«Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье все готовы —
Никто не хочет грусть делить»
— Михаил Юрьевич Лермонтов
В кабинете мерно тикали золочëнные настенные часы. Их не сильно перекрывал краткий доклад стоящего на одном колене человека. Вдруг его хозяин буквально подскочил на месте, услышав нечто воодушевляющее: — Так, база Темного Братства находится в Витерхолде? Это точно? — Насколько я могу судить. Их слуга вечно пытался меня запутать. Но в последний раз он точно был уверен, что слежка отступила. В одном из походов они потеряли коней и я слышал, как тот дурак договаривался с женщиной о покупке лошадей для поездки в Винтерхолд. Рука с гранатовым перстнем взяла какой-то документ с края стола, а затем медленно смяла его и чëтким движением бросила в огонь камина. — И ты, идиот, уверен, что это не уловка? — спросил властный голос. — Я сказал, что так только можно рассудить. Решать же, правда это или нет, Вам, — спокойно ответил докладчик. Хозяин забарабанил ногтями по столу. — Некоторые слуги гораздо хуже, чем их владельцы, — наконец, изрек мужчина. Подчиненный кивнул и на свету блеснули его зелëные кошачьи глаза.***
Трина чувствовала, что еë жизнь в самом деле начала меняться. После того, как Азатоту достались доспехи, она ничего о нем не слышала: никаких вестей, никаких гостей. «Друг» из другого мира даже не прислал захудалого письма в попытке объясниться. Он как будто и забыл, что что-то произошло в Вайтране пару месяцев назад. А Слышащая не горела желанием разъезжать по большим городам: все заказы она доверила иным членам Темного Братства, а сама занялась практиками стрельбы и рукопашного боя. В Данстаре ей помогала охотница Мейла, а в Убежище — Цицерон. Трина решила, что первым успехом для нее будет побороть Мейлу — тогда это докажет, что девушка не топчется на месте. Свой скудный запас монет Слышащая распланировала потратить исключительно на поднятие необходимых навыков. Экономить на еде помогала охота — не зря Трина занималась стрельбой, очень полезная вещь. Цицерон, помимо обязанностей Хранителя, занимался обучением «слабых и зелëных» — он такой цитаты, конечно, вслух не говорил, но это было и так очевидно. Лонх закреплял элементы с новым другом-каджитом, а Трина напрашивалась на дружеские бои с сильной и независимой охотницей, которая, пусть и не дотягивала до массы Лидии, но всë же была лучшим вариантом из имеющихся. К слову, прошлые связи с братом-вором давали Лонху интересную особенность находить в своих походах интересные штучки. Пару раз эльф приносил трофеи с успешных заказов: дарил безделушки всем, с кем был близок в Братстве. Бабетте — железную сумку с зубами морозного приведения, в которой можно было успешно хранить быстропортящиеся материалы, каджиту Дж’Теннуру — броню, правда, коту она не понравилась. Слишком плотная, в такой акробатические трюки не по-делаешь, лучше, как в старые времена, ходить просто в рубахе. Защиту он предпочитал скорости. Цицерону — как не удивительно — очередной кинжал. Шут оценил его, довольно махнул головой и убрал за пояс, вещь явно не заслуживала его повышенного интереса. Главе Братства — Трине — досталось кольцо с аметистом, которое могло помочь ей в обучении колдовству. Правда, со всеми тренировками в лесах, девушка уже и забыла, что хотела обучиться и искусству магов. Лонх пообещал, что продолжит помогать Главе в магических начинаниях. Таким образом, всë продолжало идти своим чередом. Мать Ночи плодоносила заказами как гусыня золотыми яйцами. В городах, по донесениям Назира, всë больше шептались про страшное Тëмное Братство. Совсем заскучав за рутиной, Трина решила занять себя делом, о котором заикнулась Мать Ночи. Она, как Слышащая, была не обязана кого-либо убивать, но без практики новые навыки были бы бесполезной ношей. Зачем она практиковалась? Наверное, от волнения, что она не в безопасности и где-то со стороны над ней нависла незримая угроза. Быть может, это Миша, получивший волшебную броню, которая делала его практически неуязвимым? Или что-то другое? А может и вовсе паранойя. Мать Ночи объявила новую загадку — некое дело с мëртвым заказчиком, которое, ко всему прочему, еще и скудно оплачивалось. Слышащая сама не знала почему, но что-то толкало еë вперëд к непонятному заказу с неизвестным объектом и неясной сложностью. Цицерон был рядом и каждое новое приключение это факт всë больше успокаивал Трину. Она уже видела с какой грацией Шут перебарывал противников в два раза выше его и как обставлял толпы одичалых вокруг пальца. При побеге из Вайтрана он поднял Слышащую на плечо как пушинку и в густом красном дыму по памяти забрался на крышу, оттуда в несколько прыжков к стенам и — на волю, за пределы города. Она была не в состоянии разглядеть, что произошло, но судя по движениям крепких рук, было всë именно так. Хранителю нравилось защищать, а Слышащая хотела быть защищенной — только и всего. Итак, деревня Анга. На камне, точно открытый флажок, сидела старуха. Говорить что-либо чужакам она не хотела, но после предложенной помощи засомневалась. Трина не знала, что ей нужно делать, а потому поступила так, как велело сердце: накормила обездоленную вяленым мясом, дала немного монет на кров, а Цицерон наскоро зашил еë походную суму с одной накидкой на весь сезон. «Добрые дети, — вдруг проговорила она, сдерживая ком, — всегда страдают ни за что». После этого карга рассказала про мальчика, который жил на ферме возле Виндхельма. Хорошего, но ужасно слабого: все над ним издевались, как опекуны, так и другие дети. В свои десять лет ему не посчастливилось потерять сначала отца, а затем проснуться и застать охладевшее тело своей матери. Сердце обливалось слышать, как бедный ребенок не мог заплатить за погребальный обряд, после чего,отчаявишь и измучавшись, своими руками оттащил самого дорогого человека к мажживеловым зарослям, где и тихо схоронил. По завещанию всë отходило еë сестре, которая появилась только через полгода после получения письма о наследстве. Похоже, надеялась, что мальчик сгинет зимой без присмотра взрослых. Однако, он в одиночестве жил куда лучше, чем после приезда нового семейства: там в ход пошли брëвна и верëвки для стращения малолетнего сироты. За короткий период времени мальчик осунулся. Не помогали и соседские дети, которые с ходу принялись практиковаться на слабом человечке не иначе как в забивании дичи. — Мальчик выжил? Сбежал? — дрогнувшим голосом спросила Трина. — Да хранит его Аркей, если так, — ответила старуха, вставая с камня, — если хотите его найти, то я скажу вам всë, что знаю. Девушка была благодарна за подробности. Не сразу она обратила внимание на Цицерона: он приутих и заметно побледнел. Что-то очень сильно смутило его в этой истории. Он не улыбнулся даже натянуто, увидев, что Слышащая проявила интерес к выражению лица Хранителя. Что-то новое для неë. Дело обретало неожиданную глубину. Уходя прочь от деревни, молодая Глава Братства вдруг покосилась на Шута. — Скажи же что-нибудь! — попросила она. — Цицерону нечего ответить, — ответил имперец фальшивым фальцетом. — Ты был очень грустным. Тебя что-то беспокоит, — на такие слова Шут не нашелся, что ответить, — тебе станет легче, если расскажешь. — Слышащая... — Хранитель тяжело выдохнул и хохотнул, — Слышащая не знает, что на душе у Цицерона! Не знает. Так же как и не знает, что будет с ним после разговора. Никто не знает. Это походило на какую-то мантру или песенку. Каждый раз, произнося «не знает», Цицерон делал это одинаково поверхностно, на выдохе, будто бормоча заученные слова. Каждый раз, когда речь его становилась мантрой, Шут пугал Трину. Как тогда, закрывшись в склепе Матери, читая молитву за молитвой и безоговорочно простыв, он был пугающе погруженным в одинаковое бормотание. Цицерон был очень встревожен, а где-то глубоко внутри — опечален, хоть и не делал на этом акцента. Трина не знала, что происходит в беспорядочных мыслях рыжей головушки, потому ничего не могла сделать. Оставалось только наблюдать. Они остановились в Виндхельме, однако мест на постоялом дворе не оказалось. Цицерону это от чего-то сразу не понравилось. Он был зол, расспрашивал, почему в зале недостаточно людно, если все комнаты забиты, а Трина стыдливо отмахивалась, чтобы никто не принимал слова еë компаньона близко к сердцу. С горем пополам они спокойно сели за стол и Слышащая нахмурилась, упрекая Шута в грубом поведении. Тот отводил взгляд и смотрел куда-то вдаль. Словом, Цицерон был сам не свой. — Не устраивай погромы, пожалуйста! Очень тебя прошу, — сказала Глава Братства, вспоминая как в трактирщицу чуть не полетел кувшин, стоящий на стойке возле руки Цицерона. — Плохой город, — приговаривал Шут, но себе под нос он сказал еще фразу, которую Слышащая едва расслышала, — нужно было увезти их подальше... Дурак. — Что ты сказал? — девушка сощурилась, словно собиралась дублированную фразу прочитать по губам, но имперец своих слов не повторил. К столику подошла, брякнув серебряным браслетом, разодетая подавальщица с крайне вызывающим декольте. Трина никогда не смогла бы так доверять людям, как эта нордка доверяла своему платью в вопросах прикрытия срамных мест. Еë ноги были то и дело на виду из-за выреза сбоку, а в ямке груди теснилась золотая капля подвески. К слову, сама грудь пылала молодостью и хвалилась практически неприкрытыми округлыми формами. Виндхельм славился тем, что на его территории практически всегда лежал снег, однако официантка явно считала, что ей не холодно. В таком случае было неясно, почему еë грудь не разделяет ощущений хозяйки. Трина была готова поклясться, что видит, где у дамочки показываются очертания сосков. — Вина? — спросила она настолько томным голосом, что Цицерон вдруг обратил на неë внимание и вскинул брови. — Нет, спасибо, — буркнула Слышащая, всеми фибрами души желавшая, чтобы дама без комплексов развернулась и ушла. — Один стакан от заведения, — она поставила напиток, без нужды склонившись вперëд, удивляя Трину тем, что еë бюст не выпал из верха платья, которое и так скудно прикрывало положенный минимум. — Но если захотить выпить по-настоящему, то можете посетить таверну в квартале серых. Это будет нашим секретом. Всë это она говорила, заметно наклонившись вперëд. Цицерон не отвëл взгляд. Глаза у него не горели как у мужланов из Вайтрана, но Шут оставался в каком-то своëм радиусе интереса к происходящему. Судя по тому, с какой части стола был оставлен стакан, он предназначался именно Цицерону. Этот факт так же раздражал Слышащую, однако она всеми силами желала себя успокоить. В конце-концов, и что такого, даже если еë напарник восользуется подобными услугами? Почему еë это должно волновать? Шут вообще постоянно на отшибе от общества ошивается, разве у него нет... Ну... Как в таких случаях говорят?.. Потребностей. — Слышащая грустит, — вдруг отозвался Цицерон, смотря Главе в глаза и повернув голову на бок как собака. — Зато ты цветëшь и пахнешь, как вижу, — вдруг ответила та и сама не поняла, откуда взялся еë пассивно-агрессивный тон. — Это расстраивает Слышащую? — тихо спросил Шут. — Тогда Цицерон не будет... — Ой, делай, что хочешь, — отмахнулась девушка, сложив голову на локти и устремив взгляд в стену. Еë собеседник помолчал непродолжительное время, явно не понимая, что происходит. — Хорошо, — наконец, ответил имперец, взяв стакан с вином в руки, оглядываясь по сторонам, не спеша пробовать напиток. Трина от чего-то не могла выкинуть из головы картину, как Цицерон смотрел на ту женщину, как скользил взглядом по еë полуголой груди и на его лице не было ни тени смущения. Думая об этом, она уткнулась носом во внутреннюю часть локтя и тихо вздохнула. Фантазия разбушевалась в неверном направлении. Возможно, некоторые сцены явно были лишними. К примеру, та, в которой имперец решает проверить чужое достоинство на упругость. — Слышащая может не смотреть на Цицерона, но еë уши говорят о многом, — вдруг подал голос Шут. Трина вдруг снова прикрыла руками горящие кончики ушей. — Так мило, — компаньон вздохнул, — но пить Слышащей, похоже, сегодня никак нельзя, — с этими словами Шут вылил вино в глиняный горшок с небольшим кустом, стоящий неподалеку от стола. От чего-то подобный жест обрадовал Трину. Что же это? Неужели всë из-за того, что Цицерон отказался от подарка некой дамочки? И... и что это за чувство? Радость? Облегчение? Неужели она уже считает Шута своей собственностью из-за того, что тот постоянно с ней? Нет! Что за глупые идеи! Вот, что значат слова: «подсознание так же сильно, как и звериная природа в недрах человека»! Так всегда: стоит провести достаточно долгое время подле кого-то, чтобы обмануть подсознание и посчитать, что это какие-то длительные отношения! Ха-ха. Шутка природы. Нужно будет разойтись по сторонам, дать друг другу бóльшую свободу действий... Может, даже про отношения заговорить? Как друзья. Нет-нет! О чëм она только думает? Цицерон же днями тусуется с молчаливой мумией в подземке! С чего бы ему воспринимать подобного рода разговоры без похабных мыслей о намëках? Аргх! Как всë сложно! Нужно вернуться к началу. Итак, если она застукает их с дамочкой, то определëнно не будет закатывать сцен! Да. Интрижки никого еще не убивали. Кроме женатиков, конечно. А они с Цицероном... Определëнно даже не вместе. Тогда с чего бы напрягаться? — Ваш суп из хоркера и козье жаркое, — голос официантки напугал Слышащую до чëртиков, очень уж невовремя она вырвала девушку из пучины мыслей. — Стакан, — Цицерон не церемонясь поставил тару от вина на деревянный поднос. Дамочка кокетливо улыбнулась. — А вы надолго в город? Шут пожал плечами, между делом смотря в сторону Слышащей, но та наблюдала за тенями на стене и не хотела вмешиваться в разговор. — Вы из империи? — она провела пальцами по своей белой руке. — Просто здесь многие такие бледные... А у вас такой загар. Неправда. Цицерон был светлее многих других имперцев, а уж тем более — редгардов! Возможно, всему виной затворнический образ жизни Хранителя. Опять же, его лучший друг — мëртвая старуха. Должно быть, это четровски уныло. Как бы то ни было, возвращаясь к первому вопросу — нет, Цицерона и близко нельзя было похвалить за загар. Некоторые имперцы даже рождаются чуть смуглее, чем Цицерон. Норды, конечно, от рождения белы кожей как снег, но дамочка лет двадцати пяти точно должна была знать в этом толк. Странные у неë подходы к клиентам, конечно. Хотя... Не Трине размышлять над тем, что работает на практике: она мужиков в жизни не соблазняла. — Спасибо, — Шут улыбнулся и отвернулся от официантки, сгребая ложку и готовась жадно трапездничать. Подавальщица ушла, явно не понимая, почему в глазах постояльца не было даже намëка на азарт. Трина огляделась: двое из троих мужчин в зале голодным взглядом впивались в игриво выглядывающие при ходьбе голени женщины. Будто два волка, свистящие из разных углов, призывали еë обратить на себя внимание. Третий мужчина был отвëрнут от зала и увлечëнно корябал углëм что-то в своих заметках. Путешественник, должно быть. — Сусанна, золотце, еще выпить! — просил басовый голос в противоположном от Трины углу и ему сюсюкающим тоном отвечали, что всë скоро будет на столе. — Тоже мне Мерлин Монро, — вырвалось у Трины, когда она рассматривала походку официантки. — Лучше есть, пока не остыло, — заметил Цицерон и Слышащая вдруг поняла, что ее спутник увлечëн обедом гораздо сильнее, чем женщинами вокруг. Подозрительная радостная улыбка проскользнула на еë лице, но девушка вновь одернула себя: ей нечему радоваться. Она взяла ложку, перемешала свой бульон и аккуратно начала беседу: — А она красивая, да? — Цицерону холодно, — невпопад ответил Шут, черпая своë жаркое. Увидев, что Слышащая абсолютно не понимает его ответа, имперец решил добавить ясности, — половая девка одета так, что на неë холодно смотреть. Трина делала вид, что не заинтересована в произнесенных словах, но сама по себе с ужасом понимала, что рада. — Так, давай сфокусируемся на деле, — вдруг спохватились Слышащая. Цицерон махнул головой. Было решено, что имя мальчика с фермы, про которого рассказывала старуха, можно узнать из архива. Благо, Трина знала его местонахождение из-за одного дела, связанного с придворным магом. Архив находился как раз возле его кабинета. По всей видимости, окно в Западной башне принадлежало как раз этому неприглядному помещению с бумагами. Слышащая не хотела туда залезать, да и к тому же — пусть она и не признавалась в этом окружающим — еще довольно медленно читала на местном языке. Речь досталась ей задаром, а вот учиться буквам приходилось с нуля — благо, язык чем-то отдалëнно напоминал английский или латынь. Ничего, за год можно мало-мальски обучиться грамоте и без репетитора. Особенно, когда уже знаком с основами изучения новых языков. Полиглот Гарольд Уильямс, например, смог выучить Сербский язык за два дня... Трина вдруг осознала,что еë память порой выдавала интереснейшие факты. В ней всегда находилось место для уроков выживания, а так же случайных мотивов иного мира. Это крайне странно, учитывая тот факт, что девушка не могла вспомнить даже свою родную семью, однако случайные истории всплывали как яблоки в тазу. Чем же она занималась там, в иной реальности? — Слышащая лучше справится, войдя через входную дверь, — ответил Шут, когда услышал план, — а Цицерон прикроет тыл. — Не нужно ничего прикрывать! — воскликнула та, внезапно поймав себя на постыдных ассоциациях. После этого Трина вновь понизила голос, — Ты нужен мне там. Я же пойду в квартал серых. Там тоже можно узнать многое о грязных делах города. И лучше выведывать информацию постепенно, ты это делать не умеешь. — Ах, полностью согласен, добрая Слышащая, — пропел имперец. — Цуцик, не ëрничай! — Ах, как можно? Цицерон и не думал даже, — он льстиво улыбнулся, выгнувшись вперëд как кошка в ожидании ласки. Трина замерла, рассматривая его лицо и от чего-то ей стало жутко неловко. Дернувшись, она вернулась к своей тарелке. — Всë, ешь быстрее, — буркнула девушка, не смотря спутнику в янтарные глаза.***
В целом, Цицерон прочитал всю литературу, хранящуюся в Чайдинхольском убежище. После смерти орка Гарнага, брата Тьмы, Шут остался совершенно один, словно ребенок в большом доме. Ни души. Не считая Матери Ночи. Однако она не горела желанием разговаривать с имперцем и свой досуг тот разбавлял чтением всего, что попадалось под руку: от пособий по фехтованию до записей хроник Темного Братства в контексте истории мира. Многое он перечитывал по нескольку раз, так что скорость чтения у Шута была приличная. Полезный навык, если придëтся мельком глядеть на чужие записи. — Слышащая говорила, что всë случилось три года назад, — задумчиво пробубнил Шут, почесывая свой подбородок кончиком кинжала, — посмотрим. Перебирая книги друг за другом, он неожиданно нашел нехватку страниц в некоторых из них. Может быть, кто-то властный решил скрыть свои преступления, однако чутьë вновь заставило Цицерона зацепиться за такую крохотную деталь. — Ух, столько смертей, — заметил Шут, перелистывая страницу со статистикой трехлетней давности, — и все не во славу Ситиса, ай-ай-ай. Год был в самом деле богат на покойников. Какая-то лихорадка? В другой книге нашелся еще факт — в тот же период закрылся на карантин квартал серых. Однако, умирали по статистике... норды. Крайне мало аргониан или темных эльфов. Зачем же закрывать квартал серых, если там никто не болел, а болели все вокруг? Неужели ярл Ульфрик так заботился о безопасности беженцев из Морровинда? Узкий лоб, не принимающий не-нордов за живых, вдруг был охвачен волнением о здоровье чужаков? Звучит крайне сомнительно. — Вот он, — вдруг Цицерон подскочил и ликующе ткнул пальцем в открытую книгу, — наверняка он! Мальчишка. Сирота, фермер. Умер от... — Шут перелистнул страницу документа и замер, увидев оборванный край, торчащий из подшитого переплëта, — Ситис его забери! Кто посмел? Кто посмел?! Поздно поймав себя на несдерженности, имперец услышал, что в коридоре началась подозрительная возня. Уже в следующее мгновение в архив вбежало трое стражников, которые не нашли там ничего подозрительного, кроме открытого окна. Время для посещения клуба было самым подходящим — еще никто не горел желанием вернуться с работы и залить свои печали элем, а потому внутри было пусто. Только хозяин с недовольным лицом протирал случайную посуду. Трина была максимально добродушна к темному эльфу, торгующему выпивкой в клубе «Новый гнисис» квартала серых. Вот только тот явно был не так приветлив с кем-то, кого считал исконным нордом. — Здесь слишком грязно для таких как ты, — сказал владелец клуба, блеснув на девчонку багровыми глазами, не двусмысленно намекая, что ей стоило убираться из его заведения. — Да бросьте, нормально же всë, — отмахнулась та, получив в ответ не самый приятный взгляд, говорящий о том, что сам эльф оскорблен тем, что работает в подобном месте, — всмысле нормально... То есть терпимо. Просто не хочу соваться к нордам, если на то пошло. Мужчина вытащил из-под стойки железную кружку и жестом предложил налить вино «Алто». Трина поняла, что чай у местных всë так же не в почёте и тяжело вздохнула, принимая напиток. — А что так? — спросил данмер, который разрешил девушке остаться исключительно из интереса к теме разговора. — В целом в той таверне... Как она там? «Горцующая кобыла»? — «Очаг и свеча». — Да, — она махнула головой, — там слишком много деревенщин, которые машут руками и кричат. — Да уж, нордам в основном не свойственна утонченность, — подтвердил эльф, — похоже, вы родом не отсюда. Где вы родились? Трина старалась не демонстрировать своего незнания местной географии. Она лишь неопределённо пожала плечами: — Достаточно далеко, чтобы быть отчужденной от всех, — после этого она улыбнулась и отпила немного вина. — И всë же, что-тотпроизошло в таверне? — спросил эльф, подливая вино. — Лучше бы мне ответить, чего только в нордских тавернах не происходит, — сказала Трина с абсолютно искренним разочарованием вспоминая Вайтран и его окрестности, где проходили не самые приятные встречи с местными жителями мужского пола, — надутые индюки с мечами считают себя красавчиками за лишнюю голову кабана на стене. Даже окружающие для них — просто шутка какая-то. — Да, Сусанна об этом говорила. Ей порой нелегко, но она придумала как обращать похоть местных в деньги — и оделась по-свободнее. Трина вдруг поняла, что Сусанна — это подавальщица из той таверны, откуда они ушли с Цицероном. Похоже, она дружна с местными эльфами. — Здесь мало таких как она. Норды жестоки, — сказал мужчина, внимательно следя за реакцией собеседницы. — Очень плохо жить там, где такие люди. Они и друг друга не жалеют — слышала, что с мальчиком произошло несчастье в окраинах города, где фермы. Люди такое творят друг с другом, что ужас берет. — Так, вы знаете Рýно? — Только слышала мельком, я не местная. Может, вы мне расскажете подробнее? Эльф достал сыр и с молчаливого согласия гостьи начал нарезать куски к вину. — Его звали Рунольв, но здесь все звали его Рýно. Хороший парень, брался за любую работу, что предложат. Не многие захотят работать в квартале серых. Но он не был пропитан ненавистью. Пока не был, — данмер поставил тарелку с сыром перед девушкой. — А потом приехала его семья. Ну, новая. Он же сиротой стал. А на место родителей претендовала грубая тëтка с мерзким голосом, а муж у неë был по характеру не далек от пепельного батата. — И что произошло? — Ничего, — данмер положил на язык небольшой кусочек сыра, который отрезал для себя, — сжили они парня со свету. Вот и всë. — Грустно, — вздохнула Трина, понимая, что ей по-прежнему не хватает информации. — Однако, местные меры говорили, что видели его после смерти, но он исчезал. Причем в одном и том же месте, недалеко от кладбища. Похоже, злость на семейство у него была неслабая. — А в каком именно месте его каждый раз видели, если не секрет? — Не секрет, конечно. Но если хочется увидить призрака — мëртвый номер. Нет никакой закономерности его появлений. — Я еë найду, — ответила Слышащая и глаза еë, наконец, заблестели. Цицерон выглянул из бочки: стражники ушли, не найдя на земле каких-либо подозрительных следов. Конечно, их и не могло быть — Шут сначала залез на крышу, а уж потом по камням спустился вниз, к окну архива. Он всегда любил опасные маневры, они же не раз спаласи его от разоблачения. Имперец вылез наружу, тихо закрыл крышку бочки и перелез через каменный забор — с каждым шагом вероятность того, что его в чем-то обвинят, становилась гораздо меньше. Передвигаться в тени он умел, да так, что незнакомца не заметили даже хозяева, к которым он попал на участок. Когда Цицерон пересек весь Верхний район, он направился прямиком в квартал серых, где они должны были встретиться со Слышащей. Зайдя в данмерский клуб «Новый Гнисис», Цицерон нахмурился: Слышащая сидела за барной стойкой и разговаривала с каким-то эльфом, который махал хозяину, чтобы тот налил вина «Феруана», но прежде чем это произошло, Шут подошел к стойке и оттащил незнакомца в сторону. — Госпожу трогать нельзя, — сказал имперец недовольному посетителю клуба. — Что ты делаешь? — непонимала Трина, медленно вставая со своего места. — Избавляю хозяйку от проблем, и всего-то! Дурак всë быстро сделает, никто не пострадает! — Не трогай его, — Слышащая улыбнулась новому знакомому, — прости, как видишь, мне пора идти. Может, мы позже встретимся и поговорим? — Конечно, леди, — эльф отшатнулся от взгляда Цицерона, сделал сокращенный мужской поклон и вышел на улицу. Шут взял Слышащую за руку и повел на выход, заранее убедившись, что впереди не видно странного посетителя клуба. — Чо ты творишь, Цуцик? Куда ты меня тащишь? — Госпожу? — он обернулся, не переставая идти вперед. — В безопасное место. Трина улыбнулась, со стыдом признавая, что ей понравился обеспокоенный взгляд Хранителя. Кажется, он в самом деле заволновался, подумав, что она серьезно заинтересовалась каким-то мужчиной. — Тогда тащи в сторону кладбища, Цуцик, у нас там работа, — девушка улыбнулась, когда Шут снова обернулся к ней. Он улыбнулся, тихо говоря ответ так, чтобы никто не услышал: — С удовольствием, моя Слышащая.***
На кладбище оказался тайный проход, ведущий в слив канализации, а она уже, в свою очередь, уводила членов Темного Братства вглубь труб. — Не знала, что в таком старом городе есть канализация, — сказала Трина. Цицерон шикнул, пробежал вперед и через мгновение от стен отскочил душераздирающий визг злокрыса. — Следует быть осторожнее, — сказал Шут, кидая мертвого зверя в сторону, — и тише. Слышащая сжала зубы: она не любила, когда Хранитель ругал еë. Следующего злокрыса Цицерон тронуть не успел: его вдруг пронзила стрела Слышащей, после чего его собрат сорвался с места в сторону посетителей подземелья и имперец без труда разделался с животным. — Красивая кровь, — судя по тону, Шут так похвалил Слышащую за меткай выстрел. Перебив злокрысов, они вошли в последнюю комнатку — еë освещал двемерский фонарь, работающий на крохотном камне душ. Всюду были мертвые злокрысы, которых перебили до прихода членов Темного Братства. В центре комнаты виднелся круг погашенных свечей. — Ситис! — Цицерон вдруг побежал вперед и замер, разглядывая алтарь, в центре которого виднелась фигурка в балахоне. Из-под капюшона виднелось перемотанное бинтами лицо, а в костяных руках крохотный череп. — Цицерон никогда не видел подобного вживую... Только на страницах... — он со свойственным себе раболепствием поклонился статуе, — Отец Ужаса... Трина подошла к центральному кругу: на нем, в окружении кровоточащих злокрысов, лежал мëртвый мальчик. Напоследок он проткнул железным клинком горло одному из напавших монстров, после чего замер, глядя стеклянными глазами в потолок канализации. — Он был бы отличным братом Тьмы, — вдруг сказал Хранитель, не оборачиваясь к Слышащей, — умереть с улыбкой... Это сильно. — Мать говорила, что здесь должен быть его дневник, — сказала девушка, стараясь вести себя крайне отстраненно. — Как сложно помнить... Имперец вздохнул, не обращая внимания на Слышащую. — Дети... Бывают весьма решительными. Обиженными. Покинутыми. Униженными... В его глазах не было ни намека на какое-либо безумие. Шут осмотрел пьедестал так, будто уже видел его в далëком прошлом, затем вытащил из стоящего рядом глинянного горшка едва подвявший цветок. — Да, Цицерон помнит все это, — он зарылся лицом в сердцевину паслена, мечтательно вдыхая слабый аромат, — словно всë происходило вчера. Поцелуй, — он прикоснулся кончиками пальцев к своим губам и прошелся подушечками по корешку книги, лежащей у алтаря, — милосердная Матушка. Матушка пришлет своë дитя, ибо грехи недостойных должны быть омыты в крови и страхе. Цицерон положил паслен на книгу, словно на могилу, и с траурным лицом смотрел на еще не погасшие свечи, державшиеся на последнем издыхании, уже залив воском каменную полку. — И за такое любая плата. Всë, что только можно. За спасение, дорогая Мать. Слышащую слова Цицерона пробирали до мурашек, она чувствовала как тот хрипел, балансируя на грани слез, но из последних сил сдерживаясь. Мужчина тяжело дышал, медленно, глубоко, словно ему не хватало воздуха. Женская ладонь легла ему на спину, скользнула по плечу. — Можешь ничего не рассказывать, если не хочешь. Это останется твоим секретом. Цицерон опустил голову, по его спине прошла мелкая дрожь. — Обнимешь меня? Станет легче, — Слышащая кошкой прокралась вперед и прильнула к теплой груди. Ее крепко обхватили сильные руки, откуда-то сверху нависло неспокойное дыхание. Внезапно стало так тесно, но и от чего-то неожиданно комфортно. Цицерон был горячим, словно больной с температурой. — Всë хорошо, да? Уже лучше? — Трина почувствовала, как ладонь Цицерона прошлась по ее затылку и спину окатило мурашками. Изнутри вдруг защекотала теплая волна. Почувствовав, как Цицерон подался вперед, Трина зажмурилась и задержала дыхание. Внезапно его щека прижалась к лицу Слышащей и Шут замер. Девушка смущенно пригладила его хаотично спутанные рыжие пряди. Ей было неловко, но приятно в объятиях. Она слышала чужое неспокойное сердце, чувствовала горячую кровь пульсирующей артерии на шее. Цицерон не позволял себе большего, кроме как такого близкого контакта. Для того, кто ничего не знал об этикете, он порой был крайне тактичным. Впервые Трина испытала едва ощутимую жалость, что Шут не помышляет о чём-то большем. Хотя, возможно, момент и был сам по себе крайне неподходящим. — Все действительно хорошо, — с ложной радостью протянул Цицерон, отстраняясь от Слышащей. Его глаза едва покраснели, но имперец не позволял девушке вглядываться в детали своего лица, постоянно мельтеша головой в разные стороны, словно осматривая то и дело изменяющееся пространство вокруг. — Нужно двигаться дальше! — сказал Шут и Трина сама не знала как ей воспринимать его слова: буквально или же фигурально. Наверное, это тяжело — продвигаться, не взирая на боль. Должно быть, что-то гложет Цицерона уже настолько давно, что он и сам не отдает отчета своим переживаниям. Шут не был глупым человеком, или же наивным, или же просто полоумным слепцом, следующим за религиозной организацией. У каждого члена Братства таилась своя история, всех их отчасти заставили стать тем, чем они в конечном итоге стали. От чего-то мысли об этом стали для девушки находкой, но она сразу же поняла, что еще не раз обратиться к ним.***
— Ну что же, крепка дверь? Крупный мужчина показал хозяину дома свою работу: толстую дверь на внушительных чугунных петлях. Всë крепилось к новой стене дома, который Довакин с таким рвением старался отремонтировать, по возможности сделав даже еще прочнее. — Хорошая работа, Ульфберт, и довольно быстро, — Азатот пожал мастеру руку. — Обращайся, мы тебе всегда рады, — коренастый мужчина взял ящик с инструментами и махнул крепким ребятам вдалеке, чтобы они расходились: заказчик доволен результатом. Мужики подняли ладони, показывая, что приняли ответ, после чего, смеясь, пошли толпой по своим делам. На улице уже было почти темно. Они несколько часов убили на то, чтобы установить местному герою дверь на месте старого входа, раздушенного в результате какой-то нехилой драки. Слухи разные гуляли, да и если бы они не знали Довакина, то и сами решили бы, что он кого-то боится: слишком уж его дверь походила на плотную перегородку гробницы с драуграми, через которую даже воздух не пройдëт. Перешагнув порог, Азатот вздохнул с облегчением: всë же никто его ближайшее время не побеспокоит. Паранойя разыгралась, но ему не стоило переживать, что кто-то снова сломает криком его входную дверь. К тому же у него осталась чудотворная броня! К слову, очень удачно — с бесплатной доставкой! Слава случаю. Похоже, этот квест он прошел крайне находчиво! Конечно, возникли некоторые проблемы, но это стало поводом укрепить свою оборону. Нет худа без добра, всë же он сам Довакин — кто осмелится желать ему зла? Из-за поднятой пыли и жары пришлось открыть окна на втором этаже. Лидия в это время ходила неизвестно где! Должна была бы уже вернуться, нужно было всего-то съездить на фермы в округе Вайтрана и спросить у местных сколько те готовы пожертвовать на нужды героя Довакина. В прошлый раз он их вообще-то спас от нападения великанов, они должны бы радостно согласиться помочь своему спасителю в час нужды! Это бы не заняло у Лидии много времени, так сколько же можно ждать? Зайдя в спальню на втором этаже, Азатот тяжело выдохнул: да уж, в последнее время проблем у него прибавилось. Но ничего — еще немного и неуязвимость брони будет приносить ему немалую пользу! Внезапно дверь за его спиной закрылась, парень вздрогнул и почти в прыжке развернулся. На стуле, в слепом углу, сидел молодой темный эльф, не вид ему было не больше тридцати лет. Однако, взгляд у него был холоден и жесток не по годам. Не успел Довакин и пикнуть — к его горлу уже кто-то приставил нож. Какая-то проворная тень выбралась из-под его кровати, чтобы угрожать расправой в самом прямом смысле этого слова. — Крики нам не нужны, — с ложной лилейностью протянул данмер, довольный скоростью своего слуги, который крепко держал городского героя за горло. Азатот поднял руки, трижды коря себя за то, что не одел заветную броню сразу как нашел еë возле лестницы. Надо было обезопасить себя, знал же, что этот мир гораздо опасней, чем кажется! — Если ты ответишь на мои вопросы, то мы уйдëм, — сказал незнакомец, который в дуэте нападавших был, судя по всему, главным. Довакин поднял большой палец вверх, едва давление лезвия на его горло ослабло, он выпалил: — Деньги в банкетке, в комнате Лидии. В сундуке кольцо, можете забрать всë, что прикреплено к стенам, если надо... Лишь бы они не забрали волшебную броню... Данмер рассмеялся. — Не нужен нам твой хлам. Мы не воры, — он встал со своего места, но предпочел держаться безопасного расстояния, — просто расскажи нам что ты знаешь про Тëмное Братство. — А... Ладно. Без проблем. Вообще, — он нервно усмехнулся, — мне их линейка квестов не особо-то и нравилась. Хотя броня прикольная, но только если не сравнивать с соловьиной... Прочитав по раздражению своего хозяина незримый приказ, слуга вновь более явно пригрозил Довакину оружием. — Какой же ты говорливый, — вздохнул темный эльф, потирая виски, — похвальное рвение помочь нам в нелегком деле. Наша основная проблема — это Слышащий. А еще местоположение основной базы их порочного культа. Что ты можешь сказать об этом? — Аа... Мне... — Азатот покосился на слугу, чье лицо было прикрыто черной маской, — мне что будет с этого? — Умоляю, — данмер спокойно, холодно захихикал, — как «что»? Ты будешь жить. Поняв, что торги в царящем вокруг беспределе максимально бесполезны, Азатот вновь не на шутку испугался. — Они в Данстаре! Точно там! — он зажмурился, чувствуя как лезвие оставляет неглубокий порез чуть выше кадыка, — если она бегает с Цицероном, то их старое логово в Фолкрите уже сожгли! Верьте мне! Моë второе имя «Всевидящий»! Данмер махнул рукой и слуга отпустил городского героя, чтобы тот смог, наконец-то выдохнуть. — Если ты набрался смелости лукавить — мы вернëмся, — пригрозил эльф и, судя по тону, он был крайне серьëзен. Довакин замахал головой и тяжело вздохнул: он был абсолютно не готов к тому, чтобы какие-то мутные личности возвращались в его дом. Теперь стоило бы поставить решетки на окна. Уходили гости от своей жертвы тихо как тени. Мгновения хватило, чтобы они оба исчезли, будто с самого начала были плодом чьего-то больного воображения. Когда пришла Лидия, Азатот был зол — он придирался и к тому, что она принесла недостаточно денег и к тому, насколько долго она ходила. Всë это время городской герой нервно трогал царапину на своей шее. А еще он злился на себя, клятвенно обещая самому себе никогда больше не расставаться с новой броней. А за конфликтами дома Теплых Ветров наблюдало две пары глаз с соседней крыши. — Почему вы не перепроверили его слова? — спросил слуга. — Он боялся нас как коза саблезубов. Такому врать незачем. К тому же, — данмер усмехнулся, — они гораздо ценнее, когда просто боятся, а не ненавидят. А если он наврал, то как бы не скрывался, мы без труда найдем того, кого знает весь Скайрим. — Да, — согласился собеседник, — бежать ему некуда. — Самое время вернуться домой и рассказать всë отцу. А позже решить проблему со Слышащей, — темный эльф поднялся и поспешил скрыться в тени, где вскоре пропал и его слуга.