Воспевая чешую

Их везут в трёх телегах — неудачников, попавшихся имперской облаве. Братьев Бури из них — две трети, не больше, а остальные — так же, как Лин, оказались не в том месте и не в то время. Кто бы знал, что решение перебраться в Скавен через Фолкрит и Элинир так ей аукнется? Западный путь — через Королл — казался куда опаснее… В чём-то Лин повезло больше, чем товарищам по несчастью: её, остроухую и желтокожую, в Братья — Сёстры?.. — Бури по умолчанию не запишут. Впрочем, радоваться не выходит: эльфийка, затесавшаяся между мятежных нордов, неизбежно привлечёт внимание — а внимания Лин боится чуть ли не сильнее, чем смерти. Навести на след Пенитус Окулатус или, и того хуже, Талмор будет равносильно поражению — даже если потом у неё получится выбраться и оторваться. Одна надежда — сбежать прежде, чем Лин запомнят. Если её опознают, с мечтами о мирной жизни на севере Хаммерфелла можно навсегда распрощаться — гончие снова возьмут её след и не отстанут даже в Пиандонее. Снова пересекать Тамриэль из конца в конец Лин не хочет — даже у её выносливости есть пределы. Как глупо, как же чудовищно глупо всё вышло!.. Купленный втридорога проводник — бойкий, сладкоречивый, так убедительно обещавший, что без проблем проведёт заказчицу мимо всех патрулей, — сначала завёл её в засаду, а потом умудрился сдохнуть от первой случайной стрелы, приняв ту горлом. Теперь даже не накричишь на него, не сорвёшь досаду… и не вернёшь слитые в нужник деньги — равно как и всё то, что нашли и отобрали при обыске. А следом — телега... Куда их сейчас везут, в Хелген? С географией Скайрима Лин не особо ладит, но больше, кажется, некуда: Хелген — идеальное место для скорого суда и не менее скорой казни. Фолкрит — проимперский холд, легионеры чувствуют себя в безопасности — однако и мешкать не захотят, с такой-то добычей! Сети раскинули широко, а то, что в них угодили не только мятежники, но и ни в чём не повинные бедолаги, которым не повезло оказаться в тот час в полумиле от Ульфрика Буревестника… ну, это — всего лишь издержки, ведь верно? Лин слишком хорошо знает, как работает неповоротливая махина имперской бюрократии, и не питает иллюзий. В суете, неизбежной, когда в Хелген прибудет настолько знатный конвой, никто не станет разбираться, просеивать правых и виноватых — как не разбирались и не просеивали, когда вязали случайный народ по обе стороны границы. Нордскую охотницу, сдуру попробовавшую отбиться, ретивые легионеры так тепло встретили, что она до сих пор в себя прийти не может — а порванную, залитую кровью одежду пришлось менять на арестантские — зато чистые и целые — тряпки. Альтмерку-побродяжку никто и подавно щадить не будет. В их третьей, последней телеге кроме самой Лин — только угрюмый седой старик, щеголяющий синяком в пол-лица да вывихнутым плечом — тоже легионеры постарались? — и девушка с разбитой головой, которая почти не приходит в сознание. Неразговорчивые попутчики — но, может, это и к лучшему. Лин не из тех, кто полагается на случай, но пока что не видит возможности для побега. Руки связаны на совесть — обычными методами не освободиться, а на необычных попасться нельзя ни в коем случае. Свобода манёвра сильно ограничена: борта у телеги высокие, так просто не перемахнуть; конвой сопровождают всадники, да и местность — не располагает, слишком хорошо просматривается и простреливается. Остаётся ждать, пока стемнеет, а там — попробовать… хоть что-то. Сколько сейчас, часов семь вечера? Осталось недолго. Лин понимает, что заранее подготовиться — не повредит, но действует с неохотой: меняет кожу на стянутых верёвкой руках, делает её гладкой, по-жабьи скользкой; потом работает над кистями, запястьями, суставами больших пальцев — где-то чуть утончает, а где-то делает мягче и гибче, чтобы вывернуться из пут было легче. Это неприятно — по-скампьи больно, если начистоту, — но вклад окупается сторицей. Не одна Лин дожидалась сумерек: в рубежное тёмное время, когда солнце уже почти скрылось, а факелов ещё не разожгли, из головной телеги выскакивают — синхронно, словно артисты, — два пленника. Они бросаются к перелеску; свистит стрела... Конвоиры отвлекаются, замыкающий всадник подстёгивает коня, готовый пуститься в погоню… Колонна не встаёт совсем, но замедляется — неожиданно, резко, — и у третьей телеги, и без того уже какое-то время тревожно поскрипывавшей, что-то с треском ломается. Телега накреняется, проседает, и Лин другого сигнала не нужно. Старик в её сторону даже не смотрит; девушка — неожиданно приходит в себя, моргает мелко и часто... но сомневаться — недопустимо. На мгновение — сотую его долю — Лин ловит её удивительно цепкий взгляд: глаза — яркие, синие-синие, даже в полутьме… и, на ходу освобождая руки, спрыгивает — скорее падает — из телеги, выкатывается в траву и уползает прочь — быстро, почти бесшумно. В поднявшейся суматохе беглянка совсем теряется: испуганные лошади и гневливые Братья Бури создают отличную дымовую завесу. Лин умеет быть незаметной —"хамелеон", наколдованный освободившимися руками, конечно, тоже помогает — и без проблем скрывается за деревьями, но потом ещё с полчаса — осторожничает, ползая на брюхе. Уверившись, что оторвалась, Лин поднимается на ноги. Цвет ей даётся намного проще, чем кости — она привычно вытягивает его из волос и вливает в кожу. Из черноволосой альтмерки — в беловолосую данмерку, хотя бы на время, — и никто из недавних попутчиков её уже не узнает... Старый план — в бездну: в Скавене без денег и рекомендательных писем делать ей нечего. Нужно решить, как лучше пополнить запасы, однако Хелген Лин так и так обойдёт широкой кружной дорогой: Дракон на имперских знамёнах по-прежнему внушает ей нервную дрожь. Драконов с неё довольно — в каком бы то ни было виде.