***
Хаён честно не могла признаться, когда это началось. Ей всегда нравился определенный типаж мужчин, казалось, типичный для каждой кореянки. Высокий, с большими темными глазами в обрамлении пушистых ресниц, с четко очерченной линией лица, с приятным голосом. Но совсем убийственно, когда эта сочеталось с умением петь и с особой грацией и гибкостью тела. Тяжело было не влюбиться, даже осознавая, что рядом с ним она совершенно не смотрелась. Не такая эффектная, всегда в тугих офисных блузах и официальных костюмах. И даже с макияжем смотрелась слишком обыденно, как все. В общем, железно казалось, что рассчитывать не на что, не стоит даже и мечтать о том, чтобы попробовать, хотя бы признаться в симпатии, а потом с разбитым сердцем идти выполнять свою работу. И вроде бы уже не девчонка, старше его, прекрасно все понимала и рассчитала все возможные исходы, но проклятое сердце шептало, голова то и дело поворачивалась в его сторону, когда он проходил мимо или заходил к ней в кабинет за документами. Всегда такой вежливый, приятно приветливый, и даже в своей напускной простоте неземной. Но Сонхва — это часть работы, к которой следовало обращаться серьезно. А поэтому чувства пришлось давить, голос глушить чуть ли не до грубости, чтобы у него и желания не возникло побыть с ней рядом хотя бы еще чуть-чуть. Хаён считала, что это необходимо, что все делала правильно. Но ужасно страдала каждую ночь, надеясь хоть раз оказаться удушенной его объятиями. И очень завидовала тем, кому удалось, но не понимала, почему они отказывались идти дальше. Почему-то не везло только Сонхва, остальные же мемберы нашли тех, кто не испугался контракта, и жили теперь в любви и поддержке, светящиеся и счастливые. Пак же выносил все с молчаливой улыбкой, принимая как данность, будто наказание за что-то, о котором он не помнил. Должно быть, совершил нечто страшное в прошлой жизни и теперь недостоин даже самой малости. И в особенно тяжкие часы он находил только два выхода: трансляция на радость эйтини, чтобы отвлечься и забыть об очередном ноже в сердце, или тихий уголок комнаты отдыха, иногда с чем-нибудь крепким, чтобы выжать из себя все разочарование до капли. Сегодня был второй вариант. Хаён остановилась возле двери, расписанной чем-то мотивационным, пытаясь совладать с неровным дыханием. Ей казалось, что в этот день она обдумала все окончательно, что готова вытерпеть что угодно, но наконец-то узнает, что сам Сонхва думает о том, что она собиралась ему сказать, что долго вынашивала в душе, копила день ото дня, пытаясь отказаться бесповоротно. Сейчас вечер, а на утро будет проще притвориться в том, что ничего не было. Секретарь Бён робко постучала, удостоверившись перед этим, что никто не увидел ее в этом крыле. Был вечер, достаточно поздний, но даже в это время в компании много людей: засидевшихся композиторов, утомленных хореографов и неугасающих от ожидания яркого будущего трейни. И она, растерявшая все свое железо и мужество, ставшая в миг обычной женщиной со своими мечтами и ожиданиями. Впервые думающая не о работе и драгоценных премиях, не о репутации, а о сердце. — Да? — ответ последовал не сразу, как будто там, за дверью, надеялись, что кто-то забрел случайно и по неосторожности постучал, но Хаён включила упрямство — единственное, что сейчас и всегда работало без перебоев. — Это секретарь Бён, Сонхва-щи, — отозвалась она, почувствовав, как у нее пересохло в горле, а ноги стали слишком тяжелыми, чтобы еще шаг. Теперь не сдвинуться ни вперед, ни назад. — Директор-ним что-то хочет от меня? Я сейчас… — послышалась усталая усмешка и тихий звон, как будто обо что-то стеклянное, — …немного не в форме. — Я войду? — выдохнула Хаён, сжимая в руках контракт, думая о том, что еще не поздно от него избавиться, как от страшной улики, обличительно указывающей на ее слабость. Последовавшее молчание показалось ей вечностью, страшной мукой, место которой на самом нижнем кольце Ада. У Сонхва не было ни единой причины, чтобы хотеть сейчас увидеть ее, разговаривать с ней. Она не знала, на что рассчитывала, просто хотела уже действовать, пока выпала такая возможность. И только решилась идти дальше, как дверь распахнулась сама, и из темноты выглянула растрепанная макушка Пака, блеснули его уставшие глаза, заставившие ее от неожиданности отпрянуть. — Зачем? — покусанные губы распахнулись в вопросе. Сонхва внимательно, но без интереса рассматривал ее, словно не понимая, что ей нужно от него. — Она передумала? — наконец что-то вспыхнуло у него в глазах, и он уставился на нее предельно внимательно. Потом увидел контракт и шагнул ближе, пытаясь забрать его и лично во всем убедиться, но ошарашенная Хаён отступила от него дальше, к противоположной стене, не отрывая от него больших блестящих глаз. Почему-то казалось, что Бён сейчас расплачется от осознания, что Сонхва волновался о мнении другой женщины, которая отвергла его, испугавшись расписанного будущего, закрепленного печатью. Больно было за себя, еще больнее — вновь разочаровать его. Хаён сильно зажмурилась, до боли в глазах, призывая себя к спокойствию, возвращая свою официальную версию с дежурной вежливостью. — Нет, — твердо сказала она, заметив, что от такой резкой и жестокой правды он весь дернулся, а после понятливо хмыкнул, закусив нижнюю губу до красноты. — Понятно, — с удивительным смирением произнес Сонхва, теперь не глядя на нее и собираясь вновь уйти в темноту, переварить все услышанное и закопать глубоко в себе, но Хаён не позволила и, следуя какому-то внутреннему импульсу, схватила его за рукав рубашки и сама опешила от собственной смелости. — Нуна, — в голосе прозвучала чуть ли не мольба, — мне нужно побыть одному. — Всего минуту. Мне нужно кое-что сказать тебе, — севшим непослушным голосом попросила Бён, уже сама потянув его в комнату, надеясь, что он пойдет за ней следом. Внутри все же не было слишком темно, света небольшой лампы хватало, чтобы осветить диванчик и несколько тонких матрасов, которые всегда было лень сворачивать и убирать в шкаф. А между ними несколько бутылочек соджу, накрытых плоскими подушками с дивана, будто бы последние попытки справиться с искушением и слабостью перед обстоятельствами. — Только не надо нотаций, — поморщился Сонхва, присаживаясь на один из матрасов, прислонившись спиной к дивану. — Пока не за что, — улыбнулась Хаён, схватив бутылку и покрутив в руках. Теплая. А это значило, что выдержки и благоразумия у старшего мембера гораздо больше, чем можно представить. А вот Бён подумала о том, что сама бы не отказалась выпить немного для пресловутой храбрости. Она не помнила, чтобы ей когда-нибудь удавалось так долго находиться рядом с ним в одном пространстве. Ей даже показалось, что от осознания этого ее щеки вспыхнули обличительным ярким румянцем, выдавая ее с головой. Но Сонхва на нее даже не смотрел, вновь погрузившись мыслями глубоко в себя. Очень сильно хотелось обнять его. — Как ты? — вырвалось у нее против воли, и она застыла каменным изваянием, чертя себя всеми известными проклятиями. — О чем вы, нуна? — Пак взглянул на нее непонимающе. — О девушке, — произнесла кое-как, стараясь не придавать этому слову никакой окраски, не показывая своего отношения к той, что чуть не заполучила его. — Странно. Вот и все, — он явно не хотел говорить дальше, но Хаён теперь не собиралась останавливаться и перешагнула опасную черту. — Ты любил ее? — Не знаю… Слишком мало времени были вместе. — И сразу контракт? — Не хотел, чтобы она почувствовала себя использованной, если бы мы раньше… Кхм, — он замялся, поняв, что чуть не выболтал лишние подробности. — Даже не целовались. Бён мысленно чуть не рассмеялась от облегчения и от его наивности. С одной стороны, она понимала, что если бы с той девушкой дошло бы до настоящей близости, то контракт оказался бы просто фактом, который пришлось бы принять. А здесь, не успев крепко привязать ее к себе чувствами, он решил сразу столкнуть ее с обязательствами, к которым она ожидаемо оказалась не готова. — Вы это хотели со мной обсудить? Извините, но мне кажется, что мы не настолько близки, чтобы я распространялся о своей личной жизни. Не сочтите мои слова грубыми, но я правда не понимаю, зачем вы лезете в это. — Едва заметная морщинка проступила у Пака между бровей. В его глазах Хаён явно не выглядела человеком, с котором он хотел бы поговорить о сокровенном. Хаён оскорбленно вздохнула и упустила тот момент, когда Пак поднялся и встал перед ней, явно собираясь проводить ее к выходу. Сообразив, как быстро поменялось положение дел, Бён рухнула на колени и выставила перед собой злосчастный контракт, закрываясь им, как щитом. — Ты мне нравишься! — скороговоркой выпалила Хаён, чувствуя себя круглой дурой, но готовясь буквально ко всему сразу. Она удивилась тому, как легко дались ей эти слова, которые душили ее долгое время с самого появления еще только первой ранней симпатии. Никогда! Никогда она еще не признавалась в чувствах мужчине, считая, что унизительно любить того, кто может тебя отвернуть. Всегда боялась отказа, поэтому строила из себя нечто холодное, неучастное. Чтобы не складывалось впечатление, что она такая слабая, легкая цель. Сонхва как-то странно выдохнул, осторожно забрал контракт из ее рук, включил свет, ослепивший их обоих на мгновение. А после рухнул на диван, но ни разу не взглянул в текст, а впервые как-то странно, совершенно по-новому посмотрел на нее, как будто увидел другого человека. Хаён уже подумала, что на самом деле прокричала признание у себя в голове, так и не оформив его в слова, поэтому, набравшись смелости, приготовилась произнести все заново, решительно сверкнула глазами, поднимаясь с занывших колен. — Нуна, — тихо позвал он ее, заставив вновь замереть на месте, — почему? — Что — почему? — не поняла Бён, устав от очередного ожидания хоть каких-либо действий. Почему в человеческих отношениях всегда все так сложно и долго? Почему нельзя высказать свои чувства и сразу получить хоть какой-то ответ, который дал бы необходимую ясность? — Почему вы это сказали? Думаете, что я нуждаюсь в сочувствии? — Сонхва говорил совершенно серьезно, по-взрослому. Несколько раз поранившись, он уже не верил в то, что хоть кому-то действительно интересен. Как личность, а не чертова конфета в красивой обертке, которые все так стремятся надкусить, а то и вовсе сожрать, покусившись на какие-то мнимые лавры. Айдолы не всегда живут в блеске, не из такой маленькой компании, как та, в которой он дебютировал со своими младшими. — А я никому не сочувствую. Единственная, кого я жалею, это я сама, — твердо ответила Хаён, поднимаясь и поправляя юбку. — За то, что думала, будто бы недостойна быть влюбленной в кого-то подобного тебе. И каждый отказ тебе принимала со злорадством. Да! Именно так, потому что они оказались не готовы, они на самом деле тебя не любили. Так почему? — она решительно двинулась в его сторону. — Почему я не могу хотя бы попробовать? Хотя бы признаться? Ты мне правда нравишься. Настолько сильно, что в груди не только тесно, но невыносимо больно. Я каждый день чувствовала, что задыхаюсь из-за того, что не могу просто сказать тебе об истинных своих чувствах. Вида старалась не показывать, обманывала, что ты мне не интересен никак. Что ты — работа, и ничего больше. А я сказала, и решилась — вот контракт. — Указательный палец обличительно ткнулся в сжатые в руках Сонхва листы бумаги, где она аккуратно вывела свое имя, чувствуя себя влюбленной тринадцатилеткой. Нужно было лишь закрепить все его подписью. — Я думаю, что выдержу все, чтобы быть с тобой. Длинная тирада завершилась на звонкой ноте, казалось, что в один момент голос Хаён ослаб и сорвался. Она застыла напротив него, поджала губы и сжала кулаки, готовая признать поражение. Было бы глупо надеяться, что он сразу же, только лишь по ее хотению полюбил бы ее. Да и просто воспользоваться девушкой, кажется, не в его характере. Теперь Бён стояла молча, как на эшафоте, чувствуя на себе его пристальный взгляд, пытающийся выцепить в ней хоть каплю лжи, будто стараясь найти этому выступлению какое-то оправдание. Но не находил. И как будто не понимал, как такое возможно. — Нуна… — произнес Пак негромко и тут же исправился. — Хаён, сядь. Завороженная тем, как прозвучало ее имя, настолько волнительно, что в животе потеплело, она села рядом с ним на диван и украдкой взглянула, пытаясь по его лицу понять, что он думает и собирается делать. Но лицо было непроницаемое, даже какое-то чересчур бледное. Бён сглотнула и зажмурилась, и тут же вздрогнула, когда его ладонь легла ей на плечо и осторожно сжала ткань блузки, а потом скользнула на спину, и Хаён почувствовала себя прижатой к крепкой груди. — Спасибо, — прошептал он ей куда-то в макушку, заставив затрепетать всем телом от волнения. Ей казалось, что об этом объятии она мечтала всю свою жизнь, поэтому сейчас казалось, что она вознеслась до небес и вкусила наконец-то что-то божественное, исцелившее ее истерзанную невысказанными словами душу. Теперь было легче, это все же не отказ, которого она так боялась. Хаён чуть повернула к нему корпус, притиснулась еще крепче, стараясь ощутить его всего, запомнить каждую мышцу, каждое движение его тела. Это настолько было волнительно, что ей не хватило слов, чтобы описать, что она чувствовала. Губы пересохли и сами раскрылись, хотелось воздуха, как можно больше воздуха, чтобы не сгореть от того пламени, которое завладело ее телом. И его иссушить, выпить всего без остатка, чтобы больше никому не достался. — Подпиши, — почти взмолилась Бён, чувствуя, что не сможет сдержаться. — А если потом ты решишь от меня отказаться? — Ни за что! — решительно припечатала Хаён и задохнулась, когда губы Сонхва перекрыли ей воздух.***
Контракт оттащили под обалдевшие очи директора с утра пораньше. Тот по привычке его заверил своей печатью, а потом вчитался в текст и с подозрением уставился на Хаён, как будто подозревая ее в чем-то запрещенном. Та взгляд выдержала, всмотрелась в начальника пристально и с вызовом, не давая ему ни шанса на то, чтобы задать хоть один каверзный вопрос. Это же наоборот хорошо, когда ты знаешь человека, которому доверяешь драгоценных мемберов. Секретарь Бён еще ни разу не давала повода, чтобы сомневаться в ее преданности компании. Поэтому директор молча убрал контракт к себе в стол и жестом отправил Хаён на выход. Она еле сдержалась от того, чтобы не рвануть из кабинета, с трудом укротив желание сорваться на радостный бег. Сердце трепетало, подпрыгивало, стараясь вырваться из грудной клетки, — в общем, делало все, чтобы впервые зафиксировали случай смерти от переполняющего душу счастья. Не хотелось даже думать о том, что Сонхва мог передумать. Может быть, у него не было настолько крепких чувств, как у нее, но определенно имела место быть признательность за то, что она готова пожертвовать как минимум свободой, чтобы находиться рядом с ним. Наверное, только так и может быть — один жертвует, а другой ищет в себе благородство, чтобы принять эту жертву с достоинством и полюбить в ответ. Сонхва правда старался следовать этому принципу, постепенно позволяя себе раскрываться перед человеком, которого знал только по работе. В этом плане к Хаён никогда не было вопросов. Она выполняла все безукоризненно, пусть и с явным недовольством на лице и вечной хмуростью. Как будто сама на себя злилась за то, что не сделала все еще лучше. Он и подумать не мог, что у нее нашлось время, чтобы еще умудриться влюбиться в него. Да еще так крепко, что она самовольно составила контракт и пришла к нему с искренним признанием. Совесть не позволяла оттолкнуть ее, пусть кому-то это покажется неправильным и в голову забредет мысль о том, чтобы назвать Хаён сталкером.***
Обычный рабочий день перестал быть таковым, когда внезапно в кабинет секретаря Бён завалилась толпа айдолов. Не было ничего удивительного, чтобы увидеть их, но не в таком количестве сразу. Хаён напряглась, чувствуя на себе семь пар внимательных глаз, и, осознав, что не хватает самого старшего участника, озадаченно нахмурилась. — Мы все знаем, — с порога ошарашили они ее, заставив замереть в кресле с покорным ожиданием последующих воплей и скандала. Она-то знала, как они любят и дорожат старшим хёном, поэтому ради него готовы порвать любого. — Ну и что? — стараясь придать голосу твердости, спросила Бён, пытаясь по их лицам прочитать, что они думают на самом деле. Месяц с Сонхва они втихую встречались, прячась по коридорам компании и иногда сбегая к ней домой, но дело не заходило дальше поцелуев, что смущало и огорчало уже ее саму. Пусть контракт был подписан, но о нем знало только три человека. Пак почему-то не спешил рассказывать обо всем своим младшим, и очень хотелось надеяться, что на это были объективные причины. — Да все в порядке, нуна, расслабьтесь, — примирительно поднял руки Юнхо, даже немного улыбнувшись. — Мы рады, что хён наконец-то нашел кого-то, кто готов быть рядом с ним. — И пришли рассказать об этом лично? — еще подозрительнее сощурившись, спросила Бён, внимательно рассматривая каждого из них и натыкаясь разом на несколько хитрых и довольных мордашек. Обладатель одной из них жестом фокусника материализовал в руках средних размеров коробку с бантиком и водрузил на стол прямо перед Хаён. Потом последовала цепная реакция от других мемберов и к коробке присоединилось еще несколько подарочных пакетов. Бён даже спросить ничего не успела, как ей тут же выдвинули объяснения уже в лидерском лице. — У нас выездная съемка сегодня, а Сонхва-хён приболел. Мы подумали, что ты должна его поддержать и устроить романтический вечер. Об этом мы тоже позаботились, — широким жестом были продемонстрированы все презенты, предназначенные для увеселения приболевшего старшего. А потом кто-то подкрался к уху Хаён и таинственно нашептал код от двери общежития.***
У Хаён случилось легкое чувство дежавю, когда на пороге показалась растрепанная голова Сонхва. Только в этот раз на лице не было вселенской скорби, а лишь толика недоумения. — Хаён? — удивленно произнес Пак, рассматривая Бён, по уши заваленную разнообразными пакетами, которых хватило, чтобы болезненно оттянуть руки. — Почему ты здесь? — Скрасить твое одиночество, — пробурчала она, сразу же спихнув всю тяжесть на больного и не чувствуя за это ни капельки раскаяния. Очень хотелось нажаловаться на его слишком деятельных младшеньких, чтобы он потом провел с ними небольшую беседу, но ей правда было приятно и радостно вновь увидеть его. Последнее свидание состоялось пару дней назад и вновь оборвалось на том моменте, когда у Хаён едва не сорвало крышу от настолько сладкого поцелуя, прервать который было кощунством. Ей казалось, что Сонхва издевался над ней, не давая ничего больше объятий и многообещающих поцелуев, не заходящих дальше. Она все никак не находила в себе смелости, чтобы спросить, почему он так обращается с ней, надеясь, что вскоре все раскроется и причина окажется той, что ее удовлетворит. А пока Бён мысленно поблагодарила мемберов, что позволили ей воспользоваться такой возможностью пробраться к ним в общежитие и оказаться с Сонхва наедине. Будто бы в этом месте, в котором она не была раньше, все могло измениться. — Тут не прибрано, — огорченно пробормотал Сонхва, безуспешно пытаясь затолкать раскиданные вещи подальше с глаз. — И есть нечего. Доставку? — Я обо всем позаботилась, — гордо улыбнулась Хаён, нагло соврав. Не будет она говорить о том, что пакеты собирала не она, а судя по запаху, там как раз была умопомрачительно вкусная еда. Сонхва улыбнулся ей в ответ, отчего Бён окончательно растаяла, не понимая, как докатилась до такой жизни, что от влюбленности подкашивались ноги. Чувствовала себя неопытной девчонкой, ожидающей какого-то чуда. Но ведь и правда было волшебно, когда он взял ее за руку и повел в приоткрытую комнату. Правда волшебство тут же напоролось на раскиданные детальки лего, которые опасно поблескивали своими острыми гранями, кровожадно охотясь на беспомощные босые ноги. — Поможешь? — Сонхва с надеждой заглянул ей в лицо, и она поняла, что при всем желании не сможет отказать. «Не этого я хотела», — думала Хаён, тоскливо поглядывая на часы, понимая, что драгоценное время ускользало, как песок сквозь пальцы. И потом будут шансы, конечно. Но как же тяжело, когда от внутреннего жара все внутри скручивалось, тянуло, вырывая из груди отчаянные стоны. Бён украдкой смотрела на увлеченного конструктом Сонхва, совершенно смятенная и расстроенная. Наверное, она хотела слишком многого, всего и сразу, перешагнув тот момент, когда следовало выстраивать прочную связь через общие интересы. Лего интересно, но не тогда, когда настроилась на совершенно другое. Поэтому и не получалось у нее ничего сейчас, даже на инструкции слова не читались, казались какими-то инопланетными, насмехающимися над ней. Приятно было когда Сонхва, видя, что она в очередной раз зависла над деталькой, подползал к ней и помогал разобраться, втолковывая все, как маленькому ребенку. Хаён внимала и млела от запаха его тела, от его близости, пальцев, что касались ее. И украдкой смотрела на пухлые губы, пленительно раскрывающиеся, когда он увлеченно говорил. Бён сглотнула и поняла, что нужно отвлечься. — Поедим? — с надеждой спросила она, надеясь, что хоть от еды он не откажется, хотя бы ненадолго отвлекшись от своего любимого хобби. — А? — Сонхва озадаченно моргнул, словно только сейчас осознал, что для поддержания энергии надо есть. Он как будто уже собирался отказаться, как его желудок выступил с протестом и рассказал все за него. — Пожалуй… — сконфуженно признался Пак. — Я набрала всего понемногу, надеюсь, что хоть что-нибудь тебе понравится. — Ну раз уж не получилось весело провести время, то почему бы не скрасить свое разочарование вкусной едой. Хаён была уверена, что младшенькие Сонхва прекрасно знали его предпочтения в гастрономии, поэтому накупили всего самого лучшего. Судя по расплывшемуся в счастье лицу Пака, она думала верно. Тот в качестве признательности даже сгреб ее в крепкие объятия, что она готова была простить ему все его смертные грехи, если бы они за ним числились. Еды как раз хватило на двоих, на подходе намечался десерт. — Что-то он как-то странно режется, — заметил Сонхва, погрузив нож в бок рисового торта. Внутри как будто что-то зашуршало. Хаён озадаченно застыла, но не поменялась в лице, демонстрируя, что все так и задумано. Но то, что она увидела после, заставило ее ошарашенно раскрыть рот. Торт оказался с такой начинкой, которую вообще сложно представить. Прямо в центре под верхним бисквитом скрывалась издевательски пестрая артиллерийская лента разнообразных презервативов, которой хватило бы на целый взвод солдат. Впервые Хаён поняла, что такое гробовая тишина. Когда сказать совершенно нечего, а хочется просто провалиться под землю. И тут Сонхва прыснул со смеху и уставился на нее, сверкая озорными искрами в глазах. Только щеки все-таки оказались предательски розовы, впрочем лицо Хаён налилось краснотой раз в десять сильнее. — Это какой-то чересчур жирный намек, — пытаясь не рассмеяться еще сильнее, выдавил Сонхва, пальцем подцепив подарочек от младшеньких. То-то лица в момент вручения у них были очень интересные, предвкушающие. Бён мысленно выругалась, но решила позориться дальше. — Я иногда бываю оригинальна, — не моргнув и глазом, сказала она, дернув себя за воротник блузки. — Ну и что ты думаешь об этом? — очень по-деловому спросила Хаён, стрельнув в него взглядом. — Я очень благодарен, что ты избавила меня от необходимости срочно бежать в магазин, — отшутился он, впрочем придвинувшись поближе. Воздух стал как будто в несколько раз горячее, тяжелее пробираясь в легкие. — Да что ты?! — возмущение оказалось быстрее самой Хаён. Она не успела вовремя закрыть себе рот и теперь сожалела об этом, добровольно подписавшись под тем, чтобы назвать себя женщиной, что только и думает о сексе. — Я не хотел торопиться. — Пак сел совсем рядом с ней, взял в свои руки ее ладони и осторожно поцеловал нежную кожу, как будто извиняясь. — Я, если честно, до сих пор думаю, что тот твой порыв был временный… что ты передумаешь быть со мной, поэтому не хотел сильно привязываться… — Я уже давно к тебе привязалась, — обиженно пробурчала Бён, с одной стороны понимая его опасения, а с другой — чувствуя себя преданной. — Можно было словами через рот сказать о том, что ты думаешь, а не заставлять меня мучиться и думать, что со мной что-то не так. Да, люблю. Да, хочу тебя. С самого начала и до сих пор. Если оттолкнешь, то пойму, что это только моя ошибка в том, что понадеялась на что-то. Ты ни в чем не виноват, это я свалилась тебе на голову с этим контрактом… Дур… — Но договорить он ей не дал, положив указательный палец на губы и пронзительно посмотрев в заблестевшие от предательских слез глаза. — Тсс, нет, ты не та, кем хочешь себя назвать. Ты очень смелая, Хаён. — Теплая ладонь погладила щеку, скользнула на затылок, притягивая Бён ближе. — Я благодарен тебе, что ты свалилась на меня со своей любовью. Мягкие губы втянули ее в поцелуй, поначалу показавшийся ей слишком горьким то ли от слез, которые все-таки безудержно покатились по лицу, то ли от мыслей, отравляющих ее сознание. Но после Сонхва углубил его, скользнув языком ей в рот, завладей ею всей, гладя по дрожащим плечам, по ключицам, обнаженным после сдавшихся от натиска пуговиц. Хаён потянулась к нему, обхватила за крепкую шею, не позволяя ни на секунду отстраниться от себя, принимая и забирая то, чего ожидала слишком долго. То, о чем грезила каждый раз, когда думала о нем. О той самой решительной части, которую начинают объятия и поцелуи. Пальцы играли с его мягкими волосами, перебирали прядку за прядкой, сначала нежно лаская, а потом вцепляясь и оттягивая до боли, до приглушенных стонов Сонхва, срывающихся в ее рот. Бён приподнялась на коленях, выпрямилась в спине, будто собираясь навалиться на него всем весом, погребить под тем шквалом страсти, что дремал в ней, а теперь наконец-то собирался выбраться на свободу и явить себя во всей красе. Но Пак, озорно укусив ее за губу, вынудил разорвать контакт, внимательно посмотрел ей в одурманенные глаза и рваными нетерпеливыми движениями стянул с нее тонкую блузку, едва сдержавшись, чтобы не вырвать все пуговицы из тугих петель. Хаён задохнулась от жадного прикосновения к грудям, когда ладони Сонхва сжали их поверх бюстгальтера, высвобождая. И так было чудовищно тесно, а теперь как будто удар тока прошелся по телу, сняв напряжение, сделав ее очень мягкой и податливой. Она подставилась под его руки, позволяя касаться себя везде — грубо, нежно, безудержно. Чувствительная кожа покрылась красными пятнами — следами его лихорадочных прикосновений, губы шире раскрылись, вновь приглашая к поцелую, заставившему на время раствориться сладким стоном. Ладони огладили ее талию, нетерпеливо сжали бока и опустились ниже, принуждая ненадолго подняться. Боковая молния на юбке послушно разошлась, нижнее белье невесомо скользнуло следом, оголяя округлые крепкие ягодицы. — Ох, — вздохнула Хаён, когда Сонхва усадил ее к себе на бедра, заставив почувствовать себя крайне беззащитной. Она чувствовала его возбуждение у себя между разведенных ног и нетерпеливо ерзала, сильнее дразня и себя и его, невольно принуждая действовать дальше. Футболка Пака скомкалась в районе плеч под непослушными пальцами Бён, когда айдол протиснул руку ей между бедрами и ласково огладил нежные складки, не сводя завороженного взгляда с ее лица, на котором за несколько минут выступила такая гамма эмоций, что невозможно было передать словами. Всегда есть что-то такое притягивающее, магическое в женщине, когда она готова отдаться чувствам, когда она настолько раскалена, что забывает обо всем на свете, позволяя только сердцу и душе действовать по своему усмотрению. Тут нет места какой-то тактике или стратегии, нет определенного плана действий — только инстинкты, огромное желание, которое сделает все, что нужно. Длинные чуткие пальцы погрузились в приятный жар, Хаён зажмурилась и медленно задвигалась сама, натянутая, как боевая стрела, готовая сорваться в любой момент. Плавные движения, полные томительного нетерпения, зачаровывали, не позволяя остановиться ни на секунду. Сонхва и самому стало удушающе душно, особенно в районе паха вспыхнуло такое пекло, что казалось, домашние штаны истлеют прямо на нем. Такое уже невозможно было терпеть, поэтому он осторожно уложил Хаён на пол, поверх ее вещей. — Айщ! — неожиданно выругалась Бён, вмиг отрезвев от страсти, подскочила перед ошарашенным Паком и уставилась на пол. — Вот ведь! Больно! Проклятый конструктор! — Она чуть повернулась и Сонхва увидел на аппетитной белой ягодице обличительный отпечаток детальки лего, наконец-то дорвавшийся до легкой добычи. — Ты чего смеешься?! — смущенно вспыхнула Хаён, увидев, как подозрительно затряслись его плечи в попытках скрыть прорывающийся смех. Не сумев успокоиться, он не нашел ничего лучше как снять с себя футболку, отчего Бён забыла обо всем своем возмущении и застыла, ожидая дальнейшего его шага и жадно рассматривая его тело во всей красе — такое крепкое, надежное, что тут же хотелось прижаться к нему, вдохнуть запах кожи, запомнить его, запечатлев где-то глубоко внутри себя. Когда Сонхва потянулся к ленте презервативов, она вновь покраснела и сглотнула, не веря в происходящее. Очень хотелось ущипнуть себя, но взрыв боли до этого и так доказал, что все происходило на самом деле. Хаён беспомощно заметалась на месте, паническим взглядом осмотрелась по сторонам, думая, что все-таки поторопилась, и лучше убежать. Краем глаза она заметила, как блеснула обертка и к ногам упали пижамные штаны Сонхва. Тихо пискнув, Бён отвернулась и застыла как вкопанная, когда Пак встал у нее за спиной, опалив жаром дыхания волосы у затылка. Он подобрался к ней так близко, что она ощутила жар от его паха и тихо заскулила, закусив нижнюю губу. — Ты чего? — прошептал он, обхватив ее за талию. Ладонь огладила плоский живот Хаён, вызвав внутри нее рой из мурашек. — В другой раз? — с пониманием добавил, лаская ее кончиками чутких пальцев. Бён очень резко качнула головой, не сумев выдавить из себя, что передумывать поздно. Легкий поцелуй кольнул лопатку, а другая рука Сонхва заставила нуну чуть прогнуться в пояснице и скользнула ниже, принуждая расставить бедра шире. Воздух застрял в глотке не в силах протолкнуться дальше, когда Пак медленно и осторожно вошел в нее, постепенно заполняя собой до отказа, сам задыхаясь от того, как напряглось все его тело. Хаён задрожала, с трудом справляясь с волнением, перемешанным с возбуждением. И если бы не поддержка Сонхва, то точно бы рухнула на пол, не сумев устоять на дрожащих ногах. Толчок за толком, он набирал силу, с каждым разом входя в нее все резче и глубже, сталкиваясь пахом с крепкими ягодицами, которые от постоянных стискиваний с каждым разом становились все пунцовей. Сонхва взгляда не мог оторвать от белой стройной спины Хаён, что предстала перед его глазами такая тонкая и волнительная, с красивыми изгибами. Завораживали и ее волосы, что рассыпались по плечам шелковым покрывалом, прочность которого он не рискнул проверять, что не доставить ей еще ненужной боли. Только лишь погладил их, заправив пряди за аккуратное ушко, и притянул Хаён ближе к себе, принуждая чуть повернуть голову в его сторону, чтобы украсть короткий смазанный поцелуй. — На кровать, — коротко выдохнул он, с большим сожалением выходя из нее, и подталкивая в нужную сторону. Бён послушно рухнула на легкое покрывало, смотря на Пака с невообразимым желанием, сияющим еще ярче, чем до этого. Внутри Сонхва расплылось приятное чувство, которому он не смог дать объяснения, и решив, что разберется с этим потом, он лег на нее, полностью заслонив своим телом, расцеловал острые плечи и раскрасневшееся лицо, налившиеся груди и напряженный живот. Скользнул ниже, влажно прошелся языком по внутренней стороне бедра, краем уха слыша, как тяжело Хаён задышала, невольно подаваясь ему навстречу, чтобы получить еще больше ласки, и протянула руки, запутывая пальцы в его волосах, словно прося не останавливаться. Он бы и не простил себя, если бы поступил по-другому. И в этот раз проникновение было нежным, неторопливым, отравляюще томительным. Казалось, что если сразу сорваться, то ощущения будут совершенно не те, разрушится та магия, от которой потом фейерверки вспыхивали в голове. Что слишком быстро не для них, слишком животно и нечестно. Они наконец-то смогли сполна насладиться друг другом, сливаясь в объятиях, поцелуях и стонах, изучая друг друга, запоминая чувствительные точки и звуки, что срывались с их распухших губ. Хаён чувствовала себя совершенно счастливо, ощущая всецело в его руках, чувствуя его каждой частичкой своего тела и души. Она исступленно гладила его по плечам, по спине, стараясь запомнить каждый момент. Особенно этот первый — самый драгоценный из всех наверняка последующих. — Обними крепче, — попросил он и сам не понимая, как раньше жил без ее близости. Не понимая, как все это время был беспросветно слеп, не заметив, как всегда Хаён смотрела на него, как желала быть рядом, умирать от его объятий и поцелуев. Как искренно было ее чувство, которое и подтолкнуло к тому, что в итоге они стали вместе. Сонхва все никак не мог насладиться зрелищем, что предстало перед ним, — извивающейся в экстазе под ним фигурой Хаён, такой хрупкой и страстной, что казалось, будто невозможно представить такое сочетание. Он сожалел лишь об одном — что пока не мог подарить ей ровно столько же любви, сколько сумела она за такое короткое время. И как радостно, что у него есть шансы, чтобы это исправить.***
На пороге где-то уже с полчаса толпилась волнующаяся делегация. Все по очереди подходили к кодовому замку, но никто так и не рискнул нажать даже первые цифры. — Там в компании осталось пару матрасов… — как бы между делом напомнил Чонхо, смирившись с тем, что дома вряд ли получится поночевать. — Моя больная поясница этого не выдержит, — не поддержал его Уён, на днях слишком переусердствовавший на тренировках. — Наверное, надо было им обычный тортик подарить… — с опозданием пожалел он, но все же подумал, что многое бы отдал, чтобы увидеть лицо хёна, когда он увидел начинку. — Теперь до утра будем на пороге ночевать, — вздохнул Сан, потирая сонные глаза. — Ваши ставки? — слишком радостно спросил Ёсан, почувствовав в себе матерого букмекера.