***
Song/Знаешь, моя душа рваная/ Rozden
–Ты не поверишь это было так… так... – пыталась собрать все свои эмоции воедино Хван, но каждый раз, как только она встречалась с глазами напротив, забывалась и теряла нить разговора. – Так реально? – задал наводящий вопрос Намджун, сидя рядом с девушкой, отпивая глоток противного, но приятного капучино из автомата. Почему противного, но приятного? Противным он был всегда: вчера, неделю назад, месяц, год. Но сейчас рядом с ней, такой живой и настоящей он приятный, но от этого не перестает отдавать горечью. Как и сама девушка. Она – это капучино. Сладкий, но горький, приятный, но с осадком на дне. Осадком недосказанности и комом неурядиц, с которыми готов ли справиться Ким? Кто знает… – Он был весь такой бледный, трясся, глаза такие, – показывает девушка, расширяя свои собственные, – а цвет, словно сама ночь, такие глубокие и тёмные, будто демон. Джун внимательно слушал девушку, привстав и облокотившись о поручень, за которым было огромное окно во всю стену, что так ясно иллюстрировало слова девушки. – Настолько чёрные? – спрашивает Наму, указывая на окно и подавая девушке руку. Мимолетный жест вызывал в ней шквал эмоций, которые даже самой себе она не могла объяснить. Трепет. – Настолько, – глаза в глаза, – у него всегда чёрные глаза, но сегодня особенно. Это страшно, – резко резюмировала девушка, снизив тембр голоса. – Всё в этих стенах, если подумать, очень страшное, – лишь иногда отводя взгляд начал говорить низким тоном, который так дурманил Хван. Маленькая её слабость, о которой прекрасно знали подруги, но не догадывался противоположный пол. – В том крыле, – указывает на педиатрию, где некогда ранее Юнги несся с пакетами крови для переливания в палату очередному маленькому человечку. – Каждый день тускнеют глаза, которые только-только раскрылись. А родители! Какое это чувство смотреть, как гаснет твой лучик света? – каждое слово было сказано с такими эмоциями, что даже девушке показалось, что там, где-то в глубине блеснула слеза этих прекрасных и глубоких глазах, которые пленяют любого без исключения, кто в них смотрит. – А там, – указывает на хирургию, – твоя подруга, вытаскивает каждый день с другими врачами иногда очень безнадёжных пациентов. Не все, но многие сами довели себя до этого или же оказались не в то время и не в том месте, – и снова глаза в глаза. Каждое слово как будто прожито им не по одному разу. Как у него еще остаются силы? – Как ты с этим справляешься? – проникнувшись речью, словно побывав в каждой маленькой или большой истории, что рассказал Намджун, спросила Хван. – Я надеюсь, что смогу вот так с тобой смотреть на ночное небо и не быть одному в этом тихом коридоре, предвещающему лишь одни проблемы, – снова томный голос и рука так близко ложиться, словно осталось и вовсе пару миллиметров до контакта кожа к коже. – А до меня? – серьезно и нисколько не смущённо продолжила спрашивать Даша, будто и не замечая всего вокруг. – До тебя я был здесь один. В такие ночи, когда задумываешься о вечном и неизбежном, – отпивает последний глоток и кидает стаканчик в урну. – Обожаю капучино, – сопровождая фразу шипением, словно терпя горечь напитка, но всё равно улыбается во весь ряд зубов. Вот и ответ. Горький, но приятный. Всё же стоит того.***
Song/ Arcade/ Duncan Laurence
– Чай, кофе? – еле слышный мужской голос доносится с кухни. – Потанцуем? – с заметной улыбкой отвечает Алёна, надевая широкую чёрную футболку Мин Юнги. Первая совместная ночёвка. Ничего особенного, кроме всего. Оба, не говоря ничего вслух, на удивление, чувствовали себя очень уютно и комфортно, словно всегда было это между ними. – Как скажешь, – всё такой же хриплый голос. Кан не успела и моргунть, как парень оказался перед ней, укладывая её руку в свою, сплетая пальцы так интимно, что можно было покраснеть и, естественно, очень медленно, словно чувствуя каждую клеточку себя и её. Другая же рука легла на талию девушки, от чего у той побежали мурашки по спине до самого затылка, которые не разогнать ничем: ни кофе, ни, тем более, чаем. Он приятно мычал на ухо девушке какую-то знакомую мелодию. Они слегка перебирали ногами, качаясь в такт этому мурчанию Юнги. И не нужно ничего: ни света, ни музыки, ни особого места, потому что всё особое уже есть. Когда же глаза встречаются, смотря друг на друга, это словно безумие, которое никто никак не выказывает, но чувствует при соприкосновении тел в танце. Грудь к груди, рука в руке и лишь шумное дыхание обоих выдает весь шквал эмоций. Кан всегда была провокатором, которая любила смотреть на последствия своих провокаций. Сказать, что воздух между ними не нагрелся до уровня лавы в жерле вулкана, значит безбожно соврать. Девушка решила начать свою любимую игру на выдержку. Сначала лишь лёгкое дыхание в области перехода плечевого пояса в шею, чтобы увидеть тот самый табун мурашек на шее парня, которые ранее бежали и по её спине. Что и требовалась доказать. – A broken heart is all that’s left,* – напевает еще более осипшим голосом Юнги. От этого голоса голова Кан совсем отключается, что хочется всего и сразу, но внутри будто возникает барьер, который её тормозит. Но может сегодня она его сломает? Нежный и лёгкий, мягкий и воздушный, еле ощутимый поцелуй в шею. В его шею. Губы лишь слегка касаются горячей кожи, которая такая обжигающая, но такая приятная, словно мягкий песок после долгой дороги или же приятная прохлада волн для изголодавшегося тела на бескрайнем солнце. – I got addicted to a losing game,* – еле приходя в себя, но всё же продолжает напевать, слегка покачивая девушку, которая, не отрываясь, снова дарует приятный и дурманящий поцелуй в шею ближе к уху, оглушая своими губами слух парня со словами той же песни: – Loving you is a losing game. – Loving you is a losing game,* – повторяет за Кан в полумраке ночи, впиваясь в губы девушки, не выдерживая ни секунды этого давления с её стороны. Манипулирует, играет, и он готов проигрывать снова и снова, лишь бы та была в его руках, губах, глазах. Здесь и сейчас. Как только рука забирается в его волосы и приятно поглаживает их, ему еще сильнее хочется чувствовать этот еле ощутимый и приятный блеск на её губах, сам вкус девушки. Его девушки.***
– Прости, знаю, знаю, тебе пришлось сидеть здесь всю ночь, – мелодичный голос Тэ озарил больничную палату, в которой так сладко посапывала девушка. – Но я вчера просто блевал дальше, чем видел, – в голосе слышался смех, словно он понимал, как глупо это звучит, но слов назад не вернёшь. – Сама знаешь, побоч…– наконец-то поднял глаза и ощутил этот тяжёлый взгляд на себе, но далеко не Насти, которой он так весело (да, весело или даже придурковато) говорил какую-то глупость. – Побочка? – лишь эхом отдаётся в палате хриплый голос Чонгука. – Что ты? Как? Почему? – непонятный поток речи вырывается с губ Тэ, который всё еще наблюдает картину, как два не самых близких человека в этой больнице, а точнее наоборот, провели по-видимому ночь в одной палате. Но что удивительно, всё это время Гук говорил достаточно тихо, что нельзя сказать о Киме, чтобы ненароком не разбудить спящую девушку, которая того и гляди сейчас упадет с разваливающегося кресла поодаль от больничной койки. – Почему ты…Настя, просыпайся! Что вы…и как? – сказать, что Ким в шоке, значит ничего не сказать. Карие бусины того и гляди сейчас покатятся по полу, прямиком под кровать в пучину пыли. – Да что ты делаешь? Она всю ночь не спала, – самое странное, что мог услышать Тэ от друга. «С каких пор он стал таким? Что он делает здесь? Я ничего не понимаю» – крутится в голове Кима. Если вы думаете, что за эту короткую ночь многое изменилось, то вы и правы и неправы одновременно. Что думает читатель, смотря на спящую Ан и уравновешенного Чонгука? Что они болтали всю ночь и стали лучшими друзьями на века, что естественно могло случится в сопливом кино про долгое противостояние ненавидящих или скорее презирающих друг друга людей, но не здесь. Что же они делали на самом деле?Song/ In the woods/ Aron Wright
Ответ прост. Они молчали. Всю ночь, очень долго наблюдая, как звёзды мигают за окном, или же проносится очередной самолет по своему назначению в другой город или даже страну, отдавая то красным, то зеленым еле заметным блеском среди ослепительной зимней ночи Сеула. Они молчали, не сказав ни слова. Она уходила на вызовы, но возвращалась в эту палату, всё также молча, измеряя давление, прослушивая сердце и лёгкие парня, который также молчал, но внимательно смотрел за каждым действием и не шевелился, будто прикованный. Чувствовал себя в безопасности, защищенным, не одним. Не меньше было удивление ординатора, когда она девушка глаза, направленные в дверной проём на удивленного и ошарашенного Тэхена. – Буквально пару минут, Ким. Мне снился такой прекрасный сон, – сладко протянула Ан, сопровождая неуместным потягиванием рук, потому что Тэ всё так же стоял с вопросительным лицом. – Что это? – снова выдавливает из себя Ким. – Объясните мне! – перед нами явно не пушистый мишка. Недолго думая ординатор выдала: – Пациент Чон Чонгук, передозировка опиатами, приятного времяпрепровождения, – раздраженный голос сопровождал каждое слово и, конечно, резкий толчок со стула. Она до конца не понимала почему на нее так кричал парень, когда девушка полностью провела смену за него, на минуточку, за бесплатно, а всё-таки самый ценный ресурс нашей жизни – это время. Смачный хлопок сопроводил уход девушки. – Ты её разозлил, – спустя некоторое молчание решился произнести Чонгук. Он чувствовал себя и правда виноватым и не хотел ничего говорить. – Какого чёрта, Гук? Что ты здесь делаешь? Отравление опиатами? – берет учетную документацию, пробегаясь глазами по листу назначения, температурной кривой, показателям артериального давления, даже диуреза. – Серьезно? – В ответ тишина. Больше всего на свете из списка, который также начинается, всё же Чон ненавидел, когда его отчитывал и порицал собственный друг. – О чём ты думал, когда в очередной раз развлекался? Тебе так нравится это? Ты хочешь до чего довести? Я не понимаю! – голос с каждым вопросом повышался, выдавая злость Кима, который, кажется, давно забыл какого это проявлять что-то кроме апатии. Слушая это, Чонгук, злился также, потому что осознавал насколько эта боль в глубине его не проходит и пройдет ли вообще? – Ты не понимаешь? – всколыхнулся Гук, недоумевая как можно не заметить столь очевидную очевидность. – Так я хотел довести до конца, до того самого конца, после которого темнота, потому что она всегда была. А тебя не было и никого не было… – замялся, но разгорячился Гук, – а она была, – указал глазами на дверь. – Я ненавижу её за то, что она меня спасла. И видимо не меня одного, – смотря в глаза друга, тот увидел что-то схожее со своим состоянием – чувство вины. – Ты не можешь… – лишь ответил Тэ, – она не могла, – глаза темнели, словно пропадая в никуда. В них читался страх. – Когда это произошло, Тэ? Когда? Когда мы стали друг другу никем? – звонкий голос разносился эхом и отдавал в самое сердце, режа на мелкие куски израненный мышечный орган. – Не говори так, – выдавливал из себя слова вместе со слезами Ким, – это неправда. Он давился эмоциями, захлебываясь с каждым словом, с каждым выдохом, с каждым взмахом ресниц. – У меня ВИЧ, – разрезая тишину, выдал Тэхен, – под вопросом. Я не мог. До сих пор не могу. Мне плохо, очень плохо, Гук, – не в силах держать себя в руках, Тэхен всё же сел на край кровати. Когда же глаза Чонгука приобрели такую темноту, о которой только могла догадываться Хван. Кажется, в этот момент его мир рухнул. – Почему ты не сказал? – протянул свою руку на его плечо Чон. – Потому что мне было слишком страшно, я слишком боюсь, что больше никогда не смогу. А ты здоровый, живой, сильный, ты сможешь быть…А я не смогу, больше не смогу… В это ранее утро Тэхен сказал больше слов, чем за все эти недели. Открылся, признался, произнёс. Но в это же время понял, что сломался. Именно в этот миг.***
Всегда же есть этот закон, что когда у кого-то жизнь разваливается на крошечные кусочки, то у другого она приобретает очертания единого целого. Могла ли когда-то подумать Кан, что будет вот так не отрываясь смотреть на своего куратора? Конечно, могла, но не в том контексте, который предстает именно сейчас. Он умный, сильный и, чего греха таить, красивый, стоит и докладывает пациентов из педиатрического отделения. А она слышит лишь шум от быстрого кровотока по сосудам и бешеный стук неугомонного сердца. С одной стороны, ей хочется впитывать каждое слово, что приближает её маленькими шагами к гордому званию врача-педиатра, а с другой стороны, желала утопать в красоте дивных глаз, стройности речей. Она его и больше никого. Этот трепет и волшебство начала отношений самое прекрасное, что есть на свете и этим девушка хочет насладиться сполна. – Обязательно надо перелить кровь в третьей палате с биологической пробой, и не забудь про плазму, – обращается Юнги к девушке, что всё еще пропадает где-то на задворках своей думы. – Ты меня слышишь? – Да, – медленно моргая и собирая себя по частям, – кровь и плазма с пробой, – повторила Кан, стараясь не краснеть, но получается плохо. Юнги слегка заострил на девушке свой взор и шепотом добавил: – У меня тоже плохо получается здраво думать, когда ты рядом, – эта дьявольская улыбка до хорошего точно не доведет. Выглядит как качественная манипуляция, которая вдребезги разобьет адекватность Кан, но она не сдается и отворачивается к подруге, что внимательно следит за движением врача напротив – следующего докладчика. – Отделение реанимации…– начинает Ким Сокджин. – Всё в порядке? – спрашивает Алёна, читая слишком взбудораженный и обеспокоенный взгляд на враче от Насти. Но нет, это не то, что она так ждет, ставя ставки в своей голове, что между ними химия. Это что-то другое. – Нет, всё не в порядке, – шепотом отвечает Ан, как на них сразу же устремляется, как минимум, пять недовольных глаз, что хотят услышать информацию. Что очень быстро приводило Кан в чувство, так это переживание за друзей, особенно, когда на носу празднование её дня рождения. Всё не то, что бы должно быть идеально, но хотя бы не идти по пизде, как обычно. Доклад прошёл спокойно, что и было обычной ситуацией, но ординатор выдохнула облегченно только после того, как Джин направился на свое место. Всё это не предвещало ничего хорошего, потому что невербальное беспокойное общение Кан приметила сразу между этими двумя. – Не уходи после, – лишь читалось по губам от Кима в сторону Ан, и волнение снова охватило девушку. Следующее отделение, и еще, и еще. Наконец-то всех доложили, дежурство было насыщенным и плодотворным на все аспекты работы. Никто не остался в стороне. А, возможно, хотелось бы. – Позвони мне, – прошептала Кан в сторону Насти, замечая, что всё же девушка и правда не уходит из конференц-зала или же не спешит выбежать первая. – Я буду говорить, а ты молчи и соглашайся, – серьезный голос Ким Сокджина наседал на Настю, но она была готова податься, потому что ситуация была более чем подходящая.***
Самым спокойным оттенком холодно-белого цвета отдавала мерцающая лампа в отделении психиатрии. Внутренние смятения переходили в такое же спокойствие, как и этот оттенок. – Вы уже все решили? – мужской и такой знакомый голос окликает Хван. Вопросительное лицо девушки не застает врасплох Степу, который поправляет растрепавшиеся пшенично-русые волосы. – Сегодня же тот день, – продолжает парень. – Какой день? – все также прибывает в своих мыслях Хван, совершенно утопая в непонимании и собственной невнимательности. – День, когда Вы, доктор Хван, наконец-то научитесь внимательности и своевременно заполните документацию, – протягивает историю, чуть ли не тыкая ей в лицо, бледная и холодная рука с таким же монотонно хладнокровным голосом. – Мы переводим Вам пациента, развлекайтесь, – небольшая пауза в словах, чтобы, похоже, дать поблажку девушке и протяжное шиканье, – для вашего облегчения есть переводной эпикриз, можете его списать, если не догадаетесь как описать сие творение, – сопроводительный укор вместе с хищным взглядом. Пак Чимин явно не в духе, и он, как всегда, находит игрушку для битья. – Психиатрический статус и неврологический статус значительно отличаются, так что ваши умозаключения мне ни к чему, Доктор, – быстро опомнилась и горьким комом сглотнула неприятные и колкие слова, в которые так вложился светловолосый врач. – Благодарю, – приняла историю и с выправленной осанкой направилась к пациенту. В ней явно что-то изменилось. Или же надоело слушать весь его воспаленный бред, или же просто устала, устала от того, что кто-то смеет сомневаться в ее компетенции. Девушка начинает себя ценить, в первую очередь как специалиста, а остальное приложиться. Что же могли перевести такого интересного из неврологии, или терапии? Небольшие шаги сокращают дистанцию, чему следует и Пак. Будто отрезвленный он становится специалистом, без ярлыков и этикеток: – Дежурный доктор выписал на Себазон в полночь, стабилизировался ненадолго, был у нас как фоновая алкогольная нейропатия с основным диагнозом: ишемический инсульт. Считаю, что сейчас он должен лечиться у вас с совместным нашим ведением. – Хорошо, я Вас поняла, – официально и четко выдала Хван, ни разу не посмотрев в сторону врача. Вся сосредоточенная и погруженная в пациента напротив. Как часто сюда такие поступают? Достаточно. Психозы, психомоторные возбуждения, деменции, бредовые состояния. И всему ответ – алкоголь. Но лишь малая часть этого отделения в таких кадрах. Но сегодня, видимо, их день. Алкоголь вредит вашему здоровью. Бесконтрольный, за компанию, потому что грустно, от безысходности, как способ заглушить боль. Потом ты будешь умолять санитарку, чтобы освободиться. А свобода твоя будет ограничиваться одним – выпитой стопкой 40-градусного напитка.***
Порой очень полезно вспоминать себя недавнего и давнего, чтобы осознать каким ты стал нынешним и есть ли шанс у тебя грядущего. – Так вы никогда не накатаете большой ком, – громкий и властный голос старшего брата семейства Чон раздается за спинами двух сорванцов. Зима казалась в этот год особенно снежной и приятной. Снежинки целым комом падали на лицо, заставляя чувствовать приятную прохладу. Вокруг все было как в сказке, время словно застыло на месте, оставляя это приятное послевкусие – ценный момент детской поры, громкого непосредственного смеха и самых крепких объятий. – Хён, ты уже большой, почему ты лепишь с нами снеговика? – его глаза всегда были такими большими, карими и искренними. – Для шалостей нет границы возраста, так же как и для любви, и времяпрепровождения с семьей, Гук, – ответил светловолосый юноша. Волосы аккуратно смешивались с снегом, становились сырыми, но это ни капли не портило его настроение, ощущение и вид. – Хён, – окликнул его кудрявый парнишка лет пяти, – если бы у меня был старший брат, то я хотел бы, чтобы он был похож на тебя. Гуку так повезло, – Тэ смотрел на него и громко кричал на округу, чтобы все вокруг знали. Тот лишь улыбнулся и потрепал за волосы мальчонку со словами: – Однажды и ты будешь таким же хорошим братом, раз я тебя всему научил, – мягкая улыбка и тонкая рука исчезли с головы парня, также, как и эти воспоминания будут расплываться с годами, оставляя лишь одно в памяти: – Для шалостей нет границы возраста, так же как для и любви, и времяпрепровождения с семьей.. И та самая снежная зима как напоминание счастливого детства. Единственного счастливого, что вызывает улыбку у Чона. – Ты помнишь ту зиму, Тэ? – неожиданно выдал Чонгук, теребя край больничного одеяла. – Когда твой брат закидывал нас лопатой снега, а мы лепили снеговиков? – с улыбкой произнес Ким, словно побывал там прямо здесь и сейчас. – Было хорошо, я бы хотел снова так. – Я бы тоже, – оба устремили взор в больничное окно, за которым еле падал снег. Март. Очень удивительно для него. Но и вправду падал, словно воспоминания приобрели форму в том самом объёме, который остался в эти дни. От всего счастья, непосредственности и слов остался лишь один снег.***
– Мне безумно любопытно, доктор Ан, – злой и пронзительный взгляд лёг на девушку, – неужели вы не знаете правила и порядки? – громкий голос разносился по всему кабинету главного врача больницы. – Позвольте сказать пару слов, доктор Чон, – Джин тут же встрял, не успела та и продержать необходимую паузу, чтобы снова отчитать ординатора. – Шшшш, – тут же шикнула на него женщина, приставляя палец к губам. В этот момент Ан стало непомерно волнительно и не по себе страшно. – Драгоценный мой, ты не имеешь права вступаться за нее, – с пренебрежением продолжала женщина, охватывая взглядом девушку. В голове же Насти крутилось: «Неудивительно, что он не выдержал». – Я оказала всю необходимую помощь в соответствии с клиническими рекомендациями. Мы совместно с доктором Кимом…– тут же стройную речь ординатора снова перебила главный врач. – Прости, перебегу с темы на тему, так это правда? – на ее лице появился оскал, сравнимый с гиеньим. – То есть про вас это правда? Ан тут же начала быстро моргать, осознавая всю нелепость и бред. – Доктор Ким тут же перевел пациента в палату интенсивной терапии, где мы осуществляем до сих пор мониторинг жизненно важных органов, – без импульса и возмущения продолжила девушка. – На данный момент, диурез достаточный, функция сердца восстановлена, органы работают исправно, гемодинамику держит самостоятельно, – последовал примеру девушки Джин и продолжил ее речь. – Мне не важно, то, что вы все сделали по врачебному протоколу. Вы должны были оповестить родственников. Какого хрена, я узнаю это из разговоров ординаторов, а не от вас во время поступления? – громче, чем до этого, женщина сминает листок под своей рукой. Тишина озарила кабинет. – Отвечайте! – начала кричать в полный голос Чон. – Ты, – указывает на Ан. – Он не хотел, – прошептала себе под нос Настя, понимая какой резонанс произведет фраза. – Не мямли. Ты еще собираешься быть хирургом? – покатистый смех раздался по кабинету. – Смех, да и только. – Он не хотел, – выкрикнула девушка. – Он не хотел никого видеть. – Я его мать, что значит не хотел? – возмутилась женщина. – По протоколу, мы не смеем сообщать родственникам без согласия пациентов, которые достигли совершеннолетнего возраста, – монотонно произнесла Настя, смотря своей, очевидно, погибели в глаза, как тут же ее одернул Джин. – Он был в угаре, вы были обязаны! – начала кричать на девушку еще сильнее. Глаза ее наполнялись злобой, яростью и досадой. – Доктор Чон, она имела ввиду, что я велел, – пытался выкрутиться Ким, переводя удар на себя. – Он был нормальный, все он понимал, это было после, – перебила Джина и, видимо, начала закапывать себя еще глубже Ан, не чувствуя, что на этом ее дни в больнице могут закончиться. – Девочка, ты понимаешь, что я могу закончить твою карьеру прямо здесь и сейчас? – А вчера могла бы закончиться жизнь вашего сына, если бы не, как Вы выразились, девочка, которая вытащила его с того света, – сразу же ответила девушка, не чувствуя никаких границ, никакой субординации, ничего. – Так что на вашем месте надо бы задуматься, почему любящий и любимый сын сидит не на игле, так на порошках и уже не первый раз пытается свести счеты с жизнью, – Ан не могла остановиться и вспылила не хуже доктора Чон, чувствуя, как кровь кипит, вырываясь наружу, как бешено стучит сердце, как вены наполняются, а голова становится чугунной. – Пошла вон! – изо всех сил кричит на нее Чон. – Я сказала, пошла вон, наглая девчонка! – тут же хватается за успокоительное. Задела и в самую точку.***
– Какая группа крови, доктор? – тут же показывается перед Кан среди массива бумаг миловидная медсестра невысокого роста с планшеткой, на которой переливаются в маленьких ячейках разные оттенки красного, разведённые с необходимым раствором. Та недолго думая отвечает: – Первая, положительная, – пару раз моргнув и покрутив планшетку добавляет, – точно положительная, вот тут хлопушки, – показывает пальцем девушка. – Хлопушки? – переспрашивает Юнги, как только медсестра удаляется из ординаторской, оставляя врачей одних. – Агглютинация, прошу прощения, – исправляется Кан, смотря в темные глаза наставника, останавливаясь даже в заполнении документации. – Хлопушки, хлопушки, – улыбается Юнги, выходя из кабинета, с такой же притягательной улыбкой. Самого удивляет как какие-то нелепые фразы девушки вызывают в нем бурю эмоций, разливающихся по груди приятным теплом. Ничего не значащие, но такие особенные? Однозначно. Целый день девушка бегала по делам. То в один кабинет, то посмотреть, как делать пункцию ее пациентке, то проконтролировать результаты УЗИ, то забрать результаты исследований у медсестер, то договориться на рентгеноскопию с другим. Трудяга-пчёлка, а ведь сегодня её день рождения. Часы неумолимо бегут, словно кто-то с огромной скоростью крутит стрелку. Утренняя заря сменилась ярким дневным светом, а тот в свою очередь начинает идти на спад, приближаясь к сумеркам. И так день за днем ты совершенно не замечаешь, как проносятся дни, недели, месяца. – Не заработайся, доктор Кан, – нависает сзади огромное тело, когда та ставит последнюю подпись в законченной истории болезни. – Доктор Мин, вам нужен компьютер? – спрашивает, удивленно хлопая ресницами, подсвечивая взор нефритовым оттенком глаз, которые так выигрышно смотрятся в меркнувшем свете окна. – Мне нужно, чтобы ты шла праздновать свой день рождения в веселой женской компании и ночью приехала пьяная на мой порог с такими большими сумками, – показывает руками огромные шары, что чуть ли не занимают половину ординаторской, – и вот с такими растрепанными волосами, – приятно улыбнулся, потормошив девушку за голову, от чего волосы наэлектризовались и вызвали недовольной взгляд именинницы. – Иди, давай, – снова проговорил Мин. Даже злиться на него не хотелось, потому что всё, что он сказал было в её планах, а в особенности, смотреть на него пьяным взором в сумраках ночи на пороге его квартиры. Теперь у Кан новые каноны, которые ей очень даже нравятся.***
– Чудесная, прекрасная, обворожительная, умная, незабвенная, красивая, уморительная и сумасшедшая наша, – льётся поток эпитетов за первым, но не последним тостом в честь дня рождения и в сторону именинницы от Ан, которая искренне улыбается, и все остальные присутствующие не отстают от первого оратора этого вечера. – Зеница ока, мы будем беречь тебя также, как ты бережёшь своих бейбиков в отделении! За тебя! – звон бокалов, смех, крики восторга ознаменовывают начало вечера. Первый год вдали от родни, в чужой стране, в чужом месте. Но, возможно, о такой смене всегда мечтала Кан. Почувствовать что-то другое, что-то новое, узнать себя по-новому, узнать эту жизнь и вкусить все её сюрпризы. Но кое-что не изменится для нее. Выбор празднования неординарный, а место тем более. Сауна. Финская сауна, которая так распространена на ее родине. Шумная компания девчонок, шест, музыка, огромное количество некорейских блюд и различные виды алкоголя. Горячая сауна и горячие девушки – отличная смесь. – Что это? – спрашивает Хеджин, указывая на непонятный ей салат. – О, это наша короночка новогодних вечеров и праздников – «Оливье», – с неким акцентом произносит Даша, словно и правда вспоминая все застолья дома. Ничего особенного, но видимо, так приглянувшийся девушке, которой только его весь вечер и уплетала. Наестсья там можно было спокойно до такого состояния, что спокойно вызвать скорую и ехать на промывание. Тут Кан позаботилась, чтобы каждому всего хватило. Что же касается заходов в парилку — это как очередной турнир на выживание. Большой градус внутри и снаружи мог давать различные результаты. Не летальные, но всё же… – В этот раз без падений? – смеется Кан, смотря на Хван, которая час назад пыталась разъехаться в шпагате после очередного залпа в сауне. – Не упал, – отвечает та и еле слышно смеется, сверкая своими лисьими глазами. Льющаяся атмосфера веселья и алкоголя подкупала каждого, кто здесь находился. Хеджин, Ёнджи, Настя, Алена, Джису, Даша – всех их подкупало это. Вроде так мало общавшиеся между курацией пациентов девушки почти сразу нашли общий язык, темы для разговоров, причины для шуток, обсуждений и пародий. – Не думаю, но, возможно, – начинает издалека Ан, – меня турнут из ординатуры, – залпом выпивает стопку текилы, ловя неопределенные взгляды всех присутствующих. – Что было ночью? – усаживается именинница, осматривая подругу. – Чон, ночью пытался передознуться, я его откачивала, – произнесла рвано и в полголоса, но кому нужно было, те услышали, то, что необходимо. – Передознулся? – переспросила Алёна, словно пытаясь саму себя уговорить в осечке слуха и даже больше – пьяном бреде. На фоне продолжала литься музыка и слышаться отголоски более простых и легких разговорах обо всем и ни о чем. – Наглотался какой-то дичи в клубе. Мы с Дашей приняли его на каталке от скорой, – ответила незамедлительно подруга. – Жесть, – лишь вдали резюмировала Хеджин, – ну он, конечно, дает. На минуту эта новость погрузила в раздумья всех или даже не на минуту, а больше. По лицу видно было, что задело каждого, но Ан выдала всё как шутку, как и всегда. Отшучивалась и смеялась, но толика правды была, ведь так ругаться с главврачом даже Чонгук не смел. – Не турнут, ты его спасла, – сквозь заглушающую музыку проговорила Алёна и выпила стопку уже неизвестного алкоголя, – надо взбодриться, с ним всё хорошо и с нами тоже. Мы все живы. Все совершают ошибки, надо учиться и идти дальше, – мельком протянула руку подруге, чтобы вытащить и себя и её из застоя. Ведь шест тут явно не для красоты стоит.***
Song/ WHO/ Lauv
Распаренные и пьяные девушки использовали своё время в финской сауне. Веселые выкрики, жаркие танцы, тосты за любовь и счастье, карьеру и благополучие. День рождение обещал быть жарким, что и произошло. Вот уже на ступеньках сидит Ан, тыкая в телефон и совершенно не попадая по клавишам. Алёна же и вовсе решила не снимать полотенце с головы. Всё равно же домой. На улице была гробовая тишина, словно все вымерли: ни машин, ни людей. – Гребанный номер гребанного такси, – ругается Ан, в пятый раз пытаясь разблокировать телефон. Подождав пару минут, он вновь заработал. Тыкнув, даже не посмотрев куда, девушка набирает номер. – Алло, такси? – начинает говорить Настя громко, сохраняя последние крупицы корейских слов среди пьяной речи. – Что? – слышится сонный мужской голос, который точно не ожидал такого звонка в два часа ночи. – Мне нужно такси на улицу Инсадон, тут, знаете, сауна такая большая и шумная, – начинает разводить руками девушка. – Нас двое. Алло, слышите? – Да, скоро буду, – протягивает мужской голос спустя трехминутное молчание. Ан довольная вдыхает ночной прохладный воздух, наслаждаясь как ветер продувает разгорячённую кожу после парилки. – Хорошо, что там можно пользоваться вениками, это чудо, – обращается она к своей полусонной подруге, что взахлеб пьет минеральную воду. – Что в этом хорошего? Бьют тебя. Мало нам морального избиения в больнице, – с набитым ртом воды ответила Кан. – Ну они же не сильно. Дубящий эффект. Хорошо для кожи, – замычала подруга, проверяя телефон, где должно появиться сообщение с номером машины и водителем. – Так странно, до сих пор нет номера и имени, – вдыхает она и тоже делает глоток воды. Сокджин мог видеть десятый сон и нежиться в кровати, правда не в своей. С Чоён уже какую ночь он проводит вне дома. Ночи напролет, пытаясь заглушить то, что его беспокоит в последнее время. Сон пропадает, но так выматываться получается еще сильнее, чтобы бесповоротно окунуться в царство сновидений. Но и в них ему не спокойно, кошмар за кошмаром преследует врача. Никогда он не обнимает Чоён во сне, не притянет к себе и не прошепчет на ухо «спи», зарываясь головой в копне её волос. Вроде их отношения стали больше смахивать на настоящие, чем на просто перепихон перед сменой или после неё. Но никогда Джин не проявлял к ней ласку. Она тянулась к нему, он же в свою очередь лишь игрался, как и всегда. Пользовался и уходил. Спал в своей холодной постели, в холодной квартире, совершенно один. Но даже с ней, находясь в одной кровати, предпочитал дистанцию, только, когда дело не касалось физических потребностей, здесь дистанция не уместна. Телефонный звонок. Ким не размыкает глаз и на автомате поднимает трубку, думая, что находится в больнице и ему звонят из приёмника. Голос заставляет его открыть глаза и обернуться вокруг. «Не больница. Не дом». – Алло, такси? – слышится по ту сторону. «Она что с ума сошла?» – думает он про себя. Как только девушка продолжает говорить, Джин просто садиться на кровать и слушает, не перебивает, не возмущается, просто слушает и хочет, чтобы это никогда не кончалось. «Пьяная и смешная. Как всегда» – Да, скоро буду, – лишь выдаёт он. Ни нотки возражения, возмущения. Ничего. Лишь то, что он должен сказать. Парень резко начинает одеваться, ища своё нижнее белье, штаны, носки и рубашку. В ночи в полуосвещенной комнате он выглядит еще лучше, чем при ясном свете. Аккуратное подкаченное тело, широкие плечи, изгибы тела, идеальная кожа. Девушка просыпается от копошения и наблюдает красивую картину своего парня. Она все еще мечтала, что он её или хотя бы когда-нибудь станет её. – Ты всегда уходишь к ней, – слышится из-за спины женский голос, не тот, от которого он замер и просто сидел как вкопанный, а тот, который он привык слышать лишь в купе со стоном. – Когда бы она не позвонила. Ты всегда уходишь, – медленно выговаривает девушка, выводя каждое слово, будто клеймом на коже. Ким молчит и продолжает одеваться, ища свою куртку. – Скажи мне одно, – ловит на себе его взгляд. Впервые, когда он смотрит ей в глаза так долго. – Тогда в сентябре, в начале новой волны ординатуры, ты выгнал меня из пастели ночью, чтобы поехать за ней? Скажи хотя бы это, – еще минуту двое молчали, смотря во мраке в глаза друг другу. – Да, за ней, – кратко бросил Джин и скрылся за закрывающейся дверью. Ключи в руках, кошелек в куртке. Ничего не забыл. Только голову давно потерял от этой девчонки, но никак не мог это признать. Но всё же потерял. Пропал в глубине карих глаз. Глаз, что каждый раз осуждали его и презирали.***
Почему-то хочется быстрее приехать. Почему-то спидометр с каждой минутой прибавляет скорость, все больше и больше. Сам себя не понимает. Никогда такого не было. Никогда. – Такси вызывали? – произносит с издевкой. Девушка же видит лишь длинные, до бесконечности длинные и стройные ноги перед ней. Мужские ноги, прошу заметить. А в голове уже: «Ну не может быть. Я не могла снова так осечься. Не с ним. Не сейчас» – О, Джин, – радостный голос из-за спины прервал раздумья Насти, – ты наш таксист. Ты подрабатываешь? Тут уже смешок вывалился со стороны Ан. Алёна вовсе и не шутила, лишь по-пьяному решила спросить беспокоящий её вопрос. – Как тебе на новой работе? Загруженность большая, наверно, – подняла голову выше Настя, чтобы уже посмотреть в глаза своему спасителю? Навряд ли, скорее мучителю. – Очень, особенно в ночное время, все так и норовят проехаться со мной, – протягивает руку девушке, чтобы та наконец встала с холодной ступеньки. – Давай вставай, отморозишь себе всё. Хотелось отказаться, но всё же дискоординация после такого количества алкоголя взяла верх над ней, и она поддалась. И не зря, как только сидячее положение приняло вертикальное, ее телу тут же захотелось расслабиться, при чем расслабиться на Джина. – Ну, могла и потерпеть, упадешь в мои объятья, когда приедем ко мне, – улыбнулся Ким и приобнял девушку, которая явно нуждалась в опоре. – Размечтался, извращенец, – шикнула на него девушка, твердо упираясь в плечо парня. – Вы, конечно, можете ворковать хоть до утра, но мне срочно нужно к Юнги, понимаете? – встряла Кан, возмущенно смотря на новоиспеченного таксиста этого вечера. – Все вы такие, лишь бы к мужикам в койку под утро прыгнуть, – открывая дверь, произнес Джин. – Если ты спишь с шалавами, то это твое дело. У них отношения, а не твои похождения по блядкам, – злостно выразилась Ан, закрывая дверь перед его носом. Тот лишь улыбнулся, потому что только такого ответа и ждал. Неужели он чувствует себя живым, когда ругается с ней, когда она вступает в конфликт с ним, когда говорит свое нет. По-видимому, всё так и было.***
Song/ In Luv with u/ Finn
– Не думаю, что это хорошая идея, – резюмировала Настя, смотря как достаточно неустойчивая походка её подруги направлялась прямиком к центральной двери многоэтажной постройки района Каннам. – Идея прекрасная, – опираясь корпусом о дверь машины, Джин устремил свой взгляд в одном векторе с брюнеткой. Алёна достаточно неустойчиво и спотыкаясь то о свою ногу, то о неугодный камень, перебирала в руках ключи от квартиры, подъезда, парковки, кабинета. – Почему тут так много ключей? – оборачиваясь закричала девушка, что, кажется, от ее голоса загорелся свет у самой входной двери. – Детка, тот, что самый большой и массивный, – помахал ей Джин и насмешливо улыбнулся, за что незамедлительно получил под ребро. – За что? – озарился парень на Ан, которая лишь неодобрительно шикнула, но всё же проводила исчезающую фигуру подруги в мраке ухоженного двора. «Надеюсь, без приключений» – пронеслось в голове брюнетки. Алёна была достаточно неуклюжей в алкогольном опьянении, как и многие, наверное, из нас. Но ей это удавалось с особым лоском, так сказать. – Эти ступеньки точно придумал дьявол, – еле поднимая себя и пакеты с подарками, еще и цветами, бормотала девушка. Внутри ее преследовало ощущение, что она идет домой. Чувство комфорта и спокойствия окутали с ног до головы, что даже в мысли не могло закрасться, что что-то может пойти не так. Удивительно, но консьержка даже не обратила внимания на качающуюся девушку, будто здесь такое сплошь и рядом, что было толикой правды. Совсем чуть-чуть осталось преодолеть и плюхнуться на диван, снять неудобную обувь и освободить руки от оков подарочных пакетов. Замочная скважина казалась для Кан всё время перемещающейся во времени и пространстве. – Ты можешь стоять на месте? – шикала девушка, прицелившись громоздким ключом в дверь. – Бинго, – спустя время прокричала она и совершила заключительный поворот. Юнги внимательно наблюдал за всеми этюдами за дверью из своего кожаного черного кресла, периодически улыбаясь на предсказуемость своей девушки. Как и заверялось, при первом же шаге Кан сбросила обувь и скинула подарки на пол. Облегченно выдохнула с приятной и протяжной улыбкой на лице. – Можешь открыть глаза и пьяно смотреть на меня, – прорезался сквозь темноту комнаты голос Юнги. – Ты не спишь? – удивленно спросила Алёна. – А почему ты не спишь? – резкое удивление и вопросительный тон сопроводил фразу. – Ты должен спать. Время… – потянула светловолосая, – время уже полчетвертого. Тебе завтра на работу, доктор Мин, – легкая улыбка коснулась её губ, потому что в голос проникали нотки флирта. – Доктор Мин? – парень вопросительно выгнул бровь и так же мягко улыбнулся, приподнимаясь с насиженного места. *Час назад* – Скажу тебе так, – сразу резко и бодро разлетается по всем закоулкам квартиры голос Джина из телефона, – они там точно пьяные, потому что Ан позвонила мне, думая, что это такси. – О чём ты? – заспанный брюнет еле продрал глаза, сопоставляя факты, кто ему звонит и что за имена он произносит. – Твоя педиаторша устроила вечеринку в какой-то европейской сауне. И думаю, я повезу её к тебе, чтобы без приключений, – тут же прервал друг и бросил трубку именно в тот момент, когда Мин окончательно осознал суть происходящего. – А что тебя зовут как-то по-другому? – продолжала лепетать Алёна, не двигаясь с места. Парень подошел к ней в плотную смотря в манящие глаза и лишь слегка опустился, что уровень глаза в глаза резко прервался, но всё так же находился в пару сантиметрах от девушки. Не увеличивая дистанцию он всего лишь поднял пакеты с пола, но всё так же вплотную оказался на прежнем уровне, снова смотря в эти дьявольские зеницы. – Хочешь пить? – спросил Юнги, не прекращая видеть искры напротив. Девушка отчетливо понимала, что это чистой воды провокация, но ей так хотелось поддаться. Всё в вокруг этому располагало, и она сама располагала к этому. Давно хотела, так же, как и он. – Если бы ты был водой, я бы хотел выпить тебя до последней капли, – светловолосая надеялась, что это звучало не так пошло, как могло бы быть. Парень придвинулся еще ближе, хотя, казалось бы, куда ближе, но, поверьте, было куда. – Тогда я буду твоей водой, – резко притянул девушку на себя, окольцовывая в нескончаемые пакеты и жар собственного тела. Даже через атласную рубашку чувствовался накал парня. Он словно вулкан, который сейчас взорвется. Думать не за чем. Нужно брать здесь и сейчас. Кан лишь придвинулась так близко, чтобы заполнить все пустоты между ними, отдаваясь страстному поцелую горячих губ, таких манящих и соблазнительных. Рука скользила по девичьему стану медленно перебирая сырые волосы, которые спадали из-под влажного полотенца на голове, опускались все ниже и ниже, пока не оказались на округлых ягодицах, которые ежесекундно требовали, чтобы их сжали. Мельком послышался протяжный выдох. Выдох наслаждения. Пышные губы девушки переходили от губ к шее, а там к ключице и все ниже и ниже, оголяя торс парня. Юнги думал, что сгореть еще больше он просто не в силах, но как же сильно он ошибался. Девушка каждым своим движением, колыханием ресниц, вздохом, охам, стоном, заставляла его кровь кипеть и сводить на нет всё терпение, что он копил долгое время. Единственный выход – это сорваться, выпустить внутреннего зверя. Что он и сделал, подхватывая Кан под бедра, от чего она окольцевала его шею руками, не разрывая томительного поцелуя, который прожигал в нем дыру до самых костей на месте побывавших губ. – Я сейчас сойду с ума, – гортанным рыком произнес Юнги. От чего у Алёны еще больше защекотало в животе, раздаваясь теплом ниже и ниже, доводя до пика возбуждение. Она резко сдернула с него рубашку, впиваясь губами в губы парня со словами: – Я уже давно сошла. Это длилось долго, громко, эмоционально и горячо.***
Знаете, то чувство, когда тебе сначала очень весело, а потом становится запредельно грустно? Вот Хван часто с ним сталкивалась, как с рифами, которые прячутся в пучине волн. Ты знаешь, что они там, но всё равно надеешься, что эту бурю ты проживешь без потерь. Садясь в машину, Даша очень хотела назвать один единственный адрес, который засел в её голове. Местами она грезила, что он станет и её адресом, общим адресом. Глупо и наивно. Но вот она едет совершенно в другом направлении, не зная к чему это всё приведет. «Тебе нужны здоровые отношения, рыжик, пойми. – засели слова подруги. – Нужен новый парень. Новые чувства. Новый дзынь». Она улыбнулась. Не все же знают, что такое дзынь. Ан и Хван были любительницами мультипликационных фильмов. И сюжет одного из таких говорил, что дзынь подобно вспышке, когда ты понимаешь, что это оно, то самое, неподдельное и искреннее, настоящее, твоё. Одним словом, приближенное к ощущению любви. Девушка вышла из машины, ведомая алкоголем? Отчасти. Собственным самобичеванием? Отчасти. Больше тяжелыми мыслями, но, когда был один человек, эти мысли становились не такими тяжелыми, словно невесомыми. Или же вдвоём тяжесть кажется менее ощутимой? Кто знает… – Сдачи не надо, – мужская рука протягивает купюру наличных водителю, когда Хван всё ещё прибывает где-то далеко, где-то даже не с собой. – Доброй ночи, – пожелал водитель молодым людям и скрылся за ближайшим поворотом. – Простите, что всё так…– начала речь девушка, когда осознала место своего пребывания. – На «ты». И не за что извиняться. Я очень давно не просыпался от сумбурных предложений девушек в ночи, – этот мягкий и низкий голос мог повергнуть в негу тепла и заботы абсолютно любого человека. – Не думаю, что ради такого кто-то бы вообще захотел просыпаться, – говорила грустно и отстранённо. – Я взрослый мужчина и могу решить сам от чего я хочу проснуться, а от чего снова впаду в спячку, – ужасно, ужасно красивые ямочки. Снова они поработили разум. – Что между нами? – в лоб говорит шатенка, поднимая свои лисьи глаза с блеском настоящего шоколада в них, темного и сверкающего. – Что ты имеешь в виду? – Намджун напрягся и не до конца был готов к такому разговору. Даша вздохнула, но алкоголь помог ей продолжить фразу: – Эти встречи, Намджун, луна, прогулки, ты приходишь. То, что ты говоришь, подводишь к огромному панорамному окну больницы и делаешь всё, чтобы я …– девушка замолчала, словно кто-то её одернул. – Делаю что? – он подошел ближе, чтобы еще четче посмотреть в эти искры. Набравшись смелости, Дарья всё же немного потупила взор, но произнесла: – Чтобы я влюбилась, – этого взгляда он точно никогда не забудет. – А ты влюбилась? – незамедлительно произносит Ким, словно чувствуя, что и где надо сказать. – Я…– слова теряются, уверенность исчезает и зачем она сюда пришла, – я не знаю. – Я тоже, – с тоской в голосе сказал Джун, многозначительно посмотрев на ночное небо. – Порой мне кажется, что именно, когда я с тобой это чертово небо такое звездное, яркое, словно все гребаные планеты выстраиваются в ряд. И все из-за тебя, понимаешь? – услышав все это от девушки, с какой интонацией она говорит, как смотрит, как двигается, Джун понял, что это было то самое искреннее и неподдельное, чего он давно не видел и не слышал. – И мне, – томительная пауза, – мне тоже. Знаешь, когда суета жизни превращается в рутину, когда ты в постоянном безэмоциональном колесе. Ну, знаешь, в больнице, конечно, есть эмоции, но, когда я выхожу за ее пределы, словно оболочка отделяется от материального и меня просто нет. Я даже сам не знаю, что говорю, – смех с хрипотцой и еле заметный кашель на одном тембре с низким голосом Джуна еще больше заставил вслушиваться в каждое сказанной слово и понимать насколько он необыкновенный. – Знаю, понимаю, чувствую, – неосознанно, но Хван взяла Кима за руку, словно кто-то нашептал ей это на ухо и подвел к прохладной мужской кисти. – Думаю, ты делаешь то же самое, – неожиданно выдал парень, но не отдернул руку. Лишь замер, смотря то на небо, то на Дашу. – Что я делаю? – спрашивает и тут же себя ругает за вольность, за приезд, за весь этот бред. – Заставляешь снова смотреть на небо, звезды, на себя, – взгляды неминуемо встретились. – Заставляешь выйти в ночи, чтобы просто быть. Заставляешь влюбиться. Каждый такой момент заставляет нас что-то понять. Не все идет так, как мы хотим, а порой все идет так, как оно и должно быть. Наши дороги переплетаются с теми, кто должен на ней встретится и разводит с теми, кто дал все, что мог, научив нас, сделав сильнее и никак не меньше.***
– И стоило так много пить? – тут же просвистел вопрос мимо ушей Ан совместно с рыком автомобиля Сокджина. Девушка же решила придерживаться тактики поездки в тишине и относительном спокойствии. Кажется, алкоголь начал выходить, как только она постояла на улице, провожая подругу. Но это длилось не так долго, потому что при каждом повороте её личные вертолеты и чертики в голове возвращались. – Очень невежливо молчать, когда твой таксист везет тебя за бесплатно, хотя мог бы срубить уйму денег, – продолжал монолог Ким. – Только ты не таксист и ничего бы не срубил, – смотря прямо на дорогу проговорила девушка. – Думал, ты никогда не отомрешь, – радостно продолжил парень. – Итак, что вы пили: ром, текила, мартини, соджу, водка? – Всё, – с таким же выражением лица и голоса продолжала девушка, трогая свои сырые волосы и раздражаясь, как ужасно она сейчас выглядит при «нем». – Тебе должно быть сейчас хреново, а завтра будет еще хуже. И подружки разъехались, совсем одна в большом и холодном общежитии, – злорадно проговаривал каждое слово Джин, словно подводя к чему-то. – Что ты хочешь, Ким? – вспылила брюнетка и злобно посмотрела на парня. – Денег? Так я тебе их отдам. Ну извини, – вдруг выдавила из себя последнюю фразу, – что разбудила тебя, вырвала из постели, от очередной куклы. Извини, что тебе пришлось ехать, – на секунду девушка замолчала, – ты мог не приезжать. Это не обязательно. Ну извини, что всё так как есть, – её голос был злым, слова непоследовательным. Но злилась она больше не на Джина, а на себя и правда просила прощение. Машина резко остановилась на обочине. Вокруг были лишь голые деревья и гул бродячих собак. – Выходи, – прорычал Ким девушке. «Он просто высадит меня в лесу. Логично. Я тут ору, а он» – даже мысли в её голове плясали джигу-дрыгу, о чём тут говорить про стройную речь и адекватный слог. Без раздумий она вышла, ожидая, что придется идти очень долго, чтобы даже выйти к какой нибудь остановке. Но также как дверь захлопнулась за Ан, она и захлопнулась за Джином, который стоял и смотрел на неё таким же злым взглядом. – Говори, – прорычал на неё парень. – Извини меня, Ким, что я заставила ехать за собой в ночи, за мной пьяной и недовольной. Извини, – она почти что кричала ему это в лицо, пытаясь что-то доказать себе и парню. Брюнет также злился, потому что не считал, что она виновата, что он виноват. Впервые для себя он понял, что находится там, где хотел находиться, с тем, с кем хотел находиться. Джин резко схватил девушку за подбородок, поднося её лицо так близко к своему, чтобы ни один миг не испарился в этом моменте: – Я буду приезжать за тобой даже если ты будешь на Гималайских горах танцевать на костях инков, поняла? – он говорил по-злому и громко. – Никогда не извиняйся передо мной за это. Если бы не хотел, я бы не приехал, – добавил парень. Как только девушка пришла в себя она отбросила его руку от своего лица. – С ума сошел, бешеный, – потерла подбородка брюнетка, – ты бы мне мог челюсть сломать. – Переночуешь у меня, – вдруг девушка начала уже бухтеть, и он добавил: – мне всё равно, что ты думаешь, либо так, либо пешком до ближайшей остановки. – Ты абьюзер, – выкрикнула ему в спину и хлопнула дверью авто. На что парень лишь улыбнулся. Сокджин удивлялся, как такой противоречивый человек мог вызывать у него столько эмоций одновременно – и придушить, и поцеловать, и обнять, и ударить. Один словом, эта встреча была не случайной.***
Давным-давно мы начали забывать, какого это не спать всю ночь. Гулять по окрестностям без счета времени и потраченной энергии, ведь она бьет в нас ключом. Утренняя, привычная, как вывих плечевого сустава у спортсмена, конференция кралась в уши каждого, кто находился в большом зале. Неужели наконец-то потолок не течет, а колонки, подвешенные к потолку (зачем?) не коротят, словно сейчас все поджарятся или же испытают на себе силу ультразвука. В помещении было душно, что некоторые из девушек ненароком обдували раскрасневшиеся щёки подготовленными отчетами для Пак Чимина о проделанной работе в отделении. – Мои щеки такие же красные? – обратился шёпотом, наклоняясь над ухом блондинки, Юнги. Парень выглядел в это утро обновленным, свежим, счастливым. Своим поступком заставил ординатора впритык посмотреть на рядом сидящего наставника. – Как всегда бледные, – вскользь ответила Кан, непроизвольно засматриваясь на приоткрытые ключицы из-под рубашки врача. Внутри преследовало ощущение, что в каждом слове парня кроется двойной смысл и будет следовать что-то очень интимное. Но интимное не в свете пошлости, а интимно значимое только для них. – Счастливые часов не наблюдают, – откашливаясь, произнес Пак Чимин в сторону друга, указывая жестом, что сейчас его через секунду потребуют к пьедесталу почета, а точнее, унижения. – Милая, прошу, – обращался тот уже к Кан, – красивая, прекрасная и …– на секунду задумался, но все-таки нашел необходимый эпитет: – юная. Заминка в его словах заставила девушку краснеть пуще, чем от духоты обширного зала, которую испытывали все и каждый. – Не надо, – продолжил светловолосый доктор, – отвлекать доктора. Для этого есть время и место более уместное, – улыбаясь рядом светлых зубов, он ухмыльнулся. – Получилась тавтология. Но ты меня поняла. В ответ она не придумала ничего, что могло хоть как-то парировать с вышесказанным. Пак умел поддеть острым словом и взглядом, в совокупности чего заставляло даже самого языкастого молчать и созерцать. – Воздержание плохо на тебе сказывается, – послышался шепот по другую сторону от Пака. Тот непривычно поежился, словно это было правдой. – Заткнись, Джин, – лишь слышалось в отдалении, когда девушка пыталась сосредоточиться на докладе врача из гинекологии. – Сегодня мы планируем выполнить нашей пациентке операцию по поводу удаления эндометриоидных очагов, – говорил Ли Донук, – процесс может затянуться и занять длительное время. – Расскажите поподробнее, доктор, – звучит голос с первого ряда. – Пациентка, 45 лет, длительное время лечилась от, так называемого, туберкулеза внутренних органов, а точнее маточных труб. Проходила длительное и побочное, как мы все знаем, лечение, – голос Донука был серьезным и преисполненным горечью и сожалением. – Нам же удалось поставить ей диагноз: эндометриоз, а в частности аденомиоз. Многих в зале заинтересовал рассказ врача, в частности и врача-ординатора с хирургии. Ан четко для себя решила, что всеми правдами и неправдами должна попасть на эту операцию, чтобы хоть одним глазком посмотреть на это. – Я должна там быть, – на ухо шепнула брюнетка Хван, которая находилась явно где-то далеко. *FlashBack* – Какое кофе ты любишь? – спросил неожиданно Намджун. – Латтэ или капучино, – медленно отвечала Даша. – Или латте, – замялась, – или капучино. На что Ким лишь улыбнулся. Она правда заставляла его глаза искренне улыбаться. *End* – Еще хочу попасть безумно на апоплексию яичников, – продолжала девушка, как будто погрязнув в своем собственном мирке, – столько крови, прямо целый таз, – посмотрев по сторонам, чтобы не было лишних ушей, – разумеется малый или … – задумалась, – большой. Тогда это было бы…– закатила глаза. – Это было бы шикарно, – продолжила фразу за нее Даша с толикой злости в голосе. – Ты злишься? – спросила Настя, придвигаясь ближе к подруге. – Просто я не люблю всю эту кровь и эти… тазы…– с отвращением заявила девушка. – Просто один бесячий таз точно будет мылить тебе сейчас глаз, – указала на следующего докладчика Ан. Проницательности ей было не занимать. В голове Даши поселилось столько вопросов за последнее время и ни на один не было ответов.***
– Это твое, – протягивает спокойно и непринужденно Джин ключ, что, кажется, всё утро искала Ан в раздевалке для ординаторов. – О Боже, – озарилась она вполголоса, – откуда он у тебя? Воровство Вам не к лицу, – выхватила заветный кусочек металла, который сулил бы при отсутствии дежурство в стенах больницы. Снова. – Когда собираешься в чужой квартире не обязательно выворачивать всю свою сумку на мой пол, – фраза звучала громче, чем нужно, из-за чего впереди выходящие ординаторы снова сделали необходимые для себя выводы о происходящем за их спинами. – Ты же специально это делаешь, – шипела Ан на Джина, тыкая того в бок. – Я тоже не забуду эту ночь, детка, – смеясь добавил Ким, окончательно закрывая дверь конференц-зала, выходя в ослепительный холл приемного отделения. – Наглый лжец и противный, – начала распыляться девушка, но вдруг потеряла все эпитеты в голове. – Да,да, доктор Ан. И вам хорошего дня, – кинул ей вслед и растворился между ординаторами, которые внимательно слушали, но делали вид, что просто медленно идут к лифту. Для Насти складывалось чёткое ощущение, что эти скверные взгляды и перешептывания никогда не закончатся. – Неужели никто не видит, что он блефует? – раздражённо говорила брюнетка подругам. – Просто все ждут, когда ты набросишься на него с кулаками, чтобы поставить ставки, – выпалила со смешком Алёна. – Или же… – вступила Даша, – то самое. – Нет. Скорее боксинг, – резко вывалила Ан, врезаясь в спину. Широкую и белую спину. Тут же принялась извиняться. Потому что это явно была спина кого-то со статусом. – Быстрый шаг и острый язык, – возразил её речам Ли Донук, – и сильный характер. Девушка молчала и созерцала. – Пойдешь со мной в операционную? – вопрос звучал громко и четко. Об этом можно было только мечтать. Не может и слова выдавить, лишь махает головой в знак согласия. «Иногда мысли и правда материальны» – думала Ан.***
Song/Can’t Pretend/ Tom Odell
– Мама, – тянула протяжно девочка, прикладывая влажную от крови салфетку ко рту. – Милая, не говори, тебе нельзя, – отвечала высокая и худая женщина, вытирая капельки крови с щек дочери. Вокруг слонялись люди, словно и не замечая их, будто простой рядовой случай, не требующий никакого внимания. Может это и было так? – Прошу прощения, но не могли бы вы вызвать нам, – со всем уважением обращалась мама девочки к преклонных лет медсестре, которая с самым неторопливым голосом отвечала на телефонный звонок: – Это приемное отделение, а не реанимация. Вам нужно позвонить по другому номеру, который указан на сайте, уважаемая. Медленно поднимая глаза, она оглядела с ног до головы женщину, что стояла перед ней. Обычная, но аккуратная строгая одежда. «Наверно, офисный работник» – подумала та. Но, на удивление, мама девочки была спокойной и не вопила, как большинство «мамочек», требуя сиюминутного внимания и признания. Глаза её были цвета сапфира. «Линзы…как пошло в её возрасте» – проносится очередная мысль в голове медсестры. – Слушаю, – неохотно произнесла медсестра Юн. – Понимаете, – начала свою речь белокурая мать, – мы были у стоматолога, и он сказал, что может кровоточить из лунки, но прошло уже три часа, а кровь так и не останавливается, и…– хотела было ещё что-то добавить, но сухой и безразличный взгляд сотрудника больницы остановил женщину, также, как и сказанные слова: – Так и шли бы к стоматологу, который это сделал. Сюда то зачем? – откладывая пишущую ручку, сказала Юн. – Это, как я вижу, больница. Разве здесь не должны оказывать помощь? – голос стал менее мягкий и более раздражительный. Волнение и неуверенность выдавали его. – Больница. Да, – сухо ответила Юн. Оглядевшись вокруг белокурая мать, заметила, что никто даже не обращает внимания на них. В то время, вся марля у рта девочки оказалась в крови, и она держала окровавленный сгусток не пойми чего в маленькой ручке. – Неужели то, что она буквально захлебывается в крови вам настолько безразлично? – начала срываться на крик женщина, чтобы хоть как-то обратить внимание на свою проблему. – Немедленно позовите врача или я подам на вашу больницу в суд. Прозвучали ключевые слова, от чего ленивая и старая Юн все же потянулась за телефоном и протянула маленькой девочке новую тоненькую салфетку: – Приложи пока это, девочка, – каждое слово было наполнено неприязнью. Неужели и правда еще существуют такие люди, которые так не любят свою работу, что не замечают банальную человеческую безысходность из-за своей собственной чопорности и безразличия? Постоянно.***
Порой кажется, что чем чаще ты находишься в определенной стезе, тем меньше должно тебя удивлять или радовать то или иное событие, проходящее там. Череда одинаковых событий делает тебя таким же одинаковым с каждым из них. Кан смотрела внимательно на каждую свою тапку, которых было всего две, когда она спускалась по лестнице на вызов медсестры Юн. Некая печаль закралась в её голову. Но причину её она до конца еще не вычленила или не хотела это делать. – Это? – уже не так спокойно, как ранее, говорила мать, меняя пятую салфетку у рта своего ребенка. – Это наш врач? Алёна глубоко вздохнула. «Очередная возбужденная и требующая всего внимания мира к своему ребенку» Заученная фраза и более-менее дружелюбное лицо. – Здравствуйте! Что у вас случилось? Я доктор Кан, – проговорила не без тоски девушка. – Скажите мне, это нормально, что я пытаюсь заставить вашу медсестру вызвать мне врача, когда у моего ребенка буквально уже ведро вытекло из этой…лунки, мать её…– хотела уже выругаться женщина, как крошечная рука потянула её на себя: – Мама, не ругайся. Доктор хорошая, она не виновата, – голосок словно маленького ангелочка вернул на орбиту не только светловолосую мать, но и светловолосого доктора. – Давай-ка посмотрим, – подошла к ребенку Алёна, надевая перед этим перчатки на тонкие кисти, которые обдавали каждый палец идеально по размеру. Малышка немного содрогнулась, пульс увеличился и даже дыхание замерло. Оторвав салфетку от десны, Кан и вправду увидела, как точенные небольшие кровоточивые ранки собирались в одну небольшую лужицу, которая растекались по щекам, деснам, языку, попадая в горло по задней стенке. Девочка начала интенсивно кашлять, словно задыхаясь от крови, которая стекала вниз, попадая прямо в дыхательные пути. Резко схватившись за живот, та почувствовала невообразимое бурление и рвотный позыв. Через пару секунд Кан пожалела, что не надела на себя стерильный халат или хотя бы фартук. Вся рубашка и верхняя часть штанов были пропитаны свежей кровью алого цвета, которые переливался на её светло-синей форме, приобретая более темный оттенок, чем есть на самом деле. – Ох, простите, в самом деле, – мать тут же бросилась, собираясь исправить ситуацию, но на самом деле могла только усугубить. – Не стоит, – выставила руку вперед Алёна. Ей понадобилось какое-то время, чтобы внутри себя выругаться и прийти в себя, успокаивая пульс. – Готовьтесь мыть желудок, – прокричала Кан, стряхивая капли крови со штанов вниз на пол и на свою обувь. Она не злилась, но осознавала внутри себя, что это не просто кровотечение, каким казалось на первый взгляд.***
– Как твои пациенты, доктор Хван? – прозвучал сильный, но добрый голос заведующего. – Лечатся, доктор Чон. Медленно, но лечатся, – ответила Даша, смотря куда-то за своё плечо, где и находился источник вопроса. – Ты же знаешь, что в нашем деле нужно терпение? – присел на стул рядом с девушкой. Он казался сильным, сдержанным, но при этом очень располагал к себе, чем не все могли похвастаться. – Да, доктор, – ответила та, но при этом осознавала, что вопрос был риторическим и вел к чему-то другому. – Вообще, как ты? Хватает ли твоего терпения на всё это? – молодой на вид, но мудрый врач развел руками по сторонам, словно охватывая целую вселенную. Девушка смотрела на него и не понимала, почему он всё это делает и в чём суть всего разговора. – Думаю, что хватает, – пыталась сохранять спокойствие Хван, но, кажется, чёртики в её глазах выдавали с потрохами для человека, который привык читать по движениям. – Думаешь? – переспросил Хосок. Со стороны казалось, что весь их разговор ведет куда-то в пустоту и ничего не стоит, ни одной доли энергии, которую они тратят на него сейчас. – Доктор Пак однажды дал суровый урок твоей подруге, посеяв сомнение в её прекрасной голове, – начал из далека Чон. – «Кажется», «думаю», «наверное» – всё это выдает твоё сомнение, неуверенность, а там, где сомнение – пропасть, в которую ты неукоснительно упадешь сейчас или потом. Каждое слово чеканилось с таким смыслом, что девушке казалось, словно она сидит с философом. – Как я могу быть уверенна, когда нет уверенности даже в завтрашнем дне, доктор? – не упуская ни капли уважения к этому человеку, проговорила Даша. Он усмехнулся, но не намереваясь насмеяться над девушкой. «Она однозначно умнее, чем может казаться» – Порой завтра нужно обмануть, чтобы проснутся в сегодня, – ответил мужчина, слегка поглаживая плечо девушки. Она округлила глаза, теряя самую последнюю нить происходящего. Чон же встал и произнес: – Хочу, чтобы ты вела палату, – слова летели мимо. – Сама, – добавил он. Но когда девушка сказала свое: – Но…Что? Его уже и след простыл. «Порой завтра нужно обмануть, чтобы проснутся в сегодня» – прокручивала слова врача в своей голове, сопровождая мысли действиями пальцев по волосам. – Если можно любить человека за человечность, то это оно, – произнесла в тишину Хван и открыла окно в ординаторской, впуская свежесть в помещение и в свою собственную голову.***
Song/Я собираюсь в путь/ Нервы
– Что мы можем сказать о этой картине на экране, коллеги? – произнес Донук, словно на лекции для студентов. Яркий свет экрана озарял лица в марлевых масках хирургов, добавляя еще большего блеска. По правилам таких операций, когда экран включен общий свет выключен, создавая некую интимную атмосферу со стороны, но наилучший обзор по делу. – Я хочу услышать ответ от моих коллег, – громкий и властный голос продолжал говорить, – или вы пришли сюда спрятаться от своих кураторов и бездумно лупить в месиво тканей? – На экране мы видим...– начал женский тонкий голосок. – Не ты, – прервал Донук, внимательно манипулируя инструментами внутри пациентки, что ранее казалось дикостью и бредом. А для некоторых так и остается по сей день. – Операции в малом тазу такие чёткие, – тихо произнесла Ан, слегка подрагивая рукой от статичности положения. – Горизонт, доктор, – добавил врач и, положив свою руку на её, поправил камеру. Шипперы бы сказали, что это мило и между ними что-то есть, но на самом деле, если обращать на такие моменты каждый раз внимание, то можно сойти с ума. Даже в безтактильном методе операции нельзя обойтись без тактильного контакта. Как бы странно это не звучало. – Мы видим эндометриоидные участки на брюшине, – проронил мужской голос с полной уверенностью в нём. – Правильно, доктор Ким Тэхен, – не поворачиваясь на ответившего сказал Ли. Многие удивились, как это он узнал точь-в-точь кто говорит. Врачи не блистали запоминанием имен даже, когда вы сталкиваетесь бок о бок в течение многих месяцев, а в такой ситуации тем более. Внутри Ким чувствовал, что приходит в форму. Побочка стала меньше, голова кружилась незначительно. Кажется, человеческий организм и правда привыкает ко всему. Адаптируйся или умри. Операция шла неспешно, как могло казаться, и плавно. Оперирующий хирург не повышал голос, не показывал резких движений, не психовал и не изводил своего ассистента. Но длительность самого процесса могла поразить непривыкших к таким цифрам врачей. Пять часов. Руки болят, спины отваливаются, а дышать в отвратительном одноразовом халате просто невыносимо. Снимая маску, можно заметить красные полосы на лбу, вдоль дуги нижней челюсти, где вязки были затянуты изрядно сильно. Уши пылали огнем и болели, словно их согнули в десять раз. Волосы казались грязными и прилизанными при этом в каких-то местах хаотично торчали, под глазами также прослеживались полосы от марлевой маски. – Спасибо Вам, доктор, – смывая тальк с рук, проговорил Донук. Настя слегка улыбнулась, не понимая почему это так повлияло на неё. – Ты молодец, – добавил он, от чего девушка еще больше улыбнулась, словно ребенок. – Вам спасибо, это было…круто, – всё-таки жаргонизмы никуда не делись из её лексики, даже при деле. – Если что, – многозначительно посмотрев на неё, опираясь о раковину, Ли продолжал, – я готов учить тебя всему, что ты пожелаешь, – его взгляд был глубокий и сильный. В нем виднелся самый настоящий океан. Темноволосый стоял и продолжал изучать девушку перед ним. Она не могла перестать улыбаться, словно это безумие захватило и её. Глаза этого человека заставляли её тонуть? Тонуть о того, что он может ей дать и что все неоднозначные ощущения, связанные с ним, заставляют только улыбаться. Неважно, что это было – приятное, неприятное, лестное или оскорбительное. Он учит её чему-то более важному. Учит как жить.***
– Что ты думаешь об этом? – Юнги внимательно смотрит на задумчивое лицо девушки, которая пытается что-то найти в бесконечных анализах свертывания крови, скорости оседания эритроцитов, остановки кровотечения по разным авторам, протромбинового времени и других странных показателей коагулограммы. – Посмотри её со мной, – лишь произнесла Алёна, переводя взор зелёных глаз на врача. «Я не милочка, и не юная, я не отвлекаю его» – злилась внутри, вспоминая весь укол Пака. – Ты не ответила, – вернулся к сути врач, но всё же в согласии кивнул в сторону. Кан позвала врача на ФГДС, вместе с ним просмотрела анамнез, рассказала ему всю картину, которую успела выяснить, всё, что мог узнать любой другой врач. – Я думаю, что здесь проблемы с свёртыванием или же гематология. Возможно, нам стоить сделать трепанобиопсию, – наконец-то ответила девушка, словно выстраивая в голове разные развития событий и подбирая возможные диагнозы, методы исследования, схемы лечения. – Педиатрия такая…необъятная, – добавила ординатор. – Мы разберемся, – слегка коснулся её руки Мин. При каждой удобной возможности он замечал, что она умела переключаться от всего остального мира на нужды и проблемы своих пациентов. Концентрации этой девушки мог позавидовать каждый, а также безумной отдаче. – Итак, – громко заявил Мин, входя в одиночную палату, на которой настояла Алёна, – меня зовут доктор Мин. Мне сказали у вас тут интересный случай и твоя мама так беспокоится из-за твоего зуба, – голос был очень добрым и пронзительным. Он никогда не был груб с детьми, даже самыми непокладистыми. На детей по-особенному влияла больница, сначала она их сковывала, а потом моментально раскрепощала, заставляя создавать свой новый уголок в мире. – Вот, – протянула окровавленную марлю с зубом внутри. – А если фея не придет, а у меня так болит десна, – девочка слегка картавила и шепелявила, – тогда я не получу подарок, если не усну. – Тогда мы должны сделать всё, чтобы ты уснула, – слегка улыбнулся Мин, внимательно осматривая вид малышки. Маленькая, явно со сниженным весом. Ручки, словно ниточки, тельце маленькое, а ну руках проступают множественные кровоподтеки, но при этом выпирает живот, что сразу бросилось в глаза. – Посмотри живот, – скомандовал врач в сторону Кан. Ординатор тут же воспрянула, подсаживаясь к кровати пациентки. Осматривая внимательно ту, она широко раскрыла глаза. «И правда, он больше» – думала Кан. Аккуратно прощупывая живот, она заметила, как корчится ребенок, но при этом, даже сильно не погружая руку, почувствовала, что под ребрами выпирает что-то похожее на боб по форме. Кладя свою руку вместо Алёны, Юнги нависает над ней, сведя брови в хмуром виде. – Так и думал, – заключил врач. – Но мы же сделаем трепанобиопсию? – вскочив, спросила ординатор. – Ты врач, скажи мне. Будем? – призывающе спросил он. – Будем, – строго ответила Кан. «Так-то лучше» – подумал Мин. Мать непонимающе смотрела, требуя объяснения всему происходящему. – Я ничего не понимаю. Мы просто удалили зуб, – начала зарываться в слезы женщина. – Тихо, – зашипел Юнги, отводя ту из палаты. – Всё в порядке. Мы знаем, что вам страшно. Но мы займемся вашим лечением. – Что это,доктор? – обратилась та уже к Алёне. – Сложный термин и вам, скорее всего, не знакомый, – ответила ординатор. – Я хочу знать, – вытирая слезы с щек, проговорила мать. – Идиопатическая тромбоцитопеническая пурпура, – внимательно смотря в глаза, произнесла Алёна. Та лишь повторяла: – Пурпура, пурпура.***
Ночное время в больнице самое неспокойное. Кто-то резко вспоминает, что слишком скучно сидеть дома и пора вызвать скорую на повышение давления. Кто-то выжидает до последнего боя часов, чтобы похвастаться в приёмном отделении влажной гангреной, отдающей такой запашок, что даже формалин не может его перебить. Но многие просто решают повеселить дежурантов ухудшением состояния и загрузкой на максимум. Под загрузкой врачи имеют ввиду пограничное состояние между комой и экстренными реанимационными мероприятиями.Song/ Blood Water/ Grandson
Эта ночь не отличалась ничем из вышеперечисленного. Вот Соджун в очередной раз спускается по первому же гудку телефона: – Влажная гангрена, хирургия, – слышится на той стороне. В то же время нужно срочно оформлять перевод пациентки с гипергликемической комой. Реанимация загружена до предела, но у Сокджина всегда есть туз в рукаве, иначе бы он не был Сокджином. Сокджином, дежуря с которым, все были уверены, что нехватка мест явно не станет причиной смерти пациента. – Джин, нам нужен перевод, есть свободное место? – врывается девушка в дежурную комнату, где с кипой бумаг обнимается врач. – Ты не видишь? Я занят, – юлит перед ней, ведь он только что поставил заключительную подпись и его внимание полностью может принадлежать глазам напротив. – Простите, доктор Ким, понимаю. Но нам срочно нужен перевод, женщина загружается, – проговаривает Настя, смотря со всей серьезностью, что ей присуще. – Мест нет, – с этими словами он захлопывает историю болезни и отодвигает её в сторону, рассматривая растрёпанные волосы девушки. Злиться, он определённо злиться. – Ну Джин, – протягивает Ан милым голосом, – неужели совсем нет местечка? – Может попросишь своего гинеколога? Донук, кажется, или ты его называешь доктор Ли? Думаю, для тебя он найдёт местечко, – взгляд опускается на колени. Ничего прямо не было сказано, но намёк ясен как день, где он видит место девушки в глазах новопришедшего врача и, видимо, себя тоже. – У меня пациентка в гипергликемическую кому уходит, – Настя пытается не замечать его грубости, не подавая ни единого признака неприязни, ведь ей нужна от него услуга. – Мест нет, милая, – сейчас из его уст это звучит противно и одновременно безразлично, словно пытаясь задеть за живое. – Ты невыносим. Ты всегда так делаешь. Бесишься, а потом делаешь так. Неужели наши взаимоотношения делают из тебя плохого врача? – девушка завелась не на шутку, ведь она старается не для себя. – Не смей, – указывает на неё пальцем и встаёт с места по направлению к цели, – мне это говорить. Ты здесь и года не проработала и смеешь со мной так разговаривать? – его глаза начинают темнеть от ярости, он готов сделать что-то резкое. Явно готов. – Ты знаешь, что я прошу не для себя, но продолжаешь это делать. Ты каждый раз так поступаешь. Я единственный раз прошу тебя что-то сделать. А ты? – прерывается и смотрит вниз, кажется, он и правда вывел её на эмоции, которые сидели в девушке уже давно. – А что я? – подходит почти вплотную, смотря внимательно в омут карих глаз. – Забудь. Сама справлюсь, не зря же месяц здесь была, – разворачивается Ан и уже готова открыть дверь, как её с оглушающим звуком закрывает Ким. – К нему побежишь? Всегда так делаешь. С ним же легче. Нравиться тебе, да? – обвинения сыпятся в сторону девушки, которая пребывает в шоке. Ким ведет себя как ревнивый парень. Пьяный и ревнивый, только есть одно НО. Он трезвый и далеко не в роли парня для неё. – Что ты несешь? Переспал с половиной медсестёр и будешь мне что-то говорить? Ты смешон, что сейчас, что тогда, – ординатор уже не может скрывать своего недовольства, неприязни, вспоминая о том первом поцелуе, о новом годе, обо всём, воспоминания душат её. Взгляды Кима всегда прожигают в ней дыру, которую не заполнить ничем. – Смешон? – переспрашивает он с горящими от злости глазами. Задела за живое. – Джин, хватит. Когда это уже прекратиться, тебе не надоело? – пытается прервать бессмысленный диалог и нащупать рукой дверную ручку в полумраке дежурки. – Никогда, – единственное что ему остаётся в этой ситуации. Единственное чего он хочет, о чём думает, как только видит её. Желание, которое больше не в силах сдерживать. Впивается в заветные губы, не давая шанса оттолкнуть, противиться, дышать. Нет шанса ни на что. Девушка словно оглохла в этот момент. Миллионы точечных ударов током прошлись по её телу, когда он снова поцеловал её. Ощущение с той самой ночи в клубе, кажется, преследовали Настю слишком часто. Губы. Пухлые губы, тёплые, даже горячие. Нет. Горящие. Только что она невнятно пыталась с ним поссориться, пристыдить, получить своё, но в итоге, прижата к двери дежурной комнаты в отделении реанимации. Парень, почувствовав свою власть, углубляет поцелуй, прижимая тонкую талию к себе. Еще ближе, чтобы не сбежала, не оттолкнула. Ему хочется прожечь её кожу насквозь, высечь своё имя под ней, настолько сильно он этого хочет. Сминать девичьи губы приятно, чертовски приятно. Как часто Ким это делал, сколько губ перецеловал, но эти, чёрт побери, слишком отличались от остальных. Мягкие, слегка тёплые, дрожащие, но такие желанные. Он неспешно берет лицо девушки в руки, глаза полузакрыты, рот слегка приоткрыт, ловя жадно кислород, который перестал поступать некоторое время. Никакого шанса отделаться. Снова впивается в губы и требует ответа. И, к неожиданности для обоих, получает его. Женские пальцы зарылись в его шевелюре, слегка оттягивая её назад. Грудь кажется полностью прижата к телу парня, что можно услышать, как бьётся бешенное сердце. Еще секунда и взгляды встречаются: помутневшие, в полумраке, глаза в глаза. Безумие. Настоящее безумие. Они оба злые, но больше на самих себя, чем друг на друга. Рубашки слетают с тел. Дверь не заперта, кто угодно в любую минуту может войти. Но разве этим двоим есть до этого дело? В распоряжении три кровати, пол, стол. Абсолютно всё. Джин не может от неё оторваться, переходя с покрасневших и опухших губ на шею. Тонкую как тростинка, бледную, но аккуратную. Никогда не думал он, что оставлять засосы так приятно. Ему казалось, что приятнее получать удовольствие, не прилагая никаких усилий. Но здесь всё по-другому. Маленькая дрожь, что проскакивает по шее девушки, не может уйти незамеченной от его взгляда. Мягкая улыбка и еще один засос, кажется, живого места на ней не останется, чтобы все знали, что было этой ночью. Руки прожигают его тело. Маленькое прикосновение к голой груди, прессу и у него просто сносит крышу. Ему хочется так сильно прижаться к ней, чтобы стать одни целым. Чувствовать всё и везде, наслаждаться и не останавливаться. Сколько раз себе это представлял, но это всё просто детский лепет. Чушь. Абсурд. То, что сейчас – совершенно другое: крышесносное, опьяняющее и отрезвляющее одновременно. Женские пальцы сильно сминают его плечи, ногти впиваются в спину в следующую же секунду, еле слышный стон. Эйфория. Кажется, что он воздерживался несколько долгих лет, безумный голод. Но скорее он был больше эмоциональный, чем физический. В последнем он себе никогда не отказывал, но напрочь забывал про первый. Киму хочется заполнить её до предела, прочувствовать каждой клеточкой малейший отрезок тела, души, всего. Растянуть момент так долго, лишь бы никогда не слышать эти горькие слова: «Когда это уже прекратиться?»***
– Не открывай, – кажется, тихо шепчет Настя, смешивая голос с дыханием, которое выходит изо рта в слегка прохладную дежурную комнату. Она не хочет открывать глаза и принимать эту реальность. Реальность, в которой поддалась Ким Сокджину, в которой он всё-таки оставил на ней клеймо. Реальность, в которой ей ни за что не отмыться от этой ночи. Это утро словно ночь, такое же тёмное и холодное. Перемены погоды? Нет, всё то же время года, всё тот же месяц, но сегодня по-особенному холодно, будто огромная грозовая туча накрыла всё небо и не дает солнцу пробраться к изголодавшейся коже по витамину Д. Порой в тёмные дни, лишь погода за окном говорит нам, что всё наладится. Но не сегодня. Тихой поступью девушка убирает руку со своей талии, которая свисала на диван, на коем и уснула ординатор, конечно, же не без участия Кима. Тихо посапывает и лишь слегка шевелится за её спиной. Даже посмотреть в его сторону не может, настолько чувствует свою беспомощность? Скорее пораженность. Хочется побыстрее найти вещи в полумраке комнаты и убежать с глаз долой, но там за стенами её ждет смена до обеда в компании Ли Донука, а хотелось бы тёплого чая и разговора по душам с подругами. Внутри всё трепещет. «Тихо, не разбуди» – внутренний голос шепчет в оба уха. – Тебе безусловно идёт, но всё же это моя рубашка. Я бы не хотел ходить до утра с голым торсом. Немного откровенно даже для меня, – слышится хриплый голос брюнета. Девушка лишь замирает и внимательно пытается вглядеться в смешавшиеся цвета вокруг и, конечно, вещи, что в руках. Сейчас словно всё в серых тонах, померкнувших или даже в непонятном сломанном синим свечении, будто у старого телевизора из нулевых. Ан кратким движением откидывает хирургическую рубашку в сторону подушки в близи Джина и молча продолжает надевать уже свою. Он готов признать всё. Что безумно нравится смотреть за всеми её движениями: изгибами спины, где можно рукой провести по каждому выпирающему позвонку, резким взмахом рук, поворотом тонкой шеи и шумным дыханием словно после марафона. – Ты ничего не скажешь? – привстает и садиться в кровати Ким. Голый торс и широкая спина выигрышно смотрятся в полумраке, где всё-таки лучи света достигают бледной кожи парня, играя теми на атлетичном теле. – Слова излишни, – промолвила Ан самым серьёзным голосом, всё так же не поворачиваясь к собеседнику. Резко встала, выбирая вектор направления только вперед. – Можешь вычеркнуть меня из своего списка жертв на ночь. На этом всё. В этот самый момент, когда кудрявые волосы блеснули в глазах и также быстро были убраны в низкий пучок, он словно обомлел. Когда собирался возразить, фигура и вовсе исчезла со звуком закрывающейся двери. Джин всегда славился своим безмятежьем, но на душе было неспокойно. Сейчас и ему хотелось отмыться от этого горького чувства. Может стоит рискнуть? Насколько нам известно Ким Сокджину совершенно параллельно, что о нём думают люди, особенно на работе. – Стой, – кричит вслед девушке, которая всё также плохо передвигается по тёмным коридорам утренней больницы. Все медсестры спят, пытаясь ухватиться за последние минуты перед пробуждением в новой смене. Останавливаться Ан и не собирается, ускоряет шаг, но всё же она не кошка и в темноте видит очень плохо, а включить свет значит привлечь внимание постовых сестер и снова сплетни и слухи, которыми сыта по горло. – Да, стой же ты, – полуголый Джин со своим матьегокрасивым торсом и горящими глазами, которые видят похожие огни напротив. Бывало ли у вас, что в ушах отдается сердцебиение? Вот у Кима было именно так, словно весь он стал одной большой артерией, по которой кровь бежит так быстро, что сейчас просто разорвется. – Мне нужно туда, – отвечает шепотом девушка, пытаясь выдернуть руку из мертвой хватоки Сокджина, но никак не выходит. Он лишь смотрит и молчит. Держит и молчит. – Ты получил, что хотел, Джин! – повышает голос, но тут же переходит на шёпот, словно рассказывает тайну. – Так и дай мне тоже, чего хочу я, – эти глаза так и прожигали в нём дыру. – Чего ты хочешь? – руки не отпустил, но придвинулся так близко, чтобы еще больше увидеть огонь в глазах девушки. – Оставь меня в покое, – каждое слово сказано так тихо, будто ему на ухо, но от каждой буквы и складывания в слог, и далее в слово. Он нескончаемо глох. В какой-то момент её и вовсе не стало перед ним, не было рук, глаз, губ, ничего. Остался лишь неприятный осадок в самой глубине за грудью. Даже вдалбливая в себя каждую клеточку девушки, заставляя дышать собой, приближая их контакт настолько сильно, он всегда будет в сотнях километрах от неё, на том берегу, далеко. Но никогда не рядом.***
– Ты можешь себе это представить? – возмущённо говорил Крис, улыбаясь во весь ряд белоснежных зубов. – Да не может быть, – отвечал ему Донук, крутя в руках ключ от кабинета. – Я тебе говорю, парень пробрался под завал и ампутировал ногу пострадавшему без наркоза и что думаешь? – смеясь сопровождал свой рассказ Крис. – Ему дали заслуженного врача и денежные дивиденды. Донук лишь удивленно шикнул, прокручивая сказанное в голове. – А если мы такое сделаем, то нас просто посадят на благих лет пять-десять, – вмешался Чонгук, пытаясь поддержать разговор врачей. – Когда взрослые говорят, малыш, – холодным баритоном заключил Чимин, – надо слушать и молчать. Его прозрачные серо-голубые глаза поблескивали на солнце, словно ожидая чего-то или кого-то на ком можно спустить свой пар. Каждый раз ближе к ночи врач чувствовал напряжение и волнение, от которого немыслимо зверел и злился. Бурные обсуждение прервало сообщение медсестры приемного отделения: – Авария на окружной дороге, нам везут пострадавших, – рыжеволосая девушка быстро пролепетала фразу, не выдерживая такого пристального внимания мужчин-врачей. Заметив некую неловкость Ли спросил: – Мы сделали что-то не так? Что с ней? – Новенькая, молоденькая, стеснительная, а у нас тут у всех нет кольца на пальце. Смекаешь? – неподдельная игривость в глазах Чимина насмешила Криса и Гука. – Слишком долго я был женат, чтобы помнить, что такое смущение молоденьких и новеньких, – вздыхая и не скрывая улыбки произнес Донук. Чан внимательно смотрел на экран, где показывало маршрутизацию машин скорой помощи и в какой они досягаемости. – Все же я не понимаю, – задумчиво произнес Банчан. – О чем ты? – перевёл свой взгляд на него Пак, внимательно следя за его взором на табло машин скорой. – Окружная городская дорога не относится к нашей больнице по маршрутизации районов, там есть ближе больница скорой помощи, мы же всего лишь госпиталь, который должен функционировать в пределах своих районов, либо же брать к себе при нагрузке других травма-центров, – в каждом слове была логика и обоснованность, что заставило дежурных врачей приёмного отделения задуматься и перевести глаза на большой экран в центре холла. – К чему пустые что и почему? – проронил фразу Чонгук, надевая на себя одноразовый синий медицинский халат, который оставляет неприкрытым лишь узкую полоску щиколоток парня. – Они уже на пороге. Сейчас и спросим. Ординатор выглядел серьёзным и, кажется, удовлетворённым. Совсем позабыл о инциденте минувших дней. Жизнь идет, и он не собирается от нее отставать. – Ким и Пак упускают все интересное в своей операционной, – добавил Ли, когда дверь распахнулась, где показалась открывающаяся задняя створка машины скорой помощи.Song/ Держи меня, не отпускай/Баста
Статный и крупный мужчина, который открывал последнюю начал резюмировать: – Пострадавшие девушки ехали по окружной дороге, у одной …– не успел договорить, как вываливающаяся каталка сбила всех троих с ног, а знакомый голос продолжил: – Кан Алена, была за рулем, сбоку вывернула легковушка. Она потеряла сознание, изредка приходила в себя, зрачки реагируют, рефлексы снижены, – брюнетка держала лёд на правой руке девушке. Глаза той были закрыты, на лице множество ссадин от летевших мелких стекол, словно песка, которые резали не хуже лезвия 11 скальпеля. Волосы растрепаны и испачканы копотью, гарью, грязным снегом. – Ан? – процедил Чонгук, принимая каталку с светловолосой девушкой, на которой красовалась кислородная маска. – Сатурация упала, вдруг там что-то с дыхательным центром, я не знаю, нужен доктор Пак, – обеспокоенно продолжала та. – А вот и ответ с маршрутизацией, – пробурчал Чимин и выхватил каталку из мёртвой хватки Ан. На лице девушки читался страх, отчаяние и безысходность. Она была в шоке и ступоре, что никак не вязалась с её двигательной активностью. Та как оглашенная помчалась к выходу. – Куда ты, Настя? – крикнул ей в спину Чан, преследуя девушку. Он заметил, что ординатор слегка не в себе, пытаясь ухватить ту за локоть. – Чан, ты с ума сошёл? Ты – наш травматолог, куда ты бежишь за ней? – все присутствующие врачи не понимали, что за сумбур происходит в этот совершенно спокойный ранее день. Покров ночи всегда несет в себе безумие и непредсказуемость. – Там ещё, – указывала на вторую скорую девушка, убирая растрепанные волосы за уши, попутно теребя маленький серебряный крестик на шее. – Черт тебя побери, да с ней как на пороховой бочке, – неодобрительно шикнул Чимин и последовал за Крисом. Внутри что-то сжималось. Он не хотел знать, кто мог находится во второй машине скорой. – Что же у нас тут? – спросил Чан, как перед ним предстала недовольная, но до боли знакомая девушка. – Смешнее было бы то, если это оказалась та же нога, что и на катке, – скалилась Даша, закатывая глаза от боли. – Молодой человек, умирающая требует Трамадола, – добавила Хван уже более истерично с неким смешком. Одежда была не лучше, чем у её подруг. Рваная, потертая, грязная и окровавленная. Левая рука прибывала в непривычно фиксированном состоянии. Глаза той пылали сарказмом, как и речи. Но за этой бравадой скрывалась боль, сильная и неугасающая. – Беру на себя, – с улыбкой заявил Чан, чтобы хоть как-то успокоить студентку. С виду девушка выглядела нормально, лишь явно выпирающая кость, что нарушала целостность кожи говорила о возможности попасть в операционную. Глаза Хван не смела опускать, потому что для неё состояние казалось максимально плачевным. – Она пострадала меньше всех, – шепнул на ухо Чимину сотрудник скорой помощи. – Как же эта? – указал он в ответ на Ан, что с слонялась то от Хван к Кан и наоборот, толкая в плечо Чонгука. – Да ты родилась в рубашке, – толкнул ту в ответ Чон. Но все же обеспокоенно посмотрел в сторону брюнетки. – Слишком эйфоричная, даже не дала себя осмотреть. Повнимательнее с ней, – передал последние бумаги, дождавшись росписи дежурного доктора и отчалил врач в ярко синем обмундировании. Чимин еще с минуту наблюдал за девушкой, царившим хаосом вокруг: медсестры бегали как оглашенные с пробирками крови, бумаги летели в разные стороны. Чан уже командовал, чтобы разворачивали операционную в поисках анестезиолога, так как Сокджин трудился на операции с Джуном. – Милая, иди сюда, – взял за руку Настю, Чимин. Он был на удивление вежлив и слишком мил, что напугало ординатора. – Со мной все в порядке, доктор Пак, - не произвольно девушка приняла закрытую позу, словно пытается спрятаться от врача. – Давай я тебя осмотрю, - пытается усадить ту на кушетку. Она была, как всегда, непреклонна и осторожна. – Там помощь нужна другим. У Алены может уже зрачки разные, вы же понимаете, что может случиться? – с самым серьезным тоном продолжала отпираться Ан, искренне переживая за подругу. – Подними кофту. Почему ты держишься за живот? Куда пришёлся удар? – задавая, вопросы, Пак начал тянуться к низу кофты, чтобы осмотреть девушку, но та активно убирала его руки. Все это навеяло воспоминания со второго дня в ординатуре. – Я не...Не болит…Скоро месячные, он у меня и с утра болел, до всего…– в этот момент девушка потихоньку начинала осознавать, что оказалась на самом страшном месте. На месте пациента. – Руки убери, – повысил голос Чимин и задрал кофту девушки, где на животе красовался сине-фиолетовый след от ремня безопасности. – Дай руку, милая, – сопровождал свои действия словами врач. На удивление Ан все исполняла, как по указке. – Сильная тахикардия, зашкаливает, черт, – продолжал нащупывать пульс девушки врач, как понял, что вена словно убегает из-под пальцев, так же, как и рука Насти, которая рухнула на пол, будто мешок картошки. – Ли, поехали на УЗИ, кажется у нас внутрибрюшное кровотечение. Готовьте плазму, кровь и операционную, – крикнул на всю приёмную Пак, чем привлек внимание всех и каждого. – Вот это интересно ночь начинается, – вскользь ответил Донук, перехватывая каталку с девушкой по пути к кабинету УЗИ, с волнением смотря на неё.