Первая эпоха. Так они и жили...

Макалаурэ сидел в своей комнате и играл на лютне. Вернее, пытался играть. Одна из тонких струн норовила обрезать пальцы и дико фальшивила. Больше того, давала совершенно невероятный звук, словно и не струна вовсе. Однако, сей тоненький вой казался Певцу странно знаком. Но на этот раз безошибочная музыкальная память Макалаурэ дала сбой. Кано напряженно вспоминал. Ведь что-то явно издавало точно такие же звуки. И не очень давно. Что-то, но не музыкальный инструмент... Где и когда? Во дворе, кажется... Тогда еще всхрапнул конь, тявкнул Хуан... Ага! Вспомнил! И как это сразу Кано не сообразил, часто же слышит. Не сообразил, потому что к музыке этот звук никакого отношения не имеет. Так звенит тетива, когда Турко пробует натяжение лука! Точно! Только вот каким образом на его любимую лютню вместо струны попала тетива? Макалаурэ задумался над этим вопросом, отвлекся, небрежно провел по струне-тетиве пальцами и сильно поранился. С коротким проклятьем отложил коварный инструмент. Встал с места, зажал порезанные места платком и, грозно нахмурив тонкие темные брови, отправился разыскивать предполагаемых виновников. В саду не нашлось никого, кроме донельзя рассерженной мамы, поднимающей и подвязывающей разоренный куст пионов с клумбы под окном близнецов. - Макалаурэ! Ты Амбаруссар не видел?! - Нет, мам, сам ищу. Они мне знатно напакостили. - И тебе тоже?! Несносные мальчишки. - Надо им трепку хорошую задать. - Макалаурэ, не вздумай. Хватит с них утренней уборки. - Ох, мама, все-то ты знаешь... – Певец потупился и смущенно почесал в затылке. - А ты сомневался? – ехидное хмыканье Нерданель сопровождало эти слова. – Найдешь близнецов, тащи бродяжек ко мне. Я сама с ними разберусь. - Не сомневайтесь, дорогая строгая мама. Доставлю в лучшем виде! - Надеюсь, что на сей раз обойдется без братских воспитательных мер. Наказывать детей – право и обязанность родителей. Под акацией безобразников, естественно, уже не оказалось. Макалаурэ обежал весь сад. Проглядел каждое ветвистое дерево, не спрятались ли паршивцы в кроне. Постарался раздвинуть все густые кусты, не там ли братишки. Обыскал дом от подвала до чердака. Даже в дровяной сарай залез, хотя малышам было строго-настрого запрещено забираться в это опасное место. Как сквозь землю провалились негодники! Наверняка отсиживаются где-нибудь в укромном уголочке, дожидаясь, пока со старших схлынет гнев. Что делать в таком случае? Что обычно – идти к Нельо. Певец так и поступил. Найти Руссандола оказалось неизмеримо проще, нежели близнецов. Рыжий и не думал прятаться. Сидел у себя в мастерской. По едва видимым контурам наносил рисунок на овальное блюдо рубинового стекла. Увидел Певца, кивнул на скамью: - Посиди минутку, Кано, закончу сейчас. - Хорошо, я подожду. Но недолго, если можно. Нельо осторожно работал кистью. Кончик языка по детской привычке прикушен, брови нахмурены. Как ни был зол Певец, он все-таки залюбовался золотой виноградной кистью на алом фоне. Нельо положил блюдо на стол, вгляделся. Макалаурэ работа показалась законченной и потрясающе гармоничной. Брат же недовольно тряхнул головой, вновь нахмурился. Кано удивился. Зачем что-то добавлять? Но Руссандол взял крохотную, в один волосок кисточку, окунул в жидкое золото и начал быстрыми, уверенными мазками вырисовывать тончайший кудрявый усик. Певец удивился снова. И как он не понял, не увидал, не догадался, что виноградный усик – неотъемлемая часть блюда! Без этого золотого усика вещь была незавершенной, некрасивой! Майтимо выписывал последний капризный завиток, когда за спинами сидящих послышался грохот. Дверь застонала, отброшенная мощным пинком. Откуда-то что-то громко и звонко посыпалось. Макалаурэ от неожиданности подпрыгнул, обернулся. В дверях стоял злой-презлой Тьелкормо. Майтимо поднял взгляд от работы, невозмутимо сказал: - Зачем влетать с таким грохотом? Что случилось? Мелькор вырвался из Мандоса и теперь крушит Арду? - Хуже! – гневу Охотника не было предела. – Надо мной смеялся весь лес! Птицы хохотали в гнездах! Зайцы потешались под кустами! Я сам слышал!!! - Во-первых, ты преувеличиваешь. Во-вторых, интересно, почему? – улыбнулся Руссандол, откладывая готовую работу. - Расскажи, пожалуйста. Впрочем, погоди. Тебе надо поостынуть. До ужаса спокойный Майтимо отложил блюдо и кисть. Встал, неторопливо помыл руки. Вытираясь льняной салфеткой, вернулся на место. Из небольшого погребца красного дерева достал кувшин красного вина и три кубка. Поставил на стол. Разлил вино и подвинул кубки братьям. - Вот. Держите. Думаю, вам обоим не повредит капелька ваниарского полусухого, очень уж вы взъерошенные. Макалаурэ пил по маленькому глоточку, чувствуя, как внутри утихают остатки бури. Турко поглощал вино, словно воду в жаркий полдень. Нельо только пригубил, внимательно глядя на братьев. - Ну, теперь выкладывайте, что у вас произошло. - Я думаю, это близнецы натворили. – Певец скривился, будто раскусил горькую миндалину. - Мелкая пакость! Их работа! – одновременно с братом подтвердил Охотник, подвигая старшему кубок за еще одной порцией вина. Братья изумленно глянули друг на друга, нервно засмеялись. Нельо улыбнулся. - Ну вот, вы и пришли к согласию. Итак, я слушаю. Только, пожалуйста, по очереди. Вы все же не Амбаруссар. Турко, начинай, не то лопнешь. - Сначала все было в порядке. Я проверил, как обычно, тетиву. Нормально, не провисает, звенит даже. Только вот звук какой-то странный, звонкий очень, долгий. - Какой, говоришь, звук? – заинтересовался Макалаурэ. Турко нетерпеливо мотнул головой. - Не перебивай, Кано, я же рассказываю. Так вот. Натягиваю лук, стреляю. А стрелы летят куда угодно, но только не туда, куда нужно. Думаю, Хуан бы своими лапами метче стрелял. И тетива звенит так, что всю дичь кругом на пару фатомов распугивает. - Звенит, говоришь, тетива? – продолжал интересоваться Певец. – Надо же, какое совпадение! А я сегодня утром никак лютню настроить не мог. Одна струна дребезжит все время. Я ее тяну-тяну, а она никак не настраивается. И звук такой глухой. Стал играть, пальцы себе изрезал. Вот. Макалаурэ положил платок на стол, показал братьям длинные, глубокие и тонкие порезы на пальцах. Турко схватил брата за руку, поднося раненые места поближе к глазам. - Рыжий, глянь! Явно тетивой полоснуло... - А это значит... – Нельо выдержал драматическую паузу, оглядел застывших братьев, - вы сами давным-давно сообразили, что произошло. - Ну, еще бы! На лютне Кано и моем луке кто-то поменял местами тетиву и струну. - И я уверен, что знаю имена шутников! – Певец от возмущения ударил ладонью по столу, так что кубки зазвенели. - Кано, успокойся, ты не Морьо, чтоб посуду бить. Турко, не рычи и не рой землю копытом. Мы сами пустили мелких в ваши комнаты, а сейчас возмущаемся. - Ну, и что же нам теперь делать? – Тьелкормо привычно притих, снизу вверх глядя на высокого брата. - Ничего, братишки, – Нельяфинве примирительно улыбнулся, разливая по кубкам остатки вина. – Я знаю, чего вам не стОит делать: воспринимать происшедшее всерьез. Турко, а тебе не кажется, что ваша война с мелкими очень напоминает вражду Пелори с мышатами? Помните, отец нам такую сказку в детстве рассказывал? - Это где мышата вырыли норку у подножья горы, а та в отместку устроила камнепад, переломала лес, запрудила реку и затопила луга? Помню-помню! – Макалаурз фыркнул от смеха, брызгая вином. - А точно! Похоже! - Совсем с ума сошли... – буркнул Тьелкормо. Но гнев его уже улегся, переменчивый нрав давал о себе знать.