***
– Дрянной кофе. Неужели мы всегда будем пить эти помои? – раздраженно тянет Сокджин, опираясь о стену в холле приемного отделения, наблюдая за тем как слетаются студенты на дежурную смену в больницу. – Эх, девчонки. Выходной, а вы всё трудитесь и трудитесь, – продолжает он, осматривая каждую ординаторшу с головы до ног, прицениваясь словно в магазине. – Ты неисправим, – раздается соседний голос. – Поэтому она тебя и динамит, – протяжно мычит Юнги, лениво всматриваясь вдаль, как вдруг замечает предмет своего патруля. – Твоя бежит, – толкает его в плечо, ехидно улыбаясь. – Одна? – рассматривая за её плечом наличие людей. Алёна спешно перебирает ногами, то ли боясь опоздать, то ли на взводе, каждый раз, когда на периметре мелькает Мин. – Привет, – поправляет воротник халата, обращаясь к врачам. Она должна быть идеальна, с иголочки, соответствовать. – Привет, красотка, ты сегодня одна? – облокачивается на кофемашину локтем Сокджин, и, оперявшись кулаком о собственный висок, рассматривает зеленые глаза Кан. – Сокджин! – резко выдает Юнги, и злоба мелькает в его глазах. Последнее время он готов сорваться с любого слова, который тот говорит в сторону Алёны и вообще на любого, кто с ней говорит. – Успокойся, – шепчет ему на ухо, вновь разворачиваясь с улыбкой. – Ну так, где твои подружки? – наконец выдает цель своих телодвижений. – У них выходной, – отвечает Алёна, замечая серьезно лицо Юнги и переводит взгляд на Сокджина. – У тебя тоже, но ты здесь, – указывает на нее пальцем и щурит глаза. – Почему? – Потому что доктор Мин попросил ему помочь с приемом, – отвечает девушка, делая шаг в сторону Юнги. Тот явно сильно напряжён. До сих пор. – Ну раз Юнги… – делает паузу и добавляет: – ША попросил. Я бы тоже пошел. Знаешь, – шепчет ей на ухо, – он такой галантный и квартира в центре города. Бери пока горяченький. В буквальном смысле. Горячий, – проговаривает по слогам и указывает на друга, который готов дать ему подзатыльник с ноги прямо сейчас. Джин без подколов не Джин. Он давно начал замечать телодвижения со стороны Мина по отношению к Кан. Его политика – живи одним днем и радуйся жизни. Привязанность – это очень скучно. Поэтому каждый раз, когда кто-то из его друзей влюблялся, он не упускал момента напомнить про свою жизненную позицию и подколоть их. Но не учитывал одно НО, что его правило не работает на все сто процентов. Абсолютной статистики нет. Всегда будут два-три процента, которые перевернут твой мир с ног на голову, и ты уже никогда не будешь прежним.***
Чудесный и морозный сеульский воздух бьет в лицо девушек, которые прогуливаются по городу на пути к месту назначения их «свидания». – После катка мы же поедим? – заглядывает в глаз Ан, словно маленький щеночек, Даша. – Какое свидание без ужина, а точнее обеда, в ресторане? – усмехается Настя, продолжая свой путь и оглядываясь по сторонам. – Сегодня так свежо и красиво. Вокруг деревья припорошило снегом, который застыл на ветвях, словно в сказке. И казалось одно дуновение ветра, и эта сказка исчезнет. По улице лениво проходили люди, сверкая яркими улыбками в ранее предобеденное время. Парочки выбирали парные вещи, вокруг пестрили киоски с валентинками, даже умудрялись продавать цветы в такой мороз. – Подснежники для прекрасной дамы, – раздавалось из толпы. Где-то прослеживался лёд на дороге, что мог вызвать опасную ситуацию. Но от этого выигрывали дети, который хотели проехаться по нему на тротуаре. Этим же хотела заняться и Хван. – Вези меня! – дала руку Ан и со скоростью проехалась по отрезку льда. – Как в детстве – поправила шапку с бомбошкой и продолжила своё следование за подругой. Волосы обдало морозом, но не заморозило как это бывало в холодные дни в России. Но именно по этим ощущениям они скучали: по легкому румянцу на щеках, по бегающим мурашкам от холода под варежками и по огромным сугробам под окнами, со свисающими сосульками с крыши до самого асфальта. – Думаю, там можно взять коньки, – сказала Даша, указывая на небольшой закуток, где какая-то девушка вышла с коньками и отправилась в раздевалку. Некоторое время подруги стояли в очереди. По дороге к катку они встретили лишь пару людей, но здесь оказалась целая очередь, как в день распродаж. Маленькими движениями наконец-то девушки добились своего. Две пары коньков не первой белизны, но зато с острыми лезвиями, которые проблёскивали в лучах солнца, красовались в их руках. – Затянуть и потуже, – приговаривала Ан, – иначе ты выбьешь себе голеностопный сустав. – Думала, что моя мама звонила мне вчера, – хитро посмотрела на нее подруга, – а нет, ты видимо всегда здесь была, – завязала последний бантик на коньках Даша и встала, даже не теряя равновесия, как это происходило обычно. – Если после моей прокатки меня не позовут на ледовое шоу, то я такой скандал учиню, – поправляет шапку Хван и сильно сжимает руку Насти, чтобы ровно идти на пути к открытому катку. Плюс открытых катков в том, что ты можешь вдыхать морозный ветер, при этом всегда находясь в движении, и наблюдать красоту, которую устроила природа, прямо перед собой. Было бы совсем грустно, если в такой день не будет играть музыка. Но, конечно, все темы из «Титаника», песни про любовь и очень медленные композиции, словно вы в шоу на льду, где разворачивается любовная драма главных героев. Всё было сделано для того, чтобы еще больше романтизировать этот день. Рассекая лёд, Настя поглядывала на Дашу, которая после пары кругов держания за борт наконец отцепилась и делала уверенные шаги. Материнское сердце Ан трепетало, но в меру. – Давай, кулёма! – подхватила её под руки, увлекая за собой. – Нет! – резко начала махать руками Хван. – Туда не едем, не в коем случае. – Почему? – притормозила Настя и не понимающе посмотрела на Дашу. Та лишь начала пытаться ехать задом, что выглядело очень забавно и неуклюже. Ан, не оглядываясь по сторонам стала делать то же самое, смеясь и хоть слово пытаясь вставить в непонятный лепет Даши, который она бубнила себе под нос. Хван почувствовала пронзительное давление со стороны спины и упала вперед на лёд, зацепляясь зубцами за последний, рассоединяя руку с подругой, которая уверенно корректировала её движения. – Какого черта? – послышался знакомый голос Насти, которая так же упала вслед за Дашей. Неминуемо вокруг них начал разлетаться лёд, создавая своеобразные волны, клубом преграждая вид так, что, кажется, стружки снега попали в глаза и рот. Лица были похожи на снежный ком. Послышался пронзительный крик, который оглушил Настю и рядом находящихся отдыхающих. Она огляделась по сторонам. Никакого клуба из снега, стружек и тому подобного, лишь кричащая Даша, с разорванной штаниной из которой струилась алая кровь. – Твою мать! – вырывается с губ девушки. – Больно! – пытается зажать ногу Даша, но кровь продолжает струиться. Настя подползает к ней, совершенно забыв где они, и что она в коньках. Глаза её расширяются от неожиданности поворота событий. На секунду подруга замирает, вглядываясь в алую кровь, что заполнила лёд подле Даши. – Вызовите скорую. Девушка ранена, – раздается из толпы, которая лишь глазеет на двух девушек, закрывая детям глаза и охая со всех сторон. – Здесь есть врач? У девушки идет кровь! Настя стягивает с себя шарф, запутываясь в куртке, которая напоминала капусту с миллионами отсеков, карманов и чего только еще. Даша чувствует, как выше её раны, перетягивается шарф, сильные руки сжимают так, что она уверенна в том, что её нога полностью обескровлена даже там, где и должна быть кровь. Спустя пару минут Хван поднимает глаза и встречается со знакомым взглядом. – Я думал, ты говорила, что не умеешь кататься, – произносит Намджун, затягивая импровизированный жгут на её ноге. – Я вызвал скорую, поедем к нам, – заявляет Соджун, – вот и отдохнули.***
Валентин был достаточно кровавым человеком. По крайне мере, так теперь думает Даша, которая едет в скорой с тремя хирургами. – Поэтому я тебе говорил не меняться сменой, – обращается Соджун к своей подопечной. – Доктор Пак, у меня и так смены подряд стояли, когда мне еще брать? – раздаётся возмущенный голос девушки. Даша откидывается на каталку и чувствует пульсацию, которая раздаётся по всему телу. Взгляд спускается вниз и видит окровавленную одежду, каталку, пол в машине. «Это страшный сон. Мне всё это снится». – Не переживай, всё будет нормально, – спокойный голос Намджуна, который и вправду заставляет верить, что всё будет хорошо. Машина как по щелчку оказывается в «любимой» больнице, из которой они так отчаянно пытались сбежать, чтобы хоть немного заняться чем-то другим, кроме выписок, историй болезни и вечных лент ЭКГ. – Еще одна скорая, – раздается голос медсестры, которая встречает каталку с двумя врачами по обе стороны от неё. На неё с усилиями укладывают Хван, уверенную, что рана неглубокая, а лужи крови – это вообще не про её честь. – Может обойдется без швов? – наивно заглядывает в глаза подруги Даша. Настя устремляет взгляд на перевязанную ногу жгутом, разорванную штанину, которая полностью пропитана кровью, и оставляла после себя такие же следы. – Навряд ли, рыжик, – гладит её по плечу, после чего Хван откидывается на спину, закрывая глаза с мыслями: «Это всё не со мной». Оказавшись в центре приёмного отделения, Соджун начал командовать о подготовке операционной и снимать верхнюю одежду, принимая стерильный халат. Джун лишь с сожалением и трепетом смотрел на девушку, которая с усилием жмурила глаза, пытаясь успокоиться. – Вызови дежурного терапевта, – заявляет строгий голос Пак Соджуна. – Вы же решили в операционную, тогда зачем вам дежурный терапевт? – непонимающе берет трубку стационарного телефона постовая медсестра. – Её осмотреть. Нам не до этого, – указал на свою студентку и сурово посмотрел на нее, увлекая за собой Намджуна в процессе обсуждения дальнейшей тактики. Пак Чимин непривычно чувствует себя в отделении реанимации. Не то, что бы он так редко здесь бывает. Скорее всего он сюда приходит лишь на минуту и сразу испаряется, не успевая впитать в себя аромат реанимации и её нотки, которые негласно чувствуются в воздухе, приковывая малейшее дыхание смерти к своему шлейфу. Его отвлекает всё. Звук аппарата ИВЛ, писк монитора раз в пол часа, непонятные звуки ветра, падающие флаконы из рук новеньких медсестер. Всё выводит его из равновесия. – Фул хаус! – прорезается через думу в уши Паку. – Ты проиграл. Чимин оглядывается по сторонам и смотрит на свои неудачные карты. Игры единственное, что могло отвлечь их от скуки в такие смены. Обычно в праздники большой наплыв пациентов, но не сегодня. – Да? – отвечает на звонок Джин. – Дежурного терапевта в отделение, пожалуйста, – раздается приятный женский голос. Чимин вопросительно смотрит на друга, ожидая услышать ответ на немой вопрос. – Дежурного терапевта в приёмник, – потирает довольно ладоши Ким, как замечает, что Пак ехидно скалиться. – Теперь ты дежурный терапевт. Выиграл, но проиграл. Только ты так можешь, – покатисто смеется Чи, в то время, когда за его спиной раздается голос анестезистки, которая предстала во всем обмундировании: маленькая коробочка с необходимыми лекарствами, иглами, шприцами, перчатками и тонкая точеная фигура самой персоны, которая не может остаться без внимания со стороны врачей. – Доктор Ким, в операционную, – заглядывает в открытую дверь ординаторской. – Сегодня твоим доктором Кимом будет доктор Пак, – довольно смотрит на друга Ким. – Туше, my dear friend.***
Джин вальяжно спускается по лестнице никуда не торопясь. В его понимании терапия в принципе не такая срочная, чтобы он прибавил даже пару метров к своей скорости. Полупустой холл оглушает своей тишиной, за исключением раздающихся звонков о готовности анализов крови, мочи и другого клинического минимума для поступающих пациентов. – Нам нужен терапевт, а не реаниматолог, – не дает начать речь врачу, оговаривает его медсестра. – Ты слишком юна, чтобы мне указывать, – смотрит на бейджик и продолжает: – малышка. Где мой пациент? Девушка одергивается и лишь указывает рукой на недалеко находящуюся штору, за которой и сидит причина его спуска с Олимпа. – На что жалуемся? – натягивает перчатки, любезно предоставленные медсестрой, опустив глаза вниз, устремляясь на свои руки, обтянутые латексом. Немного погодя Джин поднимает глаза и встречается взглядом с пациенткой. – Никаких, но доктор Пак настоял, – сложила руки на коленях Ан и внимательно наблюдала за удивленным Джином. Он рассматривал фигуру, которая сидела перед ним. От девушки максимально веяло зимней атмосферой. Тёплая, пышная куртка, которая превращала её в снеговика, такая же тёмная шапка, из которой совсем чуть-чуть показывались такие же тёмные волосы и ярко карие глаза, от которых он никак не мог оторвать взгляд какое-то время. Совершенно голая шея, которая вызывала диссонанс во всей картине. Но внимание его привлекла кровь на штанине девушки, руки также до конца не оттерлись от неё. Кто бы мог подумать, что перекись может закончится в скорой. – У тебя идёт кровь? – подошел, ближе осматривая уже ногу Джин. – Нет, – отдернула её Ан, – это не моё, – поправила задранную штанину, из которой торчали нитки, видимо конек задел и её. Девушка начала расстегивать куртку, оглушая скрипом всё пространство вокруг. После того как Настя сняла шапку, Джин резко подошел к ней и неожиданно схватив за затылок одной рукой, чуть оттягивая другой рукой голову назад. – Шею хочешь сломать? – шикает на него возмущенная девушка, хватаясь за руки врача. – Надо наложить швы, – рассматривает порез прямо у края роста волос на голове, трогая рану и тут же наблюдает реакцию девушки. – Никаких швов, нам привезли стрипы. Посмотри в том ящике, – вырываясь из мёртвой хватки Сокджина, долго смотрит ему в глаза и указывает ими на ящик, как только врач приходит в реальный мир. – Что случилось? Неудачное свидание? – начал обрабатывать рану Ким, аккуратно дотрагиваясь до её краев, подувая на неё, словно перед ним маленький капризный ребёнок. – Можно и так сказать, – как только девушка произнесла это вслух, Сокджин резко перевел на неё взгляд. Было сложно его прочитать, но ответ явно его не порадовал. – И кто он? – как всегда в лоб спрашивает Ким, не сводя глаз с предмета своей работы, то есть раны на голове девушки. – Суровый, жесткий, – протягивает девушка, а у Джина замирает ком в горле, – холодный сеульский лёд на катке в парке, – еле сдерживает смех, потому что видит, как желваки ходят ходуном у врача от каждого её слова. – И? – нетерпеливо продолжает наседать Ким, полностью убрав инструменты и наложив стрипы, переведя взгляд на Ан. Девушка лишь молча улыбается, снова выводя его из себя оглушающей тишиной, как вдруг резко вцепляется в плечо врача. Её глаза казались такими черными из-за расширенных зрачков, а с губ лишь сорвался еле слышный писк. – Что? – удивленно посмотрел на руку обеспокоенный Джин. – Нога. Не чувствую. Точнее чувствую, – сбивчиво говорит Ан с частым дыханием, – боль ужасная. Она словно камень, – Ким удивлённо смотрит на неё, как будто отключившись на какое-то время. – Сделай что-нибудь, Джин! – повышает голос, вытаскивая его из своих мыслей и сжимая плечо еще сильнее. Последнее время он часто уходит в себя. Ким поднял штанину девушки, которая от резкого движения порвалась по шву с чётким звуком. Прощупав икроножную мышцу он и правда ощутил словно каменное окоченение, она была очень сильно напряжена и спазмирована. – Ногой можешь шевелить? – строго спросил врач. – Нет, – еле сдерживается, чтобы не ударить каталку в попытке хоть как-то выплеснуть боль. – Ягодица или бедро? – спрашивает быстро, что еле-еле удается разобрать речь. – Что? – Немного отвлекается от ситуации Ан и непонимающе смотрит на врача. – Не тупи, – слегка улыбается Ким, развернувшись к ящику и доставая ампулу с реланиумом. – Ягодица, – отвечает девушка и медленно переваливается на бок, чтобы не совершать лишних движений и не провоцировать боль еще сильнее. Ким набрал лекарство в шприц и показательно выпустил воздух из него. Своим телом он прижал ту часть ног девушки, чтобы была ближе к краю каталки, давая ей опору. Незамедлительно врач совершил нехитрую обработку кожи и уколол по всем правилам. Игла не очень глубоко, но и не поверхностно, под прямым углом, словно дротик, быстро и безболезненно. – И давно это реаниматологи сами делают внутримышечные уколы? – разворачивается на спину, складывая руки на груди в облегчении, ожидая действия лекарства. – Я не мог упустить такой шанс, – многозначительно смотрит на девушку, не скрывая явной улыбки. – Придурок, – пытается ударить врача, но не дотягивается. – Таких свиданий у меня еще не было, – запрокидывает голову назад и с улыбкой смотрит на девушку. – Это не свидание! – пытается повернуться, но лишь чувствует пронзительную боль в ноге. Поторопилась. – Свидание, – улыбается еще шире, наблюдая как та показательно закатывает глаза и закрывает лицо шапкой.***
Даша внимательно рассматривает белоснежный потолок операционной, как вдруг резко зажигается лампа над её головой, полностью ослепляя. «Я умерла и попала в рай?» – первое, что крутиться на её языке. Неожиданно перед ней возникает лицо Пак Чимина. – «Нет, видимо это ад» – чуть не говорит это вслух. Лицо конечно красивое, но лишь до того момента, пока он не откроет рот. – Ты даже в свой выходной умудряешься косячить, – резко выдает, как будто подготовленное ехидное высказывание. – Долго думали над фразой? – не сдерживается Хван, потому что ей нужен был хотя бы день без токсичности Чимина. – Будешь плохо вести себя, и я тебе сделаю кетамин, который тебе такой отходняк устроит, – завыл Пак показательно, чтобы напугать девушку. Мало того, что Даша с ума сходила, что с ней будут что-то делать, тем более всякими зажимами, иглами и чем там еще, так теперь и ехидный Пак, который не упускает возможность напомнить про все её промахи. – Дома не сиделось? – спрашивает, огрызаясь Чимин. – Могли бы и посочувствовать или хотя бы просто молча всё сделать. И вообще почему ты здесь? – наконец осознает абсурдность появления Пака в операционной. – Джину проиграл желание. Теперь я здесь. Ты не ответила на вопрос, – переглядывается с медсестрой, и та уходит из операционной, оставляя их одних. – Может мне еще надо было ждать тебя как послушная собачка? – выпаливает Хван. Она бы встала и ушла, если бы не одно НО в виде кровавой проблемы. – Именно так. Ты же этого хотела. Пак Чимина, – громко произносит, смотря девушке в глаза, на что она закрывает их, давя в себе слёзы. Нижняя губа дёрнулась, еще немного и она сорвется. В одно мгновение раздаются различные голоса и неожиданное тепло разливается по груди Хван. – Лекарство пошло, сейчас будет покалывание, – как на автомате говорит Чимин, даже не смотря на девушку. – Ты уколол? – заглядывает Намджун, сверкая улыбающимися глазами и вдруг замирает в дверном проходе, наблюдая раскрасневшуюся Хван. Он быстро подходит к ней и бережно берет за руку, по которой не течет лекарство в вену. – Не переживай. Я не просто кардиохирург, думаю справлюсь с твоей ногой, – улыбается и медленно поглаживает кисть девушку, прощупывая пульс. «Частый» – думает он. – «Сейчас успокоится. Обычно всегда срабатывает». – Надеюсь она будет не похожа на родственницу Франкенштейна, – улыбается Даша, а внутри всё рвётся на части. Хочется сбежать отсюда и просто лежать калачиком на коленях подруг. – Обещаю, – в последний раз улыбается Джун, и Хван погружается в глубокий сон внутривенного наркоза. Там уж точно её никакой Чимин не достанет. – Когда ты откроешь глаза, первое, что увидишь – это будет моё лицо в этой же маске, – улыбается Ким и завязывает последние вязки маски, отпуская руку девушки, которая ушла в глубокий сон. Произнес он это еле слышно, надеясь, что сказал это не вслух. – Можно, – обращается Чимин к Соджуну, который во все оружие тянет руки к операционной ране. «Свет. Скальпель. Отсос».***
Алёна внимательно заполняла карты на маленьких пациентов, не отрывая взгляда от результатов анализов. При этом девушка чувствует пристальный взгляд со стороны. Мин же долгое время не мог сосредоточиться и постоянно отвлекался от приёма пациентов. – Доктор Мин, – окрикивает его обеспокоенная мамочка, внимательно смотря в глаза врача. – Что-то не так? – Всё хорошо, – выходит из своей думы Юнги, возвращаюсь на орбиту амбулаторного приема или по-простому, поликлиники. – Купите эти капли и эти таблетки, – протягивает листок с назначением и улыбаясь продолжает, – жду на приём в среду. – Это был последний? – спрашивает Алёна, закончив бумажную работу и потянувшись на стуле. – Да. Теперь молимся, чтобы приёмник не сходил с ума, – улыбается Мин, не зная куда деть руки. Ведет себя как самый настоящий мальчишка, хотя ему давно не пятнадцать. – Думаю, здесь будет больше тех, кто захотел покататься на коньках и ударился головой о борт, – дала своё экспертное заключение Кан, выходя из кабинета вслед за врачом. – Или… – Кстати о коньках, – перебивает, как только она намеривалась продолжить, – это не Настя там с разодранной штаниной в крови на каталке? – указывает на девушку, что смеется над остротами Джина, который никак не может уйти из приёмного покоя. Его пациентка лишь отлеживается и через какое-то время может идти домой самостоятельно, что не требует его пристального присмотра. Юнги с Алёной, приближаясь к коллегам, слышат лишь отголоски их споров по поводу эпидуральной анестезии при родах. Как всегда, живое обсуждение. – Какие люди, – разворачивается Сокджин завидев «парочку». – Это что двойное свидание? – смеется, переводя взгляд на Ан, которая неодобрительно шикает на него. – Мы на дежурстве, если ты не забыл, или... – добавляет Мин, – ординаторши так сильно вскружили тебе голову? Джин перестает смеяться над своими остротами и чувствует напряжение в воздухе со стороны Юнги и, не найдя ничего лучше, выпаливает: – Не так, как тебя эта милая особа, – стреляет глазами в сторону Кан, и тишина виснет в воздухе, заставляя смутиться всех присутствующих, как вдруг звонок со стороны лифта прерывает затянувшуюся паузу. Чимин всю операцию как на иголках сидел. И это вовсе не от того, что анестезиология для него как балет для борца. Его глаза не сводили взора с монитора, что регистрировал показания сердечной деятельности, уровень кислорода и углекислого газа в крови. Он с точностью до миллилитра рассчитал дозировку на массу девушки, которую знал лучше, чем свои пять пальцев. Рост, вес, группу крови и то, что она катается на коньках чуть лучше трехлетнего ребенка и до смерти боится любых операций, вмешательств, не говоря уже о анестезии, после которой: «А вдруг я не проснусь?». Он никогда не признает, что всё это знает, не потому что девушка не умолкает рядом с ним ни на секунду, а потому что ему и правда она интересна. Даже себе он не может в этом признаться. Пак не доверяет аппаратам, которые автоматические измеряют давление, поэтому предпочитает это делать сам. «Твои уши тебя никогда не обманут». Его бесил факт, что Даша стала слишком свободолюбива. Маска диктатора и тирана порой не просто маска. Он сходил с ума от бешенства, что девушка попала в такую глупую ситуацию, еще и в его смену, когда тот проиграл Джину дежурство в реанимации. Только с ней могло такое произойти. «Неужели нельзя просто спокойно провести свой выходной и не искать приключений на жопу?». – Ты еще здесь? – кричит Чимин с другого края приемника. – Мы закончили, но вести послеоперационных будешь сам. Я на это не подписывался! – приближается к компании и в недоумении смотрит на Ан. – А с тобой что? Тоже хочешь на стол? – Мечтаю до потери пульса, – отвечает девушка, приподнимаясь на каталке, но в ноге еще имеются отголоски мышечного напряжения. – Ты не шути так. Сегодня он тебя будет реанимировать, – указывает Ким на Пака и улыбается во весь ряд белоснежных зубов. Алёна лишь вертит головой на собеседников, пытаясь вникнуть в суть происходящего. – Что вообще здесь происходит? – раздается вопрос Кан, среди веселящихся врачей. – Твои подружки решили покататься, и какой-то парень рассек одной ногу, а другую ударил о борт. Всё верно? – переводит свой взор на Джина. – Могла бы получше следить за ними, а не бегать на свиданки, – пронзительно смотрит на Юнги, не меняясь в лице. Ему хотелось отчитать всех вокруг, как будто они виноваты во всём произошедшем. Легче искать виноватых во всём, лишь бы не принимать то, что ты чувствуешь, и, конечно, выплёскивать свою агрессию на других. Именно так всегда поступал Пак Чимин.***
– Я не люблю, когда меня жалеют, – слегка приглушенный мужской голос озаряет пустеющий коридор СПИД-центра. – Если бы я была кореянкой, то уже давно состроила это ваше жалостливое «оппа», но ты не дождешься этого, потому что именно тогда я буду тебя жалеть, – проговаривает девушка, смотря в карие глаза Кима и читает в них облегчение после сказанной фразы. Ожидание – самое ужасное наказание, которое мог придумать мир для этих двоих. – Прошу вас, – выходит девушка из-за стойки регистрации, обращаясь к паре молодых врачей, но все же ей это знать необязательно. Полная анонимность – то из-за чего они приехали сюда в такую рань. – А вы кем приходитесь? – спрашивает сотрудница, намекая на интимность всего происходящего. – Мы пара, безумно беспокоюсь за своего мишку, – выдавила из себя улыбку девушка, прекрасно понимая, что, если бы не она, то Ким Тэхен навряд ли бы даже решился записаться не приём. По крайне мере не так быстро. – Да, – в ответ Ким сжал руку девушки, явно переживая, что сам точно не готов вынести всё это в одиночку. Следовать за сотрудницей было не так утомительно. Просторный кабинет, который предстает перед Ким и Ан, заставляет сердца обоих биться быстрее из-за волнения. Руки, что впились друг в друга, начали изрядно потеть, но одергивать их они не спешили. – Присаживайтесь, ознакомьтесь, – статный мужчина в очках протягивает брошюру парню, который присаживается на стул напротив. – Думаю, после прочитанного вас слегка напугает ряд вещей, но всё же пока ничего нельзя знать наверняка, – врач центра был достаточно тактичным и вежливым, окидывая взглядом парочку. – Могу я задать пару вопросов? – Да, – сухо отвечает Ким. – Был ли у вас незащищённый половой акт? – спрашивает и сразу же устремляет глаза на девушку, что разглядывает плакаты на стене и стенд в форме вируса. Мужчина совершенно не подозревает, что ему скажет Тэ и что из этого будет истинной правдой. – Был, – проговаривает также сухо, словно пряча глаза. Ненавидит врать, но всё же не может сказать, что он врач-ординатор, порезавшийся на операции. Но почему? Скорее всего слишком много ударов для того, чтобы еще какой-то мужик в очках начал жалеть бедненького «мальчика». – Я бы тоже хотела провериться, – влетает в разговор девушка, сжимая плечи парня. – Свободные отношения — это так свежо, но всё же мы любим друг друга и пройдём это вместе, – не знала она насколько это выглядит правдиво, но напряженные мышцы Тэхена можно было почувствовать даже через плотное одеяние парня. – Да, конечно, – проговаривает мужчина и делает необходимые пометки в листке назначения, – здесь этого не написано, но инкубационной период может быть до полугода и даже больше, – врач поднимает глаза на пару, что слегка переглядывается. – Это всё понятно, но… – не договаривает Ан, как за неё продолжает Тэ: – Мы читали про антиген р24, мы готовы заплатить, – с серьезным видом, но слегка металлическим оттенком в нем, говорит Тэхен. – Мы не хотим ждать полгода, мы готовы пройти курс противовирусной терапии, – добавила Ан, кладя руку на плечо своего «парня». – Вы хорошо подкованы, – улыбнулся врач, комкая листок с направлением на анализ, – но не считаете, что пить такие лекарство только из-за незащищенного секса слишком, – откашлялся врач, – экстремально? – Это был не просто незащищенный секс, мы уверены, что хотим этого, – Тэхен сильнее сжал руку девушки, которая в ответ кивнула на мужчину. – Тогда возьмём анализ и повторный через две недели, сейчас я распишу, что вам нужно пить, – серьезный и статный врач указал молодым людям на дверь, чтобы те дождались его. Недолгие процедуры, но такие неприятные. Ощущение иглы в вене не прельщало ни Тэ, ни Настю, но, кажется именно это их сплотило еще больше, чем раньше. На выходе из больницы Ким, посмотрев на время, спросил интересующий его всё это время вопрос: – Зачем ты это сделала? Она долго смотрела на него и только спустя какое-то время выдала: – Сделала что? Девушка пыталась создать между ними всё же некую атмосферу лёгкости, хоть в жизни Ким Тэхена не было ничего лёгкого. – Кровь. Зачем ты её сдала? Зачем ты вообще всё это делаешь? Мы же никто друг другу, – парень поражался этой новой грани девушки, которую никогда не замечал. Они были приятелями, даже нет, просто знакомыми, но сейчас стали ближе, чем многие за долгие годы общения. – Я думала, ты меня любишь, – посмеялась в ответ девушка и тут же добавила, замечая серьезный взгляд кудрявого парня, – чтобы тебе поверили в твою теорию незащищённого секса. Ты такой бэд бой, – снова улыбнулась Ан, толкая парня в плечо. Похоже именно это и нравилось в ней Киму – лёгкость и непринуждённость. Кажется, что они всю жизнь знакомы. Если закрыть глаза и представить дом, то она бы с лёгкостью вписалась в те самые вечера, когда госпожа Ким ждала Чонгука и Тэхена на ужин, чтобы позже сыграть в маджонг или разгадать парочку кроссвордов под шум телепередач на ТВ. Однозначно в ней было что-то родное. – Спасибо, – тихо выдал тот, потирая место, откуда недавно была взята кровь на анализ.***
Song/ Весна/ Гуцул
Тяжело хранить в себе тёплые и трепетные чувства, когда они постоянно разбиваются о рифы показной безразличности и сухости без какого-либо просветления в далёком пути к неизвестному. Что чувствует человек, когда все его попытки на сближение другой, тот самый, вырывает на корню, отрезая все пути к счастливому исходу? А есть ли вообще этот счастливый исход, финал, конец?Конец есть у всего, но всегда ли он счастливый? Увы. В очередной раз Пак показывает, где находится место любого в его жизни, кроме него самого. Привычный распорядок дня без капли близости с кем-либо. И, к сожалению, это касалось и так называемых им друзей, потому что всегда была стоп-тема, стоп-слово, стоп-взгляд, после которых лишь кромешная тишина. А были ли у него настоящие друзья? Когда-то, где-то и вправду были, но время разъело всё как ветер разъедает здания, превращая в руины, которые служат лишь напоминанием о былом. – Твоя чопорность раздражает, почему ты не хочешь открыться мне? – кажется, смелость Хван с каждым днём взрастала всё больше и больше, доходя до своей вершины в этот день. – Зачем мне это? – протягивает Чимин, потягиваясь в постели, но совсем не дома, а в дежурной комнате. Иногда он был готов на диалог после очередной приятной услады с юной девушкой-ординатором, но всё же это его раздражало. Скорее ему нравилось спорить и отчитывать, но никак не терпеть всё перечисленное в свою сторону. – Неужели ты всегда такой? – поворачивается девушка, придерживая голову рукой, упирающейся о подушку. – Какой такой? – с интересом переводит взгляд с потолка на растрёпанную Дарью. Всё-таки она была красивой, и этот дикий огонёк заинтересованности в её глазах заставлял отрывать взгляд от серости всего происходящего вокруг. – Закрытый, сухой, ненастоящий. Думаю, это не ты, – тыкает в него пальцем в области плеча, пытаясь хоть как-то заставить его моргать. – Думаешь, знаешь какой я настоящий? Правда так думаешь? – резко поднимается и, нащупав рукой рубашку, накидывает её на свои оголённые плечи, ловя замеревший взгляд на своём теле. Изучающий, но грустный взгляд. – А кто тебя знает? – отвечает вопросом на вопрос Хван. Пак решает оставить этот вопрос без ответа: – Не копай там, где ничего нет, крошка Хван, – поцеловал в макушку и скрылся за скрипучей дверью. Как и вчера, как и всегда. Устала ли она от этого? Однозначно. Хочет ли что-то изменить? Однозначно. Но, возможно, не с ним. Сложно бороться за то, что давно стремится ко дну. Выйдя из злосчастной дежурки, которая приелась девушке за это время, несказанное счастье. Всегда чувствует эту лёгкость, когда видит в ней сидящего и ожидающего Пака и когда выходит без единого намёка на него. – Неужели кто-то сошёл с ума? – слышится неподалёку мужской голос, но девушка предпочитает это списать на кого-то другого, но явно не на себя. – Доктор Хван, – обращается к ней мужчина, стоящий буквально в паре метров и сверкая своей ямочкой на щеке. – Доктор Ким, – откашлялась Даша, боясь, что он застал её за чем-то неприемлемым. Что в принципе было правдой. Не знала она насколько часто могло обсуждаться то, что происходит за закрытыми дверями, но складывалось чёткое ощущение, что больница всегда всё знает. Но именно перед Ким Намджуном ей не хотелось бы выглядеть в таком свете. Но почему? – Консультация? – вопросительно посмотрел на неё, перемещая увесистую папку под бок. «Если бы вы знали какая именно консультация» – проговаривает в своих мыслях и даже там начинает смущаться. Такова вся Хван. Долго раздумывала, кого же она могла здесь искать. Ни один из её близких друзей не являлся терапевтом, но всё же придумать что-то надо было. – Мне казалось, что доктор Ан пошла именно сюда, по крайне мере мне сказали, что она где-то в этом районе, – задумчиво стала поглядывать в коридор девушка, не скрывая явный актёрский талант. Главное – не переигрывать. – Один из наших терапевтов попросил её поставить желудочный зонд, – с улыбкой произнёс Намджун. – Думаю она где-то в отделении гастроэнтерологии. Внутри себя Хван облегченно выдохнула, понимая, что её ложь оказалось правдой. Повезло так повезло. – Как вы после… – осекся Ким, указывая на место бывшей мини-операции. Кровавый Валентин запомнился всем участникам спасательной операции. – Всё хорошо, спасибо вам, – произнесла так тихо, еле слышно, заправляя прядь волос за ухо. Мельком пробежал зрительный контакт, который был наполнен какими-то тёплыми эмоциями, сразу же напомнив их совместную ночную прогулку, словно снова захотелось её повторить. – Сегодня совсем необлачно, небо чистое, – указал на открытое окно Ким, из которого доносились приятные трели птиц. – Наверно ночное небо сегодня будет особо прекрасно, – перевела взгляд на врача, застревая в какой-то невообразимой красоте крапинки глаз парня. – Особенно, – ответил Ким, открывая дверь перед девушкой. Кажется, что между ними не было никаких преград, разговаривая ни о чем, но, кажется, о чём-то очень личном, но только для них.***
Какова вероятность, что всё вновь повторится? Что та же ситуация снова сможет загнать тебя в тупик, и ты снова перенесёшься на несколько лет назад в те же чувства и переживания? Донук с досадой смотрит на монитор УЗИ-аппарата, подготавливая больше себя, чем женщину. – Ты долго молчишь, – поглаживает живот девушка, смотря на врача. – Сори… – протяжно начинает Ли. – Снова? – вспоминая такой же поникший взгляд с давностью в несколько лет. Она перестаёт улыбаться. – Снова патология сердца, – кладёт на её живот одноразовую пелёнку, чтобы та вытерла остатки геля. Всегда кажется, что врачи такие собранные, уверенные, умные и непоколебимые, но что же скрывает эта бравада из отважных эпитетов и притягательного опытного взгляда? Глаза же молодой мамы снова начали наливаться безысходностью, возвращаясь в то время, когда она испытала самую сильную боль. Найдя силы для нового шага, дать шанс на лучшую жизнь, просто продолжать жить, ради кого-то. Кого-то, кто снова борется за жизнь, даже не успев родиться. – Что же делать? Снова ждать? Снова таблетки? И снова эти бесчисленные операции на том, кого я даже не смогу подержать на руках? – сыпятся вопросы в сторону врача, который сдерживает крупицы разума, пронзая сознание вопросами, которые девушка почти кричит в него. – Мы сделаем операцию на плоде, – проговорил Ли тихо, но достаточно, чтобы Сори это услышала. Слух матери самый чуткий. Бессонные ночи дают о себе знать. – На плоде? Как это? – озадаченность и нерешительность читались на её лице. Доверие к врачам давно было утеряно, а такое словосочетание вызывала бурю эмоций, словно это начало конца. – Я понимаю, что ты боишься, – повернувшись и нежно взяв руку девушки, проговаривает Донук, словно пленяя своим омутом тёмных глаз, – но ты борец, так же, как и она, так же, как и Ханна. – Нет, нет, нет, – как под диктовку говорит девушка, вырывая руку и голову из плена врача, – не говори, не надо. Прошу тебя, – не сдерживает слёз, которые одна за другой скатываются из глаз. Не всхлипывает, не кричит, просто пытается вжать их в себя, заставить не плакать перед чужим человеком. Они не слушаются и продолжают катиться по щекам, обрамляя глаза красным цветом, набухая и вызывая самое настоящее сожаление. Проникаться к пациентам не входит в должностные обязанности Донука, но именно этим он часто и грешил, оставаясь сам при этом нейтральным для них, но не для себя. – Я ездил учиться в Америку, к ведущим специалистом, я могу помочь. Здесь есть потрясающий кардиохирург, мы сможем, – всё также пытается вынуть пациентку из грёз забвения и всепоглощающего отчаяния злосчастной судьбы. – Это всё, что нам остается. – Всё? – переспрашивает его, смотря самыми преданными и отчаявшимися глазами. – Всё, – вторит её вопросу. К сожалению, болезни не щадят не малых, не старых, ни женщин, ни беременных. Сколько может выдержать человеческий организм? Непомерную ношу. Сколько может выдержать сердце? Как орган достаточно много, но как сосуд нескончаемой боли и источник ментального спокойствия, увы не так много, как хотелось бы. Трудности закаляют, но эти трудности могут уничтожить ячейку общества, которая никогда не привыкла сдаваться.***
Студенты мнутся в коридоре в ожидании чего-то нового. Новой жертвы, новой крови. Конечно же, всё в их головах выглядит как месиво, ради которого они не спят ночами, повторяя давно заученные слова, строки, страницы. Рассматривая каждую картинку в не самой лучшей прорисовке, которую смогли запечатлеть на лекциях в бешеном темпе лектора. Хирургия имеет свою романтику. Ночные дежурства, тусклый свет, уставшие лица, кровавый тускнеющий обзор на рану, пульсирующие органы и, конечно же, врачи, которых ты романтизируешь донельзя, влюбляясь всё больше и больше. Поглощаешь каждый их жест, каждое слово, улыбку, лёгкое касание – абсолютно всё. Восхищение. Но всё это в пределах рабочих отношений. Или же нет? – Здесь еще и старшие ординаторы? – тихо задаёт вопрос Ан, наблюдая, что привычная четвёрка разбавляется новыми лицами, которые жадно выискивают врачей. – Да, их перебросили из того крыла, – указала на смежный коридор отделения, – и часть из других больниц. Аншлаг, – прошептала Хёджин, сама также наблюдая за вечно снующим взором коллег. – Я слышала здесь наконец-то появился стоящий пластический хирург, – доносится девичий голос, который чувствуют девушки спиной, словно эти слова бросают именно им, да еще так громко. Интонация была такой двусмысленной, словно оценивают они явно ни его профессиональные данные. – Ещё и красавчик с такой… – отвечает вторая, прерываясь на полуслове, явно что-то очерчивая руками. Почему-то весь этот отрывок разговора так взбесил Ан, что та резка повернулась, ощущая тяжесть руки Хёджин, которая только и шепчет: «Не надо». – За два года вы не научились обращать внимание не на внешность, а на мозг? – летит чётко и однозначно вопрос в сторону смеющихся студенток. Гул слегка снизился, но лишь в отголосках можно расслышать: – Ставлю на Ан, – Чонгук довольно потирает пальцы, – она разорвёт эту коротышку, – сравнивая девушек, впервые так очевидно бросилась, что две старшекурсницы были намного ниже привычной коллеги, которая кипела от злости с самого утра. – При чём не прикладывая рук, – добавляет Тэ, обращаясь к старым знакомым. – Что прости? – слышится лишь в ответ от явно напыщенной ординаторши. – Еще и со слухом проблемы, – шикает Ан, отворачиваясь к Хёджин, но при этом добавив. – Если хочешь его удивить, добавь пару извилин в своё серое вещество. Кажется, успокоилась. Сама не понимает, что на неё такое нашло. – Кто бы говорил. Как там дела у доктора Кима? – усмехается и кидает ей это в спину. Злится. Собираясь что-то ответить, но неожиданно для всех на её плечо ложится мужская рука со словами: – У нас всё отлично, – Тэхен, кажется, совсем забыл выключить режим «парочка» по приходу в больницу. Всю неординарную баталию прерывает уже достаточное время находившийся здесь Тэмин. Удачная маскировка под ординатора ему удавалась всегда очень хорошо. – Коллеги, – откашливается и привлекает к себе внимание, – сегодняшний обход проведу я – доктор Ли Тэмин – пластический хирург. Для тех, кто не в курсе, – смотрит оценивающе на озадаченные лица студентов, которые пытаются подавиться всем, что съели на завтрак. Высокий парень осматривает каждого с ног до головы, заостряя особое внимание на двух ординаторах. – Чон Чонгук, приятно познакомится, – незамедлительно вырастает брюнет перед Ли, – так неожиданно, что вы теперь наш новый наставник, – давится в неестественной или даже ехидной улыбке, одаривая ею врача, который заметно напрягся. – Я тоже несказанно рад, – ответил Тэмин. Проходя палаты, каждый норовил помочь врачу, указать на нужного пациента, вставить свои пять копеек. Ошибочное мнение в его сторону, что он слишком молод и неопытен, якобы может сыграть в их пользу. – Это моя палата, – озаряет своим приятным голосом Чонгук, впервые не резкий и пренебрежительный, словно говорит о чем-то таком важном для него, – реконструкция кисти и пластика связок, и новенький, – проговаривает гордо, но в конце сбивается. Кто-то явно подкинул нового пациента. – Свою палату вы должны знать от А до Я, и, – убирая из рук истории болезни, которым тот так умело жонглировал, – без подсказок, раз вы так нагло влезли в доклад предыдущего доктора без моего разрешения. Надоедливые девушки только и успевали болтать, что у Ли есть характер, что делает его еще более привлекательным для них. – Доктор Ан, ваша палата, – не давая шанса ответит Гуку, обратился к девушке Ли. Та лишь слегка перебрала папку с историями и начала доклад. – А ей можно? – прервал Чонгук, словно обиженный мальчик, смотря как девушка, будто растерянная ищет что-то. Речь спутанная, в своих мыслях за тысячи километров. Этот день она явно просто хочет пережить, но впереди ещё и дежурство. – Ей можно, – ответил Тэмин, взглядом пытаясь смирить заносчивого парня, – продолжай, – снова переводит взгляд на девушку. «Очень долгий день» – думает про себя Ан и со вздохом переворачивает страницу, возобновляя свой доклад.***
Иногда в настроении Кан закрадывались крупицы сумасбродства и резкой его смены, что ощущение некого наказания и несправедливости не покидали её ни на минуту. Этот день был именно таким. «Почему опять приёмное отделение?» – порой это словосочетание могло вызвать, кажется, эпилепсию от частоты своего звучания и всего нелепого и отвратительного, что там могло происходить. Может казаться, что всё чисто, радужно и прекрасно. Но всё же люди бывают разные и чаще всего они требуют, а не просят, настаивают и переходят все мыслимые границы вместо того, чтобы оставаться адекватными. – Нет, вы не понимаете, мы хотим госпитализироваться, – выговаривает женщина с красными глазами, не забывая судорожно чесать руку в области локтевого сгиба. – У вас нет показаний к госпитализации, а точнее у вашего ребёнка, – спокойным тоном отвечает Кан, внимательно осматривая маму её предполагаемой пациентки. – Эта сыпь, она кричит, постоянно кричит, и я...не...мо... – речь всё больше и больше походит на непонятный поток звуков, когда молодая и исхудавшая женщина берется за голову от нового накатывающего плача своего ребёнка. Малышке страшно, беспокойно. Мать постоянно одёргивает её, думая, что шепчет, но всё отчётливо слышно: «Заткнись, хватит, замолчи хотя бы на секунду». – Вот рекомендации, у неё атопический дерматит, это, видимо, семейное, – Алёна переводит взгляд на руку, что судорожно чешет женщина, а также на изъеденные и сухие корки вокруг губ матери. – Вам не стоило нарушать диету, ни для себя, ни для ребёнка, – продолжает Кан, но темноволосая женщина лишь мотает головой. – Мелюзга, – выплевывает в лицо. Её глаза стали еще краснее и злее. – Что, простите? – когда-то Кан должна была это услышать, но всё же этику никто не отменял. – Молоко на губах не обсохло, что даже не можешь нормально разобраться с нами. Да какой ты врач? Девчонка, да и только. Зови мне настоящего врача, – каждое слово было сказано с истеричными смешками и возмущенными, почти что накатанными глазами. Возможно ординатор была заторможена в силу неразборчивости импульсивной речи с неким диалектом, незнакомым для неё, или же в силу переполняющих её эмоций от неадекватности такой «мамаши». Шок и ступор поразил девушку, что та застыла, словно покрываясь чёрным плащом оскорбления.Song/Universe/DooPiano EXO
– Доктор, скорее, – кричит ей медсестра. Но Кан не собирается выходить из ступора, словно и правда перенимая каждое слово. Конечно же, женщина не компетентна, чтобы давать такие комментарии, но каждое нелестное слово может сильно ранить начинающего врача, сбить с толку или просто опустошить. – Быстрее, – снова доносится до блондинки. Наконец широко распахнутые глаза, словно в замедленной съёмке, будто и не с ней. Что же видит Кан? Перед юным врачом новый пациент. Она уже ограждена от лишних глаз. Но в последние пробиваются яркие цвета, ярко алые цвета. Оттенки похожие на вишню, яркую красную розу, которая опадает при сильном дуновении ветра прямо на глазах. – Я не хочу жить, – кричит темноволосая девчонка лет пятнадцати, – пусти меня, пусти, – всхлипы, оглушающие всех вокруг. Как часто мы слышим о таком. Банально же. Подросток девочка порезала вены от неразделенной любви. Банально и глупо? Только вот эта не просто порезала для показухи, а так, чтобы и правда свести счёты с жизнью. – Ли Нуджон, 15 лет, попытка суицида, – скандирует медсестра, – нужно заказать кровь? – смотрит на застывшую Кан, которая, кажется, до сих пор не пришла в себя. Руки забинтованы, но повязки быстро намокают, всё же как-то удалось поставить катетер в вену, но есть ли в этом смысл? Сомнительный. Трубки выдираются, руки разбинтовываются, а пациентка пытается вырваться. – 5 миллиграмм сибазона внутримышечно и привяжите её, – строгий голос, который слегка дрожит отголосками страха, страха крови. Руки дрожат, принимая шприц от сестры. Но сейчас совсем не до этого. – Какая группа крови? – обращается к юной суициднице Алёна с самым серьезным лицом. Взрослые люди то не знают свою группу и даже думают, что она может меняться. Чего же она хочет от маленькой девчонки? – Я не хочу жить, дайте мне умереть, – единственное, что она получает в ответ. Крепко держа предплечье девчонки Кан ощущает еле пробивающуюся пульсацию артерии. Рука незаметно обагряется кровью, но та, как в тумане. – Размотай и определи кровь, сейчас закажем первую отрицательную, – все слова сказаны, глядя в окно. – Мне нужен анестезиолог для постановки центрального катетера с уже готовой кровью и хирург, чтобы зашил это мракобесие, – грубо и рвано, но всё же с неким страхом говорит это как робот. Внутри сердце сжимается от такой картины, потому что ощущение, что это еще не всё не покидает Кан, как бы сильно она не пыталась жмуриться и не думать об этом.***
Импульс. Внутреннее побуждение, толчок к чему-нибудь, обусловленный деятельностью нервных возбудителей. – Ты слишком импульсивная, тебе говорили? – слышит недоброжелательное замечание доктор Ан. Уже какое-то, кажется, непродолжительное время девушки спорят обо всём и ни о чём. Старший ординатор Со никогда не уступала в спорах, считая себя самой правой, умной, одной такой. – Зачем делать МРТ, если при УЗИ и гистологическом исследовании всё станет ясно? – продолжает спорить брюнетка, озаряясь по сторонам, но, завидя пустой коридор отделения реанимации, тут же многозначительно ждёт ответа своего оппонента. – Границы, Ан, – с этими словами блондинка откидывает свой противный крысиный хвост за спину и тычет указательным пальцем в голову Насти. Ох, как она ненавидела этот жест. Нарушение личных границ, словно мода на общение среди корейцев. Ненавидела. – Границы образования. Вдруг затронуты другие структуры. – Там доброкачественная киста в капсуле, чёткие границы, Со. Ты тратишь бюджет на свои понты, – парировала девушка, повышая голос. Сегодня она была слегка рассеяна, раздражена, серьёзна и зла. По-настоящему зла, но никак не могла найти причину и объяснения всем чувствам внутри себя. – Я старший ординатор, – заключила Со, складывая руки на груди. Такого бахвальства Ан еще не видела. Самый глупый аргумент, как она думала. – И что? – повторила за ней жест, словно паясничая как маленький ребёнок. – На моей стороне опыт, знания, случаи, – гордыня блондинки была задета и требовала возмездия и потакания. Невыносимо смотреть на это зрелище. – Это ничего не значит. Ты не лучше. О каком опыте ты говоришь? Один год. Всего. Это не опыт, – ответила незамедлительно Настя, на что услышала шиканье, сопровождающееся противной ухмылкой. Эти баталии могли вечно длиться, поднимая даже из комы пациентов на ИВЛ. Никто никогда не слышал здесь такие возгласы, за исключением отчитывания «тупых» ординаторов их наставником. Прерывая весь не лестный поток желчи, в разговор проникает странная фраза: – Малыш, ты подняла с койки полумёртвого мистера До, – мужской голос, словно гром среди ясного неба, – ой, ты не одна, – озарился Ким, когда увидела довольную, но почему-то краснеющую блондинку. Настя недовольно ткнула того в бок и прошептала: – Какого чёрта ты меня стыдишь? – Вы орёте как ненормальные, – также шёпотом отвечает ей, склонившись над ухом. – Пожалуй, я вас оставлю, – тут же под тяжёлым взглядом Кима, который маскирует под очаровательный флирт, Со ушла, лишь мельком издавая смешки. Ещё один повод для сплетен. – Ты такая серьёзная, – переключает на себя внимание Джин, слегка тряся девушку за плечи. – Какого хрена ты сейчас сделал? Малыш? Малыш? Серьезно? Ты понимаешь, что я только с утра отделывалась от сплетен про нас с тобой? А тут ты опять это делаешь. Зачем? – девушка злилась, подбирая слова и иногда запинаясь, словно так и хотелось выругаться на родном русском, покрыть его трехэтажным матом с привкусом солёных огурцов. То она не видит его целыми днями, словно и вовсе Ким Сокджин – это плод её воображения, то он приходит и выкидывает такое, что хочется зарыться под одеяло от всего на свете. – Я соскучился, – кратко выдавил Джин, – пойдем, – просто взял за руку, не спрашивая, а указывая. И почему-то девушка поддалась. Хотя с её стороны было бы очень глупо вырываться и топать ногами, словно капризная девчонка. Тем более, внутри она чувствовала, словно Ким всё это сделал не для того, чтобы потешить своё самолюбие, а защитить её? Защитить? От чего? Знакомая дежурка, в которой она провела какое-то время карантина. Бок о бок с ним. Тем самым человеком, который здесь как Царь и Бог. Одним жестом указывает на сложенный диван: – Садись, – говорит строго и чётко. Но она не овца и не будет потакать всему, что говорит Ким. – Сядь, пожалуйста, – снова повторяет, всё также не отпуская руку девушки, приближаясь настолько близко, что можно рассмотреть каждую маленькую деталь его шеи, кожи, изгиба, линии нижней челюсти – всего. Внутри у Ан ощущение, что это что-то другое, словно Ким хочет что-то сказать и всё это не то, чем было раньше. Сокджин никак не думал, что она послушается и правда согласится на весь этот фарс. Недолго думая, он ложиться на диван, устраивая свою голову на коленях девушки. Странность поступков и поведения Джина должно уже перестать удивлять Ан, но почему-то она всё равно удивлена. – Погладь мои волосы, – лишь выдаёт Ким. А внутри девушки буйство: «Какого хрена? Ты сумасшедший? Что за?». Но почему-то она молчит. Всегда возникала, но тут молчит. – Я очень устал, хочу отдохнуть. В этом нет ничего такого. Просто сделай и я отстану, – с глубоким выдохом и закрытыми глазами проговаривает Джин. На самом деле ему достаточно вот так лежать на её коленях, не слыша, как она скидывает его голову, возмущенно произносит едкие слова, а просто находится с ним в одном пространстве. Неожиданно для них обоих девичья рука проходится по шевелюре парня. Тёмные и густые волосы, но ни капли не в колтунах, приятно ласкают пальцы девушки. Ей хочется всё больше и больше проводить по ним, слегка массируя голову. «Зачем я всё это делаю?» – проносится в сознании. Ким приятно вздыхает, словно находится в горячей ванной после долгой смены. Мышцы расслабляются, глаза тяжелеют, и он проваливается в сон. В сон? В середине смены? У Ан появляется мысль, что всё это ей нравится. Нравится гладить его голову, нравится видеть его такого умиротворённого и спокойного на её коленях. Но это же… Это же неправильно? Под силой думы и рассматривания стеллажа с книгами по анестезиологии сама для себя не замечает, как проявляется в сон. Такой мягкий и приятный, словно взбитая перина только для неё. Будто она самый важный гость, за которым ухаживают. Этот краткий миг отдыха она давно не ощущала так блаженно. Впервые за долгое время девушка расслабилась. Вторая рука незаметно легла на открытый вырез униформы Сокджина, чувствуя размеренное биение сердца, синхронизированное с дыханием. Сладкое и сонное почмокивание. Кажется, у них появилась привычка засыпать вместе. Но всему этому не суждено длиться долго. Верно? Сокджин, совершенно забываясь, что он не дома в кровати, а в дежурной комнате на диване, решает повернуться на бок. Потому что положение на спине не такое уж удобное. Оказавшись на самом краю, постепенно понимает, что начинает падать. Как вдруг чувствует, что лёгкая, но видимо достаточно сильная женская рука пытается ухватить его, впиваясь маленькими ноготками в оголённую грудь. Ноги уже на полу, а вот туловище удалось удержать. Лёгкая улыбка. Приятная улыбка, словно мартовского кота. – Мне нравиться, – тянет Джин, всё также улыбаясь, но приближаясь к девушке для того, чтобы поцеловать её. Это не будет рвано, грубо, пьяно. Однозначно нет. Все их контакты заканчивались в клубе, после гулянки-пьянки. Что-то в этом духе. Словно все взаимодействия — это туман хмельного угара. Ему этого не хотелось. Сейчас же она такая… такая домашняя, настоящая, живая, настолько близка, настолько приятна. Ох эти девичьи губы. Он мог бы поклясться, что они особенные. Если бы был конкурс по распознаванию губ, то их нашел бы среди сотни, тысячи. Мягкие и небольшие, приятные, слегка пухлые, но это лишь слегка. Вкусные. Не знал, что за вкус, потому что девушка редко пользовалась помадой, блеском и всеми этими штуками. Сминать их казалось лучше, чем заниматься сексом. Серьезно? Именно так ему казалось в этот момент, потому что она явно отвечала ему или же не отталкивала, словно давала возможность её целовать. В этом вся Ан. Она даёт себя любить, но никогда не открывается первой.***
Сидит и не сводит глаз. Убрала все острые предметы. Крепко зафиксировала. Поменяла повязки. Кажется, слышно еле ощутимое сопение маленькой и глупой девочки, которая еще не понимает, что жизнь слишком ценна, чтобы обрывать её из-за чего-то или кого-то. Ты здорова, молода, перед тобой целый мир и миллион возможностей, а у кого-то нет и этого, кто-то по другую сторону пытается сделать всё, чтобы появилась хотя бы призрачная возможность ухватиться за этот волосок, чтобы снова сделать вдох и почувствовать холодный зимний воздух, чтобы в глаза снова ударил яркий солнечный свет. – Ты оторвала меня от, – не успевает закончить фразу Ким, как тут же готов проглотить свой язык, – понял, – лишь добавляет анестезиолог. – 15 лет, попытка суицида. Где кровь? – всё также грубо спрашивает Алёна, совершенно забыв в разнице статуса и возраста между ними. – По-твоему я похож на медсестру, душечка? Юнги не учил тебя, что старшим грубить нельзя? – всё же говнецо при Джине всегда найдется, даже в такой ситуации. Осадил и принялся за дело, полноправно командуя в этой сомнительной смотровой, которая должна претендовать на звание малой операционной, но верится с трудом. – Я конечно волью сюда хоть сколько угодно, но пока это не зашито, толку будет мало, – фиксирует нитью катетер ровно в проекции подключичной вены, указывая на окровавленные бинты на руках. – Я вызвала хирурга, – кратко ответила Кан, не смотря на Джина. Нет она не обиделась, впервые в жизни чувствовала, что он прав. Тишина, пронзительная и даже оглушающая в ожидании того, кто же всё это зашьет. Дверь распахивается и заходит долгожданный хирург с не самой лестной репутацией. – Нет уж, позови взрослых, девчонка должна жить, – выговаривает Ким, не дав и слова вставить Чонгуку, который непонимающе смотрит на странную компанию. – Суицидница что ли? Парень отказал? – ничего другого от него и не ожидали услышать коллеги. – Именно так, – подаёт голос темноволосая, недавно дремлющая пациентка и с тяжелым вздохом вновь закрывает глаза, пытаясь подавить в себе предательски скатывающиеся слезы из маленьких детский глаз. От бестактности могли даже треснуть стекла в окне, падая на промерзлый асфальт. – Вон! – не сдерживает Кан и повышает голос. – Думаешь, сможешь лучше мисс «я боюсь крови»? – не считает нужным извиниться, считает себя правым и оправданно грубым. – Подойдешь ближе и тебе понадобиться помощь хирурга. Твоя бестактность переходит все границы. Ты не умеешь общаться с пациентами. Надеюсь, что её родители захотят подать на тебя иск за несоблюдение врачебной этики, кусок дерьма, – не сдержалась и выпалила всё как ну духу Алёна. – Это дети. Придурок, дети, – начала заводиться и сокращать между ними дистанцию, – ты никогда не поймешь, потому что у тебя нет чувств, сострадания и любви. Только извращенное чувство любви к себе и своему эго. Я её врач и не желаю тебя здесь видеть. Мне нужен квалифицированный врач, а не ты, пародия на благородную профессию, – резко распахнула дверь, смотря в чёрные глаза, которые стремились прожечь дыру в девушке, до конца, еще не осознавая каждое сказанное слово. Решил перевести взгляд на Джина, но тот лишь вторил: – Ты слышал доктора, проваливай, – оттолкнувшись от стола произнес тот. Дверь захлопнулась, и девушка вздохнула с облегчением. – Хочешь ты это слышать или нет, но она уже не пытается выдернуть катетер и разбинтовать руки, чтобы рассечь эти бесполезные вены к херам. Теперь ты её герой, у её маленького мира появился защитник.***
– Как я вообще дал себя уговорить на это? – низкий тембр Намджуна разносится в операционной, которая полным полна народу. Всем уж очень хочется посмотреть на чудо из чудес под названием фетальная хирургия. – Ты очень ведомый и добросердечный, Джун, – ответил без зазрения совести Донук, делая надрез на животе беременной пациентки. Всегда пытался держать эмоции под замком, но всё же был очень ведом ими. Например, сейчас. – Почему не подождать и не сделать на первом году жизни операцию, как обычно? – уместный вопрос заполняет замолчавшую операционную. Все затаили дыхание, словно от этих слов всё может измениться. На большом экране, что повернут к зрителям будет транслироваться вся процедура. Чудо техники. – В прошлый раз мы просто напросто не успели. Это не первый случай у этой пациентки, – громко и чётко произносит Донук. – Надеюсь, все присутствующие в курсе процедуры и операции? Конечно же, никто не ответил, подразумевая, что молчание – знак согласия. – Бездумное наблюдение не принесёт вам пользы, – добавил Сокджин, контролируя состояние матери и готовя аппарат искусственного кровообращения. Всем хотелось поближе увидеть маленькое еще нарождённое человеческое сердце. Посмотреть, как оно бьется и запечатлеть в своей памяти каждый этап операции, словно самый желанный диафильм. – Где мои? – снова подал голос Ким, осматривая операционную. Множество хирургов, гинекологов, но куда же затесались два несчастных подобия анестезиологов? – Мы, – неуверенно поднял руку Джисон, понимая, что данный вопрос один из сложнейших в их работе. Хотя там нет лёгких тем. Когда ты единственная преграда между жизнью и смертью, не может быть легко и просто. Сокджин довольно потёр руки, словно предвкушая расплату. Но за что? У него всегда было особое желание испытать своих учеников, посмотреть предел их терпения, знаний, умений. – Что мы канюлируем, доктор Чхве? – начинается бал сатаны Джин. Минхо вылез среди множества студентов, всё же надеясь ускользнуть от Кима, который смотрел на него довольным и хищным взглядом. Тишина. Ни одного писка и вздоха. – Восходящая аорта, – пробубнил, будто заведомо ожидая втык от наставника, который удивленно оглядел его. – Ты что умеешь читать? – перебор, но Джину всё равно. – Проксимальнее или дистальнее? И чего? Ты понимаешь о чём я? – все эти перечисления звучали как смесь непонятных букв, потому что Чхве однозначно потерялся где-то в чертогах сознания. – Удиви меня, светловолосый, – продолжал свой брифинг Ким. Никто ему не возражал, словно так оно всегда и происходит. Операционная делится на две части: епархии хирургов и владения анестезиологов. Что сейчас и происходило. Над операционным же столом уже вовсю расходилась операция. Кажется, что добираться до сердца очень долго и сложно, но видимо с детьми иначе. Они более открыты и путь не так велик. Всё как в жизни. – Зажми, да, – проговаривает Намджун, подключая свои умелые руки. Убедившись, что аппарат искусственного кровообращения исправен, он кивнул Донуку. Наблюдать за ними, словно смотреть как парит лебедь, завораживающее зрелище. Аккуратно, слажено. Ювелирная работа. – Скоро мы починим ещё одно разбитое сердце, – приходясь очень маленькой иглой с ниткой, которую видно только под специальной оптикой и максимальном увеличении окуляра. – Кто-нибудь знает про синдром разбитого сердца? – поднимая голову от раны, спрашивает Намджун, озаряясь по сторонам. Тишина. Кромешная и оглушающая. – Ну же, кто-нибудь, – словно надеется на что-то стоящее. Как только Чонгук решается выкрикнуть что-то явно нелепое, его прерывают слова Ли: – Хорошенько подумай. И снова тишина. Видимо, сейчас не место для шуток, особенно таких не уместных и над детьми, которые хотел озвучить Чон. – Синдром Такоцубо, – в один голос проговорили Тэхена и Настя, переглядываясь. – Ты, – указывает пинцетом на Кима, – говори. – Известен как стрессовая кардиомиопатия, синдром разбитого сердца, реже счастливого сердца, – глаза явно загорелись невообразимым огнём, забывая события последних дней. Только за работой Тэхен может чувствовать себя собой, а не больным. Намджун удовлетворённо покачал головой. – Есть что добавить доктор Ан? – давать шанс после уже правильного ответа, наверно, неправильно, но ему искренне было интересно послушать девушку. – Историческая справка, – проговорила Настя, – название происходит от японского значения ловушки для осьминога, поскольку левый желудочек часто приобретает такую форму в результате болезни, – показывает руками форму, напоминающую баллон. Почему-то в этот момент Ли довольно улыбнулся, словно почувствовала что-то тёплое. Видимо, в этой простоте было что-то особенное. – Но всё же почему разбитое сердце? – спросил Донук, поднимая глаза на близстоящих студентов. Секундное молчание. – Горе, страх, гнев, беспокойство либо же сильная радость вызывает болезнь, – каждое слово, будто было пережито самим Тэхеном во всех красках. – Всё это только в обратном порядке, как при разбитом сердце. Разбитом от любви, – фраза звучала завершенной и проникнутой особенными эмоциями, которые прочувствовал каждый. Взгляд слегка опустился на руки, сжатые в перчатках. Он снова вернулся в реальность, из которой так хотелось сбежать.***
Кажется, что очередной день подходит к концу. Солнце давно не в зените, не озаряет и не ласкает своими лучами. Не заставляет жмуриться и вспоминать что-то хорошее и тёплое. – Снова вы, – проговаривает Тэхен, смотря на таблетки в таблетнице. Крутит в руках каждую по отдельности. Всего-то три штуки. Но какие приходы он от них ловит. И это не те «приятные» ощущения, которые ловят тусовщики, слушая любимый трек и отдаваясь ритму музыки. Эти другие. В памяти всплывают слова: «Ты не обязан принимать сейчас эту терапию», «Давай подождём результатов», «Сейчас это может быть неэффективно». – Чем раньше убить эту заразу, тем лучше, – проговаривает сидя в сестринской в отделении реанимации. Работает день через день. А точнее сутки через сутки. Если ВИЧ не убьёт его первым, то это сделает работа. Подумав об этом, Тэхен фальшиво улыбнулся, чувствуя свою никчёмность. Два белых и один красный «друг» отправляются по назначению, запитые водой, да в таком количестве, что можно запускать рыбок в аквариум по имени «живот Ким Тэхена». Надоев себя жалеть, он отправляется по законным делам. Капельницы сами себя не поставят, ровно, как и мочевые катетеры, требующие смены и заноса в документацию. Слишком много бумажной работы, но всё же она отвлекает от… от приходов. Головная боль накатывает не сразу, но всё же где-то через час он чувствует её. – Таблеточки всосались, – бормочет себе под нос, вытаскивая желудочный зонд по назначению врача. Дальше следует калейдоскоп боли в голове: сжимающей, тянущей, долбящей и давящей. Ощущение, что его голову хотят раздавить под натиском тонны металла, превращая в месиво плоти и костей. Далее по расписанию тошнота. Подкатывающий ком ощущается, словно в горло затолкали несколько огромных рисовых пирожков и сказали так стоять, не глотая, не шевелясь, не дыша. – Не могу, – прикрикивает, стоя над пациентом и бежит в самый дальний угол, где есть ведро. Словно безумная волна тошнота давит на него, не вызывая при этом ничего. Даже самой малой порции слюны, лишь только блевотное состояние. Но всё же спустя пару таких эпизодов, долгожданная рвота. Обильная, изнуряющая, с характерными звуками. Желудок наизнанку. Глаза словно в тумане. – О, боже, – противный голос по коридору, – сестра Ким, кажется, кому-то дурно. – Тэхен? – вопросительно смотрит на него Чонгук, словно не понимая происходящего. – Съел чего-то не то, наверно, – вытирает рот рядом лежащей пелёнкой, спешно пытаясь скрыться с чужих глаз. Не хочет посвящать Гука в такие проблемы, потому что тот сам с такими тараканами, а лишние ему ни к чему. – Но, – пытается возразить ему, явно обеспокоенный происходящем. Хотя что такого? Ну вырвало и вырвало. Но всё же Тэ стал бледным, грустным и малообщительным. Чон не замечает ничего вокруг, но только не перемену в своём лучшем друге. – Видимо, вчера знатно набухался, – усмехнулся Минхо. Чонгук одарил того самым презрительным взглядом, на что Чхве сразу же замолк. Складывая в уме, Гук понимал, что Ким отстранился, не отвечал на звонки, мало ел, вообще не пил алкоголь и часто пропадал, но не с ним. Всё это было слишком резко и не похоже на него.***
– Все несовершенства совершенны, – отвечает под гнетущим взором трёх мужчин девушка, промакивая салфетку в кровоточащую рану. *Flash Back* Что есть красота и с чем её едят? Вопрос скользкий и неоднозначный. – Думаю, всем бы хотелось знать это, – говорит медсестра, раскладывая инструменты на стерильный столик, готовясь к операции. – Знать что? – спрашивает Ан, пытаясь вникнуть в суть разговора между медсёстрами. – Что в нас неидеального, всё же сам, – указывает миловидная брюнетка глазами на подготавливающегося хирурга в предоперационной, – здесь. Доктор Ли Тэмин. Еще один камень преткновения для девушки — это эстетика, за которой так гонятся люди, пытаясь соответствовать нормам, правилам, мнениям. Но по сути его нет. Ты любишь не себя, а то изображение с картинки, ложась под скальпель красавца, потому что так надо. Так красиво. Так правильно. Задумавшись ординатор не заметила, как Ли подошёл к операционному полю, начиная его обрабатывать. – Почему не обработала? Ты где витаешь? – задает вопрос и смотрит на неё самым серьёзным взглядом. В руках уже размашисто красуется инструмент с стерильной салфеткой. Лишь с виду он милый и пушистый врач. Но всё же врач, старше по званию и намного опытнее. Хотя, чтобы помазать ноги опыт не нужен. Но знания, отнюдь, нужны. – Задумалась. Простите, – стоит за его спиной, ожидая указаний, потому что, как и на многом в этой больнице, на таких операциях она не была. – Скажите, доктор, – вклинивается медсестра, – нам всем интересно, – хихикают и пожирают глазами блондина. – Вам тоже? – переводит взгляд на Ан, которая застыла как статуя, словно не может и рукой дернуть в его сторону. – Нет, – строго отрезала, даже не услышав вопроса. Думала лишь как бы поскорее выйти отсюда. Чувствовала себя неблагодарной и напыщенной рядом с ним, словно кто-то постоянно осуждает или же она сама с этим прекрасно справляется. – Всем же интересно, чтобы исправил пластический хирург? Нос, рот, надбровные дуги, разрез глаз? – внимательно просматривал каждую чёрточку в радужке девушки, сразу же зная ответ на свой вопрос. – Мне нравятся мои глаза, – невольно потянулась, но вовремя осекалась, чтобы не прикоснуться к ним Ан. – Все несовершенства совершенны, – отвечает под гнетущим взором трёх мужчин девушка, промакивая салфетку в кровоточащую рану. – Не могу не согласиться, – не отрывая взгляда от карих глаз ответил Тэмин. А в голове подумал: – Очень интересный экземпляр. *End* Как бы Ли не старался привлечь девушку к пластической хирургии всё получалось как-то через одно место. Затащить в место под сверкающими лампами её удалось только благодаря содействию доктора Чана, и его интереснейшего пациента с краш-синдромом. – Будете пытаться спасти ткани? – спрашивает травматолог, натягивая перчатки на руки. Аккуратные пальцы обрамляются в латекс. Кожа внутри сталкивается с тальком, что потом так ярко будет ощущать Кристофер, отмываясь от него. Было очень удачно иметь под рукой первоклассного пластического хирурга, который в некой степени травматолог, а в некой общий хирург, но всё же всегда отдаёт дань эстетике и пластике. – Могу ли я сделать разрез? – вклинился Чонгук, уже тянувшись рукой к столу с инструментами. Ли и Чан переглянулись, замечая такая явное рвение парня. То безынтересный, то резко инициативный. А сегодня он был подозрительно активный. Этим стоит пользоваться. – Почему бы нет, – кивнул Тэмин, указывая где он должен сделать лампасный разрез. – Но сначала скажи мне зачем ты это делаешь? – вопрос Кристофера звучал как гром среди ясного неба. Чон на миг задумался, ища смысл в вопросе. – В смысле? – замер со скальпелем в руках. – Зачем. Ты. Это. Делаешь. – отрывки слов звучат медленно, но при этом быстро, что тут же растворяются под писком аппарата давления и пульсоксиметрии. – Чтобы устранить сдавливание и восстановить кроваток. При сдавлении к мышцам не поступает кровь, и они начинают отмирать, вызывая интоксикацию продуктами распада, – неуверенно, но громко говорит Чонгук, словно и правда готовился именно к этому случаю, вспоминая свой второй день в ординатуре. Ничего такого не было, но тогда он в первую очередь открыл книги именно на главе с названием: «Синдром длительного сдавления». И его день настал. – Возможно из тебя выйдет толк, – проговорил Чан, направляя лампу на место разреза. Эти слова будут стоить сотни ругательств со стороны наставников, потому что сказаны искренне.***
Совместная, как и многие другие смены Сокджина и Тэхена. Если подумать, то Джину нравился Ким. Прыткий, активный, неглупый и ответственный. За исключением нелестных слухов и насмешек со стороны некоторых коллег, он не мог понять причину такого частого упаднического состояния Тэхена. Бледный, безрадостный и немногословный. Не тот Ким Тэхен, что пришёл сюда с полгода небольшим, озаряя своим сверкающим взором всех и каждого. – Ким, – окликает того Джин, отрывая от составления графиков температурной кривой пациентов. Бумажная волокита и главное ничего не перепутать. Чем грешили медсёстры частенько. – Доктор Ким, – поднял глаза, но всё еще держа писчую ручку в руках, уверенный что это какая-то пустяковая просьба не затянется надолго. – У тебя всё хорошо? – неожиданный порос застаёт Тэхена врасплох. «Он знает? Откуда он знает? Кто еще знает? Меня выгонят. Мне конец» – все мысли мешаются, превращаются в один комок беспокойства, но нужно прийти в себя и не показывать виду. – Вам сказала что-то доктор Ан? Я видела она выходила… – тут же осекся. «Ты только что себя выдал. Сам. Ты тупой?» – ругает себя на чём свет стоит. – Доктор Ан? При чём тут она? Это из-за неё? – один за одним сыпятся вопросы. Ни тот, ни другой не понимает о чём идёт речь. Но переживать начинают одновременно. Один от безысходности, другой от ревности. – Она в этом виновата? Поэтому ты такой… – через силу добавляет, – поникший. Тэхен облегченно выдохнул. Смешно порой было наблюдать все подкаты к Ан, о которых слышал и видел Тэхен. Нужно соответствовать статусу местного ловеласа, но всё же Джин поставил не на ту лошадь. – Нет, мы друзья. Просто друзья, – нервный смешок, – просто не здоровится, а на работу надо ходить, сами понимаете. Еда, счета и прочее, – начал тараторить Ким. Всё же Джин чувствовал, что он врёт. Улыбался, но глаза его выдавали. Зеркало души, которое кричало от безысходности. – Когда захочешь сказать правду, ты знаешь, где меня найти, – произнёс фразу, опуская руку на стол, за которым сидел Тэ. С несколько секунд посмотрел на кудрявого ординатора, который вроде окружен вниманием, друзьями, знакомыми, но по сути является самым одиноким в этом крыле, этаже, больнице. А самым ли? Одна за другой операции. Нет пределу счастья ординаторам, что удосуживаются пролезть в первые ряды и даже уцепиться за возможность помочь на операции, подержась за крючок или несчастный тупфер оперирующего хирурга. – Итак, доктор Чон Чонгук, – приятный голос Тэмина вновь озаряет операционную, заставляя ловить его особенные флюиды, которыми полон врач. – Доктор Ли Тэмин, – произносит так, словно слегка давясь в усмешке. Все их обращения друг к другу пронизаны странной атмосферой. Атмосферой недосказанности, о которой никто не догадывается, но всё же подсознательно ощущают. На ментальном, не осязаемом. Где-то там. – Расчертим границы абдоминопластики, – вручает ему фломастер, – твоя половина, – указывает границу, – моя. Никогда за один день не было столько доверия к нему. Почему ему так везет? Сам не понимает, но хочет забыться навсегда в этом моменте. – В чём заключается процедура? – снова решает проверить своего ученика Ли, откладывая фломастеры на стол операционной сестры. Много пар глаз смотрит на молодого ординатора, которому лучше не падать лицом в грязь. Не сегодня. Хотя бы один день покупаться в лучах похвалы и довольствоваться каждым сказанным словом. – Операция состоит в том, что кожно-жировой слой передней части брюшной стенки отслаивается и перемещается в ее нижнюю часть, при этом излишки этого слоя, которые и формируют «фартук», удаляются, – второй раз за день удивляет своими знаниям Чон. Там, где-то за бравадой плохиша и шкафа прячется эрудированный и умный парень, который боится разрушить стереотип тупого качка, потому что таким был всегда, видился всем и не хотел изменять нормам этого общества. – И правда, толк будет, – добавил Тэ, улыбаясь, занося скальпель над первой линией для разреза. – Начинаем, – яркий свет софитов операционной. То самое от чего сердце замирает и желает еще, больше, чаще, дольше.***
– Хочу есть, – мычит Ан в дежурной комнате терапевтического отделения. – Скажи, что мы здесь делаем? – Ну… – начинает тихо Хван. – Чимин попросил присмотреть за его пациентом до его прихода. На эту фразу Настя медленно закатила глаза. – Красивый доктор Намджун тебе больше не нравится? – отталкивается на кресле, приближаясь к подруге. – Что? Чего? Совсем уже? – начала повышать голос в недовольстве шатенка, втихую улыбаясь собственным мыслям. – А как же ваши прогулки под ночным небом и разговоры до утра? Мои окна ночью всегда открыты, – коварно улыбнулась Ан, смотря на краснеющую подругу, которую словно в чём-то уличили. Только было она собиралась продолжить эту нелицеприятную тираду для Хван, как телефон девушки зазвонил знакомым для обеих рингтоном. – Скорая приехала. Собирайся, прогуляешься со своего поста дозорного, – махнула рукой Ан, чуть не упавши со стула. Очень хрупкая конструкция, которую расшатали все врачи этого отделения и даже пару ординаторов. – Может нам стоит поставить ставки что это? – спросила Настя, спускаясь с Дашей по лестнице. Так дольше и более интригующе. – Острый панкреатит с алкашом из подворотни, который в запое пять дней или, – махнула пальцем по носу подруги, – инородное тело «там», – намекает на всех ночных любителей самодельных секс-игрушек. – Нет, я так ничего не смогу сделать, тогда пусть это будет банальный аппендицит, которому пять дней, чтобы по локоть залезть ему в животик, – от каждого слова у Хван выскакивала неприятная гримаса, и только смешок про инородное тело. Всё же лучше, чем быть ручным псом Пак Чимина.Song/ La di die / Nessa Barrett feat jxdn
– Я бы хотела послушать историю про инородное тело в прямой кишке, – засмеялась Хван, – как тогда на паре рассказывали про свечку в жопе, – еще больше закатились смехом подруги. – Или дезодорант со словами «неудачно сел», – продолжила Ан, почти подойдя ко входу в приёмное отделение. Никого нет. Тишь да гладь. Или же затишье перед бурей. Внутри всё кричало, что слишком спокойно. – И где все? Ау, – громко, словно освоившись в отделении кричит Настя, как на её слова выскакивает темноволосой коротко стриженный кореец. – Доктор? – лишь выдает парень, видно, что студент. – Ан и Хван. Ординаторы хирургии, – указывает на себя, – психиатрия, – на подругу, которая приветливо машет, вылезая из-за спины Насти. – Иса, новенький. Они позвонили и сказали, чтобы срочно встречали, – проговорил парень. – Что везут то? – подала голос Хван. – Что-то из клуба. Говорят, тяжёлое состояние, – расписался в журнале и подняла глаза на врачей. – Ножевое? – задумчиво смотрит на Дашу Ан. – Или передоз? – отвечает вопросом Хван. В неизвестной тишине им стоять долго не пришлось. Хотя холл был подозрительно пуст, словно все вымерли или спрятались по комнатам, чтобы не привлекать беды. Старый сценарий. Сирена, яркий свет и резко распахнутая дверь с громогласным врачом скорой помощи: – У нас передозировка опиатами. Состояние нестабильное, как и гемодинамика. Брадикардия. Поднимали как могли, давление тоже низкое, корчится от боли в животе, – всё э то время девушки, помогая завозить каталку смотрели на врача скорой помощи, который говорил чётко, словно диктор по телевизору. – Чонгук… – произносит Даша, отодвигая чёлку парня. – Он сегодня не дежурит, здесь только я, – отмахивается Ан от неприятного имени коллеги. – Ты не поняла, это Чонгук, у него передозировка, – дёргает за руку, чтобы подруга наконец-то посмотрела на их пациента. Парень весь вымок в собственном поту, словно его окатили из ведра. Глаза узкие, если бы они смогли в них взглянуть. Брюнет скрючен на каталке, кашляет, стонет и слегка подергивается от холода. Весь бледный, словно и есть сама смерть. Впервые Ан замерла на месте от непонимания, страха и незнания. Словно вся уверенность, которой обладают хирурги-ординаторы растворились в воздухе, заставляя голосовую щель сжаться, а глаза разжаться. *Тремя часами ранее* – Ты должен выпить, бро, – кричит блондин за столом, заполненными людьми, который трещит от веселого гула и радостных вскриков. – Ага, – опрокидывает рюмку и сразу же отходит от стола. «Абонент временно недоступен» – слышится по ту сторону телефона. Парень судорожно набирает знакомые цифры. – Абонент вне сети действия». – Да возьми же ты трубку, хён, – кричит на телефон, словно его услышат и тут же ответят: «Да, малой, ты чего не спишь?». Тогда бы он ответил, что не спит уже несколько дней или даже недель, или может месяцев? Как давно он сам засыпал без лекарств и других «вещей»? Тогда бы он сказал как скучает и как тяжело ему быть всегда таким. Сказал бы, что запутался и ему нужна помощь, но кому? Кому говорить, когда никого вокруг нет? «Ты никогда не поймешь потому что у тебя нет чувств». «Сострадания и Любви». – Любовь…– вздыхает Чон.– Что такое любовь? – Братан, – приобнимает его за плечи очередной однодневный друг. Пока у тебя есть развлечения, девушки, деньги, таблетки все с тобой, но, когда этого нет и их нет, – я люблю тебя. «Извращенное чувство любви к себе и своему эго» – отдается гулом в пьяной голове Чонгука, который закатывает рукава своей кожаной куртки. – Докажи мне её, – резко поднимает голову и смотрит на пьяного парня, – достань мне то, что я люблю. – Любой каприз за ваши деньги, – мартовская улыбка и хваленое выражение лица. «Не желаю тебя здесь видеть». – И не увидишь, – словно сам с собой говорит Чонгук. «Ты – пародия на благородную профессию». Горсть таблеток. Одна, две, пять, семь – да какая разница? – Я сам себе противен. Пародия, которая не хочет жить, – с этими словами Чон готовится встречать весь широкий приход от наркотика, высшего, качественного и убийственного. *End* – У него дыхание Чейн-Стокса , – проговаривает Хван, убирая стетоскоп от оголенной груди парня, которая медленно вздымается, напрягая мышцы до предела. – Ага, а еще Атос, Портос и Миоз с оглушением в придачу – не реагирует на движения и звуки, – произнесла Ан. – Как говорят сериальные герои: «Сегодня отличный день, чтобы спасти жизнь». Зовем Джина и делаем ему налоксон, будем надеется, что этот придурок не мешал метадон с солью и не запивал это абсентом. Но немного Чонгук всё же открывает глаза, чтобы хоть как-то прийти в себя. – Чёртова Ан, – шепчет в пьяном бреду, – дай мне спокойно подохнуть. – Не в мою смену, качок, – с этими словами девушка ввела парню антидот. Осталось дело за малым – выходить его в реанимации. С чем уж, а со сменами девушкам «очень везет».