Ateez and noona

Хаён подкладывала Ёсану под руку лист за листом, словно заведенный бездушный автомат, уставившись в стену совершенно пустым взглядом. В голове крутились сплошные отчеты, которые надо закончить за несколько дней; звонки, которых нужно совершить с десяток за вечер, а еще мысли о том, что сегодня она вновь не вернется домой вовремя и останется без полноценного ужина. Бён грустно вздохнула, жалея себя несчастную, что вынуждена прозябать в этой компании. Платили хорошо, но работы вешали столько, что повеситься хотелось уже самой. Впрочем, Хаён находила в себе силы и упрямство держаться, радуясь собственному кабинету и некоторой свободой действий, которой наградил ее директор, всецело доверяя, как будто себе самому. Подобное отношение льстило, заставляя выкладываться еще больше. Однако кроме этого нашлись еще некоторые бонусы в виде неприкрытого внимания молодых айдолов. Она не представляла, как они вообще находили в себе силы в заинтересованности к ней, когда у них самих график раз в десять загруженнее, чем у нее самой. Но юная кровь бурлила, понукая к действиям: сначала это робкие поглядывания в сторону красивой нуны в строгом офисном костюме, потом более долгое рассматривание ее фигуры сквозь этот же костюм, пока не доходило до «случайных» касаний во время собраний или столкновений в коридоре. Но нашлись и смельчаки, которые не боялись заявить о своем интересе словами. — Я закончил, нуна, — удивительно покладистым тоном произнес Ёсан, когда кипа бумаг, на которых надо было поставить подпись, наконец-то рассосалась. Хаён, опомнившись, посмотрела на стол, чтобы лично убедиться в том, что с этим действительно покончено, рассеянно кивнула, собираясь отправиться на свое рабочее место, чтобы блаженно вытянуться в кресле, но Кан схватил ее за рукав, заставив приглушенно ойкнуть, и поднялся, разворачивая Бён лицом к себе. — Я выполнил Вашу просьбу, можете ли Вы теперь исполнить мою? — И взглянул на нее так проникновенно, особенно ярко блестящими глазами из-за светло-голубых линз, что не успел снять сразу же после записи выступления, потому что немедленно потребовался здесь в офисе. Хаён сначала растерянно заморгала, пытаясь осмыслить, что происходит, не ожидая подобной смелости и наглости от одного из мальчишек. Его ладони крепко удерживали ее предплечья, большими пальцами лаская кожу сквозь ткань натянутой блузки, слишком просяще и двусмысленно, показывая его искреннюю нетерпеливую заинтересованность в ней. — Это была не просьба, Ёсан-щи, — улыбаясь дежурной улыбкой, предназначенной буквально всем — от деловых партнеров до продавцов в магазине — произнесла она, разведя его руки в стороны. — А поручение директора, чтобы каждый из вас расписался в документах. — Но если бы я не подписал это вовремя, то у вас были бы проблемы, нуна, — ответил он ей зеркальным тоном, копируя даже выражение лица, заставив Бён недовольно нахмуриться и серьезно подумать о том, чтобы попросить себе в кабинет помощника, присутствие которого убережет некоторых от самонадеянности. — Да-а, это так, — протянула Хаён, понимая, что мальчишка решил с ней поиграть, рассчитывая на то, что сможет с легкостью окрутить ее вокруг пальца. — И что же я должна сделать? Ёсан словно расцвел, услышав желаемый ответ, и придвинулся к ней ближе, не отрывая заинтересованного взгляда с бледно-розовых губ Хаён, не оттененных даже легкой помадой. Сегодня ей некогда было завершить макияж, и от этого она, будучи и так довольно молодой, выглядела еще на несколько лет младше даже самого Кана. Бён насмешливо фыркнула, холодно на него посмотрев, думая, что смогла предугадать ход его мыслей. Наверняка грезил только о поцелуе, обманом украденном с губ нуны. Все мальчишки и мужчины такие предсказуемые… И когда он вновь потянулся к ней, Хаён картинно вздохнула, неохотно приоткрывая рот, рассчитывая на то, что юношеского азарта хватит только на несколько неумелых прикосновений и до первого глотка воздуха, но вместо наглого вторжения чужим жадным языком, случилось то, что ее цепко обхватили за плечи и развернули в сторону. Бён замерла, не совсем понимая, что произошло, так и оставшись стоять ступором, обдумывая, где промахнулась в выводах. — Сделайте мне массаж, — буквально светясь как новая медаль, произнес Ёсан с крайним удобством устроившись в кресле, в которое она сама мечтала наконец-то упасть, вытянув натруженные ноги. Надо сказать, молодой айдол расположился в нем как влитой, как будто только под него мебель и подбирали. Он с облегчением откинулся на мягкую спинку, слегка запрокинув растрепанную черную голову и прикрыл глаза, явно выжидая, когда она начнет действовать. — А ты не охренел? — Бён, будучи слишком ошарашенной таким поворотом событий, наплевала на наработанную за годы вежливость, понимая, что ей вознамерились безнаказанно воспользоваться. — Мне нужно работать, а ты отнимаешь мое время, — процедила она, опасно сощурившись и надвигаясь на него с целью насильно вытащить из своего любимого кресла, забыв о том, что пакеты с продуктами она таскала с трудом, а тут целый айдол. — А Вы хотели, чтобы я Вас поцеловал? — Один глаз приоткрылся и нахально стрельнул в нее, из-за чего Хаён начала вскипать, как электрический чайник — также быстро и громко. — Я хочу, чтобы ты ушел отсюда по своему желанию и без моих пинков. Имей совесть, я старше тебя! — Для пущего устрашения пришлось свести брови к переносице, но вид получился настолько умильный, что Кан прыснул от смеха, показывая, что все равно ему на возраст и ее недовольство, особенно когда у него проснулось игривое настроение. Такой обманчиво вежливый и покладистый молодой человек, а черти в нем сидели настолько амбициозные, что до мурашек тревожно становилось. И Бён определенно не нравилось то, что приложи он чуть больше усилий, то она поддастся. Потому что очень уж хорош собой этот одержимый чертями, черноволосый айдол с колючим взглядом, впивающимися в легкомысленно открытые участки кожи, оставляя после каждого подобного пронзительного взора фантомное ощущение прикосновения, заставляя желать касаний реальных. — Пожалуйста, нуна, — наигранно умоляющим тоном протянул он, заломив красивые брови, из-за чего хотелось отдать ему все, что только можно безвозмездно. — Или мне сделать эгьё, чтобы Вы стали добрее? Бён от такого предложения мигом передернуло, она сразу же замахала руками, как ветряная мельница, всеми фибрами души не желая видеть подобный ужас, от которого все внутри нее переворачивалось. — Никакого треклятого эгьё в моем присутствии! — возопила Хаён, торопясь как можно быстрее оказаться у него за спиной, чтобы только не видеть милашничества на его лице. Подобное представление выше ее моральных сил и выдержки. — Я делаю тебе массаж, и ты сразу же проваливаешь, понял, Ёсан-щи? — коброй прошипела она ему на ухо, специально не став растирать ледяные ладони между собой, а сразу же положила их ему на плечи, нарочно дотронувшись открытой шеи. Кан зашипел от холода, пронзившего позвоночник словно острыми иглами, впился пальцами в подлокотники, но к чести своей не убежал и не подпрыгнул, а глубоко вздохнул, плотнее вжимаясь в спинку кресла, готовясь достойно вынести испытания, на которые по глупости себя обрек. А Хаён не смогла в полной мере насладиться маленькой местью, невольно ощутив ненавязчивый мятный запах его шампуня, прикладывая титанические усилия к тому, чтобы не ткнуться носом ему в макушку. Разозлившись на собственную слабость, Бён принялась нещадно мять опрометчиво предоставленные плечи, надеясь, что после такого приема он больше не полезет к ней с просьбами. Ёсан изо всех сил пытался расслабиться, но после каждого особенно сильного и коварного нажатия, сцеживал воздух сквозь стиснутые зубы и кривил безупречные черты лица в трагической гримасе, заставляя Хаён думать о том, какой она отвратительный человек раз уж не оценила возможности потрогать это ходячее произведение искусства. Ну не зря же все его одногруппники и менеджеры называли ожившей греческой статуей… — Нуна-а, — искренняя мольба все-таки вырвалась из него, заставив забыть о формальностях, — за что ты меня так ненавидишь? — За то, что ты меня бессовестно эксплуатируешь, — парировала она, нещадно давя на каждую косточку чуть ли не с садистким наслаждением. Не выдержав очередного грубого нажатия, Кан схватил ее ладони и сжал их в руках, не давая дальше продолжить муку, которую Бён иронично назвала массажем. — Нет, все честно, услуга за услугу, — он повернулся к ней и резко потянул на себя, поменяв их местами. Хаён ухнула в кресло, откатилась на колесиках влево, не в состоянии собрать вместе разъехавшиеся ноги, и из-за неловкости не заметила, как Ёсан встал сзади и, подхватив за подмышки, усадил ее ровно, заставив плотно прижаться к спинке сиденья. — Давайте я покажу, как надо. Бён уже почти сформулировала гневную длинную тираду, которую хотела на него вывалить, но инстинктивно притихла, когда он, несколько раз звонко хлопнув в ладоши, чтобы разогнать кровь в них, опустил их ей на плечи, осторожно сжал сквозь блузку, сминая идеально выглаженную ткань. Он действительно старался, затаив дыхание, стискивал пальцы на выступающих косточках, массировал тугие узелки до мелкой неприятной боли, но такой необходимой, чтобы наконец-то получить долгожданное расслабление. Каждая мышца в теле Хаён будто сговорилась и начала ныть, напоминая о том, как давно она не была в заслуженном отпуске. Бён ерзала, пытаясь подстроиться под его движения, невольно указывая направления, в которых ему следовало действовать. И думала о том, что ей действительно надо когда-нибудь заглянуть к массажисту… Профессиональному, а не к тому, чьи руки как будто случайно отогнули воротник, оголяя нежную кожу ключиц, ласково растирая ее до красных следов. И тому, чье дыхание предательски не собьется на такт, когда из расстегнутого ворота выглянет край кружевного бюстгальтера; который не прижмется к ее шее горячей щекой, чуть ли не кладя голову ей на плечо, слишком увлекаясь бесстыдным разглядыванием чужого декольте. Хаён, начиная нервничать, дернулась, силясь скинуть его, но обе его руки обхватили ее вместе с креслом, крепко стиснули, недвусмысленно намекая на то, что отпускать ее не намерены ни при каком условии. — Это уже выходит за рамки обычного массажа, — стараясь говорить максимально равнодушно, чтобы не давать ему даже мнимой надежды, заметила Бён, присматриваясь к красивым венкам на тыльной стороне его ладоней, примериваясь, где бы побольнее укусить в случае чего. — Да, — охотно признал он, не думая даже о том, чтобы остановиться, ласково поглаживая подушечками верхнюю часть груди, — это эротический. — Длинные пальцы скользнули в чашечку, захватывая затвердевший сосок в плен без малейшего права на капитуляцию. Чувствительная кожа предательски отзывалась на бесцеремонные прикосновения, заставляя Хаён изнутри кусать себя за щеку и мысленно ругаться на то, что позволила этому мальчишке зайти так далеко. — Мы так… — начала она говорить, но Ёсан спустился ниже и поцеловал ее в ложбинку между грудей, заставив вздрогнуть от щекочущих прикосновений растрепанных волос. Темная голова мелькала прямо у Хаён перед глазами, теплая шея соприкасалась с ее собственной, вызывая россыпь мелких мурашек, и от этой близости становилось еще волнительнее. — Мы так не договаривались, эй… — Бён исхитрилась поймать его за ухо, как учительница нашкодившего школьника, никак не ожидая, что изворотливый айдол обыграет ее и укусит за сосок, заставив вскрикнуть и подскочить. — Нуна, — он плавно перетек из-за кресла и встал перед ней, уперев обе руки в подлокотники, вынудив смотреть раскрасневшуюся и возмущенную Хаён только на него. И она увидела, как всем своим видом он желал как можно скорее взять ее прямо здесь, в этом кресле, в ее же святыне — собственном обожаемом кабинете, совсем не думая о том, что никто так и не закрыл дверь, как будто в компании никого, кроме них не существовало. И мысль о том, чтобы быть застуканной с одним из айдолов совершенно не пугала, а только сильнее возбуждала воображение, так и рисовавшее то, что он собирался с ней сделать. Бён, не сумев совладать с разогнавшейся фантазией, сглотнула вязкую слюну, понимая, что больше не может и дальше делать вид, что не хочет почувствовать его прикосновения каждой частичкой своего тела. — Дверь закрой, — прохрипела она, вонзаясь в него таким темным взглядом, который он у нее никогда еще не видел. — Что? — Ёсан даже растерялся, не ожидая подобного приказа, и непонимающе моргнул, на мгновение рассеивая туман желания в своей голове. Сердито что-то буркнув, Бён резко схватила его за воротник и чуть ли не впечатала в себя, приникая к его раскрытому рту, жадно сминая губами его губы, пробуя их мягкость и вкус, не веря тому, что все-таки поддалась на его провокацию. И когда, опомнившись, он также горячечно начал ей отвечать, запутывая пальцы в ее волосы и нещадно портя укладку, грубо пихнула его в грудь, вновь повелительным тоном напомнив: — Дверь. Кан рванул так, как будто от этого зависела его жизнь. Он с такой силой хлопнул ею об косяк, что у тех, кто оказался в эту минуту в коридоре, наверняка возникли вопросы. Но на данный момент Ёсану абсолютно безразлично на мнение остальных, когда вожделенная в его фантазиях нуна наконец-то сама ответила на его призыв и так страстно поцеловала, что он почувствовал слабость в ногах и такое волнение, что не сразу справился с замком. — Нет, ты не понял, — сурово произнесла Хаён, когда с горящим взглядом он повернулся к ней и застыл, видя, как резким движением одергивая ворот блузки и проворно застегивая все пуговицы, она принялась приводить себя в порядок. — С другой стороны закрой, — дополнила Бён, заметив, как растерянно заморгал Кан длинными ресницами, пытаясь осмыслить, что она только что сказала. И выглядел так смешно, как будто у него из-под носа увели мечту всей его жизни. Такое детское разочарование, что Бён даже хохотнула, поразившись своей жестокости. Паренек действительно смог перехитрить ее тело, которое готово было покорно прильнуть к нему, прося ласки, но вот голова работала исправно, намекая на то, какие неприятности посыплются на бедную Хаён, если о ее связи с айдолом узнает директор. — Нет, — оскорбленно поджав губы, наконец отозвался Ёсан, вновь надвигаясь на нее с такой решительностью, что Бён стало неспокойно. Ссориться с подопечными директора ей тоже не стоило бы, но и подкладываться под каждого из них только потому что они захотели, не входило в ее планы. И вот что делать? Хаён не могла никак уложить все в голове и найти выход из ситуации, а думать стало вдвойне проблематичнее, когда Кан принялся раздеваться, бесцеремонно кинув свою черную рубашку, как дуэлянт лайковую перчатку, прямо ей на стол. В наступившей тишине Хаён услышала, как на пол полетели сметенные ручки и зашуршали листы с любовно составленными отчетами. — Ты чего творишь?! — Бён уставилась на смятую рубашку как на ядовитую змею и, растеряв весь свой устрашающий вид гордой и независимой нуны, позорно попятилась назад, упираясь ногами в кресло, стоявшего на пути к отходу. — Решил запугать меня своими мускулами? — Жарко стало, — буднично отозвался он, как будто не было ничего такого в том, что расхаживает тут почти голым, светя в меру подкаченным телом, которое Бён в иной ситуации рассмотрела бы в подробностях, но у себя дома, а не на рабочем месте. На работе требовалось держать себя в рамках приличия и деловой вежливости, не приплетать сюда личную жизнь, точнее ее полное отсутствие и неудовлетворенность от этого. — А сердце нуны такое холодное, что мне хватит, чтобы остыть. Она не заметила, как он вновь оказался чересчур близко к ней, смотря на нее неотрывно и голодно, утомленный ее метаниями. Ёсан не глупый, понимал, когда следовало остановиться, а когда можно было продолжить. Но сейчас чувствовал, что они играли в кошки-мышки до тех пор, пока кто-то из них наконец-то не сдастся. Кан инстинктивно чувствовал, что ему стоило стать еще настойчивее, чтобы проломить ее защиту и добиться ответа. Барьеры Бён и так уже пошатнулись, осталось только разрушить их окончательно. — Я кричать буду, — прищурилась она, съеживаясь и готовясь выпустить колючки в самый неожиданный момент. — Слышишь, да? — уточнила, ощутив лопатками близкое столкновение со стеной — из-за неловкого движения ногой кресло отъехало в сторону. — И я, — совершенно серьезно ответил Кан, беззастенчиво кладя руки ей на талию и не сводя затуманенного взгляда с ее белого как полотно лица. — Я же тоже жертва… — Чего?! — возмущенно вспыхнула Хаён, пытаясь выяснить, в каком это месте она успела ему навредить, чтобы он так громко заявил о себе, но не успела ничего сказать и задохнулась невысказанным негодованием, когда он плотно прижался к ней, пригвоздив к стене с такой силой, что стон боли Бён выдохнула ему уже в рот, не успев уберечь губы. И замычала, когда Ёсан принялся терзать ее в мстительном поцелуе, действиями наказывая за страшную обиду, что она нанесла его представлениям о вечном и прекрасном, косвенно насмехаясь над его порывами высказать ей свою симпатию. Он по-юношески хотел быть с ней нежным и ласковым, позволяя ее опыту доминировать над ним, но теперь понял, что не будет ей поддаваться, а докажет, как сильно она ошибалась, не рассматривая его всерьез, как надменные выпускницы школьников. Совсем не так Кан воображал себе их поцелуи, думая о том, что Хаён только внешне такая строгая и жесткая женщина, но внутри у нее хватало ранящей циничности и холодности, которые она не стала скрывать, когда выпала возможность. Самому же Ёсану сейчас одуряюще плохо и жарко из-за кружащейся головы и разгоряченной крови. Он похож был на невменяемого, полностью погруженного в то, что творилось в самых глубинах его нутра. Нуна в его руках превратилась в маленькую беспомощную девочку, бессильно упирающуюся холодными ладонями в его обжигающе горячую грудь. Каждое ее прикосновение, словно плевок бензина в уже ярко разожженный костер. Воздуха не хватало. Он нагревался и становился тяжелым для пережатый легких, заставляя его с сожалением отрываться от распухших губ Бён, уже не находящей в себе сил, чтобы сопротивляться. Ёсан отстранился на мгновение от замершей нуны, чтобы судорожно вздохнуть, окинуть ее томным почерневшим взглядом, видя, что она наконец-то его, чтобы потом вновь прижаться к ее распухшим губам, сильнее впиться в них, ненасытно целуя до ноющей боли. Только блузку она упрямо сжала на груди, не позволяя вновь расстегнуть пуговицы, желая быть стойкой в своей невыносимости до последнего. Ёсан хитро усмехнулся ей в губы, видя, как раздраженно вспыхнули ее глаза наполненными блеском неприкрытого возбуждения, и прижав ее за поясницу ближе к себе, нащупал молнию на юбке и, не дав Бён сообразить, что ее вновь коварно надули, стянул ее вниз. Ткань легко соскользнула по черным капроновым колготкам и бесшумно спала на пол. Хаён явно собиралась настучать ему по голове сжатыми кулаками, когда он опасно наклонился, на время возвращая ей свободу действий, но быстро сообразил, что незапланированное сотрясение ему не нужно и, схватив нуну за бедра, заставил обхватить его ногами за талию и надежно вжал спиной в стену. Осмыслив свое новое положение, отчаянно цепляясь за его голые плечи, чтобы не сползти вниз, и почувствовав, как близко он прижался к ней горячим пахом, Бён снисходительным тоном, отчаянно задыхаясь, произнесла: — Я в колготках, гений. Как ты намереваешься все провернуть? Трением? Ёсан хрипло рассмеялся ей куда-то в шею, которую до этого принялся увлеченно целовать, явно намереваясь оставить несколько обличительных засосов, к которым Хаён испытывала огромную неприязнь, не терпя от сексуальных партнеров такого неуважения к себе. Но Кан ограничился только болезненными, но одновременно такими приятными покусываниями, заставившими Бён невольно поджать пальцы на ногах и тихонько просяще взвыть ему в ухо. — А что, нуна рассчитывала на большее? — он взглянул на нее так неподдельно удивленно, что она невольно заподозрила, что слишком испорченная для этого мира, видя в каждом жесте и действии Ёсана подвох. — Если продолжишь строить из себя невинного мальчика, я откушу тебе твой красивый нос, — Хаён сердито стукнула его кулаком и с намеком сильнее сжала бедра, замечая за собой, какое неспокойное у нее дыхание и как напряженно тело, устав от упрямой несговорчивости хозяйки. — Тогда придется их порвать, — двигая губами по всей длине выступающей ключицы, спокойно сказал он, тыкаясь лицом в вырез Хаён и обжигая грудь жаром рта. Вновь задохнувшись, Бён выгнулась в его руках, беспомощно засучив ногами и заломила брови, позорно проигрывая сама себе и своим принципам. — Я тебе порву… — неубедительно пригрозила она, вонзаясь ногтями ему в плечи и нестерпимо ерзая, инстинктивно плотнее стискивая его в захвате, чтобы встал еще ближе и позволил сполна ощутить свое возбуждение даже сквозь плотную ткань штанов. — Я надеюсь, что у тебя есть презервативы. — Нет, — совершенно честно признался он, подняв на нее сияющее от улыбки лицо, из-за чего Бён и вовсе обомлела. Он рад, что добился позволения зайти настолько далеко, но неужели настолько замечтался, что не озаботился средствами защиты? — О-ох, — застенала она разочарованно, бестолково отпихивая его от себя и мечтая поскорее оказаться на ровной и надежной земле. — Уйди с глаз моих и не заставляй читать лекции про детей и половые заболевания. Но Ёсан даже не думал отпускать ее, продолжая удерживать в стальных объятиях, напрягая все силы своих мускулов. Все же не только для красоты их носил, а чтобы когда-нибудь вот так зажать Хаён, вознамерившуюся от него убежать в оскорбленных чувствах, не дослушав до конца. — Я думаю, что взрослые нуны носят в своих огромных сумках и такую мелочь, как презервативы. Бён смотрела на него долго, словно пыталась выжечь дыру во лбу, но только не признаваться в том, что он действительно прав. В сумке правда валялась нераспакованная пачка, нереализованная из-за скоропостижно закончившихся отношений, которые не успели даже толком начаться. И теперь Ёсан вновь напомнил ей, как она тогда терзалась из-за своего противного характера упустив состоятельного привлекательного мужчину, чтобы теперь оказаться бессильной противостоять парню младше себя на целых три года. И раз выпала возможность закрыть гештальт в виде реализованной сексуальной потребности, которая в периоды гормональной неустойчивости, становилась особенно невыносимой, то Бён мысленно подняла белый флаг над крепостью благоразумия, признавая свое бессилие перед ситуацией и самой собой. Да и руки Ёсана держали ее так крепко и жарко, обещая, что она не пожалеет об этом решении ни сейчас, ни после. — Если ты меня разочаруешь, то я больше никогда не позволю к себе прикоснуться, — сказала она, обхватив ладонями его лицо, и посмотрев так проникновенно, что внутри него все перевернулось от осознания того, что ему действительно придется постараться. Очень уж не хотелось упускать эту нуну, такую хрупкую и красивую, но с языком острым, безошибочно ранящим в самые чувствительные точки. Хаён еле выпуталась из его объятий, из которых он до последнего отчаянно не желал ее выпускать, хотя и знал, что теперь она точно никуда не убежит. Бён на подкашивающихся ногах, держать за все, что попадалось на пути, добралась до своего стола и вытащила сумку. Дрожащими из-за предвкушения пальцами, вновь почувствовав себя неопытной девушкой, она чудом нашарила пачку, мельком, по привычке, вызванной постоянной паранойей из-за боязни рано забеременеть, проверила дату и швырнула прямо в Ёсана. Он ловко подхватил ее на лету и встав рядом с Хаён, положил руки ей на талию и аккуратно снял колготки, осторожно высвобождая ступни Бён из туфлей, украв и так у довольно невысокой нуны еще несколько сантиметров. Она робко поджала пальцы на ногах, чувствую себя удивительно беззащитной и маленькой, и очень доверчиво поддалась его рукам, когда Кан подхватил ее, как перышко, и усадил на стол, прямо на один из выживших отчетов. Стараясь спасти его от смятия собственными ягодицами, подозревая, что директору такой отпечаток на важном документе без надобности, она чуть отвлеклась и почувствовала, как Ёсан настойчиво надавил ей на плечи, заставив полностью растянуться на столешнице и сощуриться от яркого света лампы, оказавшегося прямо напротив ее лица. Хаён неловко приподнялась на локтях и тут же рухнула обратно, увидев, как Кан развел ее бедра в стороны, полностью раскрывая Хаён для себя. И взгляд у него в этот момент был такой невообразимый, что все внизу живота Бён скрутило от мучительного спазма из-за ожидания. Горячие ладони гладили чувствительную внутреннюю сторону бедра, придвигаясь все ближе и ближе к наполненному истомой центру. Хаён одновременно хотелось поторопить его, чтобы он перестал ее мучить, но, до боли закусив губу, она стоически терпела, ожидая, когда он сам начнет, двигаясь в своем темпе. Бён каждой клеточкой чувствовала, что ее тело бесстыдно изучали внимательные пронзительные глаза, отпечатывая ее покорившуюся фигуру у него в голове. Ей не хотелось запоминаться ему сдавшейся, безвольной пленницей. И скользнув по телу ладонью вниз, она сама коснулась себя поверх ткани трусов, начиная неторопливо, но настойчиво водить по выступающему клитору, замирая от приятных тянущих движений, отзывающихся в ней. Она слышала, как Ёсан шумно вздохнул, явно не ожидая от нее такой инициативы, и рука, что до этого замерла на колене Хаён, пропала, оставив после себя только отпечаток прикосновения. Бён сейчас уже было достаточно того, что она знала, как пристально он смотрит за тем, как она беззастенчиво ласкала себя, прекрасно зная, какие действия приносят ей удовольствие. Тело ее пробуждалось, раскрывалось, выталкивая наружу долго сдерживаемое желание сексуального удовлетворения. И Хаён будто током прострелило, когда она почувствовала прикосновение влажных губ к промежности и пальцы, сдвинувшие намокшее белье в сторону. Острый язык обошел по кругу головку клитора, принеся с собой столько невообразимого наслаждения, что Бён протяжно выдохнула, выгибаясь навстречу ему, сильнее чувствуя, как он двинулся дальше, скользя по нежным складкам, смешивая слюну с ее собственными соками, жарко дыша прямо внутрь нее. Хаён требовательно вцепилась в темные волосы, не позволяя ему ни на мгновение отстраняться, мечтая, чтобы эта томительная пытка продолжалась дальше, не зная о том, что свободной рукой он расправился с ремнем и молнией на штанах, высвобождая из тесных оков одежды эрегированный член, отзывающийся на каждое касание нетерпеливой пульсацией и болью. Сколько Кан представлял себе, как овладевает этой нуной в ее кабинете или в одном из залов для практик; или в студии Хонджуна с удивительно мягкий диваном, таким предательски скрипучим, что наверняка их было бы слышно во всей компании в каждом укромном уголке. Но он никогда не думал, что первый раз будет именно на столе, искренне заботясь о комфорте нуны, подозревая, что ей будет неудобно на твердой столешнице. Однако теперь, когда желание воплотилось, то он понял, что плевать на удобство, какие-то определенные позы и локации, когда момент единения наконец-то настал. И толкаясь гибким языком внутрь нее, помогая длинными пальцами, готовил сам себя, другой рукой ведя по горячему стволу члена, не веря даже, что наконец-то сможет узнать, каково быть именно в этой женщине, чувствовать, как внутренние стенки плотно обхватывают его, сносят крышу и замутняют разум. Он не успевал уже следить за движениями обеих рук, слишком увлекшись фантазиями, но почувствовал, как неестественно задрожала Хаён, высоко приподнимая бедра, доведенная им до первого пика. Вытащив из нее блестящие из-за влаги пальцы, он взволнованно сглотнул, судорожно выпрямляясь. Не помнил даже, как быстро раскрыл пачку и нетерпеливо разорвал упаковку презерватива и растянул его по всей длине члена, с облегчением отмечая, что размер оказался подходящим. И обхватив Бён под коленками, двинул ее ближе к себе, вновь заставив безжалостно проехать по документам, к краю стола. Не слыша новых неубедительных возмущений, Ёсан вошел в нее плавно, осторожно проталкиваясь до самого основания, кусая губы от восторга, накрывшего его с головой, словно снежная лавина. Нет, это совсем не так, как в фантазиях. Совсем другое ощущать под собой живое тело, видеть, как оно чутко отзывается на каждое прикосновение и размеренные толчки, с каждым разом становящиеся все настойчивее и резче под аккомпанемент неодобрительно скрипящего стола, с которого скатилась очередная ручка. Выдохнув из себя весь воздух, Кан улегся прямо на Хаён, позволяя ей обхватить себя и плотнее прижать к вздымающейся груди. Он неровно дышал ей в шею, вдыхая аромат ее духов, настолько тонких, казавшихся ему почти мистическими, которые не могли существовать в этом мире. И Ёсан решил запомнить их, понимая, что ощутить подобное может лишь тот, кому Хаён позволила прикоснуться к себе. Бён ласково гладила его по выступающим лопаткам и позвонкам, разом растеряв всю свою напускную жестокость, превратившись в нежное и отзывчивое существо, что-то блаженно мурчащее ему на ухо сладким, как сахарная вата, голосом, полным обещания всегда быть такой мягкой, если он будет стараться усерднее и не разочарует любимую нуну. Ради подобных заверений хотелось свернуть горы и достать все звезды с неба, а еще усиленнее вбиваться в нее, заполняя кабинет ее прелестными стонами и звуками нескончаемого соприкосновения двух разгоряченных тел. Так было чудовищно хорошо, что Кан даже не чувствовал, как сильно она оттянула ему волосы на затылке, наверняка вырвав несколько волосков, потому что приближающаяся разрядка, как запал для фейерверков, разгоралась слишком быстро. Мысленно умоляя себя не закончить так скоропостижно, чтобы нуна была им довольна, Ёсан приподнялся на напряженных руках, на которых явственно выступили, налившиеся кровью вены, и схватив обе ноги Хаён, свел их вместе и перевернул ее на бок, меняя угол проникновения. Стало так приятно тесно, что в глазах засверкали искры и Кан сам застонал в голос, машинально сжимая пальцы на округлой ягодице, оставляя красные следы. А Бён кусала себя за фалангу пальца, совершенно не соображая, где находится и что происходит. Она вся сосредоточилась только на нем самом и том, что он делал с ее телом, коря себя за то, что чуть добровольно не отказалась от такого непередаваемого экстаза. Ощущение твердого горячего члена внутри себя было настолько острым, что не хотелось думать больше ни о чем постороннем, позволив Кану творить все, что заблагорассудится. Пока он сам не рухнул на нее, тяжело дыша, не выходя из нее, обильно кончая прямо в презерватив. Хаён гладила его по вспотевшим плечам, кончиками пальцев, чувствуя дрожь его остывающего от любовного жара тела. И мягко улыбнулась, когда он приподняв тяжелую голову, посмотрел на нее устало, но очень счастливо. — Какая же ты красивая, нуна, — выдохнул он, протягивая руку, чтобы коснуться ее щеки и края губ, будто пытаясь убедиться в том, что улыбка не натянутая, а настоящая, и принадлежащая только ему. — Как все женщины после секса. — Что?! — глаза Бён сразу же опасно вспыхнули. — А до этого я что, страшная была? — возмутилась она, пытаясь спихнуть его с себя и сдавленно зашипела, когда Ёсан наконец-то вышел из нее, оставив после себя досадное ноющее ощущение пустоты. Она невольно подумала о том, что не хотела бы, чтобы этот раз был последним, но сейчас ни за что не признается ему. — Нет, нуна всегда красивая, — продолжая предусмотрительно удерживать ее талию у себя в руках, ответил Кан, продолжая улыбаться устало и так довольно, что захотелось его ударить. — Но сейчас особенно, — и поцеловал у уха, найдя самое тонкое и чувствительное место на ее теле, что Хаён вновь вжалась в него, вонзившись в твердые выточенные упорными тренировками мускулы. — Тебе говорили, что ты мастер сомнительных комплиментов? — сощурилась она, деланно нахмурившись, но все же покорно затихая, когда пальцы Ёсана запутались в ее волосах, пропуская тяжелые кольца локонов, а губы влажно коснулись линии под подбородком. И Хаён поняла, что готова вновь сдаться, наплевав на свою гордость. — Иногда, — неопределенно отозвался Ёсан, показывая, что подобное прозвище его нисколько не смущало. — Зато все, что я говорю, от чистого сердца. И потом с такими же искренними намерениями, быстро сменив презерватив, пока Бён осмысливала происходящее, пытаясь осознать себя во времени и пространстве, он уложил ее локтями на стол и взял ее сзади, стиснув тонкую талию. И не отпускал бы вовсе, если бы не директор, озадаченный долгим отсутствием Хаён с обещанными отчетами. В конце рабочего дня с видом довольным и одновременно чудовищно уставшим, впервые замучившись не от долгой кропотливой работы, Бён включила диктофон, замаскированный под обычную ручку, и выдохнула: — Сегодня меня поимела жизнь, но совсем не так, как я себе представляла. Давай сделаем ставки, Хаён. Как быстро ты вылетишь с этой работы?..