***
Конференц-зал снова превращается в гремучий улей, куда слетелись все трудолюбивые и не очень пчёлки. Пятнадцать минут до начала очередной напутствующей речи главного врача. Все яро обсуждают минувшую ночь, последние новости, личные переживания, планы на вечер. Жизнь явно кипит между каждым находящимся здесь. Студенты всё так же внимательно разглядывают своих кураторов восхищенным глазами, словно перед ними боги. Некоторые и правда так считали. – Он бог, я вам говорю, – слышится мечтательный голос Хван. – Надеюсь, ты не про, – Кан указывает на вновь серьёзного и хмурого Пака. – Пф, – с пренебрежением пропыхтела девушка, – вот он, – указывает рукой, как на экспонат, – Чон Бог моего сердца Хосок, – голос радостный и взволнованный. Настроение студентки постоянно менялось то вверх, то вниз и причиной тому, во-первых, горячий и сумбурный темперамент, а во-вторых, предстоящая конференция по психиатрии. От одной мысли только тряслись коленки и потели ладошки. Девушки рассматривали в толпе потерявшуюся подругу, которая застряла в дверях со своим новоиспеченным боссом Ли Донуком. – Доктор Ан, – улыбка на лице и непринужденный жест приветствия в сторону ординатора. – Доктор Ли, – поклонилась ему в ответ девушка, не смея показаться неблагодарной и невежливой. – Я освобождаю вас от утренней конференции, – делает паузу и смотрит, как живо меняется лицо девушки. Недоумение и непонимание читается на нём с нотками мгновенно вырастающего вопроса. – Но доктор Пак… дежурство…а мне… – непонятный поток речи пытается перебить улыбающегося Ли, но всё тщетно. – Мне нужно, чтобы вы закончили свою работу как лечащий врач, – проговорил уже без улыбки, и всё так же пристально смотря на непонимающую девушку, – вас ждут в морге. – Но может лучше вы, я не… – пытается выдавить из себя крупицы слов, которые никак не хотят складываться. – Ребенок. Вы его вели. Прошло меньше 48 часов, думаю, вы знаете, что это значит? – вопросительно смотрит на нее, не упуская момента для обучения, которое в данный момент совсем некстати. – Ммм? – Обязательное вскрытие без согласия для подтверждения диагноза, – уже более поникшим голосом отвечает ординатор. – Я безумно рад, что мы понимаем друг друга с полуслова, – легкий жест и маленькая улыбка, а в голове девушки было лишь: «Как он вообще может сейчас улыбаться?». Характерный звук пищащего микрофона и уже знакомый голос: – Доброе утро, коллеги, – пронзительно и, кажется, противно начинается этот день. Потому что всех и каждого уже тошнит от этого наигранного «доброе утро», оно давно перестало быть добрым. Врачи уселись на места и готовы внимать новым докладам, планам на день, отчётом из реанимации и прочей утренней волоките. Чимин взглядом оглядел студентов, словно знает их всех в лицо и по имени, но всегда даёт клички, чтобы не показать свою «привязанность» и причастность к их судьбе. – Не хватает одного, – бормочет себе под нос, – а точнее, одной, – в следующий момент он поворачивается к девушкам, что сидели позади них выше на ряд, но через некоторое отделение стульев, и, перегибаясь, спрашивает, обращаясь к Хван: – Где Ан? – Не знаю, – отвечает Даша, обеспокоенная также положением дела. На лице Пака читается недовольство, и он уже обдумывает как будет её отчитывать. Ни разу студентка не опоздала на его тирады для всех студентов, а тут посмела не прийти на общую конференцию. Нонсенс. – Успокойся, – проговаривает Ли в его сторону, видя, как идеальный распорядок жизни Пака пошатнулся. – Я отправил её в морг на вскрытие. – На вскрытие? – в один голос произнесли Чимин и Джин. Какими бы строгими наставниками они не были, даже для них это было слишком. Не все могут вытерпеть вскрытие новорожденного ребёнка, особенно на первом году ординатуры, особенно своего пациента. – Какие-то проблемы? – укол явно был в сторону Кима. Ли заметил нездоровое поползновение в сторону девушки, но ему было интересно, как далеко они зашли. – Никаких проблем, – злостно ответил Джин, кажется, забывая себя контролировать. Хотя он никогда не славился этим качеством. Тут же явная неприязнь к старому приятелю обострилась, словно лезвие после заточки. Хотел бы выйти прямо сейчас, но очередь с докладом подошла к отделению реанимации. Самое время.***
Song/Lovely/ Billie Eilish ft Khalid
Здание морга всегда предпочитали делать отдельной пристройкой к больнице либо же умещать на самые нижние этажи, словно уподобляясь преисподней Аида, что находилась в самых низменных слоях мироздания. Девушка вышла на прохладный воздух через заднюю дверь приёмного отделения и по указателям отправилась к намеченному зданию. С собой ей ничего не нужно было брать: ни истории болезни, ни бейджика, ни ручки, лишь только саму себя и свои глаза. Войдя в одноэтажную пристройку, ординатор с шумом открыла тяжёлую дверь, которая чуть не прибила её на входе. Как только нога приступила порог, сразу же повеяло странным запахом концентрированной хлорки, свежевымытых полов с «привкусом» формалина, который, наверно, «там», за теми самыми дверьми, разъедает твои глаза до красноты и лопающихся сосудов. Ан стоит у двери, которая заметно приоткрыта. Кричать «Здравствуйте, я на вскрытие» как-то не очень-то и хотелось, и в любой адаптации звучало убого и странно. Замеревшая рука над металлической дверью всё так и не решалась постучать или же приоткрыть последнюю. Девушка лишь делала глубокие вдохи, бормоча что-то себе под нос. – Тебе придётся войти, без тебя не начнут, – слышится голос мужчины и характерный звук пишущей ручки по листку бумаги. Слегка повернувшись, Ан замечает безмятежного Юнги, который забирает листки с гистологиями для своих пациентов и оставляет автограф в журнале. Еще один вдох, и дверь открывается. Еще большим холодом веет от этого места, хотя все окна закрыты, ни одной щели для сквозняка. Формалин, кажется, впитался не только в одежду и волосы девушки, но и в кожу, пробираясь по всем видимым и невидимым линям тела к носу, вызывая рвотный позыв и отвращение. Маленькое хрупкое тельце лежит на холодном и жестком металлическом столе. Совершенно беззащитное и мёртвое. Процедура вскрытия девушке известна. Картина не лучше, чем смотреть на потрошение туш телят. Увесистый нож, не скальпель, а именно нож. Отслоение тканей и обезличивание того, кто лежит. Самое главное, не смотреть на лицо, так становится легче. Но легче ли? Ни чуть. Внутри всё переворачивается комом и хочет выйти наружу. «Половинки» разделены, рёбра «раскусаны» или надрезаны, кому как больше нравится, хотя кому это может нравится? Лёгкие чистые, отчасти, на разрезе лишь пена – был отёк лёгких. Мозг как на ладони и буквально на ладони исследовавшего – кровоизлияние или же инсульт, есть окрашивание в ярко жёлтый пигмент. Извилины были похожи на дождевых червей в такой же слизкой смазке тёмно-коричневого цвета. Кишечник совершенно пуст, но сам факт, что он находится не внутри, а красуется перед глазами смотрящего заставляет мышцы на лице невольно сократиться. Почки такие крошечные, что обе поместятся в руку Ан, печень же наоборот больше, чем она представляла себе, но лучше бы и не представляла. Никогда. На выходе заключение: «Ядерная желтуха» или по-научному, «Билирубиновая энцефалопатия». Девушка, буквально, выбегает из этой злосчастной мертвенно-холодной комнаты на прохладный, даже морозный, но ничуть не мертвенный свежий воздух улицы. В нём есть жизнь, нет формалина, нет хлорки. Но, кажется, этот запах так глубоко впитался во все слои кожи, волос, другие части тела, что невозможно вдохнуть воздух и не чувствовать его. Он перед носом, постоянно. Перед глазами стоят все картины, что предстали перед девушкой, запахи перемешались и слились в один отвратительный ком, от которого тянет на рвоту. Вдруг в нос отдаёт едкий запах не похожий ни на что. То, что не было впредь перед Ан. Сигаретный дым смешался с морозным ветром и пронесся мимо носа девушки, забираясь глубоко в лёгкие, царствуя там как хозяин, пытаясь перебить смрад формалина. – Бери, – протягивает белоснежную сигарету аккуратная рука, и приятный мужской голос проникает в голову девушки, словно всё, что он говорит, надо исполнять. Не задумываясь ни на секунду, Настя следует этому, рассматривая сигарету в руках и умещая её между пальцев, поднося к трясущимся губам. Ан никогда не курила сигареты, никогда не прельщал их вкус, запах, ощущение – ничего из этого. Но сейчас, по-видимому, именно это ей и нужно было. Яркий огонёк появляется на периферии, заставляя посмотреть на её нового собеседника. Новый ли? Навряд ли. Юнги подносит горящую зажигалку к лицу девушки, прикрывая рукой от порывов ветра, поджигая злосчастную сигарету. Сам же выдыхает сигаретный дым, заполоняя всё вокруг. Первая затяжка. Первая в жизни затяжка и, конечно, кашель. Химикаты и примеси табака, никотина и прочего проникают в легкие, еще больше главенствуя там и все больше выжигая злосчастный формалин. – К этому не привыкаешь, это не проходит, – сквозь минутное молчание проговаривает брюнет, облокачиваясь о стену здания. Взор устремляется на безоблачное небо и позже на стан ординатора. Девушка смотрит на врача и даже до конца не отдаёт отчёт себе в том, что она с ним и сейчас курит на территории больницы. В голове эти события бы просто не уместились. – Как ты спишь по ночам? – лишь вырывается после третьей затяжки без пронзительного кашля от Ан. – Плохо, очень плохо. Да ты и так это знаешь, – так же выдыхает дым в лицо девушки, и лишь глаза остаются среди этой пелены. – Будет легче, ненамного, но будет, – оба делают одновременную затяжку и выдыхают в холодный и обдающий голые руки воздух. Совершено без халатов, а на улице совсем не тёплая весна. Вокруг маленькой полосой лежит снег, солнце переливается на лазурном небе, а едкий дым, заставляет лучи еще больше пробираться к лицам двух врачей, что отчаянно пытаются справится со своими израненными чувствами.***
Часто люди видели в Хван доброго, светлого и всегда радостного человека. Она пыталась хорошо скрывать свои переживания, по крайне мере, самые близкие к её сердцу. Злиться – злилась, но никогда не позволяла расхлестнуться самому сокровенному. Или же ей так казалось. Эффект плацебо спасал девушку от тяжёлых последствий. – Твои волосы стали еще темнее? – тонкий, но не писклявый голос доносится до ушей Хван. – Нет, всё такие же, – непроизвольно трогает кончики волос и зарывается рукой до самых корней, словно током прожигают воспоминания, аромат, что застрял в локонах, голове, в каждой клеточке, что отвечает за долговременную и кратковременную память. Джису лишь мило улыбается, протягивая девушке батончик, что каждый день носит с собой на обед Даша. Мучает себя голодом или же просто не успевает выхватить свободный контейнер дома, и получается, что самое сытное – протеиновый батончик. – Ты вроде такие берёшь, – снова мелодичный голос брюнетки. – Спасибо, – удивлённо произносит в ответ девушка, неловко принимая подарок от коллеги. В такие моменты Хван то и снимала ту самую браваду, которую, как ей кажется, она успела выстроить, что теперь до неё могут достучаться только близкие друзья, пересчитать которых можно по пальцам одной руки. – Девчонки, – слышится звонкий голос Стёпы из-за угла, – Пак свирепствует, – в этот момент девушки переглянулись. Мелкая дрожь пробежалась что у Даши, что и у Джису. Такое словосочетание веяло жертвами на дежурство, от которых у них бежала еще более мелкая дрожь по спине, похожая на мелкоточечные проколы иглами. – Срочно ждёт консультацию, там что-то дикое, – продолжает Ли, поднимая брови вверх. – Как же ты? – заинтересованно подняла руку, словно она на уроке, Джису. – Доктор Чон поручил другое, – увесистая папка ударилась о стол, что пыль на нём, которая казалась такой древней и непоколебимой, смешалась с частичками, парившими в воздухе, и вовсе исчезла со стола. Единственный парень-ординатор в психиатрии располагал к себе многих врачей, в особенности, доктора Чон Хосока. Девушки поспешно поднялись с мест и поправили халаты, синхронно осмотрев друг друга, словно представляли себе зеркало. Одобрительный кивок и ручки с блокнотами. Один урок они выучили хорошо – всё, что не записано, то утеряно. Пациенты психиатрии имели столь же богатую фантазию и перечень жалоб, что и рукописи самых известных бестселлеров, детективов, романов, да чего угодно. Поэтому нужно впитывать каждое слово и, при необходимости, цитировать в истории болезни. Их чтиво отличалось от пресной писанины терапевтов либо же хирургов. – Можно было еще дольше спускаться? – разозлённый Пак осмотрел с ног до головы прибывших студенток. – Ни психиатров, ни грёбаного Ким Сокджина. Всего лишь этот наркоман, – сказал он это тихо, но бесноватый огонёк сверкнул в глазах врача. – Приступайте. – Наркоманы — это больше по части доктора Кима, нет? – тихо прошептала на ухо Даше или куда-то в воздух Джису, боясь посмотреть на злого Чимина. Конечно, именно этого он и ждал, но надеялся, что это прозвучит от Хван. Так сильно он хотел выплеснуть всю свою желчь именно на нее, но, в принципе, и эта брюнеточка сойдет для разогрева. – Милая, прекрасная Ким Джису, – вгляделся в бейдж девушки врач, – напомни, как называется твоя специальность? – глаза так и загорались искрами. – Врач – психиатр, – чётко ответила Ким, но непроизвольно прижалась рукой к Хван. Та лишь наблюдала за расходившимся Паком. – Неправильно, – перешёл наконец-то на зрительный контакт с настоящей своей целью. – Твоя очередь, доктор Хван. – Может без цирка? Мы всё поняли и сейчас осмотрим, – прервала эту нелепость уставшая идти на поводу у куратора, который, как ненормальный, питался ошибками и страхами своих подчиненных. – Я не закончил, – понизил голос и холодно добавил Пак. – А я закончила, – резко выдала девушка, потянув на себя коллегу, что как вкопанная смотрела на наставника, не имея такого опыта общения как Даша. Хван сразу же прошла мимо, не задевая врача, прямиком к пациенту, чтобы не продолжать весь бессмысленный диспут с неуравновешенным блондином. Молодой парень, буквально вчера которому стукнуло 21 год, сидит и ёрзает на месте. Глаза на выкате, зрачки узкие, подглазины такие глубокие, что в них можно прятать сокровища пиратов. Губы закусаны, волосы скомканы, нога невольно простукивает ритм. – Здравствуйте, меня зовут доктор Хван, а это доктор Ким, – указала на Джису Даша. – Мы вас осмотрим и побеседуем недолго. Расскажите, что случилось? – со спокойным тоном и должными паузами между словами говорила девушка. – Болит, всё болит, внутри боль такая, что можно сойти с ума, – парень хватается за живот, корчась при этом, но в глазах подозрительный блеск, который позже сверкает и девушка слышит покатистый смех. – Они говорили, что здесь помогут. Внутри кто-то живет, – продолжает брюнет, вороша сальные волосы. – Хорошо, – произнесла Хван. – Кто они и в чём помогут? Где именно у вас болит? – медленно подходит к парню. – Хочешь посмотреть мои руки? – парень оскаливается и улыбается уже более непринужденно. Джису пристально смотрит на ногу, что дёргается, словно он сейчас сбежит. – Спроси, детка, не бойся, сейчас я не кусаюсь, – оскал всё больше перестал походить на улыбку. В парне явно было что-то особенное, особенно безумное. – За языком следи, – строгий мужской голос влетает в узкое пространство, которое образовалось между психиатрами и новым пациентом. Сокджин быстро подходит к нему, чуть ли не издалека светя фонариком в глаза, которые слабо, но реагируют на свет. – Удивительно, еще есть чему сужаться, не всю дурь вогнал в свои вены, – одним ловким движением загибает рукава молоденького парня, под которыми красуются свежие проколы в области медиальной вены на разных участках с красивыми гематомами. Кожа обезображена землистым цветом с частыми царапинами. – Смотрите-ка, какая красота. Джису и Даша замерли, обескураженные резкими движениями врача. Он был резок, но сегодня это прослеживалось особенно чётко. – Доктор Ким, мы еще не закончили, разрешите… – не успевает договорить девушка, как тяжёлый взгляд застревает на её лице, повисая в воздухе. – Зачем меня вызвал раз это не передоз, а всего лишь ломка? – не понижая голоса и указывая на ногу парня, выдаёт Джин. – Потому что принцессы долго бежали, а у меня тут уже очередь, – шикает Чимина на друга, поправляя халат. – Что же, кро…– осекается Ким и тут же исправляется: – доктор Хван, вы хотите узнать? Чуть отодвинув неуместно влетевшего брюнета, Даша снова устанавливает контакт с пациентом и спрашивает его вновь: – Вы говорили про них, – откашлявшись, пытается поймать взгляд парня, который медленно, но верно, рассеивается. – И в чём они вам помогут? – Они, – шепчет парень, – здесь, – указывая на живот, – мои близнецы, они оберегают меня и говорят, что боль только увеличится и мне нужна помощь, – уже тише и без улыбки говорит брюнет. – Обезболивающие не помогают, и я решил совместить приятное с полезным, как меня уже рассекретил эта дылда, – устремляя взгляд на беседующего с Чимином Джина. – Близнецы? И как они с вами говорят? – достает блокнот Даша и начинает записи в нём. – Во сне, иногда, знаете, тот самый момент, когда проснулся, но еще не хочешь открывать глаза, и я слышу, как они говорят: «Нож в животе, ты умрёшь» – так и говорят. Мне нужна помощь. Может вы вынете этот нож или заставите их заткнутся?! – прокричал парень на весь холл, что каждый обернулся на них. – Наш клиент, – пробормотал Джису, тут же набирая номер заведующего психиатрией. – Неужели крошка Хван что-то нашла? – мягкая улыбка слетает с губ Джина, к которому устремляется Даша. – Не просто наркоман, мы его забираем, – положила ручку в карман и с самым деловым видом произнесла эти слова. От девушки чувствовался вайб уверенности и без доли страха, но при этом, смотреть в глаза главному своему искушению она не хотела. Сейчас чувствовала, что не хочет бояться сегодня. Лучший способ этого не делать – это не тонуть в безразличных и холодных глазах. Даша устремилась к посту медсестры, дав несколько указаний, на что внимательно смотрели врачи, наблюдавшие картину с самого начала. И, кажется, слегка восхищаясь выправкой девушки. – Ты разозлил этого милого котёнка? – самым детским голосом проговорил Ким. – Просто еще раз с ней переспал, – сухо выдал тот. – Неужели вирус злого и надменного Пака передаётся половым путём? Боже. Может мы откроем патент? – усмешки так и лились из уст Сокджина, который глазами рассматривал холл в поисках предмета обсуждения. – Смотри как бы я не сделал тебя импотентом, тогда всё, никаких тебе… – прервался на полуслове, как к ним подошла знакомая всем медсестра из педиатрии, та самая Чеён, которая была для Кима не чем больше, как хороший запасной вариант на одинокую ночь. – Ну, ты понял, – уже ехидно улыбался Пак. 1:1***
Как часто мы проходим через все испытания и года с одним и тем же человеком? Статистику никто не ведет, но, думаю, этот процент настолько мал, что люди уже отчаялись верить в эту долю случаев. *FlashBack* Солнце начало опускаться над городом, забирая с собой последние приятные лучи света, озарявшие каждого жителя большого города. – Тэхён-и, – говорила ласковым голосом женщина, которая усердно крутилась на кухне в преддверии ужина, – Чонгук-и придёт сегодня на ужин? Я приготовила его любимый самгёпсаль. – Все любят самгёпсаль, мама, – промычал Тэ, выходя из ванной с растрёпанными сырыми волосами. Голод завладел его разумом только стоило произнести первые буквы лакомого блюда, которое он готов уплетать в одиночку, не моргнув и глазом. – Но он особенно его любит. Родители балуют его лишь ресторанной едой с различными морепродуктами и прочей ерундой, а такого самгёпсаля там не подают, – взмахнула полотенцем в сторону сына. – Так он придёт? – женщину очень сильно волновал этот вопрос, словно она ждёт еще одного своего сына. – Конечно, мама, придёт. Каждый вечер как по часам, – указал кудрявый парень на часы, как в дверь постучались очень решительно и громко. – Видишь, – улыбнулся и направился к входной двери. Гук был всегда пунктуальным, особенно когда дело касалось самгёпсаля госпожи Ким. *End* – Боже, что за мрак? – говорит брюнет, пятясь назад. – Мочевой катетер, – спокойно произносит Тэ и выхватывает из рук друга последнее, направляясь к пациенту, – разве на практике ты его не ставил никогда? – Грязную работу привыкли выполнять… – не договорил Гук, как понял, насколько сильно могут быть неприятны его слова другу, ведь лицо того резко изменилось. «Грязная работа – вот как он обо мне теперь думает» – проносится в дебрях сознания Тэхена. – Я имел ввиду, что не ставил. Лентяй, знаю-знаю, – пытался перевести в шутку и не выставлять свою привычную заносчивость напоказ перед другом, но получалось не очень хорошо. – Эта грязная работа – теперь моя жизнь, – перевел взгляд, устремленный в карие глаза Чонгука, которые замерли в немом шоке. Ему правда было неприятно, что друг так поглощён собой, что не замечает ничего вокруг. Возможно, он всегда был таким, но теперь Тэхен почувствовал это на себе лично. Всю неоднозначность ситуации прервали неожиданные гости в отделении реанимации. – О, Гук, Тэ, привет, – радостное лицо Джисона так же, как и сейчас не скрывало эмоций. – Медсестра Ким, – слышится язвительный голос Минхо за спиной, – нужно убрать периферический катетер. Вы же уже не ординатор, а медсестра. Наблюдать со стороны выпады Минхо было отвратительно, но более отвратительно, что тот, к кому была обращена речь, молчал, сгорая от злости. – Что ты сказал? – прорезался звонкий голос Чонгука, который поддался вперед на несколько шагов, но сильная рука Тэ не дала ему сделать резких, но желанных движений по отношению к коллеге. – Разве ты не знаешь, что Ким теперь медсестра в реанимации? – без толики здравого рассудка продолжал Чхве. – Сексизм тебе не к лицу, так же, как и всё, в принципе, – выдал Гук, сжимая кулак за спиной. – Возможно, осознание того, что он лучше тебя во всём, даже в должности медбрата, – выделяя последнее слово, выплевывал каждую букву в лицо Минхо и еле сдерживая вспышку подкатывающейся ярости, – тебя так сильно коробит, что единственное твоё превосходство, так это нелепые шутки сексиста-восьмиклассника, – пробежался по парню с ног до головы и заострил взгляд на тёмных глазах. –А сам-то ты кто? Презираешь всех женщин-врачей, думаешь, ты лучше? – в чём-то Чхве был прав. – Нет, но он лучше, – мельком оглянулся на друга. – Ребят, может чаю? – пытался вклинится Джисон, разряжая обстановку. – Он лучше всех здесь присутствующих. А если ещё раз ты что-то подобное скажешь, то я вмажу тебе так, что придётся лежать под капельницей у доктора Кима, – руки чесались выполнить своё обещание в данный момент, но всё также сильно сжимающая рука друга не позволяла перевести слова в действия, – и мне за это ничего не будет, – последнюю фразу сказал почти шёпотом: – Сын главврача имеет привилегии, такие как: драки, выбор чистой работы и флирт с кем угодно, а что имеешь ты? После этого была поставлена окончательная точка в этом диалоге. И в ситуации. Слова были настолько правдивы для обоих, что неприятно стало не только Минхо, но и Чонгуку. Возможно, впервые в жизни он осознал, насколько сильно чувствует себя марионеткой в чужих руках, пользуясь положением родственных связей. Но оборвать что-то в этом порочном круге у него не было сил.***
– Вас долго не было, – сразу же с порога слышит Мин. Не успевает отряхнуть слегка промокший медицинский халат, и привести мысли в порядок. – Где ты был? – снова спрашивает Алёна, не замечая, как невесомое давление появляется между ней и Юнги. – В морге, – спокойно, но отрывисто выдаёт Мин, устремляясь к своему рабочему столу. – Мне нужно на диализ, – робкое молчание, – не мне, а моей пациентке, – поправляется в речи и застегивает халат на все пуговицы. Переживает. – Могу я… – начинается вопрос от Кан, но Юнги умело прерывает, словно не хочет слышать продолжения: – Да, – кратко и также резко, руки начинают потирать невидимые горошины. Точно переживает. Идти в тишине с ним непривычно для Кан, потому что куратор всегда увлекал её вопросами, расспросами, назначениями или же просто историями из своей жизни и жизни пациентов. Не знала и девушка, что здесь есть отделение гемодиализа. А отдельное даже для детей. Специальный зал, где кушетки расставлены в полусидячем положении, словно это старый солон, где делают новомодные причёски. Если бы. Это салон для тех, у кого почки на грани полного отказа, а значит на границе между жизнью и смертью. Отделение выглядело новым. У каждой кушетки стоял новенький аппарат с монитором и большим количеством трубок, одна из которых маркирована синим цветом, другая же красным, где в отдалении стояла с капельницей с двумя пакетами, один из которых был кристаллически прозрачным, будто вода из чистого источника. – Пока мы ждём нашу пациентку, скажите мне, пожалуйста, доктор Кан, показания к гемодиализу и длительность процедуры, – Юнги включал аппарат, осматривая всё необходимое для процедуры. – Хроническая и острая почечная недостаточность, также… – начала девушка отвечать, ощущая себя на самом жёстком экзамене, потому что руки Юнги были напряжены, брови нахмурены, а голос отдавал металлическим холодом. – Любая ли стадия хронической болезни является показанием для диализа? – уточнил он серьёзным голосом, но Кан казалось, что её загоняют в угол. – Нет, не любая, конечно же, – замельтешила и начала бегать глазами по залу, где они находились. – Ну так и… – многозначительно перевёл взгляд на студентку Мин. – Высокий калий, мочевина, креатинин, – начала вспоминать самые известные лабораторные показатели Кан, но голос заметно дрожал. Уже не было тихого и спокойного Юнги, был серьёзный и настойчивый доктор Мин. – Достаточно, – прервал её врач. – Она здесь, – с этими словами оба перевили взгляд на девочку, что привезли на сидячей каталке. – Мирэ, сейчас будет… – Укол, – договорила за него пациентка, – знаю. – Доктор Кан будет с тобой на протяжении всей процедуры, не бойся, – мягко улыбнулся ей, помогая забраться на кушетку. – Сколько же длится процедура, доктор? – снова перевёл взгляд на свою ученицу. – От трёх до семи часов, – сухо проговорила Кан. – Запиши всё в истории, Чеён тебе всё подробно объяснит, – улыбнувшись медсестре, Мин был готов сбежать из этого места, где так давят стены, обрекая на сидячее времяпрепровождение Алёну, следя за монитором каждую минуту. Сам не понимал почему был таким. Почему так резко изменился по отношению к Кан в этих стенах, но он будто задыхался и хотел максимально оттолкнуть девушку, чтобы не задыхаться вместе.***
Обычно в приёмном отделении всегда уйма дел, много разных случаев и обязанностей невпроворот, даже для ординатора. Но в этот раз чётко ощущалось затишье перед бурей. Самое худшее из ощущений врача на приёме. – Эти выписки и анализы никогда не закончатся, – бурчала Настя на посту медсестёр. – Ох, детка, это только начало, – и с характерным звуком плюхнула новую кипу бумаг перед девушкой. – Анализы, ЭКГ, УЗИ. Запиши, программа сломалась, – приговаривала пожилая медсестра, с сожалением смотря на Ан. И вправду, как по часам, раз в несколько месяцев программа даёт сбой и всё, что обычно забивается на компьютере, приходится писать от руки, высматривать, выискивать, делать копии и так по кругу. Погода же на улице благоволила, как бы говоря, что этот день должен стать исключением для таких ситуаций, ведь так хотелось прогуляться по слегка морозному городу, может быть даже пройтись по парку, убегая от тяжелых мыслей и волокиты дел по хозяйству. Хотя Ан никогда особо не выполняла уйму дел по дому. Белая спортивная машина остановилась напротив больницы в разгар дня. Хотелось бы сказать, что она была такая же белоснежная как снег, но нет. Снег был уже достаточно грязный и отдавал серостью буднего рабочего дня. И лишь на самой вершине, если можно так назвать пятисантиметровую прослойку зимнего настроения, виднелись яркие белые кристаллы снега, переливающиеся на солнце и ослепляющие глаза, когда оно достигало зенита, самой своей вершины в этот день. Молодой парень вальяжно выходит из машины, помещая ключи в карман своего белёсого пальто. Данный человек будто кричал всем своим внешним видом, что он сюда приехал по очень важному делу. Белоснежная кофта и такие же штаны могли погубить глаза смотрящего, потому что он ступал по такой грязи и месиву по дороге в больницу, что было жалко потерять такой шикарный образ перед самым входом. Дверь открываются, и парень видит знакомую суету: в одной стороне студенты вчетвером мучают ни в чем неповинную бабушку, в другом же умелый травматолог считает перед тем, чтобы вправить плечевую кость, очень типично, а девушка за стойкой округляет глаза, читая заключение какого-то по счёту миллионного, анализа. – Прошу прощение, мне нужно узнать, где бы я мог… – очень вежливо и издалека начинает мелированный блондин. – Касса пластического хирурга там, – указывает на дверь, что была по направлению от правой руки Ан. – Простите, но мне нужно не это, а… – не договорил парень, как увидел пронзительный взгляд на себе совершенно непривычной его глазу внешности. Тёмные волосы, плотно убранные в низкий пучок, пирсинг в хряще уха и яркие горящие карие глаза, что прожигали и, кажется, оценивали его с ног до головы, будто раздевая. – Вы, – указывает на него пишущей ручкой, – не ранены, у вас не течет кровь, не порвана ваша идеальная белоснежная штанина или рукав, – перечисляя каждую часть, смотрит на парня, который всё также не отрывает взгляда от неё. – Вы не корчитесь от боли и не так бледны, чтобы я начала переживать, – на секунду засмотрелась на белоснежную кожу парня. – Вы слишком хороши для этого места, поэтому пластика, – тут же опустила свой взгляд на лежащую под рукой историю болезни и следом добавила: – Доктор Ли принимает с часу или должен принимать, по крайне мере, так написано на стенде. Всё это время он внимательно наблюдал, как совершенно незнакомая ему девушка осматривает его и даёт оценку, не имея не малейшего представления, кто перед ней. Забавно. – А вы…? – казалось, что договаривать фразы это не про него. – Врач-ординатор по специальности хирургия, – проговорила Ан и увидела еле заметную улыбку, и тут же нахмурила брови. «Что такого смешного?» – проносится в его голове. – Боже, я думал ты опять потерялся, – радостный голос Чон Хосока озаряет всё вокруг. – Ли, какого чёрта так долго, ты в курсе, что твой приём начинается с часу? – протараторил Хосок, но Тэмин достаточно долго с ним знаком, чтобы понимать его даже в таком формате скороговорок. – Ваш ординатор, – сделал театральную паузу Тэмин, – мне рассказала. Простите, – снова медленно и размеренно, – как вас зовут? – задал вопрос, уже оценивающе проходясь по девушке, которая складывала 1+1 и понимала, что сегодня её язык должен был прикуситься достаточно больно. – Ан Анастасия, – ответила девушка, не понижая голос и не отводя взгляда. – Я говорил тебе про неё, – добавил Хосок, увлекая за собой друга. – Да, резкая и, видимо, поверхностная, – последнее что могла расслышать из их разговора Ан, щипая себя за руку и в голове проговаривая: «Глупая, глупая, глупая».***
Что может подумать незнающий человек, когда слышит словосочетание «отделение акушерства и гинекологии»? Но более интересные мысли возникают, когда задумываешься, что забыл в этой профессии молодой, статный, красивый врач-мужчина. Родителей не выбирают, сердцу не прикажешь – то, что вам стоит знать, задаваясь этими вопросами. Медицина не терпела меркантильных отношений, а если же они были, то она с радостью убивала любое желание на безмятежно существование без эмоционального выгорания. Донук с самого начала знал, чего хочет и куда надо двигаться. Молодой студент был уверен в себе на все сто процентов, пока вся его жизнь не перевернулась, увидев он самого первого своего пациента, а точнее пациентку. Юн Сори – обладательница огромного живота и тройни под сердцем – стала отправной точкой для Ли. – Итак, – отодвигает шторку, которая была импровизированным разделением коек. Как прискорбно, словно ты в полевых условиях. Замечательная финансирование оставляло желать лучшего. – Юн Сори, 27 лет, беременность…– начал свой доклад Феликс, до конца, не понимая, как могло наказание из терапии перебросить его в гинекологию. – Вторая беременность, вторые роды, неужели снова? – проговаривает Ли, устремляя глаза на знакомое лицо. Кажется, прошла целая вечность, но при этом словно это было вчера. *FlashBack* – Вы уверены? – вытирает салфеткой оставшийся гель на животе Сори. – Разве похоже, что я шучу? – седоволосый мужчина поправил очки и показал жестом девушке сесть. – Внутриутробная гипоксия одного из плодов, тетрада Фалло у второго, а у третьего пока всё нормально, но… – Что «но»? – женщина начала нервничать, держась за живот, поглаживая его, словно успокаивая неродившихся детей. – Доктор Ли вам объяснит, – мужчина безразлично отвернулся, когда только у женщины начали подступать слёзы. Ли Донук, будучи студентом 5 курса, уже приноровился к походам в больницу «по знакомству», долго прокладывая это самое «знакомство». Парень был целеустремлённым и сразу понимал, что без практики теория мертва. – Прошу, успокойтесь, госпожа Юн, понимаете, скорее всего в вашей семье есть наследственность по порокам сердца, возможно, со стороны вашего мужа, но всё же. Вы должны быть сильной, пока обструкция небольшая и мы можем купировать медикаментозно, потому что… – Я ничего не понимаю, ваши слова как белый шум, что с моими детьми? – слеза покатилась по щеке, спускаясь на шею и за ворот плотной рубашки женщины. – У одного малыша, – начал Ли, как женщина, всхлипывая, добавила: – Это Хана, её зовут Хана, – губы дрожали, а руки зажимали кольцо, что висело на подвеске на шее. – У Ханы, – продолжил Донук, – тяжёлый порок сердца, статистика неутешительная, нужна будет операция, и вы должны будете быть готовы ко всему, – проговорил ясно и чётко, но слова не утешали женщину. Ничто не может утешить мать, когда её ребёнок борется за жизнь, и скорее всего, проигрывает. *End* – Теперь ты настоящий врач, – мягко улыбнулась девушка со слегка розоватым румянцем на щеках. – Хотя и тогда ты уже был настоящим врачом. – Доктор Ли, – обратился Донук к блондину, чтобы тот продолжил доклад. – Кажется, то же самое я уже слышала очень давно, – улыбнулась вновь Сори, но в этом жесте пряталась боль. Боль утраты и бессмысленной борьбы с природой. – Срок 32 недели, жалобы на боли внизу живота, тянущие, режущие, разлитые. Температура тела 36,9, – смотря в листок проговаривал ординатор. – И самое важное, – посмотрел на парня врач, но тот лишь тупил взор, – беременная приезжает в приёмный покой, ты должен её осмотреть полностью, – добавил последнее слово с особой интонацией, – с зеркалами и проверить готовность к родам. Ты что…– выдохнул тяжело Ли. – Эти студенты только расстраивают меня, – приговаривал врач, устремляясь за стерильным набором. – Учись, в следующий раз – сам, – кинул через плечо он ординатору, от чего тот чуть ли не в припрыжку побежал за ним.***
Облачившись в хирургическое одеяние тёмно-зелёного цвета, Тэмин выдвинулся в холл. Много воспоминаний нахлынуло на него, ведь большую часть детства он проводил не на детских площадках, а именно здесь. – Так я менее хорош для этого места? – задал вопросу ординатору, что всё также заполняла бумажки, словно была кем-то наказана за проступок. – Этот цвет вам не идёт, – не поднимая взгляда, промолвила Ан. – Ты же в курсе, что я твой начальник? – недоброжелательность девушки поражала парня, потому что всегда все его любили и восхваляли. Сам же он никогда не смел вести себя пренебрежительно или же неуважительно по отношению к кому-либо. – Моих начальников так много, что я сбилась со счёту, – наконец-то удостоила его своим вниманием глаза в глаза. – Доктор Пак Чимин, – указала девушка на рассерженного Чимина, который отчитывает Хенджина за очередной косяк в истории болезни, – главный, любимый, несравненный, – все слова звучали так саркастично, что Ли улыбнулся, – доктор Ли Донук – новенький для меня гинеколог, – Тэ сразу же посмотрел на брюнета, что внимательно выслушивал жалобы беременной девушки, он казался очень сосредоточенным и внимательным, – доктор Пак Соджун – мой настоящий начальник, хирург, немного резковат, но он же хирург, ему прощается всё, – девушка указала ручкой на широкоплечего Соджуна, который внимательно прощупывал живот пожилой женщины. – Неужели в этом мире нет места для ещё одного врача? – парень улыбнулся. Он совершенно не выглядел начальником, куратором или кем-то вроде этого, скорее новым товарищем или старшим ординатором, но никак не наставником. – Я не люблю пластическую хирургию, – вывалила на него девушка, словно пытаясь оградить от себя надоедливого хирурга. – Я заставлю тебя её полюбить, – снова улыбка и яркие белоснежные зубы озарили девушку. «Еще и виниры, я вас умоляю» – проносится в голове Ан, которая так и видит перед собой шаблонного пластического хирурга: красавчик, идеально сложенный, опрятный, одет с иголочки, симметричные черты лица и ещё сделанные идеально белые зубы, аж тошнит. Пришлось следовать за ним. Настроение, конечно, у Ан было ни к чёрту, но неуважение и нахальство не входило в ряд её качеств. – Наша пациентка, – открывает дверь в смотровую Ли, пропуская девушку вперёд. – Ким Суа, 30 лет, двусторонняя мастэктомия с одномоментной установкой имплантов, – Тэмин довольно хмыкнул про себя, увидев изменившееся лицо девушки. – Опрос, анализы, ЭКГ. Жду тебя на ассистенцию, подготовься, доктор Ан, – после этих слов врач удалился из смотровой, оставляя женщину один на один с ординатором, которая готова была, скорее, заполнять бумажки весь день, чем выполнять его задание.***
Song/Stan/ Eminem ft Dido
Сидячая работа порой очень утомляет. Особенно, когда непрерывно наблюдаешь, как прогоняется кровь через аппарат, встречаясь с диализирующей жидкостью. «Скука» – заполняет каждую клеточку мысль Кан. – Доктор, всё, – слышится на периферии голос медсестры, обращенный к ординатору. Алёна неспешно встаёт, делая последние заметки в истории. Ощущение, будто длительное наказание подошло к концу и Добби свободен. Кан всегда славилась быстрой походкой, но не размашистыми шагами, преодолевая метры в коридорах больницы. Правда, сегодняшний день был исключением. Мина же нигде не было видно на горизонте. С его отсутствием пустеет и отделение, словно он сосредоточение всего в нём, центр – сердце. Кан также неспешно, как и её шаги, снимает халат, приглаживая рукава, кладёт его в шкафчик. Лёгкий вздох знаменует усталость девушки, который отдаёт нотами непонимания и тяжести мыслей. Кажется, что Алёна всегда выходит на улицу под свежий воздух. Верно? Но сегодня она вышла в загазованную зиму, лишь мороз придаёт этой атмосфере какую-то призрачную свежесть. Парковка опустела, осталось лишь пару машин дежурных врачей. Снова засиделась. Правда, не по своей вине, что удивительно. Внутри, что-то подсказывало, что за ней кто-то наблюдает, как и всегда, как и в каждый из таких дней. – Латте? – спрашивает, не поворачиваясь Кан. – Зелёный чай, – отвечает слегка с хрипотцой Мин. Врач поправил горловину пальто, протягивая стаканчик, на котором красуется надпись «самая красивая доктор Кан». – Подкуп? – читая надпись, пытается выдавить из себя улыбку, но проведенные пять часов в отделении гемодиализа дают о себе знать. В ответ врач лишь улыбнулся, как обычно увлекая девушку в сторону её дома. Такой выверенный и более привычный Юнги. Все движения выточенные и разученные, словно доведённые до автоматизма. – Не хочешь поговорить? – отпивает тёплый напиток девушка, поправляя сумку на плече. – О чём? – всё еще прибывает в мыслях, которые далеки от спутницы. – Что происходило в отделении гемодиализа? Я что-то делаю не так? Не так общаюсь с пациентами, ты чем-то разочарован? – это и правда очень волновало Кан, потому что она снова начала корить себя в непрофессионализме, дилетантстве и попросту студенческой неопытности в перевес с глупостью. Врач лишь смотрит куда-то вдаль, собирая все разрозненные мысли в единый и ровный поток слов. Со стороны, смотря на него, казалось, что он где-то далеко, в тысячи километров отсюда, теряясь и убегая от всего и всех. – Понимаешь, – начал Мин, неожиданно отрываясь от смеркающегося вида, – ты всё делаешь так, просто я должен быть строже. Я твой наставник, но, когда я смотрю на тебя, – оторвать взгляд было невозможно, глаза Кан словно разрывались на сотни зелёных светлячков, прожигая в Юнги дыру, – я не могу трезво думать. А там Мирэ, которая за год ушла в терминальную стадию почечной недостаточности в купе с неконтролируемым диабетом, а о чём думаю я? – спросил так громко и эмоционально, что девушка остановилась. – О твоих глазах, вот таких как сейчас, – указывает рукой на спутницу и тяжело выдыхает, оставляя за собой лишь дорожку подогретого воздуха в морозном ветре. Алёна робко подошла к врачу, полностью неуверенная в своих действиях. А стоит? Зачем? Но всё же кратко взяла мужскую ладонь, сплетая пальцы. – Тогда будь строгим, – проговорила тихо, но каждая буква донеслась отчётливо, не теряясь ни в одном звуке. Снова посмотрев со стороны, может показаться, что у каждого из них столько тараканов в голове, что эти двое никогда не найдут одну общую дорогу. Но правда в том, что только эта одна тропа может спасти их от самих себя.***
Многих интересует вопрос: чем заняты врачи, когда они не врачи? Нет, тайна здесь не о жизни после увольнения или смены рода профессии, нет. Дело тут в том, кто они такие, когда белые халаты висят не на плечах, а на вешалке, форма сидит не на ногах и торсе, а аккуратно сложена на верхней полке шкафчика в раздевалке. Ким Сокджин привык проводить время в весёлой компании. Понятие веселье для него было совершенно определено. Первая ссылка на слово «веселье» будет такой: «Веселье — одна из эмоций, веселое настроение, которое выражается в смехе, бесцельных движениях, общей подвижности (восклицаниях, хлопаниях в ладоши и т.п.)». Для Джина веселье – это хорошо проведённая ночь в компании с пьяной и шумной толпой приятелей, а в лучшем случае друзей, но самый верный вариант – одноночной бабочки, но не проститутки, как мог бы подумать читатель. Что же изменилось сегодня? Неужели ему хочется иного времяпрепровождения? – Джин, – кричит нескончаемый пьяный голос. – Выпей с нами, Джин, – поднятый бокал, замахивается над головой, мелькая в одну краткую секунду перед парнем. – Оставь свою смену в своей грёбаной больнице. Сказать, что у Джина было много приятелей и знакомых, то значит ничего не сказать. Дружелюбный, обаятельный и харизматичный парень был словно магнитом для шумных компаний, веселых вечеров и глупых пьяных выходок. – Та крошка запала на тебя, – доносится еще один голос другого приятеля. – Это не крошка, ты не видел Хван, вот кто настоящая крошка, – заливает в себя виски, словно пытаясь захлебнуться в нём, проливая часть мимо «кассы». – Такая маленькая, шустрая, с такими вот глазами, – максимально карикатурно показывает девушку, словно эта ребёнок лет пяти. – Может хоть на один день выйдешь из своей больницы? В море столько рыбы, – оглядывая всех особей женского пола, блондин пошло улыбнулся, немного шатаясь на месте. – Или так сильно запала твоя крошка Хван? – вторгается в разговор брюнет. Джин лишь делает залпом еще один глоток со словами. – Не неси пурги, в моём вкусе никогда не было бельчат с внешностью… – потерялся в потоке мыслей и позже добавил, – Просто вспомнил синоним слову крошка. Спустя пары выпитых шотов водки и текилы, ему захотелось покурить, растворяясь в сигаретном дыме, как в голове мелькнула фраза: «Не звони мне пьяным». Неужели вся причина попойки в такой банальной и старой как мир причине? Но тут же доносятся гудки. Один, два, три. Трубки не берёт. «Неужели и правда не возьмёт. После всего, что между нами было? – такие мысли пьяной девчонки только с поправкой на то, что это мысли пьяного Сокджина. – Ащщ», – только был уже готов сдаться после пятой попытки парень, как женский голос на том конце телефона пробивается в пьяный разум Кима: – Слушаю, – голос серьёзный и запыхавшийся. – Это я тебя слушаю, – явная возбужденность переходит в эмоциональный всплеск в голосе парня, – почему так долго не отвечаешь? – Ты звонишь мне пьяный? Опять? – нотки раздражения начинают нарастать в голосе Ан. – Я же просила. – Я пьяный из-за тебя, опять. Потому что ты запрещаешь тебе звонить, – структура речи потеряна, но всё же он не сдаётся. – Могу вызвать тебе платную алко-скорую, только прекрати мне звонить, – шикает девушка, словно чувствуя перегар парня на расстоянии. – Ты еще в больнице? – самый разумный вопрос от Кима за этот вечер. – Да, – кратко и сухо отвечает Ан, не понимая почему еще не бросила трубку. – Ты сегодня не дежуришь, а ну быстро домой. Желательно ко мне домой, – снова врывается пьяный говор Сокджина. – Еще чего хочешь? Может завтрак в постель и взбить перины на твой кровати, принцесса? – раздраженная, но похоже более располагающая к разговору Настя продолжает дивиться своей заинтересованности в такой бессмысленной беседе. – Хочу, чтобы ты забрала меня, а потом можно и всё остальное: и перину, и кровать, и тебя, – на последней фразе улыбнулся, словно представляя что-то приятное и тёплое, что не ушло и в интонации от девушки. – До свидания, Доктор Ким, – проговаривает Настя, невольно улыбаясь, но тут же коря себя за это. – Только о нём и мечтаю, – тихо шепчет и послушано кладёт трубку. Стало ли ему легче? Однозначно. Кажется, что Ким уже не представляет себя без её голоса, без возмущенного тона и осуждающего взгляда. Оказался в сетях своей же игры. Иронично.***
Song/ Diet Mountain Dew/Lana Del Rey
Торопыгой Дашу сложно назвать несмотря на то, что она постоянно крутится вокруг себя, пытаясь успеть всё и везде, при этом не прибавляя скорость ни на мельчащий сантиметр. Не знает почему именно эта мысль появилась в её голове, но словно потеряв крупицы здравого рассудка перед неизбежным поражением, она всё равно делает то, что делает. Один этаж, другой. За ним коридор, новый поворот, распахнутые двери палаты, кричащие пациенты, требующие замену капельницы и нового обезболивающего укола, в конце концов просто ужина. Резко открытая дверь ни капли не заставила, находящегося в ней врача, даже повести бровью, даже замедлить на краткий миг свои действия. Когда же Хван стала такой нервной и резкой? Она была тем человеком, который десять раз подумает прежде, чем что-то спросить, ворваться туда, где ей казалось не место и вообще непривычно и некомфортно. – Я знаю, – с тяжёлым вдохом начинает девушка свою, кажется, длительную речь, – вы считаете, что я не компетентна, глупа и не достойна вашего внимания, но пожалуйста скажите, что не во всём лежит вина на мне, скажите, где я ошиблась. Чимин с интересом наблюдал за меняющимися эмоциями на лице Хван, которая тщательно подбирала каждое сказанное слово. Его плечи стали расслабленными, а вены на руках перестали контрастировать с бледной кожей на фоне усиленной писчей работы. *FlashBack* Криками и стонами в отделении психиатрии никого не удивить. Порой казалось, когда там становилось слишком тихо, это предвещало беду или же неминуемое приближение чего-то по истине непредвиденного. – В этой богадельне есть хоть одно стоящее лекарство? – кричит молодой парень. Сильная ломка одолевает его, выкручивая каждую мышцу тела, заставляя болеть то, что, в принципе, болеть не может. Протяжный стон сопровождает каждое слово, каждый всплеск. Неминуемо молодой человек становится буйным, с огромной силой выдергивая руки, вырывая капельницу, швыряя бутылки с физиологическим растворами по палате, расплёскивая содержимое последнего на пол, и, конечно, сопровождая это покатистым смехом. – Доктор Чон, – обеспокоенный голос Хван с такими же обеспокоенными глазами устремляется на врача. – Диазепам, галоперидол и зафиксируете его уже, он же сейчас всё разнесёт здесь, – строгий голос врача уколол девушку сразу же. – Почему до сих пор этого не сделали? По-вашему, это алкаш в хирургии что ли? Он буйный, – нотки нервозности проскакивали, переживая за ситуацию. – Если я умру, – голос смешивается со смехом, отдаваясь в каждом углу коридора, – дайте обезболивающее, – проговаривает уже с более рассерженным лицом, хватаясь за живот. Пара минут, и он уже спокоен, зафиксирован, лекарства устремляются по назначению. Кровь с пола исчезла, рука перебинтована, капельница заменена. Кажется, что приступ должен быть купирован. Всего лишь психомоторное возбуждение наркомана. Ничего особенного. Сколько раз здесь такое происходило. Даша сидит на посту, мониторя коридор и изредка поглядывая на ранее буйного товарища. – Доктор, у него липкий пот, что-то бормочет и хватается за живот, – проговаривает медсестра, словно боясь кого-то разбудить, переходя на шёпот. – Не беспокойся, – слышится голос ранее не знакомого для неё мужчины, – поставь ему банку Теопентала натрия, – проговаривает басом. Высокий, но не излишне худой, достаточно молодой врач, но на бейджике можно разобрать «Кандидат медицинских наук». Значит ему можно верить, что и делает Хван. Но всё же какая-то обеспокоенная мысль не уходит из её головы, словно она что-то упускает. Пациент уже не буйствует. Спит спокойно. Девушка подходит ближе, долго всматриваясь в молодое, но обезображенное лицо, как последствие приёма наркотиков. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В какой-то момент Даша решает проверить общее состояние пациента и прощупать пульс, которые еле-еле ударяет в её пальцы. Кожа кажется слишком бледной, черты лица заострились ещё сильнее. Парень совсем не реагирует на прикосновения. Неужели такой глубокий сон? Как только она откидывает покрывало, то сразу же видит странные багровые полосы, которые следуют от боков к центру живота, напоминая что-то до боли знакомое. В простонародье это носит название «растяжки». Но пациент слишком молод и не имеет косметических дефектов, что можно было связать с резким похудением или еще чем-то. Прощупать живот кажется ей необходимым в данный момент. И какого было её удивление, когда он оказался таким тугим, словно камень. Все мышцы живота разом начали обороняться от её движений, а парень резко открыл глаза, демонстрируя огромный, даже, можно сказать, необъятный зрачок, что заполнил весь глаз. – Помоги мне, – лишь тихо шептал наркоман, но глаза говорили намного больше. Даша не была очень наблюдательной на лекциях, но часто вспоминала как Настя ей пересказывала интересные фразочки преподавателей с лекций. «У страха глаза велики» – сразу же всплыло в её голове. О чем же это? Говорят, наши зрачки сильно расширяются в двух случаях: от любви и от боли. *End****
Во всю развертывалась операционная в необычайной скорости. Многие любили экстренную хирургию за это. В одну минуту тебя дергают от твоего ужина, кровати, дел, чтобы начать спасть очередную жизнь на волоске. – Доктор Ким, доложите, – командует Соджун, обрабатывая руки спиртом. – Ван Сынгу, 21 год, перитониальные признаки положительные, наркотическая зависимость, – кратко сообщил Тэхен, облачаясь в операционной халат, при помощи медсестры. – Что говорят психиатры, доктор Ан? Как так вообще произошло? – лишь ловит испуганный взгляд девушки, которая перебирает мысли, и как бы не потеряться под этим строгим взором наставника. – Могу ошибаться, но у … – замешкалась девушка, подбирая слова. – Говори уже, – обрабатывает операционное поле Соджун. – Доктор Хван, сказала, что для неё очень подозрительны эти стрии, – указывает пальцем, не касаясь живота Ан, – возможно это гормональное и… – При чём тут гормональное и перитонит, Ан? Ты вообще думай, что говоришь, – кажется, разозлившись на слова студентки, жестом показал, что она должна занять место второго ассистента или как называли в таких случаях между собой студенты – «на подсосе». Какого же было удивление наставника, когда, зайдя в живот они увидели раздутую огромную кишечную петлю, которая так и стремилась вылезти в операционную рану на усладу глазам. – Токсический мегаколон? Не понимаю. Или же долихосигма? – громко рассуждает врач, попутно отдавая указ, чтобы включили отсос. Все в операционной задавались такими же вопросами, совершенно не понимая, что же произошло. В это время Чимин внимательно слушал девушку, которая в красках рассказывала весь осмотр и наблюдения, которые ей казались важными, но такими глупыми бы могли показаться ему. – Историю принесла? – лишь спросил врач. Внимательно рассматривая каждую закорючку, что была в папке, на первый взгляд и правда ничего подозрительного. Обычный наркоман с ломкой и, возможно, с галлюцинациями и всякой психиатрической требухой. – Что не так? – перевёл на неё серьезный взгляд. – У него стрии, багровые, знаете, что напомнило… – не успела договорить девушка, как они в один голос произнесли: – Синдром Иценко-Кушинга. На какое-то время между ними повисла тишина. Чимин впервые задумался, что вот сейчас она пришла и правда по делу, и вопросы не были глупыми, некомпетентными, ей правда нужна была помощь. А он, как хороший наставник, не мог просто отправить её читать учебник. Никогда бы не простил себе то, что однажды в ординатуре провернули на нём. – Но это не он, – проговорил Пак, внимательно ожидая реакции девушки, положив папку на свои колени и откинувшись на спинку стула. Был расслаблен, хотя ситуация не предполагала данного. – Не он, – повторила за ним, смотря куда-то сквозь врача. В её взгляде не было желания и мления перед ним как раньше. И, скорее, именно это заинтересовало Пака сейчас. – Доктор, – слышится голос, вторгнувшийся в такую уместную тишину ординаторской. Недолго думая, Пак протянул руку, чтобы анализы сразу же попали к нему в руки, хотя предназначались именно для Хван. Взгляд куратора менялся от строчки к строчке, то становился серьезнее, то приобретал мягкость. И как такую перемену могла уловить Хван? Было ли это от того, что она в него влюблена или же от того, что непомерно восхищалась его профессионализмом? – Посмотри, – улыбаясь проговорил Чимин, закидывая ногу на ногу. Даша с минуту изучала расширенные анализы. Конечно, её предположение с синдромом провалилось, как уже и сказал Пак. – Не понимаю, показатели в норме, – расстроенно проговорила она. – Ты ищешь не там, посмотри ещё раз, – перелистнул нужную страницу, слегка придвинулся к девушке, что сидела напротив. Возможно, в другой обстановке у неё бы подкосились ноги, но не сейчас. Долго всматривалась в анализы, как вдруг в глазах мелькнуло то самое. – Я…не понимаю, это что волчаночные нуклеары, серьезно? – глаза такие серьёзные и ошеломлённые, словно это такая редкость, что, и правда, не может быть в современных реалиях. – Системная красная волчанка, – проговорил Чимин. – Но не было ничего, никаких признаков, как? – схватилась за голову, снова смотря сквозь врача Хван. – Смотри, – щёлкает перед ней пальцами, завладевая взором, блистая проворными глазами, – не было кожных проявлений, но вы же в рот не заглянули, рентген грудной клетки не сделали, а у него там вся картина целиком, плюс анализы, да, слегка лейкопения, слегка тромбоцитопения, но, – резко выдал и снова облокотился назад: – он же наркоман, да? – Да, – охреневая, но всё же отвечая, говорит Даша. – Наркотики заглушают боль, эйфория, все дела. Он, скорее всего, сам отменил себе преднизолон, вот откуда у него стрии. Сама знаешь, побочка там хорошая, – поднимая брови, как бы намекая на тошноту, рвоту, и тому подобное. – Скорее всего, ещё на цитостатиках сидел. А там, – указывает на дверь Чимин, словно заставляя Дашу наблюдать за каждым движением и поворотом тела, – я уверен, что токсический мегаколон с махровым перитонитом. – Пиздец, – вырвалось из уст девушки, ощущая себя в капкане недостаточности знаний. – Это очень сложный случай, но если он выживет, то это будет чудо, – с лёгкой улыбкой говорит Пак, но больше улыбается он на реакцию и меняющееся лицо Хван. – Ты виновата в том, что не опытна и юна, только в этом ты и виновата, – зрительный контакт и правда убедил её в этом. Хоть это и было чистой правдой, но всё же легче Даше не стало. Длительность операции никто не мог предугадать. В этом и хороша экстренная хирургия. Хороша ли? Вопрос спорный. Где-то ближе к середине в операционную залетает медсестра с округлёнными глазами. – Что такое, Соха? – не поднимая головы, спрашивает Соджун, зарываясь в кишки по самое не балуйся. – ВИЧ-плюс, – на этих словах все, кто были в непосредственном контакте с кровью переглянулись, задерживая ком в горле. – Спирт на руки, еще одни перчатки и щитки на глаза, – скомандовал врач, не поведя ни одним мускулом. Пугаются ли врачи, когда такое происходит? Однозначно. Но никогда не подадут виду, особенно, когда их задача придавать сил юным и еще не окрепшим ординаром на пути становления в настоящих врачей. Оставшаяся часть операции прошла безболезненно. Никаких эксцессов. Давление пациент держал плохо. Анестезиолог изрядно работал, с наркоманами всегда сложно подобрать нужную дозировку и качественно провести наркоз. – Всем спасибо, коллеги, – ознаменовал окончание операции Пак Соджун. По-тихоньку операционная начала пустеть, теряя свой шарм и азарт опасности и адреналина. Тэхен неспешно снимал хирургический халат, щиток, не задевая загрязнённые места кровью, чтобы ненароком не иметь возможность удариться в трехкомпонентную противовирусную терапию. Как только необходимо было снять, так сказать, нижний слой перчаток, парень поразился, что внутри них оказалась кровь. Нет, он не перевернул их не так или не почерпнул из лужицы с пола. Эта была его кровь. А это означало одно: он порезался во время операции, получая контакт от ВИЧ-инфицированного пациента. Что чувствует он в данный момент? Словно весь мир против него. – Тэхен, не говори, что это… – заботливый и тихий голос Ан раздаётся прям перед его лицом. – Моё… – проговаривает он и добавляет: – и ты не говори, – карие глаза преисполнились серьёзностью и сожалением? Определённо сожалением. В один миг он остался один на один со своими мыслями, словно все его оставили, как почувствовал, что что-то интенсивно вытирают в его руку, словно пытаясь содрать кожу. – Что ты делаешь? – спрашивает кудрявый ординатор. – Обрабатываю твою руку 70% спиртом, предварительно промыв проточной водой, – девушка готова была вылить ему весь флакон в руку, чтобы только не видеть, как некогда весёлые и добрые глаза тухнут под тяжестью сурового мира. – Ты не обязана, – говорит, но не останавливает Ан. – Кто-то же должен, – эти слова застрянут в его голове еще на достаточно долгое время.