Воспевая чешую

Балгруф всегда лучше неё играл в тафл. Даже когда был зелёным юнцом, толком не знавшим жизни, он обходил Айрилет в трёх партиях из пяти. Сейчас — и того хуже, но она не расстраивается: в самой важной игре они с Балгруфом на одной стороне. Впрочем, как бы ни хотелось сказать, что теперь любая проблема им по плечу, Айрилет — не станет. Себе она любит врать ещё меньше, чем побратиму. Белый король со всех сторон осаждён. Чёрные только и ждут, когда он откроется: Балгруф метит в северный угол, и Айрилет идёт ему наперерез, блокирует направление. Восток, запад, юг — она следит, и всё видит, и делает выводы. Чёрные ходят первыми. В тени начинать проще. — Стентор говорит, что хотела бы появиться в Вайтране в начале весны, если боги позволят, — рассказывает ей Балгруф. Айрилет нужно время, чтобы подумать. Что, если попробовать окружить короля вместе с одной из соседних фишек? Отделить его от остальных пока не выходит. — “Появиться” и “боги”, — она повторяет слова, за которые зацепилась, щёлкает ногтем по фигурке из чёрного агата и делает ход — а потом переспрашивает: — Это точные формулировки? Балгруф кивает и смещается западнее: то ли разгадал, что Айрилет задумала, то ли чутьё подсказало. Лис мордатый! Что он уже задумал? — Она владеет заклинаниями перемещения. Балгруф звучит уверенно, но на его слова — падает тень вопроса. Умеет ли это Стентор? Насколько Айрилет знает, советница Элисиф не демонстрировала такие способности. Если способна, то, значит, припрятала в рукаве. Мудрый шаг — и хорошее тактическое преимущество. Маги говорят, что после того, как Кристальная-как-Закон обрушилась, прыгать через пространство стало в разы сложнее. Пусть так… Айрилет решает зайти с другой стороны, метит на оголённую южную сторону. Не атака, а отблеск атаки — заранее подготовить события, что произойдут позже. Меры умеют проявлять терпение, а Айрилет — терпеливее очень многих. — Стентор куда старше, чем кажется, — пожимает она плечами. — Могла и выучить нужные чары, и отточить — до того, как ходить по тонким путям стало почти невозможно. Это общеизвестная истина и совсем не смешная шутка: Сибилла Стентор кажется не подвластной течению времени. Бретонцы медленнее стареют, особенно маги, но — не настолько. Айрилет готова поспорить, что дело не обошлось без даэдра, и даже имеет догадки, какого именно. Выяснить наверняка — пока что — не удаётся: Стентор не позволяет шпионам к себе подобраться. Хочется надеяться, что не только вайтранским, но и всем остальным — тоже. Очень многое зависит сейчас от умения этой женщины хранить свои и чужие тайны. — Похоже, Элисиф переменила мнение, — хмыкает Балгруф. — Будем надеяться, что весной Стентор и правда появится на переговорах. А уж в какой манере — не столь важно. Он успевает двинуться ещё на клетку, прежде чем Айрилет перебрасывает нужные фишки и начинает продавливать с запада. Камень, словно копыта, цокает по морёному дубу… Каждый ход дорог: если король успеет добраться в угол, она проиграет. — С божьей помощью или без неё, — усмехается Айрилет, подтянув в защитную формацию ещё одну фишку. — Думаешь, “боги” в её словах что-то значат? — спрашивает, посерьёзнев. — Вряд ли даэдра. Точно не аэдра. Разве только что Талос, и она ждёт имперской отмашки? Но в таком случае Синий дворец не вёл бы эти переговоры. — Если так, то они или дуры, или чрезмерно хитры — и грозят удушить себя собственной паутиной, — соглашается Айрилет. Чутьё молчит, и раз побратим с ней согласен — славно! Даэдра в их городе и без того хватает; нитей, пожалуй, тоже. — Нелкир сказал мне сегодня, что был на Похоронах кинжала, — замечает вдруг Балгруф, словно почувствовав направление её мыслей. — Вместе с ней. То, как он по-особенному выделяет это короткое “ней”, сделав его холодным и хрустким, точно первый речной ледок, не оставляет сомнений, кого здесь имеют в виду. Они с Айрилет согласились, что дождутся Драконорожденной, прежде чем примут окончательное решение, верно, — но Тень регулярно подкидывает им поводы для тревоги. Лидия рассказала, как та по-странному разошлась с ричменкой, хотя до того они хорошо поладили. Теперь ещё это… — Думаю, она избавлялась от краденого, — высказывает предположение Айрилет, пока сама — планирует выгодный для себя размен. За эту белую фишку она готова и две отдать. Ей очень нужна эта фишка — съеденной. — Клинок… как обычно? — В прошлый раз он отреагировал на Драконорожденную. Он продолжает шептать в полусне, но Тень на него не влияет. — Мне не нравится, что Нелкир ищет её. Балгруф принимает её игру, и Балгруф безжалостен: потеряны не одна, не две, а целых три фигуры! Скверно, но не безнадёжно — и даже из скверной ситуации можно извлечь выгоду. Так… А если наскоро перестроиться?.. — У мальчика чутьё на сокрытое, — не спорит, но уводит беседу в сторону Айрилет — и уцелевшие фишки уводит тоже. — Не стоит ему запрещать. Балгруф кивает, но взгляд у него — цепкий, требовательный; выжидающий. — Я постараюсь придумать, как лучше их развести, — сдаётся Айрилет. Не то чтобы побратим здесь неправ — если придётся пойти на крайнее, привязанность мальчика будет некстати… На доске она действует резче, чем в беседе, и старательно прижимает Балгруфа к борту. Её единственный шанс — задавить его там, иначе она никак короля не окружит. Белая мраморная макушка — высится из-за забора фишек и дразнит, дразнит — однако по-прежнему недостижима. Айрилет втягивает носом воздух: пахнет лавандой, топлёным воском и этой отчётливо различимой, немного пугающей ноткой отцовского беспокойства. Лидия тоже к ней привязалась, но Лидия — взрослая женщина, переживёт, если нужно. А Нелкир и так тяжело с людьми сходится… Хочется — достать чётки, трогать нагретый её теплом гематит, перебирать, ждать подсказки и не решать самой… но Айрилет сдерживается. — Нелкир делает успехи с мечом, — предлагает она, чтобы хоть каплей мёда разбавить уксус. Не такие, как Фротар в его годах, но Нелкир — не Фротар. У него иная судьба, иное призвание. Нет пользы их сравнивать. — Он давно не болел. — Тренировки идут на пользу. Цок-цок. Цок-цок. Фишки из мрамора прорываются вглубь; агатовые кружат вокруг, как вороны. Нелкир — важен, втройне важен. Сванхвит, его мать, приходилась троюродной племянницей Ульфрику. Претензия слабая, но нельзя о ней забывать. Кто знает, как сложится партия? К власти, бывает, приходят и неожиданные наследники — так ведь, ярл Балгруф? У Ульфрика нет детей, но Нелкир — дитя обещанное, заветное; для Айрилет это даже важнее, чем игры ярлов. Однако самое важное — не ярлово и не богово, а отцовское. Балгруф любит его; всех троих детей любит, однако за Нелкира — больше всего боится. Есть за что, верно? Цок-цок. Цок-цок. Цок. Коричневая доска, расчерченная на клетки, похожа на распаханную землю: Айрилет глядит на неё и замечает, что раньше времени может пожать урожай, и никакие ветра Исграмора тому не помеха. — Tuichi, — произносит она, удивлённая, кажется, больше, чем Балгруф. У него больше нет ходов. Айрилет победила. Это должно быть приятно — первая победа после постыдно долгой череды поражений, — и всё же… дурное предчувствие не позволяет радоваться. Сам Балгруф будто бы ничего не чувствует. Может быть… ладно? Может, Айрилет видит тени там, где их и вовсе нет? Что Балгруф чувствует, так это тревогу своей посестры. — Мирного сна, — желает он ей на прощание и улыбается. Хорошо улыбается, светло, так, как не разучился до сей поры... — Отдохни хорошенько. Силы тебе — да и всем нам — понадобятся. Айрилет намеревается следовать этому совету. Отходя ко сну, она медитирует, перебирая чётки. Гладкость камня, размеренные привычные звуки… Эбонитовый Клинок — кровоточит шёпотом, как и прежде, и шёпот слышен ей, шёпот щекочет слух, шёпот скользит по коже паучьими лапками… Это вызов, который нельзя — не следует — принимать. Чужая воля не просто ощутима — она подавляюще сильна; но Айрилет не пытается с ней бороться, а пропускает через себя, позволяет струиться, как ветру сквозь стебли солёного риса — пока неотмирный, обливиональный шёпот не сливается в монотонный, убаюкивающий гул. Проклятый клинок дремлет и ждёт своего часа; Айрилет — задрёмывает вместе с ним. Что-то изменится — не может не измениться. Всё — весь Вайтран, и Скайрим, и Тамриэль, от края до края — поделено на квадраты, только у фишек больше, чем по два цвета — только у фишек живые, знакомые лица — и лица мертвецов, с которыми Айрилет распрощалась, и камень цокает, цокает, цокает по доске… Фишка с лицом Сибиллы Стентор двигается сама, до того, как она протягивает руку — и совершенно беззвучно. Айрилет пытается окрикнуть её, призвать к порядку — но слова замерзают в воздухе, как в той старой сказке. Сколько раз она слышала, как няньки рассказывали её Балгруфовым детям? Если собрать слова в кадку, присыпать солью да спрятать в погреб, то по весне можно их разморозить… Слово так близко! Но слово взрывается на осколки, стоит лишь протянуть к нему руку: один рассекает щёку, второй — висок, а третий — вонзается в глаз, и тот лопается, как гнилой помидор, стекает по скуле красным… Айрилет просыпается, хватая ртом воздух. Тишина оглушительна. Тишина приговаривает, пугает, давит её, как плита из базальта. Клинок молчит — так, как никогда не молчал даже в самом глубоком сне. Клинок — молчит. Айрилет, как есть, срывается с места — подхватывает меч и бежит, бежит… Она не помнит, как оказывается у детских — это всё лишнее. Нужно втолкнуть назад Нелкира, застывшего на пороге, — тоже почувствовал? не мог не почувствовать… — и притворить дверь. Пойти дальше. Поднять с постели Дагни, привести её, заспанную и хмурую, к братьям. Наказать им ждать. Прокусить палец и начертить кровью защитный глиф — от него сейчас больше толка, чем от нянек и стражников. Некогда думать, некогда рассуждать. Дальше… Что дальше? Ах, точно… Когда Айрилет будит Балгруфа, тот не спорит и не расспрашивает — вооружается и идёт к детям. Стражи — глядят на неё, как на умалишённую, но тоже не спорят. Не смеют ослушаться, когда Айрилет приказывает не следовать за собой. Тишина ведёт её — в единственное возможное место. На двери видны следы от ногтей — Нелкир, его горячка… Когда он слёг в прошлый раз, няньки не уследили… Или мерещится? Здесь не должно быть следов, дверь починили давным-давно — так ведь? Она сама проследила за этим, она не могла не проследить!.. Айрилет трясёт головой, как задремавший гуар, и шагает вперёд. Дверь отперта, но прикрыта. За дверью… Она не сомневается, кого увидит внутри. Быть правой — редкое дело! — безрадостно. Айрилет позволяет мечу скользнуть в ножны: толку от него всё равно не будет. Дверь — беззвучно, как зачарованная, — захлопывается. Тень — Лин, Ланвен и ещё ворох таких же неизобретательных имён — стоит перед нею и держит в руках Клинок. Её глаза поначалу прикрыты, лицо — сосредоточенно и спокойно. Так выглядит лицо мера, который ведёт внутреннюю беседу; вот только вовнутрь этот — неслышный для Айрилет — голос сочится прямиком из Забвения. С полминуты проходит, прежде чем Тень… о чём-то наконец соглашается, судя по её лицу, тёмному и довольному — и поднимает глаза. Айрилет ловит её поалевший взгляд и с трудом не отводит собственный. Тень напиталась мраком. Всё в ней — усмешка-оскал, хищный прищур, надменная поза — складывается в вызов. Я здесь, я при власти: что ты, обычная данмерка, можешь сделать? Бойся меня! Но Айрилет отказывается бояться. Страх превращает мера в животное, а животное — всегда проигрывает. — Клинок признал тебя, — замечает она, стараясь звучать подчёркнуто ровно. — О чём вы договорились? С губ Тени срывается резкий — режущий уши — смешок; губы Тени меняют контуры, чуть истончаются, а потом — едва заметно, но всё-таки! — утолщаются, уплощаются, становятся шире. Всё лицо её — подрагивает, как лужа в ветреный день, но голос звучит уверенно. — У тебя нет права требовать, — заявляет она и скалит совсем не меретические клыки. — Знай своё место! На щеках у неё проступают — и тут же истаивают — три ряда пятен; ну хоть глаза из них — о славься Мефала! — не прорастают… Пока. Айрилет с болезненной чёткостью чувствует каждую клеточку своего тела — каждую капельку пота — каждую мурашку. Рубаха прилипла к спине; босые ноги — заледенели… Данмерка-мефалитка, Айрилет не впервые становится свидетельницей чужого транса, но никогда ещё он не казался настолько жутким. Где же ты, неотмирная холодность Мэвы из Хьялмарка? Где ты, потерянность Нелкира из Вайтрана? Порывы, которыми движима Тень из Ниоткуда, для Айрилет из Блэклайта слишком понятны… и ей понятно, что именно это — самое для Вайтрана опасное. — Что мне делать с тобой, как ты думаешь? — Тень первая нарушает молчание. — Вы с ярлом были ко мне так приветливы! Хочется расплатиться, как полагается — за ваше гостеприимство, за королевскую щедрость, — чтобы никто не обвинил меня в неучтивости. Голос её полнится мрачной весёлостью — и даже Клинок злобно скалится, поблескивая в полумраке. Айрилет не обманывается: за молчанием этот голод — не спрятать. Её прожуют, не подавятся, а потом… потом пойдут дальше. Айрилет не думала, что использует это так, — она сама убедила Балгруфа ждать! — но уже не видит других вариантов. Бездействие будет намного опаснее. — Ты многое о себе возомнила, Адма, — одёргивает её Айрилет — на альтмерском, с резким гортанным акцентом континентального Морровинда, от которого никогда не пыталась избавиться. — Знай своё место! Ты Та, кто слушает — ну и слушай, когда с тобой разговаривают старшие! Она хлещет словами наотмашь — сквозь дурноту, сквозь телесное отторжение — наудачу. Это или сработает, или убьёт — третьего здесь не будет… Эффект ещё более сокрушителен, чем Айрилет рассчитывает. С первых слов Тень застывает, вжимает голову в плечи, а под конец и вовсе отшатывается, роняя клинок. В её глазах вместо чёрно-алого марева — обычная паника, а лицо как по щелчку бледнеет — не сверхъестественной белизною заёмной кожи, а самой обычной альтмерской прожелтью. — Откуда… откуда ты… — она даже договорить не может, настолько трясутся губы. Айрилет почти жалко её — но только почти. Нельзя жалеть, нельзя давать спуску: нужно давить и отъедать кусок за куском, чтобы не за что было цепляться и некуда — утягивать. — Ты думала, что твои рифтенские художества — и никем не буду замечены? — с издёвкой интересуется Айрилет, переходя на сиродилик. — Там теперь и Талмор, и Пенитус Окулатус, и чуть ли не Тайбер Септим во плоти. И все они ищут тебя, дорогая Адма, а не нашли — только благодаря ярлу Балгруфу. Станешь дурить, и всё будет кончено. Тень цепенеет; её лицо, хвала всем богам, больше не меняется… Думать надо быстро, очень быстро. Нельзя позволить себе убежать от выбора, нельзя её упускать. Как жаль, что Балгруфа нет рядом! Как хорошо, что Балгруфа сейчас рядом нет… Что с тобой делать, Адма, мятежный талморский выкормыш? Одно точно: Клинок признал тебя, и с этим придётся считаться. Клинок признал тебя — и молчит. Может быть, вот оно — средство, чтобы разбить проклятие? А может, наоборот — то, что пустит его на новый, ещё более страшный виток — и не узнаешь, пока не станет поздно. До ломоты в пальцах ей не хватает чёток — не хватает опоры, чего-то привычного, расчерченного на клетки… Айрилет сдерживается, не позволяет себе суетливых жестов, но немного смягчает тон. — Ты подняла большой шум. О тебе говорят в тенях. Но ищут — по направлению к Скавену, через Фолкрит и Элинир. Мы пустили их по ложному следу. Адма кивает; себя она не сдерживает и выкручивает пальцы — так, как обычные пальцы, с костями и мясом, выкручиваться не должны. Айрилет почти мутит от того, под каким углом они выгибаются; Айрилет молчит — видит в чужих глазах эхо зреющего вопроса. — Что ты знаешь? — выдавливает из себя Адма. — Что вам известно? — Всё, что необходимо, — одёргивает её Айрилет. Теперь она вправе разговаривать с позиции силы и пользуется этим на полную. — Не бойся, мы не собираемся тебя выдавать. “Пока”, пусть и не изречённое, звучит очень чётко. Имя не врёт — Адма слушает, Адма слышит. Адма делает выводы. — Что от меня нужно? — спрашивает она, подобравшись. Другое дело! Девчонка всё-таки не совсем дура, раз сумела так долго бегать и прятаться. — Для начала — о чём ты договорилась с ней? Айрилет не думала, что это вообще возможно, но Адма бледнеет ещё сильнее; паника, чуть поутихшая, вновь разгорается у неё во взгляде. — Я не могу сказать, — говорит она, извиняясь, почти моля — жалким, сдавленным голосом. Того и гляди, на колени рухнет! — Мне запрещено рассказывать. Айрилет не сомневается: Адма не врёт. Явно слишком напугана, чтобы придумать что-нибудь убедительное…. Час от часу не легче! Что Госпожа могла захотеть — от такой, как она? Какие условия предложила? — Ты вообще держала в руках акавирский клинок? — интересуется Айрилет, встревоженная внезапной мыслью. — Сможешь им фехтовать? Адма трясёт головой. Жест выглядит очень детским, словно подсмотренным не у Нелкира даже, у Дагни. Нелкир всегда отличался недетской скупостью в том, как распоряжался телом… — Ясно. Айрилет на мгновение прикрывает глаза, глубоко и резко вздыхает. Фишки двигаются сами собой — но из бесстыжего среднего пальца складываются во что-то, сулящее выгоду. — Клинок признал тебя, — подводит она итог, встречаясь с Адмой глазами. — Но я тебе его не отдам. Без должных навыков ты скорее убьёшься, чем сделаешь то, что пообещала. Девчонка кивает, но не перебивает, хотя по взгляду видно незаданное: “И что теперь?” — Убьём двух скальников одним камнем. Я знаю, кто будет тебя учить. Ты попадёшь под опеку лучшего мечника Морровинда! — Ты хочешь услать меня в Морровинд? — недоверчиво переспрашивает Адма; удивление помогает ей выйти из оцепенения. — Нет… хотя тут как посмотреть. Ты поплывёшь на Солстхейм, пока Море Призраков ещё судоходно. Встретишься там со своим наставником, проведёшь с ним зиму. Будешь недосягаемой до весны — для всех, кто тебя преследует. А к весне… многое может перемениться к весне, сама понимаешь. Айрилет старается звучать уверенно, хотя ничего такого и близко не чувствует — ходит по хрупкому речному ледку и слышит, как тот хрустит под ногами. Они с Балгруфом согласились, что дождутся Драконорожденной, прежде чем примут окончательное решение — но Айрилет нарушила уговор. Не то чтобы у неё оставался выбор… Не то чтобы она хотела идти на подобную сделку, или играть в напёрстки с Клинком, или Телдрину посылать такое сокровище!.. Боги, хоть бы он не уплыл с Солстхейма с тех пор, как она получала весточку в прошлый раз! Иные расклады она метлой от себя отгоняет… — Согласна? Это единственный способ гарантировать твою безопасность. Конечно, Адма согласна, куда теперь денется? Айрилет — впервые за эту ночь перестаёт не-бояться. Клинок, затаившийся, остаётся там же, где и хранился все эти годы. Остаётся только вывести Адму и запустить механизмы в действие. Приходится объяснять, оправдываться и откровенно врать; ночь суетна и мрачна, но утро — по-хорошему буднично. Глиф, начертанный на пороге детской, в рассветных лучах выцветает и утрачивают силу. Что ж, Адрианна Авениччи, вот он, настал твой счастливый день! Особенный заказ, очень срочный, от самого ярла Балгруфа — на акавирскую катану, по очень конкретным меркам! Не оплошай, мастер: ты даже не представляешь, сколь многое от тебя зависит. Балгруф, конечно, не рад, что всё так сложилось — но не торгуется и снабжает Айрилет всеми необходимыми ресурсами. Он слишком хорош как игрок в тафл, чтобы не видеть пользу такого размена. Айрилет пишет Телдрину долгое, обстоятельное, только ему одному понятное письмо. Давненько они не виделись… но слишком долго вместе наёмничали, чтобы сделаться друг другу чужими. Телдрин поможет, и всё же на вознаграждение Айрилет не скупится. Подачки — даже под видом “инвестиций” — старый товарищ не примет, но деньги за честный контракт — другое дело. Тень надевает другое лицо, серокожее и красноглазое. Красный такой тёмный, что выглядит почти чёрным, но это и хорошо — сгодится как полукровка-сиротка. Имя Айрилет для неё выбирает сама: никаких “л” и “н”, смилуйтесь боги! На Солстхейм поплывёт девица по имени Бера. Суета отчуждает от хода времени, не позволяет чувствовать и вживаться, к добру или к худу. Авениччи справляется, Лидия — не успевает вернуться, а Драконорожденная — является как раз вовремя. Чего тебе стоило сойти с гор на неделю раньше?! То, что соратницу ищет Талмор, её нисколько не удивляет; хотя эта нордка кажется ещё более непрошибаемой, чем обычно. Кто знает, что в её светло-соломенной голове вообще творится? Они с Тенью прощаются коротко, совсем сухо. Айрилет не слышит, о чём говорят, и не хочет подслушивать — и почти о том жалеет, когда Драконорожденная выпрастывает из-под рубахи какую-то побрякушку и надевает её Бере на шею. А потом Бера — с новой катаной, которой не умеет фехтовать, и новым кинжалом взамен “похороненного” — едет в Виндхельм. Никому Айрилет не может её доверить и лично сажает на “Северную деву”, приплатив капитану, чтобы присматривал за “племянницей”. С глаз долой это бедствие! Пусть до весны просолится в кадке, а там и посмотрим… Многое переменится за эти несколько месяцев. Партия не прекращается, а в тишине ещё отчётливей слышно, как цокают фишки.