляд, движения, улыбка, манера речи, мимика лица. – Девушки, – поприветствовал их улыбкой и приятным бархатным звучанием корейского. – Доктор Мин, – в один голос ответили Хван и Ан, словно учили это весь перелет. – Степан, – протянул ему руку Мин, чтобы соблюсти все правили приличия и поздороваться со всеми, кто прилетел в их второй дом. Думаю, для некоторых он и правда стал им. – Как прошел отдых? Готовы к новой порции жесткача? – спросил Юнги, оборачиваясь на всех, кто присоединился к ним по направлению из аэропорта. – Великолепно, там есть ванная. А ты, то есть вы…то есть… – пролебезила Даша, но тут же осеклась, увидев лицо Насти с читающимися фразами: «С дуба рухнула? Субординация». Это не осталось в стороне от Мина. Парень чувствовал какую-то пропасть между ними, словно бояться что-то сделать или сказать. Только он разрушил одно препятствие в отношении с Кан, как появляются новые. – Ты. Согласен, мы достаточно знакомы, что думаю можно на ты, – продолжил Юнги, смягчая неловкость от ситуации. – Отдохнуть не получилось. Больница никогда не отпускает, – и снова приятная улыбка, которая заставляет растаять и похоже всех. Он обладал особым очарованием, который ценили не только дети, но и взрослые. – Всё отлично, – резюмировала Ан, – готовы ко всему. – Я вас подвезу. Вы не против? – кажется, этот вопрос был обращен именно к Насте. Неосознанно он чувствовал, что самая большая стена со стороны ординаторов была именно от нее. Хотя это было очень парадоксально, смотря как она общалась с Джином и Чимином. – Мы только за, – ответила она, всё также избегая прямого упоминания на «ты» или на «вы». Подойдя к машине, Стёпа и Юнги погрузили чемоданы в багажник, который только-только вместил весь этот объем, но всё же некоторые сумки пришлось взять в салон. – Она всегда такая? – тихо прошептал на ухо Мин Алёне. – Нет, никогда, – также шёпотом ответила Кан, тут же улыбнулась, понимая, что они склонились друг другу, как заговорщики и что-то шептали, в то время как остальные покорно ждали отправки уже в салоне, махая руками. По дороге домой Стёпа и Даша живо обсуждали предстоящую конференцию, приглашение на которую получили прямо перед посадкой. – Со стороны доктора Чона так мило позвать нас туда, это так круто, – заявила девушка, снова разглядывая красивое пригласительное, которое пришло ей на почту и прижимая телефон к самому сердцу. Хотелось, наверно, так обнять Чон Хосока, но это всего лишь грёзы мечтательной девушки. – Интересно, будет ли там демонстрация пациентов? Если так, то это будет просто отвал башки, – ответил Стёпа с воодушевлённым лицом и широкой улыбкой. Эти двое психиатров не умолкали ни на секунду, периодически переключаясь на обсуждение ток-шоу, что шли все каникулы по русским каналам. В какой-то момент Юнги решил включить музыку, чтобы еще больше поддать веселья «задним» рядам. Прерывистый смех и истории о каникулах заставляли Мина улыбаться и порой забывать смотреть на меняющийся цвет светофора. – Юнги, зелёный, – громко сказала Алёна, слегка коснувшись его руки, что лежала на подлокотнике так близко с её. – Кажется включать музыку было ошибкой, – рассмеялся Мин. – Эти двое, – указал на Дашу и Настю, – очень любят подпевать, как я понял. – Да, они даже в минусовую погоду устраивают походы без палаток. От них можно ожидать чего угодно, – улыбаясь ответила Кан, всё еще не убирая руку с тыла кисти Мина. – Кемпинг? – спросил Юнги, заворачивая на уже знакомые улицы для студентов. – Они так его называют, но на самом деле это просто рамён и шашлыки на огне, – добавила девушка, внимательно смотря в улыбающиеся глаза парня. Каждый раз он становился для неё все красивее и красивее. Из неприметного, обычного врача в самого красивого человека. Как такое возможно? – Мы покажем вам настоящий кемпинг. Тем более с их умениями, – снова оглянулся Мин, когда девушки замерли в указывающем жесте, а Стёпа просто сидел в недоумении несколько секунд, как снова начал подпевать песне и подтанцовывать руками, – это будет очень весело. – Мы? – удивленно переспросила Кан, когда парень парковал машину возле общежития. Но в ответ последовал лишь улыбка. Всегда такой таинственный и интригующий. Никогда не знала, чего от него ожидать, так же, как и он от неё. В этот раз не отталкивала и не боялась, не пряталась и не убегала. В этот раз она открыта изменениям в её жизни.***
– Снова утро, снова здесь, – пробормотала себе под нос девушка, смотря в окно, которое забыла зашторить на ночь после приезда в общежитие. По приезде компания еще долго сидела, обсуждая свой отдых, занятия, фильмы, на которые успели сходить в кино. Именно в такой непринужденной атмосфере Юнги впервые почувствовал себя спокойно, никуда не спешил, не смотрел на часы, чувствовал безопасность. Не всегда он мог позволить себе эту роскошь. Насколько можно чувствовать комфорт с другим человеком? 50-70-80%? Кажется, он был готов отдать им все 99,9%. – Ты уже встала? – макушка подружки влезла в дверной проём, говоря о том, что валяться больше Насте не придется. Даша прошла на цыпочках так тихо, словно в комнате еще кто-то спал. – Белка, почему так рано не спишь? Или не ложилась? – пододвигается, но не встает с кровати, чтобы та присела к ней. Ан знала пагубную привычку Хван к ночным чтениями или банально к бессоннице перед важным днём. – Ага, – промычала девушка, смотря на подругу, – я так переживаю, словно снова иду на первую свою практику в капкан к львам. – Стоило съесть пару оливьешек, и ты снова потеряла свои корейские корни, – мягко улыбнулась Настя и потянулась в кровати, облокачиваясь о подушку, внимательно смотря на озабоченную подругу. – Твоя конференция – это круть. Переживаешь из-за этого? – Нет, просто… – протянула Даша и начала тупит взор куда-то под кровать. – Пак? – спросила Ан и тут же увидела ответ. Безмолвный, но яркий. – Уверена, что он ждал только тебя, чтобы снова испробовать свои ехидные ехидности. Знаешь, в его стиле: «вы все никто, а никто должно меня бояться» – парадировать Пака у нее не очень получалось, но попытки всегда веселили Дашу. – Думаешь? – посмеялась, смотря в ответ. – Уверенна, – тут же ответила Ан и погладила подругу по плечу. Кажется, это то, что ей было нужно. Пак Чимин не нравился Насте. Она не понимала всеобщего восхищения почти всей женской половины от него. За исключением рук из того места, сам по себе он был отвратительно грубым, жестким и несправедливым, по её мнению. Незаслуженном резким с теми, кто готовы расшибиться перед ним. Ничем не отличался от другого такого же заносчивого сброда. Порой Ан была слишком категорична, чем и напоминала самому Паку себя пару лет назад, на первых шагах к своей цели. Больница всё также находилась на своем месте, ничего не изменилось в ней, совершенно. – Новая смена, ура, – сказала Настя без должного энтузиазма, обращаясь к друзьям, который открыли дверь и подгоняли ее. – Ты же не хочешь дежурство от Пака? – шипела на нее Кан, сопровождая свои слова жестами. – Снова Пак, снова они, – как только слова вылетели из уст, девушка обратила внимание, как до боли знакомая фигура до боли знакомого врача склонилась над очередной миловидной девушкой, разглядывающей тоненькую брошюру с надписью: «Основные направления антикоагулянтной терапии при системных васкулитах». Издалека лишь слышалось: – Вам обязательно надо прийти к нам не дежурство, я вам всё расскажу и покажу, – попятился, чтобы рассмотреть имя на бейджике Джин. – Ничего не меняется, – слова пролетели на такой большой траектории, что не достигли своей цели, а этого и не нужно было. Всё ясно как день. Слишком очевидно. Хоть кажется, что эта встреча и не была такой, но, когда взор девушки был направлен вперед, лишь бы не встречать бесстыжих глаз бабника, его глаза только и искали встречи с ними. Не подойдет, не начнет разговор, кажется, и правда хочет исполнить просьбу девушки, но смотреть же никто не запрещал. –Доктор Хван, я так рад вас видеть, – переключился на другую жертву Джин. – Как ваше ничего? Даша попятилась, словно перед ней замер бульдозер, готовый переехать с бешеной силой и скоростью. Лишь тогда на момент, краткий миг на него посмотрела Ан, совсем немного. Кажется, это ему и нужно было. Слишком долго без этого осуждающего взгляда, словно он перестал быть тем самым Джином. Видимо, всё же в этом году что-то изменилось.***
– Доктор Ким, – поприветствовала врача Хван, устремляясь за подругами. – Он точно придумал новый подкат, – летит в спину подруги. – Мне всё равно, – говорит девушка, разматывая свой теплый и ново-подаренный бабушкой шарф. – Ну да, ну да, – проговаривает Кан, устремляя взгляд на подругу. – Может обсудим что-то другое, например, нашего нового соседа-гинеколога? – переводит тему девушка, разглаживая халат, который она так неудачно сложила. Столько лет с ним, что страшно говорить вслух. Только он всегда был неотменной частью гардероба, но всё же Настя не научилась аккуратно складывать вещи, чтобы не выглядело как после атомной войны. Неряшливость порой проскальзывала в ней, но придавала своеобразный шарм. – Меняешь Кима на Ли? – с усмешкой спрашивает Алёна у Насти, пытаясь поддеть подругу. Та изрядно злится. Может слушать подколы со стороны, непонятные взгляды, но, когда и в её лагере начинается сводничество становится просто невыносимо. – Девочки, три минуты, – врывается в разговор Розэ, мягко улыбаясь, показывая на часы на руке. Новый год. Новый календарный год начинается с общей конференции. Врачи и всё еще зелёные ординаторы рассаживаются в конференц-зале. Внутри ощущение, что они пришли в неизвестное место, но всё же всех знают. Знают, где что находится. Знают, что Мин сейчас сядет к Паку и Киму, зевая на их странные шутки. Знают, что главврач будет невзначай смотреть на своего нерадивого сына. Знают, что Ким будет разглядывать каждую особь женского пола с ног до головы и прицениваться как в мясной лавке. Знают, что Хосок будет поправлять свои очки при каждом докладе пациента. Всё это знают, но при это не знают ничего. Снова эта двоякость. – Ты теперь будешь со «своим» сидеть, как знать? – спрашивает Настя, оглядывая зал в поисках свободных мест. – 1:1, – слышится в ответ от Кан, которая слегка улыбается, смотря на подругу, по которой видно, что наконец угрюмая Ан уходит в задворки сознания. – Мне кажется или оно стало больше? – спрашивает Хван, пятясь как маленький котёнок. – Если ты про эго Пак Чимина, то однозначно, – проговорила Настя, дергая за рукав подругу, чтобы та не вела себя как в музее, разглядывая потолок. – Доктор Ан, – протяжно и с ухмылкой тянется голос позади девушек. – Новый год и новое дежурство. Вам похоже нравится спать не дома, – процедил это и прошел сквозь невесомый круг студенток Чимин. Всё так же хорош. Открытый лоб и идеально выглаженная рубашка с халатом, словно он их берет с витрины магазина. И что это? Непростительно узкие чёрные штаны. Точно хочет разбить в этом году побольше женских сердец. – Ты попала, – процедила Кан, парадируя недостающий хлопок Чимина по её плечу, – новый год и новое дежурство. – Но я еще ничего не сделала, – закатила глаза Настя, завидев как Даша уж очень настойчиво отвоёвывает места, которые якобы принадлежали им, и, естественно, в непозволительной близости, а то есть на ряд выше, от их кураторов. – На искусство надо смотреть вблизи, – улыбается самой искренней улыбкой Хван, демонстративно протягивая рукой в сторону ряда, пятясь назад на предмет «искусства» по имени Пак Чимин. Врач свёл брови, хмуря лоб, отвечая на вопросы со стороны главврача. – Надеюсь ты не... – тут же осекается Ан, когда видит, как знакомая четвёрка садится подле них. Так сказать, ДаблКимы «под ручку» с Мином и Паком. – Чудесно, теперь даже не посплетничать. – Зато теперь мы точно услышим всю информацию, а не твои комментарии, – посмеялась Кан. Явно хорошее настроение сопровождало девушку, что дома, что здесь. Интересно в чём же была его причина или в ком? Главный врач начала свою речь с приветствия и поздравления с прошедшими праздниками. Типично, хотя можно было и пропустить. Статистика по смертям уже накопилась, она напомнила о отчетах, которые ей не сдали определённые отделения. – Ким, готовь зад, тебя накажут за опоздание с отчётом, – послышался смешок от коллег в сторону Джина. Тот лишь улыбнулся, пихая в плечо того, кто это сказал. Также женщина продолжила напоминать про необходимость набрать баллы и посетить определённые конференции. И тут началась нескончаемая скука с цифрами, после которой хотелось отключиться. Настя решила слегка поддаться вперед, так как спина заболела в неудобном кресле или же просто захотела сменить позу, чтобы хоть как-то разнообразить это времяпрепровождение. Руки оказались на коленях, сильно упираясь о последние, поддерживая голову, которая готова упасть на ярус ниже. Такая смена приблизила её слишком сильно к нижнему ряду, где как раз сидел Ким Сокджин. Он тут же почувствовал на своем затылке утяжеленное дыхание девушки. Что-то внутри перемкнуло, словно хотелось бы чувствовать его всегда, а не так вскользь. Пытался вести себя прилично, соблюдать дистанцию, так сказать, смотреть, но не трогать. – Насть, – горящие глаза Хван смотрят на подругу, пытаясь что-то вычертить. Только в другой миг она понимает, что находится чуть ли не уха Кима. Не хватало лишь что-то шептать, чтобы о них еще больше кудахтали все и вся. Косые взгляды и переглядывание – лишь вершина айсберга, что творилась за их спинами. – Чёрт, прошу прощения, – проговаривает тихо и сразу же осекается от глупости всего, что происходит. Ким не был бы собой, если бы промолчал. Пытался себя сдерживать, но не смог. Слегка отклонившись и повернувшись так, чтобы слышно было только им, сказал: – Я тоже скучал, доктор Ан, – как-то по-особенному выделил её фамилию, словно вкладываю в эту фразу двойной смысл. Еще некоторое время все находящиеся слушали доклады пациентов и статистическую сводку по отделениям. Кто-то что-то пытался конспектировать, словно это имело большое значение и важность. – Благодарю всех, доктор Пак, – закончила первую часть главный врач, предоставляя слова Чимину для своих ординаторов. Многие врачи направились к выходу, но некоторые всё же остались. Незаметно под шум толпы со свободной стороны от Кан присел Мин, словно не мог больше терпеть. Как будто не он провел всю ночь в общежитии, слушая девушку, будто не он всё требовал чая и продолжения посиделок, словно не он не хотел уходить от неё, словно не он спал на диване в блоке и не он ушёл до пробуждения остальных студентов как какой-то любовник. Чувствовал себя именно так. – Привет, – мягкая и приятная улыбка Мина, которая, кажется, трогала самые потаённые уголки души девушки. А ведь она давала себе зарок, что в этом месте никаких влюбленностей и слащавой романтики. – Привет, – тихо послышалось в ответ. Сердце однозначно билось быстрее. Как же хорошо, что это никто не может узнать, увидеть, укорить и указать пальцем. – Уважаемые ординаторы, – начал свою речь Пак, в процессе поднимаясь за кафедру. Медленно и вальяжно. В нём явно умирает отличный драматический актёр, – очень рад видеть вас в здравии, надеюсь. Буду краток, – откашлялся и посмотрел сверху вниз на каждого, от чего холод пробежался по телу. – Все по своим кураторам. Травма на приёме. Терапевты, педиатры, психиатры соответственно к своим. Хирурги, с вами сложнее, – вздохнул, задерживая свой взгляд на Чонгуке, который пытался переговариваться с новым ординатором-девушкой из другой больницы, – Ан, – резко назвал имя девушки, – сегодня с доктором Ли Донуком. В этот момент, стоявший где-то в стороне Ли, рассмотрел студентку, которая тут же подняла руку, чтобы зафиксировать своё присутствие. – Сегодня ты в пизде, – тут же летит от радостного Чонгука в девушку, но так чтобы никто дальше их ряда не услышал. Даже не радостного, а ехидного. – И…– не успел продолжить Пак, как его остановил Ли, подняв руку. – Ты, – громкий голос Донука озарил зал, что повисла тишина, – подкаченный в синем костюме, ты, – указывает на Чонгука. – Ты же сейчас пошутил в неуместной форме, правильно понимаю? В ответ, естественно, тишина. – Отвечай, – повысил голос Ли, что многие вздрогнули. Они думали, что Чимин страшен, когда злится, но выражение лица доктора Ли и его низкий и громкий голос пугали больше. – Я просто констатировал факт, – поднял взгляд на врача Чон. Ни капли страха, вины – ничего. – Думаю, ты будешь рад оказаться там же, а точнее, – задумался Ли Донук, поднеся палец к губам, – в женской консультации на мазках и всяких анализах, – тут же лицо Чона изменилось в раз, потому что тот уже закрепил себя в травме, или как минимум в хирургии. – Но, Вы не мой куратор, – нелепо начал паниковать ординатор. – Чон Чонгук в женской консультации, чудно, – резюмировал Пак Чимин, давя в себе радостную улыбку. – Ким Тэхен в травме, Ан Хёджин в хирургии.***
Больше, чем по Юнги, Кан скучала по работе вместе с ним. Порой, когда ей казалось, что жизнь теряет краски, то именно пациенты и их спасённые жизни зажигали в ней искру на новый день. День, когда она хочет проснуться. – Ты помнишь своего первого пациента? – спросила Кан, принимая у Мина очередную бумажку, которую нужно отнести на подпись старшой медсестре, но чуть позже. – Это как первая любовь, – смотрит девушке в глаза, задерживаясь на миг в глубине черной пустоты зрачка, – ты помнишь их всегда. На такой зрительный контакт она никогда не может быть готова. Смотрит словно в душу, а говорит так, будто это твоё второе я. Дверь в смотровую комнату открывается, уступив место ординатору вперёд, та незамедлительно проходит, наблюдая не менее неожиданную, но, кажется, уже привычную картину. Девочка, совсем малышка, лет 8 от силы. Так часто им встречается этот возрастной ранг, что, кажется, увидеть здесь кого-то старше 10 лет нереально. Но что поделать, самый пик для большинства заболеваний. – Сон Мирэ, 9 лет, терминальная стадия хронической болезни почек, жалобы на...– не успела договорить сотрудник скорой помощи, как тут же в разговор встряла мать, обеспокоенная состоянием ребёнка. – Мы не успели, он закончился, она говорила какой-то бред и всё время хотела спать, разве спать 14 часов подряд нормально? – женщина подошла вплотную, чуть ли не вцепившись в халат студентки, как сразу же осеклась, увидев знакомее лицо. – Юнги? Доктор Мин? – Суа, вы здесь, что…– похоже нарушенное сознание и невнятность речи переключилась и на Мина, – ещё рано, вы должны были через месяц. Как понять терминальная стадия? – Юнги, я не знаю, ей резко стало плохо, как за мгновение, – её глаза наполнилась радостью, когда смотрела в знакомое лицо врача, который буквально с самого первого дня постановки диагноза был с ними, наблюдал и корректировал состояние ребёнка. Пока всё же невнятный разговор за спиной студентки вёлся, она успела осмотреть ребёнка: кожа сухая, на запястьях виднеются расчёсы. Одним ловким движением Кан приложила к груди стетоскоп со словами: – Тахикардия. 160. Тоны глухие. В следующий же момент измерила давление, которое тоже неуклонно стремилось вниз после каждого измерения. Температура тела еле перевалила за отметку 35 градусов. Точно какая-то чертовщина. – Сахар 20. Кетоны в моче три плюса, кетоны в крови 12, – проговорила медсестра, что держала результаты анализов. – Минуту, – отвернулось от той и обратилась к малышке. – Привет. Я доктор Кан. Можешь подышать на меня, совсем немного? – говорила спокойно и мягко, придерживая девочку за руку. В один момент с дыханием из хрупкого детского тела повеяло прелым, даже сладким запахом мочёных яблок, приторный, такой сладкий, что хочется выпить всю воду мира и смыть его с себя. – Кетоацидоз, – послышался за спиной голос Мина. – Пропустили инсулины, и она начала плыть, при этом плотно поев, – начал писать в карте. – Что мы делаем, доктор Кан? Это было похоже на какой-то экзамен, где действовать надо здесь и сейчас. Внутри она запаниковала, но подавать виду не имела права. Юнги же был так ошарашен, что еле сдерживался от необдуманных и импульсивных действий. – Мы должны, – на секунду замолчала, прокручивая в голове все свои знания, ведь педиатрия очень необъятная специальность, – короткие инсулины 10 единиц в растворе по вене, – кажется, выдохнула, но серьёзные глаза напротив продолжали пристально смотреть, – и два литра физиологического раствора с коррекцией электролитов, – закончила свою речь, глазами показывая, что на этом точка. – Хорошо, – ответил Мин, всё так же сканируя студентку. В его взгляде не было ни поощрения, ни осуждения – ничего. В другой же момент, обойдя её, он приблизился к девочке, что безжизненно смотрела на стену, медленно моргая и задерживая дыхание, словно она погружается под воду. – Мина, тащи капельницу прямо сюда, – скомандовал врач, прощупывая пульс, – и готовь на диализ, – слегка погладил её руку и спешно вышел из смотровой, словно не замечая Алёну. Девушка лишь в непонятках смотрела ему вслед, как халат исчезает из смотровой, а позже и с этажа. Студентка не могла сдвинуться с места, прокручивая в голове: «Что-то сказала не так? Не правильно назвала дозировку? Что не так?». Из думы её вывел приятный голос, нежный и ласковый: – Первые пациенты, как первая любовь, заставляют нас переживать, так сильно, как и в первый, – осознав все сказанное, она снова оглядела маленькую пациентку, которая с облегчением вздохнула, когда злосчастная «бабочка» стояла в вене, а по ней капельно бежал раствор, выводя её из предкомы.***
– Доктор Ан, – обратился Ли, когда шёл в полуосвещенном коридоре своего отделения, к студентке, – мы же соседи, будем знакомы, – протягивает руку. –Да, доктор Ли, – отвечает тем же жестом, но чувствует всё же какой-то дискомфорт и задаёт интересующий её вопрос. – Разве у вас не полно собственных ординаров? –У них сейчас месячная учёба в симцентрах и прочей фигне. Разве вы не хотите научится чему-то новому? – кажется, его любимое занятие – это всегда оставлять за собой последний риторический (или нет) вопрос. Не успевает девушка ответить, как перед глазами мелькает табличка «родильный зал» и дверь открывается. Настоящий балаган. Множество женщин, как минимум четыре роженицы, бегающих с одной стороны в другую, торчащие катетеры и далеко не из вены и снующие в разные стороны анестезиологи. – Кто вообще сказал, что я согласен на параллельные кесарево? – недовольный мужской голос отдаётся эхом во все залы и коридоры родильного блока, в котором находится Ан. – Прекрати Сокджин, ты мне должен, четыре параллельных кесаря я не потяну, – уже знакомый голос доктора Янг проникает в уши и ласкает слух. – Мы готовы? – Ли направляется ближе к малому залу, проверить готовность анестезиологов. – Надеюсь, ты привёл с собой своих вечно грызущихся девчонок? – посмеялась в ответ Янг. Её волосы всё также были очень кудрявыми и вьющимися, что не смогли спрятаться в плотной ткани шапочки с корабликами, которые озаряют белоснежные паруса. Ординаторы в гинекологии буквально всегда были готовы перегрызть друг другу глотки за место под солнцем по имени Ли Донук. – Украл её у Соджуна, как и всегда, – протараторил быстро Донук и отправился переодеваться. Порой на Настю находила паника, когда она видела беременных женщин, словно они самое хрупкое, что есть на этом свете и даже слегка надавив сильнее там, где не стоит, можно сломать сложный механизм и разрушить жизнь. – Готова? – вот уже в полном обмундировании обращается Ли к студентке, что стоит в самой дальней части операционной. – Да, – кратко отвечает ему и приближается к столу, – почему кесарево? – этот вопрос яро интересовал её. – Что ты знаешь о тазах? Вообще о показаниях к кесареву сечению? – обработал руки спиртом и внимательно посмотрел на студентку, что так ярко светила своими карими и большими глазами на врача. – Не так много, как хотелось бы, но наверно здесь узкий таз, – ответила Настя и повторила движения за врачом, словно находясь в его тени и боясь сделать лишний шаг. Неуверенность в словах пронизывала каждый звук. –И? – ожидающе протянул Ли. – Может, крупный плод или третья степень сужения, – очень сложно давались слова, знания в этом вопросе у девушки были очень поверхностные. – Вот ты и ответила на свой вопрос, – слегка сузились глазные щели врача, означая, что он улыбнулся в своей доброжелательной манере. Учитель из Донука был хороший, так же, как и врач. – Не бойся, она не кусается, – дальше он перешёл на шепот. – Мы уже её отключили, – наверно, именно в этот момент он бы показал белоснежный ряд зубов, чтобы разрядить обстановку, но внутренняя тревога не покидала студентку, словно предостерегая, что перед ней всё тот же хрупкий механизм, будто карточный домик. Обычное кесарево. Как будто она видела необычные. Конечно же нет. Разрез. Кровь, но не сильная. Ткани, много тканей, рыхлые в жиру, всё вроде как надо. Наркоз качественный, а точнее сказать эпидуральная анестезия. Как вдруг рядом со своей ногой, где находится зафиксированная рука пациентки, Настя чувствует сокращение. Легкий мышечный спазм. «Сейчас добавят миорелаксанты и всё будет нормально». Снова спазм и снова сокращение. – Она двигается? – то ли спрашивает, то ли констатирует Ан. Глаза выдают страх, что поступает к горлу. – Анестезия работает, – продолжает отделять ткани матки Ли, не обращая внимания на беспокойство девушки. Но вдруг на мониторах начинает скакать давление, аппарат вопит как бешеный, и естественно, мышечное напряжение и сокращения со своей стороны почувствовал и Донук. – Янг, у нас эксцесс, срочно вводи реланиум, а то я сейчас порежу ребёнка, – скальпель уже не ходил ходуном, как до этого. Лучше отложить и дождаться купирования приступа. Сложить руки и ждать. Но кровь всё также льется, обагряя простыни и фартуки врачей. Глаза студентки всё больше передают страх, расширяя зрачки. – Давление падает, – проговаривает Ан, смотря обеспокоенно на врача, – она теряет крови больше, чем следовало. Судороги всё же не прекращаются на более длительное время, чем хотелось бы, так же, как и кровотечение. Анестезиологи во всю орудуют. Донук и Ан тампонируют рану, пытаясь на последнем моменте всё же извлечь ребёнка. Пуповина перерезана первый крик и, кажется, последний вздох. – Время смерти: 12:05. – Время рождения: 12:05. И такое бывает. Везде нужен баланс, но не такой ценой.***
– Крошка Хван хорошо повеселилась на каникулах? – прилетает в спину девушки от врача, который подпёр лицо руками. Его голос отдаётся эхом, словно они одни в приёмном отделении. Хотя, кажется, так и есть. Очередная консультация психиатра оказалась лишь формальностью, потому что синдром раздражённого кишечника для них звучит как какая-то глупость, но некоторые хирурги находят забавным наблюдать за этим со стороны, когда психиатры настойчиво ищут что-то большее, чем «медвежья болезнь». – Достаточно, – краткость сестра таланта, тем более лишнего ему она говорить точно не хотела. Не в её интересах. – Ходили в кино, клуб, стриптиз? – после последней фразы тут же ловит многозначительный взгляд «ты придурок?», но всё же продолжает: – Ну же, поговори со мной, нас же сослали на стражу приёмника, хотя бы так будет не столь утомительно. – Кино и клуб. Стриптиз, думаю, больше по вашей части, доктор Ким, смотря как вы… – тут же замолкает, не понимая какая муха её укусила так, кажется, фамильярничать и слегка острить в интонации с ним. – Продолжай, я не скажу папочке, что ты хамишь, – улыбнулся и потянулся на стуле. Оба понимали кто этот «папочка». Новое прозвище Чимина никого не оставило равнодушным. Девушка слегка покраснела, потому что фантазия расписала разные стороны этого слова, хотя толком и не говорила с носителем сие творения. – Вы буквально раздеваете всех взглядом. Это как бы ну… – замялась девушка, но по взгляду было понятно, что она этого не одобряет. – И тебя тоже? – улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, зарываясь рукой в густые тёмные волосы. – Думаю нет, – слегка задумалась, – точно нет. – И как в клубе? Нашли кого-то? – снова настойчиво продолжал беседу Ким, словно хочет что-то выяснить. – Может прямо спросите? – выдаёт резко и не скрывая стыдливо глаза. Он явно не тот, перед кем ей нужно стесняться. Ким такого не ожидал и вопросительно смотрел на своего оппонента. – Просто танцы и никаких парней, – кажется, с сожалением добавила девушка, смотря на настенные часы. – Тебе бы стоило, – добавил Сокджин, всё так же улыбаясь. – Не стоит ждать, что Пак оттает. Секс, знаешь, это дело такое. Раз и всё. Не надейся на искренность. Это не про него, – слова озвучили не со злобой или порицанием, а скорее с надеждой на здравый рассудок. Но когда перед тобой настоящее желание во плоти, то трудно думать здраво. – Тогда советую забыть дорогу к своему бывшему общежитию. Поцелуй, знаешь, дело такое. Раз и всё. Не надейся на большее, – с каждым их разговором девушка чувствовала себя всё более уверенно, так как знала, чем может поддеть и попала ровно в цель. Ким слегка улыбнулся, провертясь на офисном кресле. Улыбка скрывала за собой осознание, что оба они правы, к сожалению.***
Смену Тэхен, как и всегда, сдал в 8 утра, а в 9 так же, как и все остальные студенты, сидел и внимал словам врачей на конференции, стараясь не поддаваться сну. Ночью изрядно бегал над «уходящим» пациентом. Каждая смена выпадала на смену со знающей Ёнджи, чему он был несказанно рад. Она единственная принимала его таким какой он есть, то есть простым парнем, которому просто нужно чем-то платить за жизнь. – Разве ты не прописался в реанимации? – слышится со спины вопрос от Минхо. – Не такой видать ты и богатенький дружок сыночка главврача. За что он вообще с тобой общается? В тебе же ничего нет. Посредственность, – каждая фраза отдавала презрением и некой ненавистью. – Что позорного в том, чтобы работать? – повернулся Ким, сверля взглядом оппонента. – Ничего позорного, если только ты работаешь не «выносчиком суден из-под старых пердунов», – Минхо был также категоричен в своих высказываниях, как и ментально незрел. – Здесь таких не любят, – говорит уже шёпотом, склонившись над ним. – Ты либо здесь, – показывает на себя, прочерчивая линию между врачами и средним медицинским персоналом, – либо там, – указывает на пост медсестры, – другого не дано. Тэ хотел бы возразить или просто ударить наглеца, но, кажется, он был согласен с ним. – Ким! – слышится вдали. – Ты сегодня со мной, – махает рукой и указывает на смотровой кабинет. Напряжение между ординаторами чувствовалось издалека, но причина Намджуну была неясна. Что он думал о Киме? Мало знал, но подозревал, что выпад в его сторону связан с новой работой. Никогда не придавал значению подработкам, лишь бы не сказывались на основной работе. Что он сейчас и проверит. – Сразу два пациента. Парный случай или же терапия? – с улыбкой проговорил Джун, протягивая портативный чемоданчик с мини-допплеровским аппаратом, чтобы прослушать проходимость сосудов. – Надеюсь, парный, – принял груз от врача и открыл дверь. Мужчина лет так 60, схватившись за живот корчится от боли и кричит, что мочи, оглушая всех, кто к нему подходит. Если бы он еще катался из стороны в сторону на каталке, была бы точная картина сумасшествия, что представилась Киму ночью на смене. «Это никогда не закончится». – Больно, – истошный крик, снова пронзает слух врача и медсестры, что зашла вместе с ним. – Что беспокоит? – Тэ подходит решительно, беря мужчину за запястья. Не хитро. Сразу считает пульс. Высокий, но симметричный. – Что вы делаете? – мужчина удивляется, когда понимает, что окольцован с обоих рук врачом, словно наручники надевают. – Боль. Меня беспокоит боль, – вырывает руки и снова хватается за живот чуть выше пупка. – Осматриваю вас, – кратко сказал Тэ, присев рядом и пытаясь прощупать живот. – Где именно болит? – внимательные карие глаза сканировали положение пациента. Ноги поджаты, лицо бледное, кожа сухая, зрачки широкие. – Опустите руки и покажите пальцем. В какой-то момент мужчина успокоился, словно пик самой бешенной боли пропал, давая возможность вздохнуть с новой силой. Боялся, что следующий раз будет очень скоро. Боль преследовала толчками, ослепляя так, что хотелось вынуть все внутренности, имела такую сильную импульсацию, разлетаясь по всему организму за считанные секунды. – Толчки, словно там что-то есть, – проговаривал больной с придыханием. – Я ничего не ел, и я не больной, внутри словно пульсация и в голове тоже, – закончил мужчина, не выдержав новой подступающей волны боли. Тэ же в этот момент достал стетоскоп и решил прослушать живот. Кто говорил, что хирурги — это только руки? Прежде всего это и уши. Особенно сосудистые. – Шум, это шум, – бубнил себе под нос. – Какой шум? Что это значит? – слегка поднялся мужчина на локти, непонимающе смотря на молодого кудрявого врача. Глаза того внимательно смотрели в сторону, чтобы сосредоточиться на звуковых явлениях, что могли расслышать его уши. Переместив стетоскоп на проекцию бедренных артерий, он проговорил: – Не может быть, – удивленные глаза скользнули по страдальческому лицу мужчины, что снова закатил глаза от боли, – неужели аневризма, да еще где…– глаза будто загорелись. – Позовите доктора Ким Намджуна, – с большей силой проговорил парень, снимая стетоскоп с шеи. – И всё? – внимательно осмотрела ординатора медсестра. – Каптоприл - Кеторол, вена - мышца, – хаотично махая руками произнёс Тэ и впервые улыбнулся своей квадратной улыбкой. «Наконец-то» – вздох вырвался из мыслей наружу, заставляя вспомнить, что именно ему нравится во всём этом безумии. Ради чего всё это.***
– Отличная работа, доктор Ким, – под светом, кажется, софитов, но всего лишь операционной лампы, Тэ по локоть в животе пациента, в самой глубине держит зажим, не смея и шелохнуться. – Вот здесь, – указывает на начинающийся разрыв аорты Намджун, промачивая салфеткой для лучшего обзора. Горд ли он собой? Однозначно. Опроверг ли свои предубеждения Намджун? Однозначно. – Джун? – вопрос разносится на всю операционную. – Несостоявшееся расслоение аневризмы, Чимин, – проговаривает с какой-то гордостью Намджун. Человек-работа, однозначно. – Хороший заведующий не уходит перед концом рабочего дня в свою операционную, бросая на отважного терапевта два отделения, это не …– задумался Пак, – по-дружески. – Отпущу пораньше в пятницу, – прошипел Ким, попутно, переговариваясь с Тэхеном, который ловил каждое его слово, как воздух. Поистине, он был вдохновлён таким авторитетом Намджуна, который излучал уверенность и спокойствие. Довольный Пак летел в свои пенаты, добившись того, что хотел. Огромное отделение терапии, неврологии, пристройка для кардиобольных, а про смежные боксы инфекционных больных под гепатит и прочее можно даже не говорить. Даша прогулочным шагом ходила по отделению психиатрии. Многих выписали и «постоянных» клиентов осталось только по пальцам пересчитать. Но далеко не это волновало девушку в это почти оконченное время первой смены в новом году. Слова Джина вертелись в голове всю оставшееся время: «Не стоит ждать, что Пак оттает…Раз и всё. Не надейся на искренность». Неужели это правда, и у нее нет совсем шансов на что-то большее? Уверенный шаг. Кажется, никогда и не было неуверенности не перед кем у Хван. Не было острых взглядов в её сторону, осуждения, холодности, пренебрежительности – ничего этого не было.Song/ Каждый кто делал тебе больно
Путь был таким уверенным, но постучать в проклятущую дверь дежурки нет сил. Куда же делся весь запал? Вся смелость и уверенность? Это всё растворилось намного раньше, чем она снова посмотрела в глубину серых глаз, которые пленили девичье сердце безвозвратно. Чего уж точно не хотелось, так это встречи лба с дверью. – Ащ, – прошипела девушка, потирая голову от удара. – Точно маньячка, – выходя из дежурки, заявил Чимин. Чёрная кепка и, кажется, лёгкая кожаная куртка, еще более удачно подчеркивающая идеальную талию врача, коснулась нежной кожи девушки. Парфюм, что исходил от Пака так и кричал, что он слишком дерзок для неё, во всех пониманиях. – Доктор Пак…Чимин, то есть…– и что же она хотела сказать? Забыла всё напрочь. Зачем пришла сюда и кому и что пытается доказать? – Чимин? – усмехнулся и показал ряд идеально белых зубов. Кажется, становится очень интересно. Покраснев, девушка тупила взгляд на руки и ноги врача, не смея отойти, словно замерла на месте. – Ты что-то хотела? – наклонился и пытался заглянуть в глаза девушки. – Да, но не совсем, в общем там, – показывает руками, пытаясь выдавить из себя хоть что-то, но в голову ничего путного не приходит. – Что вы думаете о синдроме раздражённого кишечника и антикоагулянтной терапии при вирусных инфекциях, ну пневмониях, наверно, – совсем не её профиль, слова сами вырываются, пытаясь что-то сформировать и не выглядеть глупее, чем есть, если это вообще возможно. – Как ты уместила в одно предложение раздраженный кишечник и антикоагулянты? – искренне посмеялся Чимин. Такая неловкая, зашуганная, но, кажется, не отступающая ни на минуту. Нравится ли ему это? Становится интереснее, чем с однодневками. Девушка молчит и наконец-то поднимает глаза на него. Всё такие же красивые. Такие яркие и бледные одновременно. Снова влюбилась. – Пойдем, – не заметила, как голос его стал уже где-то в конце коридора, зовя за собой. «Может, всё же не всё равно? – проносится в голове девушке. – Улыбнулся он точно искренне». Поспевать за Паком тяжело. Размашистые движения врача были и за пределами больницы. Размашистые и такие плавные. Разве такое бывает? Однозначно, в глазах влюбленный девчонки он может и ангелом стать. Но является он таким на самом деле? – К тебе или ко мне? – она врезается в его спину. Врезаться в кого-то – вообще в стиле Хван. – Что? – удивленный взгляд, что дает увидеть, как переливаются карие глаза на солнце. – Ты же в общаге живешь. Не очень хочу этой всей дичи, как у Джина. Ко мне, – вручает ей шлем для мотоцикла. Так же ошарашено она стоит и смотрит, как парень уверенно садиться на мотоцикл, защёлкивая свой шлем. Спина играет мышцами даже через куртку. Или же это уже её фантазия? И то, и то. – Садись же, – громкий голос под рев мотора вытаскивает её из мыслей. «Секс, знаешь, это дело такое. Не надейся на искренность».***
Устало бредя по приёмнику с сумкой наперевес, Кан только и мечтает о встрече с кроватью, с диваном, с чем угодно, что мягче, чем металлический стул. Переодеться, расплести волосы, посмотреть в зеркало на уже увесистые мешки под глазами. «Кошмар. Нужен тональник. Так-то лучше». Выйти на улицу и вдохнуть свежий и слегка морозный ветер. Закрыть глаза и окунуться в эту свежесть – вот за что она любит окончание рабочего дня. За маленькое ощущение свободы, не приверженность ни к чему, пока идёшь короткий путь до дома. – В этот раз ты не ловишь снежинки, – уже такой привычный голос ласкает слух. – Где мой кофе? – смотрит удивленно и с некой улыбкой. Это стало некой традицией. Окончание смены и Юнги с кофе, готовый проводить её до двери комнаты, но не зайти внутрь. Хотя очень хотелось. При чём обоим. – Ты как-то согласилась на свидание, помнишь? – перевёл тему Мин, подходя ближе, невесомо касаясь краем рукава руки девушки. – Разве это было свидание? – отвела взгляда и улыбнулась в своей милой и нежной манере. – Поход в кино, помню. Свидания не помню, – всё также играючи проговорите она, смотря на меняющееся лицо Мина. Пойман. Вслух ничего не сказано. Кто они друг другу и в каком статусе? Но всё шло к одному. – Пойдешь на свидание? – более утвердительно спрашивает Мин. Пора расставить точки над i. – Сейчас? – оглянулась вокруг на полупустую стоянку больницы девушка, развевая своими длинными светлыми волосами, заставляя тем самым не отрывать взгляд парня еще больше. – Сейчас, – улыбнулся Юнги, взяв девушку за руку и поведя к своей машине, которую та так пристально искала. Уговаривать долго Алёну не стоило, потому что она только и ждала, когда парень сделает новый шаг. Был ли Юнги романтиком? Друзья скажут, что нет. Мин это Мин. Рассудительный, спокойный, не взбалмошный, но душевный и открытый. – Это парковка? – осмотрелась в уже темнеющей местности девушка. – Мы просто будем сидеть на парковке? – вопросительные нотки так и вырываются, перемешиваясь с недоумением. – Надеюсь, ты не окажешься сейчас серийным убийцей и не будет сцены с ключами на парковке, знаешь, как, – смотрит на него и негодует, а тот лишь заворожённо наблюдает за нескончаемым потоком речи своей девушки. Вслух не скажет, но внутри так греет душу это словосочетание – «моя девушка». – Знаешь я давно хотел тебе сказать… – сделал большую театральною паузу, смотря в глаза девушки. Та и правда на минуту поверила в свою воспалённую догадку, но тут же начала бить его по плечу, заметив еле сдерживаемый смех, ведь её лицо и правда выглядело испуганным. – Кино и правда будет, – открывает дверь и подаёт руку Кан, которая неспешно отвечает на жест. В один миг она понимает, что никакая это не парковка, а парк. А где-то вдали стоит…проектор? – Фильм на свежем воздухе и как раз, – указывает куда-то вдаль за голову девушку, где персиковый закат начинает окутывать тёплым покрывалом город и открытую местность, что предстала перед парой. Цвета настолько яркие и насыщенные, плавно переливающиеся из одного в другой, опьяняя разум и взор. Всё это захватывает дух, что не чувствуется холодного ветра, ноток января и такой непривычной неснежной погоды. – Властелин колец? – переспрашивает парня, но глаза загорелись таким огнем, что слились с оттенками заката за её спиной. – Властелин колец, – с улыбкой ответил парень и почувствовал, как рука сильнее сжала его ладонь. Приобнять уже можно, что он и делает. С ней тепло. Не хочется никуда идти, уходить, хочется остаться здесь и сейчас в этот самый закат, момент, в этом самом парке, не двигаться, а просто быть. Раствориться и погрузиться в глубину родных глаз, рук, губ.***
Song/ Black Swan Orchestral Instrumental/BTS
Дневная смена перерастает в вечернюю и позже в ночную. Солнце садится, представляя перед глазами яркий персиковый закат, который содержит в себе оттенки оранжевого, желтого, нежно розового, лишь где-то на периферии проблескивает голубизна минувшего дня, но всё вместе это точно как самый сочный фрукт в жаркую пору. Больница, как всегда, пустеет, оставляя в своих стенах лишь тех, кто должен охранять сон и покой этого здания, пытаясь двигаться как можно меньше, чтобы не привлечь лишних скорых, остановок сердца, непредвиденных ком и интоксикаций. Во многих палатах нет света, но не в этой. Ан буквально не может отойти от кувеза, в котором лежала малышка. Малышка, за которой она следила так пристально, что можно было по пальцам пересчитать, когда девушка отходила от её кровати. Давление, пульс, кислород – всё на месте. За исключением маленькой пациентки, которая сейчас уже на вскрытии для подтверждения диагноза и выяснения причины смерти. Неформальные формальности всегда должны быть соблюдены. – Настя, – слышится на периферии голос. На периферии сознания девушки, потому что в голове лишь одни вопросы: «Как? Почему? Что не так я сделала?». – Насть, надо заполнить историю, – ложиться небольшая рука Ёнджи на плечо с протянутой кипой бумаг, слегка сжимая напряжённое плечо девушки. – Да, хорошо, – говорит, будто в забвении и молча встаёт. Идет, как в неведении, словно на автомате, не слышит звуков вокруг себя – переполоха от Джисона и Минхо, которые пытаются скрыться с ненавистной смены и не получить люлей от наставника, санитарка, что опять взяла неисправное ведро, у которого в момент отрываются ручки, медсестра, что собирает капельницу – всего этого будто и нет. Пустая ординаторская. «Чудесно» – звучит в голове, кажется, с облегчением, но всё же отклик тяжести имеется. Девушка лишь медленно садиться на край стула, открывая первую страницу истории болезни, где подписано согласие на обработку персональных данных. Такая заученная фраза, но как новорожденный ребёнок может его дать? Правильно, по согласию матери, которая увы также находится по соседству в морге. Плохой день. Очень плохой день. Новая страница дневника курации: «…состояние крайне тяжёлое. Уровень билирубина 400 мкмоль на литр. Кожные покровы жёлтого цвета. Неврологическая симптоматика… – резко жмурит глаза студентка, как будто что-то попало в глаз. Ощущение песка в них не проходит, даже спустя пару минут –…клонико-тонические судороги в сочетании с гипокалиемией, уровень калия…» – резко переворачивает страницу и пробегается по точно таким же записями с одной поправкой на увеличение билирубина, давления и учащение судорог. – Глупая, – промолвила про себя, беря ручку в руки, ведь надо зафиксировать протокол реанимационных манипуляций, – тупая, а не глупая, – ругает себя, но при этом судорожно нажимает на ручку, от чего та то включается, то выключается, нескончаемо изменяя положение пружины внутри последней. – Ан, – резко открывается дверь, что заставляет девушку дёрнутся на месте, – уже поздно. «Он уйдет. Он не будет. Просто уйдет, если я не отвечу» – успокаивает себя, теребя халат. Пара секунд тишины и замерший Сокджин в дверях. – Я могу тебя подвезти, так поздно, а ты здесь заработалась, а еще…– не успевает договорит врач, как последний щелчок ручки, что сопровождал его речь, прекратился. – Нет, нет, нет, – как в забвении вторила девушка. – Ты не скажешь это. Ты не посмеешь. Ты не будешь говорить, ты просто уйдешь и оставишь меня в покое. Я что так много прошу? – красные глаза смотрят на врача, а голос девушки дрожит то ли от злости, то ли от никчёмности, но точно переполняется огромными эмоциями, которые готовы выйти в избытке наружу. – Послушай, ты чего? Просто любезность, могу пешком проводить, если ты не хочешь ехать, правда уже поздно, – шаг вперед в сторону девушки и осторожные движения руками, словно пытается усмирить животное. Знал ли он? Конечно знал. Стоял позади её, когда она смотрела на «уходящего» ребенка. Слишком поздно для заменного переливания крови. Руки тряслись, голова не работала, а нужно было всё верно посчитать, но в тот момент, как будто отключилась. Когда же это произошло, было уже слишком поздно. – Оставь меня в покое, Джин. Хоть раз оставь меня в покое, – не выдержала и всё же заплакала. Красные глаза окропились слезами, которые, кажется, было не остановить. Лишь повторяющиеся слова и всхлипы. – Не трогай меня, – произнесла студентка, понимая, что Ким уже меньше, чем в метре от нее, а не в двери как было до этого, – просто оставь меня, просто уйди. – Тихо, тихо, – подошел впритык к девушке и с силой обнял её. Точно зверь, пыталась пятиться, разомкнуть его руки, дергалась, а он лишь повторял. – Тихо, тихо, – шептал на ухо, гладя голову, вдыхая аромат шампуня, положа подбородок на её макушку. Кажется, это сделало только хуже, потому что всхлип стал настолько отчетлив, и в этот миг можно было прочувствовать как бьется сердце Ан. Оно не просто бьется – оно разрывается, просится выйти из предательской грудной клетки, потому что всё это невыносимо. Вы когда-нибудь видели клокотание птицы в клетке? Тот самый момент, когда из последних сил она хочет вырваться. Так же себя чувствовала и Настя, не понимающая, как можно дальше всё это терпеть. – Малыш, ты ни в чём не виновата, – сказал он слегка отстранись от девушки, вытирая её слезы и видя в красных глазах столько боли и разочарования. Но первый раз он видел в них разочарования не в нём, а в самой себе. – Несовместимость по группе крови, раньше началось, вяло текло, а потом ударило. Гипоксия в родах. Ты сделала, что могла, – продолжал вытирать её слезы, всё также прижимая к своей груди. Слегка коснуться губами её макушки, словно это что-то изменит, и она перестанет себя винить, копаться в голове и воспроизводить всё снова и снова. Но всё же, всхлипы прекратились, словно тонув в бескрайней груди Кима, сердце начало замедляться, а руки, всё же обняли его в ответ, пытаясь раствориться в нём и зарядиться чем-то хорошим в этот отвратительный день. – Доктор Ким, – врывается новый медбрат, запутавшись в назначениях, выписках, эпикризах и прочей волоките. Конечно, своим появлением заставил расцепится Джина и Настю. Та, не поворачиваясь к причине переполоха, вновь вытерла глаза, сделала пару глубоких вдохов и сказала: – Мне пора, простите за беспокойство, – глупая последовательность глупых слов, но лучше, чем краснеть непонятно за что застуканным не пойми перед кем. Ким разозлился. Однозначно. Постоянно, когда у них только что-то налаживается, всегда появляется кто-то, кто всё портит, ломает, прерывает. Возможно, им просто не суждено быть дольше, чем на пару злополучных секунд?