И нет ни печали, ни зла

«Дорогая Тоня, в прошлом письме ты рассказывала, что в этом году весна в Снежной невероятно переменчива. Надеюсь, что из-за этого головные боли отца не усилились. В любом случае посылаю вместе с письмом ещё лекарств из Ли Юэ. Прежде чем я отвечу на вопросы родителей, которые ты передавала в прошлом письме, передай Антону, что люди в Иназуме не состоят из электро-элемента как слаймы и не питаются одними только лепестками громовых сакур, хотя действительно добавляют их в некоторые блюда (только в некоторые!). Откуда Антон вообще набирается этих глупостей? Теперь что касается вопросов родителей…» Аякс тяжело вздыхает, откладывая письмо. Что касается вопросов родителей, на них очень тяжело ответить. Ещё тяжелее не отвечать, потому что следующее письмо будет начинаться с (в голове это звучит голосом матери): «Аякс, дорогой, ты нам не ответил». — Что-то не так? — спрашивает Люмин. Она честно пытается не заглядывать в письмо. И в то же время очевидно, что ей интересно. В ней любопытство борется с тактичностью, и то, как эта борьба отражается у неё на лице, ужасно мило. У Паймон таких проблем нет. Паймон лезет в чужое письмо самым наглым образом.  — Аякс не хочет отвечать на вопросы родителей, — Паймон делает то самое выражение лица, припасённое на случай, когда она считает себя самой умной на свете. — Неужели они спрашивают, не вмешивается ли их сын в дела ещё какого-нибудь чужого государства? — Эй, — Аякс вскидывает руки, показывая, что сдаётся, — я с этим завязал. — Очень надеюсь, — улыбается Люмин. — Так в чём тогда проблема? — Ох, ну, — Аякс отводит глаза. — С моими родителями иногда непросто. Люмин смотрит на него с вопросом. У неё с братом совершенно другое «непросто». У них с братом пара брошенных фраз разговора будто на разных языках. У них с братом цветок, оставленный на пути, как короткое «я был здесь» и ни слова больше. У Аякса совсем не так. Его родители просто любят задавать неудобные вопросы и делают это регулярно, ставя Аякса в тупик. Если мама спрашивает мягче, обтекая все острые углы как вода, то отец всегда идёт напролом.   В памяти сами собой всплывают слова прошлого письма. Аякс так и видит, как Тоня быстро записывает каждое слово, расхаживающего туда-сюда отца. «Сын, — говорит отец, и записывает Тоня, — ты часто пишешь об той девушке Люмин. Как мы с матерью уразумели, она чужеземка, а не из Царицыных подданных. Нам токмо не ясно, откель она тогда будет. Из Ли Юэ але из Мондштадту, але ещё из какого заморского государству. Мы с матерью тревожимся об ваших с нею частых свиданиях. Ты писал, что она справно держит меч в руках, умеет обращаться с молотком, ловить рыбу, огород у неё ладный, и потому мы с матерью спрашиваем…» — Они спрашивают? — надавливает Паймон, сияя глазами так, словно увидела сундук доверху набитый морой. — Они спрашивают… «…мы с матерью спрашиваем, почему эта девушка ещё не часть нашей семьи. Она тебе отказала?» — на этом моменте надиктованные строки перехватывает мамин голос: «Сынок, если она отказала, ты, может, не так спросил? Ты привози её к нам, я с нею поговорю об тебе, об том, какой ты у меня…» И дальше довольно лестные, частично преувеличенные, по мнению Аякса, высказывания. В общем и целом — типичные родители. Довольно мило. Немного стыдно. Ужасно неловко. Люмин смеётся. Паймон переворачивается в воздухе от переизбытка чувств, тычет в Аякса пальцем: — Они хотят, чтобы ты!.. На ней!.. — Паймон снова переворачивается. Смотрит на Люмин, потом на Аякса. — Но ты же даже не спрашивал. — Потому что знаю, что не согласится. — Пока не соглашусь, — кивает Люмин. Пока она не вернёт себе брата, пока не разобралась в планах Снежной, пока не уладила все дела мира, пока не решила, как будет жить дальше. — А потом? — в голосе Аякса против воли прорезается надежда. — А потом ты спросишь меня ещё раз.