«Зверь никогда не может быть так жесток, как человек. Так артистически, так художественно жесток»
— Федор Достоевский, «Братья Карамазовы»
Формулировка четко значилась в дневнике Слышащей: «Нужно зачистить место, награда под тëмным колпаком, в самом конце пути». Именно так сказала Мать Ночи, когда рассказывала о задании. Оставалось лишь найти, о чем она говорила. Что вообще являлось «темным колпаком»? Какая-то остроконечная магическая шляпа? — Люди не любят проверять кладбища — это хорошее прикрытие, — заметила Трина. Они остались, чтобы изучить подземное укромное место мальчишки. — Этот случай напомнил урок учителя, — Шут с интересом осмотрел высокую нишу, организованную как полку с книгами, куда не могли добраться злокрысы, — когда-то давно его яро начали выслеживать — погоня длилась несколько недель. Тяжело было. От собак он сбегал, шагая по течению реки, сыпал вокруг спрятанных вещей перец, чтобы ищейки чихали и не желали подходить слишком близко. Животных гораздо легче обмануть, чем людей, — Цицерон замолчал, вчитываясь в случайно открытую книгу. — И что же? — Слышащая отвлекла его от дела, от чего имперец вздрогнул. — Аа… Он спрятался за медведем, да, — Шут засуетился, не решаясь оставить книгу себе и в итоге всë же поставил еë на полку, переходя к следующей. — В каком смысле? За чучелом? — Да… — Цицерон оглянулся к Слышащей и замер, вдумываясь в свой ответ, — нет… — Агрр, я не понимаю тебя! — Трина стукнула каблуком по каменному полу, — выражайся понятнее! Без птичек-стукачей и прочего! — Да, да, Цицерон не последователен, — рыжий имперец отложил том на место, чтобы он больше не отвлекал поток и без того хаотичных мыслей, — когда учитель бежал, то на его пути оказался крупный медведь. Хах, не мог же он сказать: «Миша, уйди с дороги, меня не нужно кушать»? Нет, на белом свете место было только для одного. Это была прекрасная схватка, какую смог бы провести не каждый брат Тени! Разобравшись со зверем, учитель усадил его на входе в пещеру, а сам ушел вглубь. Глупые людишки испугались, считая, что медведь спит на входе в свою берлогу и обходили пещеру стороной. Так никто не решился посмотреть, не прячется ли в пещере искомый брат Ночи. — Интересная история, — сказала Слышащая, откладывая в сторону сумку аптекаря, которая еще могла бы пригодиться Бабетте. Пока Шут отвернулся, чтобы продолжить разбор книг, Трина с интересом задумалась над тем, что Цицерон впервые решился упоминуть некого «учителя». Похоже, в старом Братстве он успел пройти даже какую-то профессиональную подготовку ассасина. У них были учебные классы? Или только единичные тренировки, наподобие тех, что ввëл сам Хранитель для Слышащей и Лонха? Как много вопросов, но Шут так мало мог рассказать! Похоже, со старым Братством его связывают отнюдь не приятные воспоминания. Не стоило накалять обстановку своими вопросами. В конце концов, если Цицерон не хотел чего-то говорить — он имел на это полное право. Трина обернулась и посмотрела на Хранителя, беззаботно насвистывающего какую-то песенку себе под нос. Совсем недавно он выглядел куда более печально, стоило ему задуматься о своëм прошлом. Вся эта поездка для него — одна сплошная рана, косо затянувшаяся давным-давно. Но, не смотря на всë пережитое, Цицерон умел брать себя в руки и со временем абстрогироваться от переживаний. — Дневник, — Шут подпрыгнул, вытягивая вперед подшитую тетрадь, уже давно вспухшую от тех условий, в которых ей приходилось лежать, — дневничок искомый! Слышащая довольна? — Да, теперь следует узнать все подробности истории пацана, — Трина не успела и протянуть руки, когда Цицерон остановился и с ажиотажем зашелестел страницами. Должно быть, он вспомнил, что все дела, связанные с чтением, чаще всего поручались ему. Девушка не стала мешать Хранителю, в конце-концов он гораздо быстрее читал и делал выводы. Пытаясь найти себе занятие, Глашатай Матери начала рассматривать статуэтку Ситиса. И вдруг к ней в голову прокрался один робкий вопрос: откуда у мальчишки такая вещь? Со всем уважением, статую Ситиса в Скайриме нельзя найти с такой же лëгкостью как статую Дибеллы, Мары или же многострадального Талоса. Откуда у ребенка такая редкая вещь? — Цицерон, — Трина взяла статуэтку в руки, а та оказалась на удивление тяжëлой, — это Ситис? Имперец встрепенулся и быстро сократил расстояние до Главы, чтобы защитить Главу от возможности случайно уронить реликвию. — Конечно! Самый ужасный из ужасных! Подобная статуя стояла в Морровинде, очень известное изображение. На ней Отец Ужаса держит череп, очень маленький для взрослого. Кто-то мог бы сказать, что это кости одного из детей, что принесла в жертву Мать Ночи, однако, первая подобная статуя была возведена задолго до того как наша уважаемая Госпожа принесла в жертву Ситису пятерых своих детей. Стало быть, это лишь символ равенства всех перед смертью, ведь она делает всех маленькими и хрупкими… — он вздохнул, — Цицерон раздражает, да? — Нет-нет! Это очень интересно, — Трина повернула статуэтку боком, пытаясь рассмотреть очертания безжизненного лица Ситиса, который в балахоне был похож на обычную Земную Смерть. — Цуцик, а где можно было достать такую вещь? Даже у Братства таких нет. Шут словно заново увидел каменного Ситиса, вытаращив глаза, а затем заметно усмехнувшись: — Какой хороший вопрос… Вопросик для Слышащей. Не зря Мать решила, что ей нужен кто-то подобный, — он вдруг засмеялся, — не только слышать, но и видеть нечто, спрятанное от чужих глаз — полезно! Умно! — Цуцик, не томи́, ответь на мой вопрос! — Скорее всего, это реликвия не Темного Братства. Слишком старая. Братство изображало Отца Ужаса и в ином свете. Скорее всего, это принадлежало тем, кто тоже внимает к милости Великого Ситиса. — А разве есть еще кто-то, кто поклоняется ему? Имперец рассмеялся еще сильнее, когда услышал слова, которые, похоже, посчитал какой-то заметной глупостью. — Конечно же! Как Слышащая может не знать об этом? — он молчаливо замер, а затем вдруг захихикал. — Аа! Слышащая проверяет глупого Цицерона, верно? Забавно, очень забавно! — Не юли, просто ответь на мой вопрос, — Трина вздохнула, поставив фигуру Ситиса на место. — Мораг Тонг. Цицерон не хотел говорить про них… Это ужасный сброд, не заслуживший милости Отца Ужаса! Вот, почему он отвернулся от них, почему создал дело Нечестивой Матроны… Она — начало дела, на которое благославил сам Ситис! Всë это произошло, посколько Мораг Тонг отравил сам себя жаждой денег, они стали простыми… наëмниками! Да! Да! Забыли наказы Ситиса. Отвернулись от его воли! В конечном счëте, корни у Темного Братства и Мораг Тонг одни: обе организации поклоняются Ситису и промышляют убийствами. Всë схоже, за исключением мëртвой Матери Ночи: она-то и стала причиной раскола одного культа на два лагеря. И теперь они демонстрируют своим примером борьбу сродне того, что было свойственно католикам и протестантам: не принимают порядков друг друга, обвиняя в ереси тех, кто поклоняется тем же святыням. Нельзя сказать, что Трина не понимала истоков конфликта, однако находила внезапные паралели с родной реальностью крайне забавными. И всë же Ситис посеял хаос даже в совтсвенной организации, а теперь он смеялся неживой улыбной под своим чëрным колпаком… Колпаком! — Я поняла! — Трина вдруг схватила статуэтку и начала активно осматривать еë в поисках некого чуда. — Слышащая с ума сошла? — Шут сначала попытался подстраховать Ситиса, но вдруг смирился со всем происходящим, вздыхая. — Вот и всë! Теперь не один Цицерон будет чокнутым! — Обижаешь, — она потянула за шнурок сбоку и вдруг дно балахона отвалилось, выпуская на пол несколько драгоценных камней и золотой ключ, — вот и награда, достойная Буратино! — Потрясающе, — нескромно отозвался Хранитель, помогая Главе собрать добычу, — теперь можно возвращаться в Убежище. — Не совсем, — девушка улыбнулась, поворачивая статуэтку лицом к Цицерону, — Ситис платит. И Ситис хочет увидеть сделанную работу! Нечасто имперец удивлялся такому ажиотажу. Кажется, он впервые услышал от Главы про Ситиса, увидил у неë стремдение кого-то наказать… Нельзя игнорировать такое. Стало ясно одно — нстало время убивать!***
Вернулись с задания они поздно ночью. Трина была напряжена. Изначально всë шло своим чередом: изучив дневники, члены братства быстро выяснили, что было началом всей душещипательной истории с мальчиком из канализации. Оказалось, он подстроил свою смерть. Даже где-то нашел тело для подмены — для такого малого парня весьма большая работа. В том числе, уитывая особенности его роста — мертвый каскадер должен был соответствовать всем параметрам, кроме лица, которое вполне можно было обезобразить. Алиби в виде смерти вполне могло помочь сводить свою новоприбывшую семью с ума, надеясь подстроить какое-то трагичное происшествие. Между делом мальчик углубился в изучение дел Ситиса — об этом свидетельствовала и статуэтка и некоторая литература в укрытии. Но, похоже, тонкости различий Темного Братства и Мораг Тонг он так и не успел узнать, а потому молился всем подряд: как напрямую Отцу Ужаса, так и Матери Ночи. На ферме было много мест, оборудованных как профессиональные пыточные, а комната на втором этаже, лишенныя окон, явно истользовалась для психологического давления: это видно по следам ногтей на двери и деревянных досках стен. Отвратительно. Трина не чувствовала жалости к этой семейке, она без труда отправила Цицерона за отцом семейства, а сама занялась матерью: стрела в плече пригвоздила женщину к стене как бабочку к доске коллекционера. Контракт был выполнен, не больше. Они могли без зазрения совести забрать драгоценности, раз уж дело закончено. Почти закончено. В самый последний момент на них накинулся злой и толстый мальчик, на вид не старше семнадцати. Он махал руками, пытаясь напасть на членов Темного Братства. Цицерон безжалостно вывернул его руку, явно стараясь согнуть ту так, как ей по природе не положено. Слабак с визгом упал на пол, но Шут и не подумал отпустить свою жертву: это было только началом, но вдруг в дело вмешалась Слышащая. «Не трогай его! Не причиняй ему вред, — она женственно взмахнула руками и Цицерон замер, не в силах понять куда же делась обожаемая им Глава, пригвоздившая хозяйку дома к стене своей собственной спальни, — он не ответственен за то, что делали родители! Он еще ребëнок!» «Когда-нибудь он вырастет и захочет убить всех нас, — ответил Шут, не выпуская своей разозлëнной жертвы, — такое стоит рубить накорню!» «Что же, если сейчас он не представляет угрозы, то это напрасные обвинения, — Трина скрестила руки, — поэтому отпусти. Он не будет сопротивляться и даст нам уйти. Потому что хочет жить». Цицерон нехотя отпустил мальчугана и тот остался лежать на своëм пухлом животе, нервно шмыгая носом. «Мы не судьи, мы — есть лезвие хаоса, — сказал Хранитель, глядя Слышащей в глаза и явно цитируя какую-то книгу, — мы не выносим приговоры. И не несëм жалости к незнакомцам. Вера в невинность чужой души — есть величайшая ошибка жизни». Они направились к выходу из дома. Но, к величайшему удовольстрию Цицерона, оставшийся член семейства снова попытался на них напасть, после чего медленно опустился на колени, с хлюпающим звуком глотая ртом воздух. Шут вытер лезвие о рукав жертвы, довольно улыбаясь. Вот только, подняв взгляд, он встретился с неодобрительным взглядом Трины. И почему же она недовольна? Какая глупость! Мальчишка, выростая, копил бы гнев и, возможно, стал бы серьëзной угрозой Темному Братству. Благородные порывы тут ни к чему — здоровая паранойа спасает жизнь бдительному! — Я хочу подумать обо всëм, что произошло, — устало и абсолютно безэмоционально выдохнула Слышащая. Они уже пришли в город и остановились на пустынном кладбище. За неимением других мест стоило воспользоваться и подобным укрытием, чтобы не замерзнуть ночью. — Цицерон будет молчать как букашка, высушенная в банке, — прислуживающе выгнулся Шут, пытаясь посмотреть Главе в лицо. — Нет, ты пойдешь в подземку и будешь ждать там. Это приказ. — Разве Госпожа не видит, что это невозможно?! Оставить еë одну, в таком городе? — Куда лучше, чем с шайкой убийц, если подумать, — съязвила та. Цицерон огляделся. Удостоверившись, что вокруг не видно ни души, он разозлëнно сдвинул брови: — Нельзя быть такой бестолочью! Мать Ночи зря позволила управлять судьбой Братства такой безвольной трусихе! Если бы на этом месте был бы кто-то другой… — Кто-то вроде тебя? — Даже ДУРАК способен понять, что за широкими жестами скрывается слабость выбора! Откуда такая уверенность в знании, что нужно всех пощадить? Ой! Плак-плак, как жалко! Бедненькие людишки! Со своими бедненькими проблемами! — Просто я не желаю, чтобы сдохли все, кто мне неугоден! Да, я хочу справедливости, или же хотябы намëка на неë! Баланса вселенной… — Пле-вать! — он подпрыгнул от гнева, топчась на месте чужого упокоения, — Вселенной плеваать! Мир — это хаос, где мы все тонем как в луже, здесь выживают те, у кого хватает сил, умения или же просто везения! Ха-ха! Никаких балансов, никаких шансов! Никто не даст бедной девочке конфетку за хорошую работу — потому что с такими фантазиями она смешнее, чем червь, мечтающий летать! Глупость неконфликтности! — Я не хочу говорить с тобой, — она вытащила из кармана золотой ключ, ранее хранившийся в чреве миниатюрного Ситиса, и с силой кинула его в сторону Хранителя. Ключ угодил Шуту в лоб, глухо ударившись и полетев на землю, — найди его скважину, забери то, что заперто этой фигнëй, а потом возвращайся домой! Я отлично путешествовала без тебя! Она побежала прочь, специально резко меняя направления, пугая стражников своими передвижениями. «Всë хорошо, я надеюсь?» — обеспокоенно вопрошал один из слуг закона и, казалось, вдали он остановил тень, преследующую девушку. В разгар войны патрулей было немного, удачно, что один из них вообще решил вступиться. Похоже, принял Цицерона за нападающего или типа того. Ничего, Шут не пропадëт — исчезать из видимости солдат его основная фишка. Внезапно городской воздух сотряс душераздирающий женский крик, он раздался так неожиданно, что Трина вздрогнула, обернувшись: неужели, звук со стороны кладбища? — Стой, — Слышащая, едва услышав мужской голос впереди себя, тут же вытащила кинжал и с готовностью выставила его вперëд, однако замешкалась, расслышав едва знакомый нервный смешок, — не надо, полегче! Я свой! Перед ней стоял темный эльф из клуба «Новый Гнисис». В последний раз он был весьма любезен, предложив девушке выпить, да к тому же открыто не приставал. Поведение отличного парня. Кажется, его звали Фириэль. Жаль, что Цицерон в прошлый раз прервал их милую веседу. — Здесь опасно! Почему ты вообще гуляешь ночью?! — Долгая история, — растерянно ответила Трина, пряча клинок от чужих глаз. — Каликсто позвал стражу, в городе снова произошло убийство девушки! Неужели ты ничего не знаешь о том, что происходит? Не читала листовок? — Нет… Я была занята. Он тяжело вздохнул. — Где ты остановилась? Я отведу тебя туда, — он по-джентльменски снял плащ и протянул даме, пытаясь не напугать еë лишними прикосновениями. — Я… — она замялась, понимая, что в городе они с Цицероном так и не нашли иного места ночлега, кроме продземной комнатки, про которую больше никто не знал. — Тебе некуда пойти? — голос эльфа звучал мило и понимающе, Трина тут же кивнула, грустно сведя брови. Фириэль вздохнул. — Пойдëм, пока мы не наткнулись на мясника, который убивает девушек в нашем городе. Поверь, я недостаточно храбр, чтобы стражаться с таким чудищем, — эльф взял девушку за руку и повëл в квартал серых, чтобы под широким навесом торговой лавки спрятаться от холодного ветра. На нëм был плотный кардиган, но недостаточно длинный и утеплëнный, чтобы согреться. А плащ с видавшим виды меховым воротником покоился на плечах юной леди, что так глупо встряла во всю эту историю. — Прости, наверное, я тебе мешаю, — Трина начала развязвать шнуровку, но данмер остановил еë, не позволив снять плащ. — Наоборот, всë стало невывало весело! Я уже и не помню, чтобы кто-то, не являясь эльфом, смотрел на меня так открыто. Ты бывала в Морровинде? — Нет. Вообще, мне сейчас неловко, я не знаю как тебе сказать… — Спокойствие, я не пристаю, — он жестом заверил собеседницу в своей открытости, — мы можем долго продолжать ютиться, но я предлагаю вернуться туда, откуда мы начали. Последнее время клуб работает по ночам, тут холодно, а пригласить девушку к себе домой я считаю несколько нахально, — он согнул локоть и улыбнулся, — но я могу помочь согреться и проследить, чтобы до самого утра с тобой ничего не случилось. Она улыбнулась и с готовностью повисла на руке приятного знакомого. Пусть хоть на короткое время ей улыбнëтся кто-то галантный, не пестрящий гормональными прыжками при виде лиц противоположного пола! Она так устала видеть крупногабаритных героев, считающих, что всем дамам интересны их трофеи, мышцы и слащавые фразочки. А ведь простая компания с кем-то, кто принимает тебя за человека, вполне неплохая альтернатива пустому вечеру. Видеть, что тебя просто уважают — уже весьма приятно. Пусть на один вечер пропадут герои, Братство, межусобные воины и терзания выбора! Просто хорошая компания и ночь, полная разговоров. Эльф проводил спутницу до клуба и махнул хозяину: — Пожалуйста, мы так и не попробовали в прошлый раз вино «Феруана». — Да, конечно, — отвечал хозяин, доставая посуду, — как я мог забыть… Им принесли напитки. На долю секунды почувствовав тревогу, Трина воспользовалась заминкой эльфа и поменяла бокалы. На всякий случай. Мало ли что. Фириэль ничего не заметил. Судя по его расслабленному состоянию, он вообще ни о чëм плохом не думал. «Какая же я боязливая идиотка, — думала про себя Трина, когда Фириэль между делом пригубил вино из еë бокала, — поверила в то, что все вокруг меня сплошь враги! Какой ужас». На фоне успокаивающе играла женщина с небольшой арфой. Похоже, многим этой ночью было неспокойно. В одном месте собрались все, кто лишился дома. Не просто дома, а целого мира, привычных условий обитания. И Трина была в их числе. Кем, к примеру, был Фириэль до извержения Красной Горы и судьбы беженца? Он выглядел как некто, обладающий хорошим, по меркам Скайрима, образованием. А теперь он в клубе с гнилым полом, который стоит в самом грязном районе города. Квартал серых находился в низине, а потому вся вода шла в эту часть Виндхельма. Наверное, неприятно осознавать, что у тебя могла быть лучшая жизнь, не будь на дороге одного-единственного несчастья… Заслушавшись пение на фоне, Трина подперла рукой щëку и вздохнула. Она планировала в самом деле не спать до утра, однако, похоже, слабость еë всë же доканает.***
Когда с горы Высокий Хродгар по всему Скайриму раздался Крик Седобородых, призывающих драконорожденного к ним, Трина решила, что обращаются не к ней. Она никогда не хвасталась своей силой, не старалась стать героем и Мессией для кого-то. Девушка со спокойствием решила, что будет гораздо лучше отдать эту роль Азатоту, раз он так любит блистать на потеху публике. Именно поэтому он с радостью пошел к старикам, которые приняли его с распростертыми объятиями… По крайней мере, он всем так говорил. На самом же деле не так всë было. Седобородые не приняли молодого человека, казав, что их главный против. И в самом деле, еще на подходе к Высокому Хродгару, Азатот услышал Крик, похожий на сдержанный чих горы. «Неужели дракон не признал родича?» — спросил Ази, готовый заранее к удивлению Седобородых глубине его познания мира. Но кучка стариков как будто не услышала слова народного героя, просто тихо подтвердив, что им не велено раскрывать секреты перед тем, кто не является Довакином. Так Азатот вернулся домой ни с чем, но это не помешало ему создать культ вокруг себя — благо, Седобородые не покидали своего убежища и никто не мог уличить Всевидящего в пустословии. В конце-концов, как он может не быть Драконорожденным, если без Седобородых смог научиться Крикам на драконьем языке? Наверняка деды просто перепутали карточки с ответами или что-то типа того. Баганули, бывает. Когда-нибудь они образумятся и скажут, что ошиблись. И позовут Ази учиться, а он всем скажет, что начал новый уровень познания драконьего голоса! И никто не узнает деталей. Да и кто бы стал выяснять такие мелочи? Разве что кому-то из их седой братии пришлось бы связаться с обычными людьми вне горы. Но Седобородые такого не делают. Они слепо следуют указаниям этого своего… Пастурнакса. Кажется, она всë же не смогла развеяться и уснула. Как это произошло? Без понятия. Вот только сон казался странным. Трина оказалась в снежной пустоши, где ничего не росло, а на белом покрывале горизонта лишь изредка виднелись большие тëмные камни. На одном из таких камней сидел старец с длинной, не чëсанной бородой и косматыми седыми бровями. Он был одет достаточно легко, чтобы Трина удивилась тому, как ему не холодно. Но, оказалось, она и сама была без шубы, однако холод не пробивался к еë коже, словно это был лишь мираж снега и ветра. — Бонаар Дова, ты отказалась приходить на зов Седобородых. Могу ли я спросить, на чем строится «зиил»… Твой выбор? — Вы тоже из седобородых? Старик что-то ответил, но звуки из его уст ударялись о невидимую стену между собеседниками, словно связь, по которой они поддерживали разговор, начала рассеиваться. — Что?.. Я вас не слышу! Он тихо вздохнул и воздух вдруг потоком хлынул в сторону Трины, словно самый могучий Крик. Сквозь свист ветра едва можно было разобрать слова: — Векс Хим Хах — открой свой разум, Дова. Видение рассеялось, похоже, тот хрупкий мост на котором встретились незнакомцы, вдруг разрушился. По всей видимости, зря Трина решила, что путь героя не для неë. Седобородые устали ждать, что она придëт к ним и сделали свой шаг первыми.***
Цицерон метался из стороны в сторону, понимая только одно — Слышащей нигде нет. Это ужасно, учитывая, что в городе объявился маньяк. А она такая… Своеобразная личность, слишком глупая от доброты. Одно только глупое желание «баланса вселенной» чего стоит! А ведь говорила, что не желает судить других, а лишь делает то, что писано контрактом! Нет! Нет! Так говорить нельзя про Слышащего! О чем он думал? Конечно, Хранитель не должен протестовать против воли Главы! Или вести себя так… Панебратски… Глупый! Нет, не просто глупый… Цицерон — редкий кретин! Сказать Слышащей, что… Ах, даже вспоминать отвратительно! В итоге она обиделась… И где же еë искать? Стоило начать со знакомых лиц. И знакомые лица неожиданно просто нашлись. Причем, что удачно — под ногами! — Она наверняка ушла с тобой! Дурак видел, что ты знаком с госпожой! — и Цицерон без труда бы выследил их, если бы город не переворошила новость о новом убийстве от местного Мясника — серийном маньяке последних лет. Стража шастала из стороны в сторону, ни один чужак не остался бы незамеченным, пробирайся он через эту толпу. Эльф, которого тормашили за грудки, болезненно потëр глаза: голова у него явно болела с непривычки. — Алкоголь — зло, — Цицерон вдруг склонился к данмеру и принюхался: от того не так уж сильно разило, количество выпитого явно не соотносилось с его плохим состоянием. Это не к добру. Проклятый город, что в мгновение стал хуже порочного Рифтена! Только ожин факт волновал шута: когда их компанию преследовал какой-то чужак, Цицерон направил того по ложному следу… В Виндхельм. Но кто же знал, что так скоро им не повезëт оказаться в этом треклятом городе?! Да еще и таверна… Один преследователь не смог бы подстроить столь удачную ловушку! — Откуда эта бутылка? Бутылка, что вы пили?! Отвечай! Цицерон тряхнул данмера, пытаясь привести того в чувства. — Клуб… Гнисис… — немеющим языком ответил парень. Шут выбросил тёмного эльфа в сугроб. Тот был слаб, но не был пьян в привычном понимании. Цицерону срочно нужно было узнать, что же случилось со Слышащей после того, как они распили с ничего не понимающим дурачком новый горячительный напиток. Похоже на одну очень старую уловку…***
Цицерон влетел в клуб темных эльфов и вихрем оказался на свободном стуле, положив руки на барную стойку и практически уткнувшись носом в лицо работающего данмера. — Где она? — Я не налью тебе, приятель, уходи отсюда, — ответил эльф, начиная отворачиваться. Зря, очень зря. В следующее мгновение его снëс Шут, перепрыгнувший через столешницу. В клубе зашумела толпа, не понимающая что происходит. Цицерон же, повалив данмера, начал щедро одаривать его ударами крепких кулаков. За миг лицо Амбариса Рендара залилось кровью от сломанного носа. — Прекратите! — какая-то данмерка попыталась оттащить Цицерона, но уже через мгновение отпрыгнула в сторону, потому что имперец отмахнулся от неë кинжалом. — Всем кровь пущу, кто сунется, — угрожающе просипел Шут, качая рукой с оружием из стороны в сторону. Толпа пошатнулась, сделав шаг назад и позволяя имперцу вновь нависнуть над своей жертвой. Амбарис закашлялся и кровь побежала из уголка его рта. Цицерон подтянул темного эльфа за грудки, повторяя свой вопрос: — Где она? Девчонка, красивая, белые волосы! ГДЕ ОНА?! КТО В ЭТОМ ЗАМЕШАН?! — Я не виноват, это всë они… Давали гору септимов и бутылку. Еë не было в меню, просто сказали наливать по требованию… — КТО?! — Цицерон с силой ударил данмера головой об пол, а затем резко подтянул обратно. — Мораг… — Амбарис вновь закашлял кровью, — Мораг Тонг. Больше я ничего не знаю… — Откуда они приехали? — Я ничего не знаю, — повторил эльф, явно зря испытывая терпение своего мучителя. Цицерон одним махом поднял мужчину выше, упер в стену и, не давая вдохнуть, приложил лезвие кинжала к его горлу. Некоторые зрители аккуратно начали уходить, однако не для того чтобы пожаловаться страже — в этом городе никто не заботился о безопасности беженцев из Морровинда, так что лучшим решением было бы просто уйти домой, пока заварушка не коснулась случайных свидетелей. — Амбарис… — данмерка, в панике прижавшая руки к груди, держалась из последних сил, чтобы не зареветь, — скажи всë, что можешь, пожалуйста… — Но мне нечего сказать… — ответил эльф и рука Цицерона дернулась, будто готовясь нанести удар. Женщина, стоявшая за его спиной, схватила стоящую поодаль бутылку и со всей силы разбила еë об голову опасного имперца. Шут пошатнулся, но даже когда в его глазах начало темнеть, он смог подняться, развернуться и схватить вмешавшуюся в заварушку данмерку, которая тут же захрипела, хватаясь за горло, сдавленное крепкими пальцами. — Оставьте еë! Умоляю! Заберите всë, только не трогайте еë! Цицерон медленно повернул голову и от его страшного холодного взгляда у мужчины начал неметь язык. Данмер поперхнулся, не чувствуя воздуха сквозь завесу запаха крови. — Где. Мораг Тонг. Эльф опустил голову, с ужасом понимая, что если раскроет то, что не должен был слышать, то за ним в скором времени придут. А если будет упорствовать здесь и сейчас, то не доживëт и до вечера, забрав с собой и невиновную душу. — Я скажу всë, что знаю… Пожалуйста… Цицерон отпустил женщину и та, рухнув на пол, горько зарыдала, переодически кашляя и закрывая лицо руками. Хранитель подошел к данмеру с ожиданием дальнейшей исповеди. Тот глубоко вдохнул, собираясь с мыслями: что же, будь что будет…