ONLY THE GOOD DIE YOUNG (Полная версия)

И упало каменное слово На мою еще живую грудь... А. Ахматова

Татьяна не собиралась верить ничему. И никому. Пусть хоть весь сонм Ангелов Небесных явится к ней и начнет уверять, что Генри пал – она этому верить не станет. Это ошибка, недоразумение, клевета, навет, ложь... Что угодно, но только не правда! Но когда она увидела глаза Николса, полные слез, а за этими слезами отчаяние, жалость, скорбь, этим глазам она не смогла не поверить. И на этот раз удар оказался настолько тяжел, что вдребезги разбил и выдержку, и самообладание, и стойкость, и чувство собственного достоинства. Осталась только слепая жестокая боль, которая словно клещами впивалась во внутренности, выворачивая их. Татьяна закричала, забилась в руках Николса и подоспевшей Ольги. - Этого быть не может! Только не мой Гарри! Нет, нет, нет! На миг ей показалось, что она умирает, так вдруг сдавило горло и грудь, но она все же сделала вдох и завыла, как раненое животное. Маттиас поспешил исчезнуть, прихватив с собой Дейрдре. Анастасия расплакалась, скорее от страха за сестру. Мария тоже, как ни старалась, не смогла сдержать слез. Игнасио, оттолкнув растерявшегося Николса, накрыл Татьяну крылом, Ольга продолжала держать ее за руки. Может, поодиночке они бы и не сумели ей ничем помочь, но благодаря своей связи, слив воедино силы, им удалось создать вокруг нее кокон света, успокаивающего, утешающего, целительного. По крайней мере, они сумели уменьшить самую острую боль и вдохнуть в нее немного сил. Для того, что предстояло им дальше. *** Когда первое самое черное отчаяние прошло, Татьяной овладело тяжелое равнодушное оцепенение, разбавленное горечью. - Значит, тебя произвели в ранг Архангела? – переспрашивала она Николса уже в который раз. – За то, что ты пленил моего мужа, твоего бывшего командира? Николс кивнул. - Да, за это, - подтвердил он сухо. - И тебя приставили к нему тюремщиком? - Охранником. Не только меня одного. Но только я могу... Общаться с ним лично, кроме Высших, конечно. - А больше от тебя ничего не потребуется? – язвительно поинтересовалась Татьяна. – Чтобы доказать свою лояльность Свету? Может, ты еще возьмешься лично осуществить казнь над ним? - Таня, да как ты можешь! – воскликнула Мария, но Николс остановил ее. - Оставь ее, пусть говорит. Она сейчас в таком состоянии, что я ни в чем не могу ее упрекнуть... Я и сам... Не могу прийти в себя... - Что, однако, не помешало тебе арестовать его, - снова напомнила Татьяна. – И сопроводить в темницу. Николс вздохнул, стараясь держать себя в руках, хотя с каждой минутой это становилось все труднее. - Он сам сдался мне. Сам. Именно мне. Вряд ли кто-то еще стал бы... Так церемониться с ним. Каждый демон должен быть убит, почему для него стали бы делать исключение? - И ты убил бы его, если бы приказали? – спросила Татьяна. - В бою, если бы он напал на нас – да, убил бы, - отрезал Николс. - Но в этом случае... Я должен был хотя бы выслушать его. Я взял на себя ответственность провести его в Свет... - Для того чтобы его здесь убили, - заключила Татьяна. - Для того чтобы его здесь СУДИЛИ, - ответил побледневший Николс. – Кто говорит о казни? Возможно более мягкое наказание... - Но это то, что мы делаем с демонами, Джеймс. Казним их. - Да, но значит, следовало убить его на Границе? Я вот так и должен был поступить! Но я же... - Ты привел его сюда, - сказала Ольга, которая до этой минуты убито молчала. – Прости, Джеймс... Но ты уверен, что поступил правильно? Это могло быть ловушкой. - Я взял на себя такую ответственность. - Нельзя приводить демонов в Свет. Кем бы они ни были. - Но он вел себя не как демон. Он... Ни с кем не сражался. Ни на кого не поднял руки. Он сам сдался мне, сам просил помощи... Мог ли я отказать ему? - Маттиас думает, так и было задумано, - сообщил Игнасио. – Именно потому, что ты его друг и не смог бы ему отказать. Ты бы в любом случае его выслушал, прежде чем поднять на него руку... Ни один демон не может проникнуть в Свет, а он смог. С твоей помощью. А вдруг на него возложена какая-то миссия? - И на что ты намекаешь? – сердито спросила Мария. – Что Генри использовал моего мужа и при его помощи осуществил свою миссию? - Ни на что он такое не намекает! – вспыхнула Ольга. – Это мнение Маттиаса. - Плевать я хотела на его мнение, извини за грубость... - Рано на него плевать, - покачала головой Ольга. – Он расследует это дело, подбирает свидетелей, которые могут выступить на суде... от него многое зависит. - Судьба моего мужа зависит только от Бога, - заявила Татьяна. - Больше никто не властен решать ее! - Хорошо, - кивнул Николс. – Тогда давайте будем считать, что это Бог позволил мне пощадить его и привести сюда. Генри хотел, чтобы его судили здесь. И погибнуть – если придется – здесь. - Его приговорят к смерти, - сказала Татьяна ровным голосом, - как только выяснится, что он пал. Ведь он даже и не отрицает этого, не так ли? К чему тогда этот суд вообще? У демонов нет души. Их жизнь это лишь затянувшееся ожидание вечной гибели. Он погибнет, и я потеряю его навсегда. Теперь уже действительно НАВСЕГДА... Без надежды на спасение и встречу. Так к чему тянуть? - Мне тоже так показалось, - кивнул Николс. – Что он просто безнадежно устал и измучился и хочет просто поскорее покончить с этим. Но дело не только в нем. Еще и в нас. В тех, кто его знает и помнит. Для тех, кто еще не смог поверить... Вот почему его будут судить. И не как демона, а как падшего, но ангела, бывшего полководца и героя... Его хотя бы выслушают. Вдруг... Для него еще есть надежда?.. - Я должна видеть его, - сказала Татьяна решительно. – Говорить с ним. Только тогда я смогу понять, что произошло. - Боюсь, это невозможно. - Кто-то посмеет запретить мне? – с тихой угрозой спросила Татьяна. - Не пустить меня к нему?.. - Дело совсем не в этом. Он сам не хочет тебя видеть. Просил, чтобы ты... Не приходила к нему. - Но почему? – спросила Татьяна почти жалобно. Губы у нее задрожали, как у обиженного ребенка. - Он сказал: ему будет тяжело тебя видеть... И еще тяжелее, если ты увидишь его таким, каким он стал. Оскверненным. Сказал: не хочет, чтобы и тебя коснулась скверна. - Скверна? - с горечью переспросила Татьяна. – Он думает обо мне. Даже сейчас пытается обо мне заботиться, защищать мои чувства. Разве таким бывает зло? Разве Падшие... Способны думать о ком-то еще, кроме себя? Нет, я не верю, и все еще не верю! - Может, он просто из гордости не хочет, чтобы ты его видела сломленным и униженным, - угрюмо заметила Мария. – Вполне по-демонически... А что?! - крикнула она, заметив устремленные на нее укоряющие взгляды. – Что, разве я неправильно сказала? Если мы все станем... притворяться вот так, от этого никому лучше не будет. - Хорошо, я не пойду к нему в темницу, - сказала Татьяна. Марию она словно бы и не слышала. - И в зал суда не пойду. Но у дверей-то я могу постоять? Чтобы узнать все сразу же. *** - А теперь расскажи мне все, - попросила Ольга, когда они с Николсом остались наедине. - То, чего не рассказал при ней. - Что же именно? - Например... Какой он? Сейчас? На что это похоже. - Мне трудно говорить об этом... Но он изменился, действительно изменился. Как будто это уже и не Генри... Не знаю, как объяснить... Я так отчетливо ощущал его чувства, когда был рядом с ним. Как никогда раньше. Как будто он больше не в силах был сдерживать их, они рвались наружу... Те чувства, которых я раньше не знал в нем... Страх, стыд, неприятие себя самого... Со мной он еще говорил, смотрел мне в лицо. Но когда другие ангелы к нам подходили... Те, кто не разлетался в разные стороны при нашем появлении... Знаешь, некоторые из них были очень агрессивно настроены. Так вот, их чувства отзывались в нем, но как-то... извращенно. Когда те, кто подходили, испытывали действительно презрение к нему, он весь сжимался... Но когда за оскорблениями скрывался страх и он угадывал это... То снова креп внутри себя. Может, это и есть Тьма – воспринимать все так? - Или просто чувство вины, - возразила Ольга. - Возможно. Не знаю. Но он никому ничего не сказал, не ответил, даже ни разу не поднял глаз. Боюсь, окружающие... восприняли это как излишнюю гордость, а не как осознание своей вины. - А внешне? – спросила Ольга. – Он сильно изменился внешне? Крылья у него черные? - Крылья черные, но дело не в них... Он на самом деле изменился. Стал... как-то красивее даже. Или он всегда был таким, а я заметил только сейчас? Ты ведь знаешь эту способность Темных Ангелов - вызывать к себе влечение неосознанно. - Да, я об этом слышала, - Ольга порозовела. - Светлые Ангелы привлекательны в этом плане лишь для своей второй половинки, а Темные своей порочной красотой толкают всех на греховные мысли... - Так и было. Все, кто оказывался рядом, это чувствовали, я знаю, - Николс закрыл лицо руками. - О Господи, неужели Маттиас прав? Он послан сюда сеять грех и соблазны? А я помог ему в этом. Он использовал меня? - Тогда попрощайся со своим архангельским чином. Но дождемся суда! Престол справедлив, он все расследует и рассудит. И вынесет решение. - Боюсь, это будет смертный приговор... Ведь, как бы я ни любил его, как бы мы все его ни любили... Он демон. Падший. У него НЕТ ДУШИ! Я сам видел отчаяние и страх в его глазах... Так отчаиваться может лишь тот, кто утратил Бога. Такой страх может испытывать лишь тот, в ком не осталось веры... И... Я никогда не видел вблизи демонов, только в бою... Я не могу судить, какими они должны быть... Но даже в пылу битвы я успевал это почувствовать. Их одиночество, их нецельность, смятение, раздирающее их сущности... И поэтому я разил без пощады. Чувствовал, что избавляю их от страданий. А он ведь стал демоном совсем недавно, в нем все нарушено, сама суть изменена... - Я это все знаю, - перебила Ольга. - К чему ты клонишь? - Просто я... Не знаю, мне показалось, самое сильно чувство в нем, которое перекрывало все остальные – это была растерянность. Непонимание того, что происходит... Как будто ему снится кошмар, и он хочет, чтобы его побыстрее разбудили... *** В день суда над Генри у входа в Судебный Чертог собралась толпа ангелов. И не только потому, что это дело было небывалое – суд над Падшим. У ворот собрался почти весь полк Генри – правда, теперь он считался полком Николса. Многие там сочли бывшего командира предателем и отступником, но большинство просто не поверили в его обращение, не пожелали принять эту мысль. Для тех юных ангелов, чьи жизни он спас ценой своей свободы, и для многих других воинов его полка он как был, так и остался героем. Уже не говоря о том, что во многих из этих воинов еще не угас бунтарский дух земной жизни, и они любовь и преданность своему непосредственному командиру ставили гораздо выше интересов и спокойствия Света. В зал суда, конечно, пустили немногих. Татьяну бы пустили. Но она помнила о просьбе Генри, которую передал ей Николс: ее муж не хотел, чтобы она была там. Николса и еще несколько ангелов, принимавших участие в битве в тот день, пригласили в качестве свидетелей. Маттиас, который расследовал это дело, и Дейрдре с ее свитой тоже должны были присутствовать. Когда Татьяна, Ольга и Мария появились у Судебного Чертога, к ним сразу же подошла Женевьева. - Ничего не бойтесь, княгиня, - сказала она взволнованно. – Нас много. Мы не позволим... - Мы должны уповать на Милость Божию, - строго сказала Татьяна. – И на справедливый суд. И каково бы ни было его решение – его должно принять. Однако по выражению лица Женевьевы не сказать было, что она очень верит в справедливый суд. Она также должна была присутствовать там в качестве свидетеля – за ней подошел Маттиас, сопровождающий остальных: Дейрдре с ее подручными, Олега и того юного ангелочка, которого Генри спас из портала. Николс, прибывший вместе с сестрами, тоже должен был идти с ними. - Они хотят понять три вещи, - пояснял Маттиас. – Как именно это произошло, то, что он попал к ним в руки... Не было ли это преднамеренной сдачей... Татьяна, извини, но они ОБЯЗАНЫ рассмотреть все варианты. Второе. По какой причине он пал. Правда, это на самом деле не так уж важно. Отречение от Всевышнего не может быть оправдано ни по какой причине, это лишь формальность – выяснить ее. Если душа утрачена, она утрачена навсегда. И третье, самое главное... ЗАЧЕМ он вернулся. Не преследует ли это возвращение каких-либо тайных целей. Если выяснится, что нет, что его единственным намерением было принять над собой суд и расправу, если подтвердится все то, о чем говорят его воины... Если он искренне покается перед судом... И тогда, учитывая все его прошлые заслуги, и так же то, что он был призван до срока, к нему могут проявить милосердие. Крыльев, конечно, его лишат в любом случае... Дейрдре скривила губы. - Я почти уверена в том, зачем он вернулся. Вы только посмотрите, что здесь творится. Еще чуть-чуть и вспыхнет восстание. Сколько душ усомнятся из-за него в Истине, скольких он ввергнет за собой во Ад? Вот она, дьявольская хитрость! Вот чему ты, Николс, посодействовал. По справедливости тебя должны судить вместе с ним сейчас! Николс не удостоил ее ответом. Татьяна и вовсе не взглянула в ее сторону. - Леди, - сказал Маттиас очень сдержано. – Я бы попросил вас быть осторожнее в ваших догадках. Предоставьте Суду решать это. - Он сам сдался, - напомнил Николс. - Не поднял меча ни на кого из нас. - Но это все равно. Он отрекся. У него больше нет души. - Я не верю в это, - заявила Женевьева. - Ни один из тех, кто знал его – не поверит никогда. - Это правда, - спокойно ответил Маттиас. – Сколько бы вы ни отрицали... Этого уже не изменить. - Значит то, по какой причине он пал, никого не интересует? – глухо спросила Татьяна. - Все возможные причины известны. Демонические искушения, внутренние слабости и пороки, сыгравшие против него... Боль, страх, унижение – все это толкает к отчаянью, заставляет усомниться... В том, что на все есть причина, Промысел Божий. А это и есть Падение. Любой, кто не уверен в любви и милости Господа нашего – уже пал. За это ему и вынесут приговор. - И приговорят к смерти, надеюсь, - как будто про себя проговорила Дейрдре. - Не ваше дело, - процедила Мария. – Вы вообще. Проявляйте больше уважения в присутствии ангелов, которые выше вас по чину. - Я... позвольте мне сказать, - перебил их Николс, сильно волнуясь. – Если говорить о Гарри... Он для меня не просто командир. Он мой друг – самый близкий. И более того... Он мой герой всю мою жизнь, еще мальчишкой я вдохновлялся его подвигами... И вот... Он бежал из Ада. Каким образом? Он не должен был покидать Ад даже и демоном. Его приковали заговоренными цепями в далеких скалах, возможно, чтобы потом как-то использовать. Но он сумел разорвать эти цепи и вырваться из Преисподней. - Это он так говорит? – сощурилась Дейрдре. – Но это невозможно. Разорвать цепи, заговоренные демонами? Это сказки. Я думаю, его все же подослали нарочно, с миссией. Он пытается заставить нас поверить, что вырвался и бежал сам, но это неумелая ложь.... - Разве демонам не под силу изобрести умелую? – спросил Николс. - Чем неправдоподобнее история, тем охотнее верится, что это правда! - Правда в том, что он покинул Ад, - отрезал Николс. - Не важно, каким путем, и теперь нам решать его судьбу. - Не вам, а Престолу... - В этом и беда твоя, Дейрдре, - сказал Николс с жалостью. - В том, что ты постоянно отделяешь себя от других ангелов, сравниваешь себя с ними, противопоставляешь себя им... Поэтому и нет тебе покоя. А по мне так все мы в равной мере слуги Господа нашего. И Свет - общий дом для всех нас. Я, получив чин Архангела, не чувствую себя выше, чем был, а утратив его по какой-либо причине, не начну чувствовать себя ниже. Но я не кончил... Эти оковы... Они действуют только на демонов... Они сковывают отчаянием, а чтобы разорвать их нужна надежда в душе... - У падшего ангела не может быть надежды в душе, - напомнила Дейрдре. – Ибо они обречены на вечную тьму. У них и души-то нет. - Видимо, в Генри еще оставалась... - Что? Надежда? Душа? То, что ты говоришь здесь, это богохульство! Душа у демона! Надежда у Падшего! Может, еще и Спасение для самого Сатаны? Остерегайся, Николс, как бы за такие речи тебе самому не пришлось предстать перед судом. - Я совершенно этого не боюсь. Готов в любую минуту. Мне нечего стыдиться и нечего скрывать. Моя душа чиста. - Да ему даже не нужно было лгать, сдаваясь тебе! Не зря он тебя выискивал. Знал, что ты на него меча поднять не посмеешь... а я бы прикончила его, как собаку... - Если бы посмела приблизиться... Олег, прекрасный, золотоволосый юноша с васильковыми глазами вдруг шагнул к Татьяне. - Я знаю, какие о нем идут сплетни, - сказал он. - Как будто он по собственной воле предался им... Только все это низкая ложь. Я был совсем рядом, и я знаю! Он так дрался... Но и смерти он не искал. - Спасибо, - Татьяна заставила себя слегка улыбнуться. Но слова Олега действительно принесли облегчение. Скорее просто потому, что еще остались преданные Генри сердца среди ангелов. И таких, верно, немало. - Правда, - добавил Олег после недолгого молчания, – он все-таки вел себя немного странно. Уж слишком много в нем было ярости в тот день. Как будто... как будто в нем бушевал какой-то давно сдерживаемый гнев или обида, которая, наконец, вырвалась наружу... Он бился будто с самим собой, а не с врагами в тот день. - Вот так и скажи на суде, - посоветовала Дейрдре зловеще-сладким голосом. - Так и скажу, - не понял или не принял ее сарказма Олег. – А еще расскажу, КАКОЙ он ангел. О его доблести, великодушии и благородстве. О том, что все его люди, если его осудят на смерть... - Нет, - сказала Татьяна. – Нет, обещай мне, Олег. И ты, Женевьева. Никаких волнений. Поклянитесь мне, что вы примете любой приговор безропотно. Иначе жертва Гарри окажется напрасной. - И правы окажутся те, кто клевещут на него, - поддержал ее Николс. – Поэтому воздержитесь от лишних слов на суде. Говорите только о том, о чем спросят. Олег вместо ответа окинул Николса взглядом, яснее всяких слов говорившим: «И это мой новый командир!» Однако Николс не обратил на это внимания. К подобным взглядам за несколько дней своего командирства он уже успел привыкнуть. *** Генри должны были доставить в зал суда прямо из места заключения и обратно отправить так же. Татьяна знала, что не увидит его. Но все же совсем распрощаться с безумной надеждой на это она не могла. Молчаливая толпа ангелов-воинов, окружавших Судебный Чертог, вовсе не выглядела возмущенной или угрожающей. Но все же ее молчание было достаточно выразительным. Казалось, прошли не часы, а годы с той минуты, как за приглашенными в зал суда сомкнулись тяжелые створки ворот. Наконец, они снова отворились. Татьяна подалась было вперед, но и вся толпа всколыхнулась, оттесняя ее. Впрочем, она почти сразу же увидела Николса, который шел прямо к ней, раздвигая ангелов, и Маттиаса. Тот тоже сначала направился в ее сторону, но потом остановился, словно замявшись, и смешался с толпой. По его лицу, которое Татьяна успела разглядеть, совершенно ничего нельзя было понять. Николс, наконец, подошел вплотную. - Что? – спросила Татьяна одними губами. - Все не так страшно, - быстро ответил Николс, но глаза у него были тревожные. – Не самое страшное... Ангелом ему уже не бывать, но... Ему обещали сохранить жизнь, если до завтрашнего дня он покается. - Разве он не ... - В том-то и дело. Его бы пощадили. Я это понимаю теперь, по тому, как шел процесс... Его изначально не собирались лишать жизни. Из уважения к его былым заслугам... Или... - Или они испугались, - закончила Ольга. - До мятежа я бы не допустил, - сурово возразил Николс. – Но зачем множить недовольных? Его бы пощадили. Если бы он держался иначе. Проявил смирение... Покорность... Но он вел себя истинно как Падший, как безумец! Нет, он не отрицал своей вины, но отказался принести покаяние перед судьями. Сказал, что если и виновен, то только перед самим Богом, пред ним и будет каяться, и только у него просить прощения. - Узнаю Генри, - невесело улыбнулась Татьяна. - Но это ведь гордыня! Непокорность! – Николс вглядывался в ее лицо, словно пытаясь найти там подтверждение своим словам. - Это недопустимо, вот почему суд... приговорил его к смерти, если он не принесет покаяния. - Что же он? - Он ответил, что виновен и готов принять казнь, чтобы смыть свою вину и свой позор, но каяться он не станет. - Но почему? – воскликнула Ольга. – Я не понимаю! Раз уж признал себя виновным! Почему бы не попросить прощения? Неужели смерть лучше? - А я понимаю, - сказала Татьяна серьезно. – Не могу пояснить словами, но я понимаю, что он чувствует... Мне кажется. Если бы мне привелось оступиться и пасть, я бы тоже предпочла понести наказание, чем вымаливать прощение на коленях. - Вот это и называется гордость. За это его и казнят, - сказал Николс. - Да? - прищурилась Татьяна. – Я думала за то, что предался Аду. - То есть... Я хотел сказать... - Ты сказал достаточно. То, о чем все догадываются, но не решаются произнести вслух. Не предательство Генри здесь осуждают. А его непокорность. И это то, за что людей морят в Чистилище, а я их спасаю. Прошу за них. Иногда мне удается добиться смягчения приговора. - Так попроси за Генри! – воскликнула Ольга. - Не могу. Он мой муж. - Тогда я за него буду просить. И не только я. Мы все... - Это не поможет, - прервал ее Николс. – Он же не грешник. Он – Падший. Он предал самого Господа Бога. - Я в это по-прежнему не верю, - сказала Татьяна несколько удивленно. – Даже после того, как он признал это перед всеми... НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ. - Ты ведь его жена, - напомнил Николс. - Нет. Не только поэтому. Просто я знаю Генри... Лучше чем кто-либо из вас. Даже лучше тебя, Джеймс, извини... И я не ВЕРЮ. Николс кивнул, понимая, что спорить бесполезно. - Маттиас хотел поговорить с тобой, - сказал он. - Зачем? - спросила Татьяна отрешенно. - Я не знаю. Сказал, это важно. И он не хотел, чтобы вас видели вместе сразу после суда. Извини, это он так сказал. Просил по возможности быстрее с ним увидеться. - Хорошо. Возвращайтесь домой, я скоро буду. - Может, мне пойти с тобой? - несмело предложила Ольга. – Или Джеймсу. - Вы так и собираетесь со мной нянчиться, за руку водить? - раздраженно спросила Татьяна. – Я в этом не нуждаюсь. Уж со своим подчиненным я как-нибудь сама сумею поговорить. Увидимся дома. *** Татьяне казалось - она сто лет не была в своем рабочем кабинете, и когда окажется там, ей станет еще невыносимее. Но как ни странно, привычная обстановка подействовала на нее успокаивающе и даже ободряюще. Она отстраненно подумала, что ей следовало давно выйти на работу, и ей стало бы легче. Почему бы и нет? Если все равно привыкать жить одной, то лучше с головой уйти в работу. Выход все же лучший, чем вечно страдать. В том, что придется привыкать жить одной, она уже не сомневалась. Почему-то вероятность того, что Генри все-таки смирится и принесет публичное покаяние, она даже не рассматривала. Маттиас уже ждал ее там. - Так все это ужасно, княжна, - сказал он, поднимаясь ей навстречу. - Многие думают, что это несправедливо. - Престол не может ошибаться, - пожала плечами Татьяна. - Но ты ведь с ним споришь? И сестра твоя? Вы часто протестуете против их решений. А на этот раз... - На этот раз, если бы Гарри согласился на Чистилище, я, может, и сумела бы ему помочь... Потом. Но он ведь не согласится. Я не могу ходатайствовать за собственного мужа. - Да я не про то. Ты ведь, кажется, была уверена в его невиновности? Татьяна покачала головой. - Теперь уже не уверена. - То есть ты хочешь сказать, что смирилась? - Я смирюсь. Его падение очевидно. Я не могу позволить себе скорбеть о Павшем. - Но ты ведь считаешь его невиновным? Даже сейчас! – вспылил вдруг Маттиас. - Или полагаешь, что его падение было нужно Богу для какой-то высшей цели. Считаешь его особенным, не принимаешь того, что он обычный предатель, отступник! Таких тысячи! Бог наказал его за гордость, отвернулся от него, и тебя ждет то же! Он даже не желает каяться! - Он не желает унижаться! - Просить прощения за свою слабость у Бога для него значит унижаться? Поистине мысли предателя-демона! - Престол – это еще не Бог. - Вот и он говорил то же, - Маттиас вдруг сразу успокоился. – Заявил на суде, что если бы сам Господь вопрошал его... Он бы открыл самые сокровенные глубины души, пал бы перед ним на колени и просил бы прощения и пощады... Но ни перед кем, кроме самого Бога! Разве это не гордыня, не мерзость?.. Если Всевышний не снизошел до него чтобы лично вынести приговор... - В этом весь Генри, - улыбнулась Татьяна. - Вот за это Господь его и карает. За его презрение к другим. - Он не презирает других, он просто... Он просто КОРОЛЬ. Он не может иначе. А эти «другие»... Кто? Те, кому даже лень было дознаться до истинной причины его падения... Почему вернулся, зачем нарушил покой Зарассветья... Только это и интересовало всех. А как Зарассветье могло жить в покое, зная, что лучший из его сынов томится в Преисподней? Нужен ли он, такой покой? И если нет больше в нем души, как он может продолжать любить меня? И правда ли, что во всех демонах нет души? Что если она просто искажена настолько, что мы, ангелы, ее не видим? И не стремимся видеть? Поэтому и Престол в нем души не разглядел... а глубоко ли вглядывался? Или его слова и поступки важнее того, что в глубине? Но я другое. Я люблю Генри... И я даже теперь чувствую, как в нем где-то отзывается эта любовь... В чем, как не в душе?.. Ну что смотришь на меня так? Скажешь, еретичка? Маттиас потупился. - Даже если это и так, - сказал он. – Он все равно отступник, и никто с него вины не снимает и не оправдывает! - Не оправдывает, - согласилась Татьяна. - Но он понесет наказание. И после этого никакой позор и никакая вина больше его не коснется. - А тебе не приходило в голову, что все это действительно может быть Промыслом Божиим? Что это испытание, ниспосланное тебе и Генри в наказание за вашу гордыню и излишнюю самоуверенность. И Генри его не прошел, ну а ты... Если останешься сильна, не поколеблешься в вере, не усомнишься в высшей справедливости... - Довольно, - сказала Татьяна. – Замолчи, слышишь? - Княжна, я всего лишь... - Что? Искушаешь меня? Я прошла демонические соблазны, ты думал, не устою перед тобой? Хочешь внушить мне, что все наши страдания, все беды, обрушившиеся на нас, ниспосланы нам Богом для испытания? И что я должна отречься от мужа в сердце своем, чтобы пройти его? - Но ведь это, возможно, так и есть! - Не так. Но пусть даже и так. Чего ТЫ добиваешься? Хочешь взлелеять во мне обиду, протест, вызвать на укор Господу нашему? Я всю жизнь была Ему покорна, и все силы отдавала Ему, а Он вместо награды подверг меня столь жестокому испытанию. Хочешь, чтоб я так думала, возненавидела Его и тоже пала? Вы этим решили меня сломить? - Я не знаю, что и думать... Может, тебе стоило хотя бы... Как-то помешать этому. - Значит, помешать... – тихо повторила Татьяна. Подняла на него спокойный взгляд. - Подбиваешь меня на бунт? Чтобы я пошла против Него и погибла так же, как мой Генри? - Ты не ведаешь, что говоришь, - покачал головой Маттиас. - Неужели я так вам мешаю? Что вы стремитесь устранить меня вот так? - Как ты можешь! – воскликнул Маттиас. - Я тебе пытаюсь помочь! - Нет, - ответила Татьяна. – Ты хочешь, чтобы я тоже отступилась. Гнев, гордыня, уныние... Смертные грехи, не так ли? Но я не поддамся. Я буду верить и славить Его по-прежнему. Он меня просто испытывает. Он никогда не покарает невиновного. Маттиас смотрел на нее, по-детски удивленно хлопая ресницами. Губы его слегка задрожали. - Ты... ошеломляюще несправедлива... если бы ты только знала... - Достаточно, - Татьяна отвернулась. - Я не желаю больше видеть тебя и слышать. Я не знаю, и никогда не узнаю, что именно заставило Генри усомниться... Упрекнуть Всевышнего... Но от меня вы этого не дождетесь. *** - А как бы ты поступил? – спросила Мария. - Если бы у тебя была возможность: раскаяться или принять казнь по заслугам? Что бы ты выбрал? - Не знаю... Начать с того, что мне вообще трудно представить себя Падшим... – Николс смутился и покраснел. – То есть... Я хочу сказать, что не считаю себя в чем-то лучше Гарри... Даже сейчас... Но если бы такое случилось, я бы... Подумал о своих близких, наверное. Я бы согласился остаться в живых и грешником... Если бы тебе это было нужно. Мария кивнула. - Мне бы это БЫЛО НУЖНО! Но только Татьяна - не я. Да и ты не Генри. - Пусть ему отсекут крылья, - сказала Татьяна. – Я бы приняла его и грешником. Но вот захочет ли он?.. - Если гордость в нем превыше любви, то для него уже нет спасения... – тихо ответила Мария. - Это не гордость, - сказала Татьяна медленно. – Я не знаю, как объяснить. Но если бы я вдруг пала, я бы тоже не захотела... Чтобы он был рядом. Но сейчас это уже не важно. Джеймс... Я должна его увидеть. - Он же просил тебя не приходить, - напомнил Николс. - Я знаю! Но... Если не увижу его, не поговорю, то так и буду сомневаться. Как мне жить с этим, как служить Богу, не веря в истинную справедливость? Он говорил, что не хочет, чтобы меня коснулась скверна? Так вот, сомнения - эта самая скверна и есть. Скажи ему об этом. Если я с ним не увижусь... для меня, если я не буду точно знать, что он виновен, его смерть... Это прямая дорога к тому же падению.