Воспевая чешую

Поначалу её видение обходится полунамёками — прячет от Лидии переход, прячет всю суть того, что происходит: затягивает мглистой дымкой охотничью заимку, затягивает всё глубже, глубже и глубже… Лидия смаргивает, смотрит по сторонам. Кажется, будто совсем ничего не изменилось. Тёплые брёвна стен. Дверной косяк со вбитыми региннаглар (что, как не добрые гвозди, выкованные в Небесной кузне, лучше всего защитит от недобрых духов?), огонь в очаге, часть того огня, что был когда-то дарован Шором… и то красно-рыжее, что защищает незримо: сок зверобоя, смешанный с кровью — сок, которым раскрашены врезанные изнутри ставен руны. Лидия чувствует себя в безопасности и до последнего не замечает подвоха. Туман ползёт, расплёскивается на стены, на крепкий дубовый стол со шрамами от ножа. Но это всего лишь туман, ведь верно? У тумана нет над ней власти — не здесь, не сейчас. Священная сталь, заклятая кровь… Наставница бы над нею, наверное, посмеялась: чего же стоит вся эта защита, если вы сами призвали недоброе? Может быть, и незлое тоже — просто чужое… Туман как живой змеится у ног; лижет с опаской подошвы сапог, но не подходит ближе. Лидия вспоминает про ричменку, оглядывается слишком резко и на мгновение, краем зрения ловит: вот оно, вот! Прореха в стене, через которую видно ручейки лавы — тонкие-тонкие, точно нитки! Запах пепла щекочет ноздри — и пропадает. Брёвна снова становятся непрозрачны, но теплота ушла, и заблуждение — тоже. Лидия понимает: это не даэдрическое просачивается на Тамриэль, прикрываясь туманом. Наоборот! Это она — пришелец, что просочилась в периайтовы Ямы. Не телом, но духом — и её духу не место в этом чертоге. Туман защищает, туман следит… надзирает? — Мы на месте, — сообщает Сэддэродхана. — Дыши глубже, если не хочешь ничего упустить. Она проявляется вдруг — словно тень, отброшенная рукою на полотно. Хочешь, и будет зайчик, а хочешь — волк. Или лисица? Пальцы рисуют узоры на стенах, звери перетекают друг в друга и превращаются в чудовищные химеры… Дышать глубже?.. Дым в её лёгких — отрава? Лидия подбирается — с трудом удерживается, чтобы не потянуться за бесплотным, бесполезным мечом. Сэда вообще настоящая? Или тоже обманка — такая же, как и эти фальшивые стены? Где Периайт? Как ей отсюда выбраться? Ричменка вдруг фыркает, трясёт головой — её по-ведьмински распущенные кудри волнуются тёмно-красным голодным морем. — Я проводник, — поясняет она, — и страховка. Мы связаны, пока обе здесь. Без меня ты провалишься в Ямы, и никакая сила тебя уже наружу не вытянет. “Потерпи — и, главное, проявляй к нему уважение, — звучит в голове её острый бесплотный голос. — Не вмешивайся, пока это не станет необходимо”. Лидия не знает, как ей ответить вот так, и потому — кивает. Лидия не знает, чего ей ждать, и потому — не ждёт ничего… ну, или хотя бы старается. Периайт не воплощается перед ней — ни драконом, ни скивером, ни человеком. Ему не нужны уста, чтобы вести беседу; туман сгущается, свивается в петли: такие плотные, что кажутся физически ощутимы — протяни руку, и коснёшься причудливой даэдрической плоти… Лидия следит пристально, но всё равно не замечает, когда свершается переход — когда туман становится чем-то больше, чем просто туманом, когда насыщается волей, когда вперивается в неё тысячами голодных несуществующих глаз… Лидия не замечает, но Сэда — низко кланяется и произносит: — Владыка Порядка! Ты, Кто Надзирает и Тот, Кто Даёт Задания, будь славен во всех мирах! Я Сэддэродхана, дщерь Эвандены, дщери Леовики от крови Красного Орла. Со мной Лидия из Вайтрана, хускарл Драконорожденной. Мы здесь, чтобы просить о милости, которую только ты оказать способен. Периайт отвечает не сразу. Лидия ждёт; ей кажется, что замедляется само время — течёт лениво-лениво, как сильно засахаренный мёд. Она почти чувствует, как пот по спине струится… но только почти — стоит вспомнить о том, что всё вокруг зыбко, ненастояще, и морок развеивается. Годы тренировок научили Лидию ощущать и контролировать своё тело. Сейчас она ощущает, что ничего не контролирует. От этой оторванности так жутко, что разум сопротивляется; но пот, и мурашки, и все другие реакции чисто телесные — только память. Лидия не собирается сама себя обманывать. — Я давно наблюдаю за тем, что происходит в Скайриме, — раздаётся рядом с ней — вокруг неё — внутри неё — на удивление… человеческий, обыденный голос. — Решения, что вы принимали, меня интригуют. Он замолкает и ждёт продолжения. Лидии не по нраву прятаться за чужой спиной, но и ослушаться Сэду она не смеет — не здесь, не в этом не-месте. Пока не станет необходимо, она будет молчать — тем более что ричменка отлично справляется. — Мир не должен быть уничтожен, — заявляет Сэда, и её голос, мрачно-торжественный, звучит куда более даэдрически, чем у хозяина этого места. — Новый цикл не должен начаться сейчас — но Алдуину нет дела до долженствования. Призвание Драконорожденной — восстановить верный ход времени. А для этого… ей нужно многое осознать и познать. Она ищет встречи с Заан Воспевательницей Чешуи — той, что присягала тебе на верность, Владыка. — И всё же она не явилась лично. Дерзкий поступок — со стороны того, кто просит об одолжении. Сэддэродхана не находится с ответом. Неужели она не предвидела, что может дойти — до этого? Даже Лидия, и вполовину столько о даэдра не знающая, всё понимает… Или она поверила, что сама по себе слишком важна — принцесса от крови Красного орла? Самоуверенность вышла ей боком. Лидии очень это не нравится… но что ещё остаётся? Она берёт вину на себя — помнит, о чём предупреждала её Айрилет. С проводником на этом пути уж лучше не ссориться. — Это я поспешила, — “признаётся” Лидия. — Мой тан ещё не вернулась в город, а я — уже настояла о встрече. В Мэве Сиггейрсдоттир нет непочтения к тебе, Князь. Во мне тоже — только нетерпение. Лидия — всё её естество, вскормлённое верой в нордских богов — бунтует против того, чтобы делать это: выказывать даэдра почтение. Но есть вещи и поважнее, чем её гордость. Например, спасение мира. Лидия ощущает… не-взгляд, сосредоточенное внимание — на ней и только на ней. Почуял ли Периайт её ложь? По крайней мере, карать не пытается. “Тот, Кто Даёт Задания” — так ричменка его называла?.. — Есть ли у тебя поручение для нас, Лорд? То, чем мы можем заслужить твоё расположение? Туман чуть помелькивает, выцветает и снова сгущается; Лидия слышит ответ: — Я даровал благословение Мундусу: чуму, разоряющую бретонские деревеньки. Один из моих монахов, эльф Оркендор, был послан собрать Заражённых. По моей воле он отвёл их в Бтардамз, но с тех пор сбился с пути. Я не потерплю предательства. Идите в Бтардамз и убейте Оркендора от моего имени. Тогда мы и поговорим о вознаграждении. Убить мятежного жреца — не так уж и страшно. Он ведь уже запятнан, запятнан одним служением, пусть и прошлым… — Бтардамз — это ведь те руины, что находятся в Пределе? — спрашивает вдруг Сэда. — Верно. Лидия едва держит себя в руках — Предел! Бездна времени уйдёт на дорогу и поиски… ищи его, этот Бтардамз — среди десятка Бдарзамов, Бтарзамдов и Бтардцев — и ищи одного-единственного эльфа внутри Бтардамза! Слишком долго. — Я отправлюсь и сделаю всё как нужно, — обещает Лидия, отчаянно надеясь, что этого хватит… что её самой — хватит. — Я обещаю, что так и будет — моя честь будет тому порукой. Но я прошу тебя, Лорд. Пока я исполняю твоё поручение — пусть Драконорожденная получит встречу, о которой просит. Смех Периайта — чуть ли не самое жуткое, что Лидии доводилось слышать. Простой, обыденный, человеческий смех — но кажется, что весь мир вместе с ним сотрясается. — Теперь ты хочешь взять у меня ссуду, смертная? — интересуется Периайт, отсмеявшись; в петлях тумана Лидии видится тень катастрофы. — Ты понимаешь, что именно я могу ссудить тебе? Ох, она понимает! Но что ей ещё остаётся? Наверно, поэтому Сэддэродхана и говорила, что Лидии лучше бы не трепать языком. Ещё немного, и точно чуму себе выторгует… Однако ричменка — то ли почуяв чужую панику, то ли из благодарности, то ли ради своих, неведомых целей, — приходит на выручку. — Владыка, существует недуг, который я хотела бы получить, — говорит она: спокойно, уверенно, как по писаному; может, и правда заранее подготовилась? — Даруй мне его, и я стану гарантом клятвы, которую принесут тебе эти норды — и свидетельницей грядущего изменения. Лидия едва удерживается, чтобы не отшатнуться: она аккуратно, контролируя каждую мышцу — память о каждой мышце — отходит в сторону и смотрит, как туман, вспухнув, расползается, тянется к Сэде, обвивает змеиными кольцами — безглазо всматривается, читает что-то с неё — и схлынывает. Так сделка оказывается скреплена. — Нам больше нечего обсуждать, — заявляет им Периайт; звучит он почти сварливо. — Я буду ждать того, что обещано. Он соглашается? Лидия не успевает опомниться, как Периайт выталкивает обеих из Ям — вверх, к свету, — развязывает тугие петли тумана… Вот только этот туман — всё ещё у Лидии в голове. Она, опершись о стол, выкашливает остатки колдовского дыма: ноги подгибаются и едва-едва её держат. Сэда кашляет где-то рядом, но у Лидии нет сил искать её взглядом. Пялиться в стену куда сподручнее… Гвозди региннаглар поблескивают почти издевательски: боги не отбирают свободу выбора, но с последствиями изволь справляться сама! Лидия справляется как умеет. В город они с Сэдой идут вместе, но расходятся, не проронив ни слова. Молчание тягостно, но у Лидии нет времени на… всякие глупости. Впереди — прорва работы. От Айрилет она ничего не утаивает и хочет было взять с собой Лин — что той скучать в Вайтране?.. Не берёт, послушав совета наставницы; сидит вместе с ней над картами, вычисляя нужные развалины, и — с не до конца изжитым туманом — отправляется на запад. Когда Лидия прибывает в Картвастен, то не прячется. Всем кто спрашивает, рассказывает: послали к двемерам, за редкостью… На подробности она скупа: ложь, приправленная деталями, звучит убедительнее, но и споткнуться на ней — много легче. К этому времени Мэва уже, наверно, должна бы вернуться в Вайтран. Получилось ли у неё узнать всё, что нужно? Лидия не должна её подвести, и отвлекаться на пустопорожнее — тоже, и всё же не может не думать: как там Лин? После размолвки с Сэдой она была ещё странней, чем обычно. Как — сама Сэда? Что за болезнь она приняла? Для чего? Какую плату за эту сделку потребуют с Лидии? А с Айрилет? А с Вайтрана? Мысли, зловонные как моровые язвы, — куда большее испытание, чем охота за Оркендором. Две метко выпущенные стрелы, и нет его, этого вашего Оркендора… Лидия очень надеется, что зелья, которые она всю дорогу хлестала, уберегут её от болезней. Зелья — или Сэда, которая сама вызвалась… Не получается выбросить её из головы, и Лидия не сопротивляется: стоит освободиться, и к Белетору она идёт первым делом. Сэда, завидев её на пороге, ни о чём даже не спрашивает: предупреждает дядю, что отлучится, и зовёт пойти за собой, в кладовую. Жуткое место: стоит приоткрыть дверь, и глаза Лидии, её собственные глаза — смотрят на неё с чужого лица. Зеркальный щит, который висит в кладовой, очень странно искажает черты: глаза не тронул, лоб сжал, подбородок вытянул… Откуда он здесь, этот щит? Двемерский, кажется — похож на двемерский… — Всё хорошо прошло? — спрашивает Лидия, хотя от Мэвы и так всё знает. — Да. Всё получилось. А у тебя? Она рассказывает — долго и обстоятельно, предпочитая поверить, что Сэде и правда интересно, — но после того, как её неудачно пытался ограбить хромой старик, сдаётся и спрашивает: — Ты говорила, что добровольно примешь недуг. Что ты взяла от него? Сэда смотрит на неё, долго смотрит; смотрит на щит, потом — снова на Лидию, и лицо у неё — по-двемерски непроницаемое. Кажется, что уже не ответит, но вдруг роняет одно-единственное слово — литое, тяжёлое, словно только из кузни: — Бесплодие. Лидия кивает и не спрашивает дальше: знает, когда отступить. Смотрит на Сэду, смотрит на щит и со всей ясностью понимает: это тайна, которую она хочет разгадывать. Не для Вайтрана и не для Мэвы — но для себя.