Брошь с аметистом

Однажды утром Эмили с тусклой неприязнью вспомнила, что сегодня — её день рождения. Вряд ли она могла назвать его своим. Просто четыре года назад Алоис позвал её в библиотеку и объявил, что выбрал дату. — Ты вроде весной родилась, так мне сказали, — пожал плечами он, — тогда разницы нет, верно? Алоис был прав. Точное число, когда она появилась, никто в приюте не знал, но помнили, что деревья стояли уже зелёные. Эмили не утруждала себя тем, чтобы запомнить, в какой именно день получала два яблока вместо одного, так что послушно согласилась на четвёртое мая. Свой первый день рождения в поместье она ждала с опаской и очень глубоко спрятанной надеждой на что-то хорошее. И не ошиблась. После обеда Алоис протянул ей первую и единственную в жизни куклу: настоящую красавицу с золотистыми кудрями и голубыми глазами. Настолько изящную и хрупкую, что тринадцатилетняя Эми только раскрыла рот от удивления и какого-то смутного несоответствия — игрушки казались уместными только для совсем маленьких детей, а она уже давно не ощущала себя такой. Только пробормотала «спасибо» и осторожно погладила кукле волосы. — Такая красивая, — добавила она и поняла, что совсем не знает, что с ней делать. — А когда у тебя день рождения? — Пятого ноября, — отмахнулся Алоис, не сводя с неё взгляда, будто ожидая чего-то. — Тебе же нравится, правда? — Очень нравится. Спасибо. Он довольно улыбнулся и подошёл почти вплотную, обдав её теплом и привычным запахом фиалковых духов. Эмили хотела забыть все обидные прозвища, которые он придумывал. Пускай, Гарри же тоже говорил всякие гадости, все мальчишки говорят, но Алоис лучше, разве нет? В её комнате всегда тепло, он закармливает её лакомствами, а теперь даже купил ей куклу. Всё ведь может быть хорошо? Она чувствовала, какие горячие были от волнения щёки, и ей впервые захотелось сказать ему «спасибо» искренне — так, чтобы он и правда понял. Эмили придвинулась ближе, совсем не задумавшись: всего на секунду коснулась щекой ткани сюртука. Дальше все случилось почти сразу: Алоис отшатнулся, словно она потянулась к нему, будучи измазанной в грязи, больно ударил по руке, и в то же мгновение раздался звон. Кукла, которой девочка еще не успела дать имя, разбилась: отколотые фарфоровые пальчики лежали на полу. В остальные дни рождения подарки больше никогда не вручались им лично. Стояло пасмурное весеннее утро, и ей исполнялось семнадцать. — С днём рождения, — бросил Алоис за завтраком, не отрываясь от газеты. — После обеда к нам приезжает виконт Друитт. — Кто? — растерянно подняла голову Эмили. Алоис взглянул на неё, как на дурочку: — Мой двоюродный брат. Он пишет, что давно тебя не видел и хочет поздравить лично, — раздражённо цыкнул он. Точно, это был тот самый человек, что забрал её, но с Алоисом они чаще всего встречались в Лондоне, если того требовали обстоятельства. С чего ему взбрело в голову приехать сейчас? Эмили откусила кусочек копчёного лосося и незаметно повела плечами: «Видимо, непредсказуемость — семейная черта». После еды, впервые в этом году, они отправились кататься на лошадях. В тёмной и тёплой конюшне пахло сухой соломой, и Эмили, всё ещё не веря, подбежала к Агате, которую Клод уже вывел из стойла и держал под уздцы; погладила по мягкой шее. Лошадь умно взглянула на неё большими тёмными глазами. Какая она была замечательная! Эмили иногда до сих пор с дрожью вспоминала серую, в яблоках, Молнию, на которую её впервые посадил Алоис. Молния не любила боязливых ездоков: то и дело выгибала спину, мотая головой, и принималась козлить. Клод удерживал её от совсем уж сильных попыток брыкаться, но спустя несколько таких верховых прогулок Эмили не могла подходить к животному без сковывающего страха. Алоис недовольно закатывал глаза и давал наставления: «Ты если не покажешь, что пришпоришь её как следует, так она тебя сбросит, дурёха», — но в конце концов продал Молнию и купил светло-рыжую немолодую, но послушную кобылу Коннемарского пони. Во дворе Эмили не без труда забралась в седло, отвыкнув за столько месяцев, но ничуть не боялась. Агата, как обычно, стояла смирно, в отличие от гнедого Барона Алоиса, который начинал горячиться, если слишком долго был в стойле. Трудно было представить, как конь с таким характером мог игриво, почти любовно обращаться с хозяином. Несколько лет назад это был злобный юный жеребец, совсем плохо объезженный, теперь же — норовистый, но преданный и даже ласковый конь. Как Алоису это удалось, оставалось секретом. Спустя четверть часа они уже скакали тихой рысью по зеленеющей поляне у пруда. Эмили быстро стало жарко, так что она даже порадовалась, что сегодня солнце пряталось за облаками. Ещё немного — и захотелось сбросить жакет и совсем окунуться в свежий сладкий воздух, круживший голову. Всюду, куда ни глянь, виднелись мелкие голубые цветы. Она совсем забыла за долгую холодную зиму, как чудесно кататься на лошади, чувствовать кожей стремительный, но тёплый ветер, и, улыбаясь, повернула голову к Алоису. Его разгорячённое ездой лицо было непривычно радостным. Правой рукой он спокойно держал поводья, легко направляя Барона, и в его движениях не чувствовалось и толики напряжения. Глядя на него, Эмили и сама решилась ослабить запястья. Агата, довольная долгожданной прогулкой, понеслась вскачь. Выглянуло солнце, деревья с молодой, нежно-зелёной листвой замелькали по сторонам, и в помине не было давящей тусклой усталости, преследующей её последнее время. Эмили не сразу заметила, что потеряла из виду Алоиса и что пруд приближается с пугающей близостью. — Эмили! — тревожно донеслось сзади. Она обернулась и только сейчас увидела, какое расстояние их разделяло. Грудь залило горячей волной страха. «Что там было? Пятки вниз? Или вверх?» — лихорадочно соображала она, осознавая, что совсем не помнит ничего из того, чему её учили. Копыта застучали по гальке, которой был усыпан весь длинный широкий берег, и Эмили только натянула левый повод, чувствуя, как теряет равновесие, а лошадь испуганно сворачивает вправо. Мелькнуло чёрное большое пятно, загородившее им дорогу, и обе лошади взвились на дыбы. Блестящий пруд и зелень травы кувыркнулись перед глазами, Алоис выдернул её из седла за талию и усадил перед собой. Агата со звенящим плеском понеслась по воде у самого берега, но скоро, отфыркиваясь, вышла на сушу. — Ты в своём уме? — с глазами, огромными от удивления, ярости и чего-то похожего на испуг, прокричал он. — Жить сильно надоело? Как она у тебя понесла?! — Я не знаю, — пробормотала Эмили с гулко бьющимся сердцем, — просто… — Просто! Не умеешь, не переводи на галоп! Она замолчала, понимая, что действительно чуть не сломала себе все кости по собственной глупости, и устало прислонилась спиной к его плечу. Умереть в день рождения — как вам это нравится? Алоис держал её крепко, всё ещё подрагивая от напряжения, но не отпрянул. Его учащённое дыхание щекотало ей шею. — Толку тебя учить никакого, — сказал он без злости. Барон, тоже взбудораженный, далеко не сразу перешёл на шаг. Эмили хотела убрать с глаз мокрую прядь волос, но Алоис только сильнее прижал её к себе и уже потом, опомнившись, дал высвободить руку из жёсткого кольца объятий. У опушки соснового леса они остановились; сначала на землю соскочил Алоис, потом помог спешиться Эмили, у которой всё ещё дрожали колени. Здесь, в тени деревьев, было куда прохладней, и она зябко поёжилась, ощущая лопатками взмокшее платье. — Никогда больше так не делай. Алоис не смотрел на неё, быстрым движением сбросил с себя тёмно-коричневый жакет и сел на землю. Густо пахло смолой, а вместо луговых цветов всё было усыпано прошлогодними жёлтыми иголками. Эмили нерешительно подошла и взглянула в ту же сторону, что и он: туда, где вдалеке Клод вёл успокоившуюся Агату. — Разве Клод не дома? — удивлённо спросила она. — Как он понял, что что-то случилось? Тот хмыкнул. — Ему не надо говорить, что делать. В отличие от тебя. Сядь, чего стоишь. Негнущиеся ноги послушались с опозданием, но Эмили всё же опустилась и придвинулась ближе, чтобы не запачкать платье. — Что нужно, когда вот так случается? — решилась тихо спросить она. — Как — вот так? — передразнил Алоис. — Когда лошадь не слушается. — А тебе это надо? Всё равно же не запомнишь. Эмили покачала головой. — Я постараюсь. Повисло молчание. Она уже подумала, что Алоис не ответит, но он заговорил, тяжело вздохнув: — Не отпускай поводья. Так она будет делать что хочет, даже самая послушная. И даже не думай наклоняться вперёд. Прижмись ногами, покружи её, если можешь, чтобы она сбавила скорость. Я уже говорил, просто дай понять, что ты главная и знаешь, что делаешь. Тебя даже полудохлая кляча потащит, если ты её боишься. И собака укусит. Ни с кем так нельзя. Эмили подняла глаза. Он говорил так, словно знал об этом не понаслышке. — Спасибо. — За что? — Вообще, — неопределённо махнула она рукой и повернулась к нему. Они сидели так близко. По спине пробежались мурашки. Так же близко, как тогда, ночью, две недели назад. И вот снова это странное чувство, которое всегда хочется вырвать первой, пока оно не исчезло — нет, чтобы оно не исчезло.

***

— Птичка моя, вы совсем себя не бережёте! — воскликнул виконт, со звоном отставляя чашку на блюдце. — Как можно было рисковать такой молодостью, такой красотой, в конце концов? Годы пошли вам на пользу, а теперь вы бездумно разбрасываетесь своей жизнью налево и направо! — Я говорил ей то же самое, — пожал плечами Алоис. Эмили невольно повторила тот же жест, и Друитт пришёл в окончательное волнение. — Господи, спасибо, что наградил меня мудростью соединить души, чьё родство я просто не смею ставить под сомнение! Вы можете говорить что угодно, но я знаю, что перед небесами вы всё равно что брат и сестра. А как счастлив теперь я, имея в родственниках столь прелестную леди. Но я не прошу даров, Господи, ведь всего лишь следовал своему священному долгу. «Брат» усмехнулся и перевёл тему: — Полно, виконт. Расскажите лучше, где вы пропадали. — Пропадал, я? Я не пропадал, а бороздил дикие побережья Индии! И, между прочим, привёз нашей очаровательной подружке чудесный подарок, но о нём после. Кстати об Индии, совсем недавно мне выпала честь побывать на конкурсе карри и судить участников. На кону — королевский патент, вы можете себе представить? А этот экзотический джентльмен из Индии добавил голубого омара, — и он мечтательно выдохнул. — Я как будто повстречал на балу изысканную леди, украшенную семью драгоценными камнями. Золотая брошь в форме голубки, браслет с сапфирами и жемчугом, гранатовое ожерелье, медальон из камней. А также кольцо с бриллиантами и изумрудами на ее пальчиках. О, она… навсегда похитила мое сердце! Эмили не удержалась от улыбки и, чтобы не обидеть молодого человека, быстро откусила от пирожного. — И что же, ваш индийский джентльмен получил патент? — спросил Алоис. — Не гоните лошадей, кузен, я же ещё не рассказал самое главное! Когда нам поднесли последнее блюдо, я был поражён. Что за издевательства, подумал я, у нас не конкурс жареных булочек. Не смейтесь! Когда мы разрезали хрустящую золотистую корочку, можете представить, что там оказалось? — Карри? — предположила Эмили. — Вы как всегда правы, моя дорогая! А если быть точнее, то молодая леди, которая заставила меня сгорать от любви. Как певчая птичка, что несмело пробует голос днем, а ночью открывает свою истинную сущность. И секрет господина Михаэлиса, представителя компании «Фантом», знаете в чём? В жизни не угадаете! Шоколад! Он добавил в карри шоколад. Алоис медленно опустил чашку. — Компании «Фантом»? — переспросил он. — Всё верно, компания «Фантом», производящая игрушки и сладости. Неудивительно, что ему пришло в голову такое решение, но как же это было смело, чёрт возьми! — Вот как. Так что же за подарок у вас? — Нетерпеливость и всякая неумеренность всегда вульгарны, — поднял палец виконт и не сказал ни слова, пока не покончили с чаем. В гостиной он самым галантным способом преподнёс девушке жемчужные серёжки и настоял на том, чтобы их ей надеть, а после заключил в жаркое медвежье объятие. — Девочка моя, вы совсем выросли. Ах, я всё ещё вспоминаю тот дождливый осенний день, когда увидел вас, совсем крошку, голодную и замёрзшую. Бог послал вам меня, и я был счастлив выполнить его волю. — Не было ни дня, когда я бы не молилась за вас, — в тон ему ответила Эмили, а Алоис в кресле тихо прыснул от смеха. Клод подал каждому по хрустальной розетке, полной клубничного пюре с заварным кремом, и на несколько секунд снова установилась выразительная тишина, нарушаемая только звоном ложек. — И всё-таки, граф, — подал голос Друитт и вытер крем с верхней губы, — в иных делах вы настолько нерасторопны, что вас можно даже заподозрить в собственничестве. Алоис непонимающе поднял бровь. — О чём это вы? — Не притворяйтесь, уж не передо мной: я, как ваш кузен, с лёгкостью понимаю ваши чувства. Вы бережёте сестру, словно лев — свою добычу, но разве не пора подумать о её будущем? О нет, даже не хмурьтесь, вы знаете, что неправы, и потому хмуритесь! Камерные вечера с музыкой не в счёт. Пасха прошла, сезон в самом разгаре, так почему бы вам не представить Эмилию ко двору? Она хороша, словно тонкая белая лилия, чей лепесток томно дрожит от неосторожного прикосновения. И она увянет, если держать её вдали от света! — Она ещё не готова, — процедил тот, явно с целью закончить разговор, но виконт никак не хотел униматься. — Она была готова ещё год назад, и вы не сможете убедить меня в обратном. Вы пророчите ей судьбу старой девы? Эмили отвернулась, не желая показывать явное смущение. Какой выход в свет? Внутри всё похолодело от невозможности этой мысли, но она всё же рассеянно произнесла с натянутой улыбкой: — Что вы, совсем недавно я была для вас замёрзшей маленькой девочкой, а теперь вы уже записываете меня в старые девы. — Куколка, никуда я вас не записываю, в отличие от вашего дорогого брата. Разве вы не хотите выйти замуж? Найти мужчину, который заставит вас растаять в его объятиях, с которым вы расцветёте ещё больше? Иначе бутон завянет, не успев раскрыться, и я вам этого не прощу, — погрозил он пальцем юноше. — Её французский ужасен, она не музицирует и даже не может запомнить титулы всех членов королевской семьи, не говоря уже об обычной знати. — Я не удивлён! Я не удивлён, видит Бог. И всё потому, что вы не хотите её как следует обучить, не хотите отрывать от себя. Жадность — смертный грех, если хотите знать. Не может быть, чтобы у неё не было талантов! Алоис не нашёлся с ответом и прерывисто выдохнул. — Она делает успехи в истории, — наконец произнёс он. — И вполне сносно рисует. — Ну вот! — просиял Друитт. — Я знал, что должно было быть хоть что-то. Чуть больше уверенности в танцах, подтянуть французский — и вам даже не придётся учить её игре на фортепиано: ваша голубка с кротким взглядом найдёт себе прекрасную партию уже этим летом. Эта мысль бесконечно пугала всех. Всех, кроме виконта, который попросил ещё одну порцию десерта и после ужина довольный отправился домой.