Первая эпоха. Так они и жили...

Недаром меня не так давно Ниекея укусила маленько. После инкубационного периода я заболела-таки ехидством. А тут под руку попалась Альвдис Кроткая. И могла ли я тут умолчать? Слишком рано для нового дня. Свет еще и не сменился. Тельперион вовсю играл серебряными бликами. Тонкие нити тумана, зацепившись за верхушки сосен, отражали эти блики. Осенний лес шумел глухо и загадочно. В Форменосе было тихо, как бывает тихо только в предрассветный час. Когда сон глубже, виденья невероятней. Когда ночные птицы затихают в гнездах, а дневные еще не проснулись. Но тишина внезапно разбилась, словно забытая на краю стола чашка. Из коридора послышался четкий шум шагов и звонкий, совершенно не сонный баритон Феанаро: - ...А голос может быть разным, детским, как у Тельперинкваро, или твоим, Курьо, баском. Кто-то быстро прокричит, глотая звуки, кто-то наоборот растянет слово. Нет, все распознавать не получится. Только хлопок в ладоши. Он всегда один и тот же. Это просто и всем доступно. - Но зажигать лампу хлопком в ладошки как-то несерьезно, по-детски получается. То ли дело, скомандовать... – отвечал Атаринкэ, повернувшись на ходу к Феанаро. Искусник, разговаривая с отцом, одновременно глядел какие-то чертежи и шел боком, словно краб. Ничего перед собой не видел. Как следствие, врезался в отчаянно зевающего, мокрого Турко. – Охотник! И ты проснулся! - Нет, я еще сплю, кажется... Аахх, - Турко сладко зевнул. – Айя, отец, айя, Курьо. Ох, спать-то как хочется, умылся ледяной водой – все равно сон не прогнал... - Айя, сын, уж почивал бы себе, чем эльфов распахнутой пастью пугать! – засмеялся Феанаро, открывая дверь кухни. - Нет уж, мне Морьо все уши прожужжал, что из дичины только пол-зайца осталось – кота не накормишь. Чем с Темным воевать, лучше на охоту с утра пораньше съезжу. Пользы больше будет... – Турко в очередной раз с подвыванием, не хуже Хуана зевнул и захлопнул рот, удивленно моргая. – Глядите-ка! Мы не первые... Печь уже полыхала вовсю, над огнем висел котелок и Майтимо неспешно нарезал ветчину, поставив на огонь сковороду. - Морьо всегда причитать начинает, если погреба не ломятся, такой уж он запасливый, – улыбнулся Феанаро. – О! Рыжий тоже здесь! Привет, сын. Раненько ты сегодня поднялся! - Хотелось пару приемов на мечах отработать, – охотно отвечал Рыжий, отхватывая ножом солидный ломоть ветчины. – На вашу долю, как я понимаю, тоже класть? - Конечно, – подтвердил Атаринке, снимая котелок с огня. – Закипел. Я заварю квенилас? А чего ты до смешения света подскочил? На мечах и среди дня тренироваться можно. - Потом времени не будет, – Майтимо критическим взглядом оглядел сковороду, снял с огня, поставил другую, побольше. Положил ветчину. – Да ты заваривай, на меня не гляди. Я жду, когда сковорода нагреется. О чем мы? Ах, да. Если позже тренироваться, прибегать будут разные эльфы, дергать все время. Что это за бой, когда ты только замахнулся, а тебя просят яблочка сушеного попробовать? Днем дел много важных, неотложных. Вот с утречка самое милое дело мечом помахать. - А меня отец поднял ни свет, ни заря, – понизив голос пожаловался Курьо. – Мы лампы делаем, особые, шаровые, чтоб без огня светили. Я-то не против, интересно. Только сынишку моего жалко: совсем отца не видит. Братья оглянулись. Отец никого не слышал. Он сидел за столом, взяв салфетку и чиркал угольком, расчеты делал. Рядом бедный Турко, положив руки на стол, а голову на руки, беспробудно спал. Неубранные волосы прикрывали спину Охотника, спадая по сторонам почти до пола. Сковорода зашипела, зашкворчала, заплевалась жиром. Майтимо перевернул кусочки ветчины и стал заливать их яйцами. Старший кашлянул, вздохнул, заговорил, не оборачиваясь. - Знаешь, Курьо, вчера, пока вы с Тьелпэ на озеро ходили, Лехтэ приезжала. - Знаю, – голос Атаринкэ был твердым и невыразительным. – Все ездит, ездит. К отцу, было, примазывалась. Но, батюшка наш – эльф жесткий, без сантиментов. Он мою драгоценную супругу живо утихомирил! Раньше думать должна была. Теперь все. Утекла вода, не вернешь... Атаринкэ поставил на стол кувшин с заваренным квениласом, прикрыл крышкой, взял нож и с таким остервенением принялся крошить зелень, будто перед Искусником стояли жестокие враги. - Знаешь, Курьо, а мне ее, бедняжку, все-таки жалко, – за разговором Нельо не забывал передвинуть яичницу подальше от огня, чтоб не подгорела, посолить, посыпать перцем и отобрать мраморную доску с крошками зелени у разгоряченного Атаринкэ. – Хватит над петрушкой измываться. Лучше хлеб порежь. Только не кроши, мы сами есть будем, а не цыплят кормить. - Смешно тебе... – буркнул Атаринкэ, но стал послушно нарезать каравай. – Я помню, как милая женушка кричала мне «убирайся из моей жизни»! И малыша совала. - Куруфинве, ты слишком жесток. Лехтэ ведь не наша сильная и мудрая мама. Не нужно к твоей жене с теми же мерками подходить. Она – слабенькая, внушаемая. К тому же, вспомни ее папочку. - О, да! – Атаринкэ невольно улыбнулся. – Кремень-эльф. Может, только отец и упрямей его. - Вот-вот. Он вынудил дочку оставить тебя. А теперь она спохватилась... - Кто спохватился? Я спохватился! – Турко поднял голову со стола. – Как вкусно пахнет! Завтракать не пора? Отец! Давай откладывай расчеты, а то эти проглоты без нас все слопают. - А? Что? Да, конечно! – Феанаро смял салфетку и бросил на пол. – Ерунда! Е-рун-да полная. Давайте поедим. На голодное брюхо ничего в голову не лезет. - Я тоже не откажусь что-нибудь закинуть в рот, – на пороге нарисовался Карнистиро. – Надеюсь, на мою долю приготовили? - Не без того, – засмеялся Нельо. - И на тебя, и на мелких. Вижу, как они за дверью носами крутят. Хотелось бы мне знать, они-то чего ни свет, ни заря подскочили. - На охоту вместе с Турко! – нахально заявил Тельво вылезая на кухню. – Мы, между прочим, уже не дети малые, пора к делу приучаться. Питьо молчаливым кивком подтвердил слова близнеца. Майтимо глянул на отца, вопросительно вскинув левую бровь. Феанаро отрицательно покачал головой. - И речи быть не может ни о какой охоте, пока мои младшие сыновья читают по складам и считают на пальцах. Дети должны учиться, это их долг. - Ну пап! – заныл Питьо. – Успеем над книжками завянуть! Как вернемся, так сразу же и сядем заниматься... - А Нельо не может нас математике учить! – тут же присуседился Тельво, - он же идет на мечах тренироваться! И ты в мастерскую уходишь, чего нам делать-то? - А я дам вам урок изящной словесности, – ответил от двери Макалаурэ. – Как раз время есть. А то вы, голубчики, в слове «счастье» только две тенгвы правильно пишете. - Вот именно! – обрадовался отец. – А потом и Нельо закончит, с вами вычислениями займется. Как раз время до обеда и пройдет. А там я освобожусь, историю и географию поучим. Братцы-близнецы от такой перспективы взвыли не хуже ушибленного Хуана и потеряли аппетит. Сели за стол, сложили лапки и заявили, что ничего есть не могут, лишь квениласу немножко выпьют. Гордо держались. Ровно до тех пор, пока Майтимо не взялся раскладывать по тарелкам аппетитно шкворчащую яичницу, заливать остренькой пахучей приправой и сдабривать чуть обжаренными, хрустящими овощами. Эту вкуснятину будут есть один старшие? Такого непотребства близнецы, даже расстроенные, вынести не могли и потребовали себе по порции. Слопали, добавки попросили. Получили. Вытерли корочкой тарелки до блеска. Пока Амбаруссар ели, пришло понимание и смирение. В конце концов, старшие все равно сделают, как считают нужным. А им, бедным-несчастным деткам остается лишь подчиняться давлению... Общий завтрак как-то незаметно затянулся. Так хорошо было сидеть за столом всей семьей, болтать на незначащие темы, не зло подшучивать друг над другом, смеяться, потягивать квенилас. Спохватились, лишь когда час смешения света почти прошел. Лаурелин разгорался. Крепость оживала. Наполнялась шумом, гулом, грохотом, звоном. Голосами и лаем, ржаньем лошадей и блеяньем выгонямых на пастбища коз. Заглушая осенние запахи земли и леса, поплыли ароматы дыма, горячего хлеба, чистой воды и разворошенного сохнущего сена. После завтрака грустные мальчишки отправились с Макалаурэ в классную комнату. Майтимо взял меч и ушел за дом на площадку для тренировки. Путь Турко лежал прямиком в конюшню. А Феанаро и Атаринкэ пошли в мастерскую. Феанаро никогда не оставлял свою крепость без присмотра, как бы ни казались смешны в пустынном крае посты у ворот и обходы крепости по периметру. Вот и сейчас дежурные эльфы следили за порядком. На половине дороги к мастерской один такой стражник окликнул Искусника: - Принц Куруфинве младший, можно тебя отвлечь? - Да, Айанил, что случилось? – Атаринкэ подошел к стражнику. Молодой эльда помялся и как-то неуверенно отвечал. - Только что прибыла твоя супруга Лехтэ. Она прошла на половину принца Тьелпэ и просила не докладывать о ее приезде. Я сомневался, но старшие товарищи говорят, что обязан доложить. Молодой нолдо кивнул на двоих эльфов в военной одежде, стоящих неподалеку. - Спасибо, Айанил, ты все правильно сделал. Курьо кивнул и быстро пошел, почти побежал на половину сына. В детской раздавалось негромкое женское пение и радостные вскрики малыша. Куруфинве неслышно вошел, остановился в дверях. Яркие золотые лучи Лаурелина наискось падали из раскрытого окна. В лучах танцевали светлые пылинки. Тьелпэ в рубашонке сидел на полу, играя ярко раскрашенной деревянной лошадкой. А жена, тихонько напевая, складывала детские одежки в большую кожаную сумку. Тьелпэ пытался заставить лошадку скакать по коврику. Та не слушалась, скользнула боком в неловких пальчиках, выпала и ударила малыша по ножке. Тьелпэ обиженно вскрикнул. Не поднимая головы, Лехтэ отозвалась. - Сейчас, мой маленький, сейчас, мой сладенький! Подожди немножко, мы соберемся, уедем к дедушке в Тирион и все будет хорошо. - Ты так думаешь? – отозвался Курьо от двери. Лехтэ распрямилась, увидела стоящего неподалеку мужа, испуганно вскрикнула и тут же зажала себе рот. Глаза ее стали большими и круглыми. Эльфийка начала медленно пятиться, продолжая закрывать пальцами губы, пока не наткнулась спиной на шкаф с детской одеждой. Тогда Лехтэ прижалась спиной к шкафу и стала следить полными ужаса глазами за расхаживающим по комнате мужем. Куруфинве шагал медленно. На лоб его наползали гневные складки, но глаза были ясны и спокойны. - Значит моя жена приехала потихоньку, пробралась в комнаты Тьелпэ, словно кошка на кухню, и готовится украсть моего сына. - Предал меня таки Айанил!— с бессильно яростью зашипела эльфийка, - А как обещал... как обещал... - В первую очередь, Айанил остался верен мне, – холодно отозвался Куруфинвэ. – А предательница – ты. Разве жена не должна следовать за мужем? - Мне папа запретил покидать Тирион! – с закоренелой упорностью возразила Лехтэ. – Твой отец приказал тебе, и ты пошел за ним. А мой папа не велел мне и я осталась в Тирионе. - Мне отец ничего не приказывал, – привычно огрызнулся Курьо. – Я сам так решил. - Ну а мой папа решил по-другому, – было видно, что спор ведется давно и безуспешно. Лехтэ лишь повторяла давно надоевшие доводы. - Ты бросила не только меня, но и нашего сына. Знаешь, как он первое время плакал в Форменосе и звал тебя? – Куруфинвэ умолчал, что первое время он тоже иногда плакал по ночам от одиночества. Не дело говорить такое бывшей жене. - Ты же знаешь, что папа с самого начала был против нашей свадьбы и говорил, что из тебя ничего путного не выйдет. Папа и потом не смирился. Рекомендовал мне вернуться домой, пока все не зашло слишком далеко. А уж после того совета, когда твой отец угрожал брату, Папа сказал мне, что бешеной крови Феанаро в его доме не будет. - В этом случае твой папа был абсолютно прав, – Куруфинвэ еще спокойно подошел к сыну, взял лошадку, протянул Лехтэ. – Забирай свою цацку и возвращайся домой. Тьелпэ останется у меня. - Ты разлучаешь сына с матерью! – придушенно вскрикнула Лехтэ, ломая руки и быстро-быстро моргая, дабы удержать слезы. - Твой папа запретил бешеной крови Феанаро переступать порог своего дома! – Куруфинве зловеще усмехнулся. Лехтэ прижала ладони к сердцу, подалась вперед. Мгновение помедлила, потом заговорила, стараясь быть как можно убедительней. - Папа передумал. Он сказал, что согласен растить Тьелпэ с тем условием, что мой сын никогда не увидит никого из родни своего отца и не будет знать, что в его жилах течет кровь Феанаро. Так что мы собираемся и уезжаем. Не препятствуй нам, я лучше знаю, что для Тьелпэ хорошо, а что нет. Потому что я – мать. - Ты уезжаешь. Тьелпэ остается. Может быть, твой отец и передумал, но я нет. Мой сын будет жить со мной. Все. Я сказал. А теперь возвращайся к своему папе. Потому что ты – дочь, а не мать. - А ты - чудовище вроде своего сумасшедшего отца! – Лехтэ наконец-то разрыдалась. Сквозь слезы едва слышались слова. – Неизвестно, что еще с вами будет... С тобой мой малыш точно станет несчастным и попадет в Чертоги Мандоса... Ты любишь только себя... Куруфинвэ молча стоял, прижимая к себе мальчика и, казалось, не слышал ни единого слова, произнесенного эльфийкой. Рыдающая Лехтэ повернулась и выбежала из комнаты. Пробежала по коридорам, звуки шагов ее затихли. - Мама... – жалобно позвал Тьелпэ и протянул ручонки в сторону убежавшей эльфийки. - Тихо, тихо, сынок, - ласково сказал отец, прижимая к себе ребенка. – Видишь, она убежала. Зачем нам такая мама? У нас есть папа, и дедушка и много-много хороших дядюшек. Проживем. Но бедняжка Тьелпэ слез с отцовских рук, сел на полу, прижал к себе мамин подарок, стал тихонько раскачиваться взад и вперед, закрыв глазки. Вошедшая нянька взяла расстроенного отца за плечи, мягко повернула к выходу. - Куруфинве, иди-ка в мастерскую. Феанаро уж обыскался тебя, кричит, громы-молнии мечет! А мы тут сами потихоньку разберемся. - Правда? Вот спасибо! Я ненадолго, только отцу скажу и сразу назад! Курьо убежал, неуверенно оглядываясь на тихого печального сынишку. В мастерской Атаринке влез ногой в ящик с золой, стоявший на входе, чуть не опрокинул ведро воды и рассыпал металлические заготовки, лежавшие на верстаке. Феанаро чуть прищуренными, насмешливыми глазами следил за томящимся сыном. Потом махнул рукой и усмехнулся: «Отправляйся, Курьо, ко внуку моему, пока все тут не раскурочил. Все равно работник сейчас из тебя, как из зайца белошвейка». Курьо обрадованно побежал к Тьелпэ. Во дворе наскочил на кого-то из братьев, извинился. Немножко постоял, приходя в себя. Вздохнул, огляделся, улыбнулся и решил, что жизнь продолжается. Быстрым шагом пересек двор, взбежал по ступенькам, распахивая все двери на своем пути, ворвался в детскую. Позвал сына. Тот по-прежнему раскачивался на полу, изо всех сил прижимая к животику мамину лошадку. Нянька сидела рядом на корточках и что-то тихонько, успокаивающе говорила. Но, кажется нянькины слова на малыша совершенно не действовали. Атаринкэ ворвался шумно, принес с собой немножко осеннего холодка, запах опавших листьев, горьковатого дыма и той пронзительной свежести, которая бывает только ранней осенью по утрам, когда ледок на лужицах прозрачный и хрупкий, а кончики веток опушены синеватым игольчатым инеем. Сын поднял голову, выжидательно глянул на отца. Курьо легко присел на корточки, положив малышу руку на плечо. «Охота тебе в такой славный денек дома киснуть? - воодушевленно воскликнул молодой отец. – Пойдем лучше на настоящей лошадке по лесу прокатимся. Хочешь?» Какой же мальчишка не захочет прокатиться на настоящей лошадке! Тьелпэ шмыгнул носом, уронил игрушку и полез к отцу на ручки. Непролившиеся слезки высохли, глазищи заблестели новым интересом. Курьо поставил малыша на кровать, сам раскрыл шкаф, споро отобрал одежки, принялся натягивать на мальчика. Тьелпэ помогал, как мог, путаясь ногами в штанишках и суя голову в рукав курточки. Повеселевшая няня суетилась рядом, подхватывая падающие рукавички и требуя повязать шарфики. Но все на свете кончается. Окончилась и процедура одевания. Отец с сыном вышли из детской, пообещав няне вернуться к обеду и попросив ее не скучать. Няня скучать не стала. Прибрала игрушки, смахнула пыль и ушла к себе. На полу в ярком луче Лаурелина так и осталась лежать ярко раскрашенная новенькая деревянная лошадка, забытая всеми... Морьо стоял посреди двора, заложив руки за спину. Внимательно глядел перед собой, хмурил брови и покусывал нижнюю губу. Подошедший сзади Нельо ударил брата по плечу и рявкнул ему над ухом. - Держи-держи! Сейчас убежит! - Кто? – Морьо вздрогнул, изумленно уставился в пространство. – Куда убежит? - Понятия не имею, – засмеялся Нельо. – Но на что-то же ты смотрел так пристально. Вот оно и убежит. - А, - вид Морьо имел задумчивый и расстроенный. – Это не убежит. Я о пшенице думаю. - Пшеница точно не убежит, – очень серьезно согласился Майтимо с братом. – И что же о ней думаешь столь сосредоточенно? - Знать не знаю, чего с пшеницей делать... - Карнистиро отвечал скорее своим мыслям, чем брату. – А делать что-то надо... - Ну... Из пшеницы можно сварить кашу, – принялся перечислять заинтересовавшийся Нельо, – можно помолоть в муку и испечь хлеб. Можно зерном кормить птицу. А можно на спирт перегнать. Получившийся продукт употребить и пойти бить морду Манвэ... - Конечно можно, если она есть. Нет, у Манвэ-то морда точно есть. И немалых размеров. Я о пшенице речь веду, – не стал спорить хозяйственный Морьо. – Ведь этой самой пшеницы у нас осталось меньше воробьиного носа. Овес – ладно, это штука неприхотливая, на наших склонах прекрасно вырос. До лета точно хватит и нам, и коням. Насчет ячменя я весной договорился с одним семейством в долине. Мы за их овцами летом приглядывали в горах, вместе с нашими овцами паслись. А хозяева нам поле-другое ячменное уступают. Наши ребята уже отправились убирать; телеги не забыть бы за ними к вечеру послать. А вот что с пшеницей делать... Ума не приложу. Не растет в горах пшеница. Придется внизу брать. А что в промен дадим? Меду разве? Мед у нас хороший, горный, такого в долине нет. Да мало. Мы с экономом высчитывали. Выходит, что нам за мед только две трети нужного количества пшеницы набрать удастся Неожиданно Морьо наткнулся взглядом на брата, встрепенулся, разулыбался. - Ой, Рыжий! А я и не заметил тебя. Задумался очень. Привет! - Приветствую тебя, многодумчивый брат мой Морифинве! Только ты способен разговаривать с эльфом и не замечать его. - Ладно тебе, Нельо, не смейся, проблема-то серьезная. А ты чего не тренируешься? - Так закончил уже. Обед скоро. Ты, гляди, за столом о пшенице так сосредоточенно не раздумывай, а то ложку в ухо понесешь на радость мелким, – Майтимо поправил перевязь с мечом. Проводил глазами подростка-нолдо, шедшего в сторону кухни с большим кругом сыра в руках. – Слушай, Морьо, к вопросу о пшенице... Помнишь, ты с экономом ругался, куда сыр девать? Наварили чересчур много, на масло молока почти не осталось...А этот самый сыр в промен не годится? - Сыр? Никогда не думал. На равнине, вроде бы и своего довольно. С другой стороны, наш твердый горный сыр совсем не то что равнинный. Может быть, может быть... Ваниар до хорошего сыру большие охотники, хотя своих сыроварен раз-два и обчелся... Нашим вряд ли понадобится, сами варят, в Тирионе вон какая сыроварня обширная. Водолазы точно брать не будут, они разной дрянью морской питаются. А вот насчет ваниар... Надо, надо помозговать... Морьо потер подбородок. Нельо засмеялся. Уж больно не строило возвышенное, одухотворенное выражение братнего лица с мыслями о сыре! Рядом как-то незаметно нарисовался Макалаурэ и тоже рассмеялся. Морьо поглядел на хохочущих братьев, ничего не понял, но на всякий случай присоединился. Майтимо фыркнул, тряхнул головой, отгоняя «смешинку», спросил Певца. - Кончили занятия? И как там наши мелкие успевают? - Плохо! – посетовал Макалаурэ, - больше в окно глядят, да об охоте думают. Стал им диктовать, а они мух ловят. Ошибка на ошибку лепят. Рифму в стихах уловить не могут. Разболтались совсем за лето. - Ничего, – успокоил брата Морьо. – Вот дожди зарядят, Старший с отцом к порядку-то близнецов и призовут. - Кстати, а где сейчас мелкие? – озабоченно спросил Майтимо. – Надеюсь, далеко не удрали? После обеда я хотел их немножко по математике погонять. - Сидят на кривой березе в самой гуще веток, – успокоил Рыжего Кано. – Думают, что никто про них не знает, и выискивают способы незаметно улизнуть. Потому что прямо под березой два наших стражника в башни играют, а еще два эльфа просто беседуют поблизости. Совершенно нечаянно, ясное дело... - Это хорошо, – облегченно протянул Майтимо, - ведь они, паршивцы... - А это что за явление природы? – удивленно перебил брата Кано, пристально глядя на ворота. Приближаясь к разговаривающим, на смирной гнедой кобылке неспешно трусила эльфийка. Вся она была какая-то поджаристая, рассыпчатая, сдобная, словно мягкая, сладкая булочка. И глазки поблескивали меж кругленьких щек, как изюминки. - Эта? – Майтимо обернулся, глянул через плечо. – Неужели не узнаешь? Это же Эльвдис Смиренная, голубка наша тирионская. - Да знаю конечно, но что она тут делает? – Певец не переставал удивляться. Майтимо усмехнулся. - Круги вокруг отца нарезает. Претендует на роль второй супруги Феанаро. - Успешно? – Макалаурэ заинтересованно глядел на приближавшуюся эльфийку. - Где ей! – фыркнул грубый и прямолинейный Морьо. – Мелко плавает – попку видно. Тем временем Эльвдис приблизилась, неспешно сползла с кобылки, кинула поводья на шею лошади. - Здравствуйте, мальчики, – мягко промурлыкала гостья. – А где ваш папочка? Я привезла ему ватрушки с сыром и маринованных грибков. - Доброго здоровья, Эльвдис Смиренная, – вразнобой отвечали молодые эльфы. Майтимо, как старший, продолжил. - Отец сейчас у себя в мастерской, но он очень занят и велел никому не заходить. Так что, подожди его тут, Эльвдис. А, хочешь, иди в беседку. Я могу заварить свежего квениласу. - Неужели вы не понимаете, что я не «все», – вновь ласково мурлыкнула эльфийка. – Уверена, что мой дорогой Феанаро просто ждет, не дождется нашей встречи! - И все-таки прислушайтесь к словам Майтимо, – серьезно попросил Морьо. – Он знает отца лучше всех нас. - Но, не лучше меня, – ворковала Эльвдис. – Спасибо, мальчики, что вы так заботитесь, но я сама знаю, что надо делать. Не провожайте, пожалуйста, я помню, где находится мастерская моего обожаемого Феанаро. Смиренная подняла украшенную перстнями лапку и снисходительно, по матерински потрепала Морьо за щечку. От такого нахальства Темный стал столбом и на долю эльфики не досталось ничего из заслуженных ей громов и молний. Женщина успела скрыться за яблонями, когда обалдевший Карнистиро отмер и посыпал такими ругательствами, что с деревьев полетели листья и, всполошено каркая, сорвались две вороны. Темный сделал движение, будто хотел броситься следом за убежавшей Эльвдис. - Не переживай, - остановил взбешенного брата улыбающийся Рыжий. – Отец за тебя многократно отомстит. - Тогда пошли к мастерской! – буркнул Морьо. – Я должен видеть это собственными глазами. Макалаурэ свистом подозвал кобылку и повел за собой. «Для скорости», - непонятно сказал братьям Певец. В мастерской Феанаро стоял шум, грохот и рев, совершенно не соответствующие атмосфере нежного любовного свидания. Молодые эльфы подошли, когда двери мастерской широко распахнулись. Изнутри, спотыкаясь, всхлипывая и причитая выскочила Эльвдис Смиренная. Следом за эльфийкой летел, разворачиваясь в воздухе и осыпая окрестности пирожками, кулек из промасленной бумаги. Следом за кульком, разбрасывая остро пахнущие грибки, кропил землю рассолом, кувыркался в воздухе небольшой дубовый бочонок. И завершал композицию летящий самым последним здоровенный грязный веник. В заключение на порог выпрыгнул озверелый Феанаро. Потрясая кулаками, проревел: «И чтоб ноги твоей тут больше не было, глупая курица!» Рыдающая Эльвдис, почти наощупь добралась до своей лошадки, влезла и поскакала назад, подбадривая кобылку несильными ударами маленьких пяток по крутым бокам. Феанаро поглядел вслед неудачливой невесте, плюнул и развернулся. Увидал хохочущих сыновей, подошел к ним. - Видали шилохвостку? Грибков она мне привезла с ватрушками, видите ли! Сил моих больше нету с этой дурищей воевать! В другой раз на вилы подниму, чтоб уж наверняка отстала! - Мы ее предупреждали, да она слушать не захотела. Сама приехала, без зову, сама к тебе завалилась! - сквозь смех проговорил Морьо. - Слушайте, а почему в нашей крепости ворота настежь – заходи, кто пожелает? Прекратить немедленно это безобразие! – снова вспылил Феанаро. - Хорошо, отец, – спокойно наклонил голову Нельо. – Сейчас же прикажу закрыть ворота. - А еще! – Феанаро носком сапога подкинул оказавшийся поблизости пирожок. – Развели тут грязь, понимаешь ли! Загажено все кругом! Чуть не уследишь, так все идет наперекосяк! Немедленно двор вымести, грязь вынести! Ворота закрыть, запереть на засов! Калитку на ключ! Стражников, привратника ко всем дверям днем и ночью! И пусть сначала мне докладывают о пришедших! Я сам разберусь, кого впустить, а на кого и смолы налить... - Смолы на Эльвдис – это слишком, – Вздохнул добрый Кано. – Она же, любя... - Бочку меда на нее выплеснуть, - фыркнул злопамятный Карнистиро, - чтоб жизнь подсластить! А сверху перьями обсыпать. Сейчас как раз перины набивают к зиме. Пуху на дворе много лежит... - Хватит шилохвостку вспоминать, а то у меня аппетит пропадет. Пошли лучше обедать, – завернул сыновей Феанаро. – Ты, Нельо, распорядись насчет уборки двора, ворот, стражников назначь и приходи поскорее. Мы тебя подождем. - Не надо ждать, начинайте есть без меня, – отвечал Рыжий, направляясь к хозяйственным постройкам... Уже в конце обеда в столовую зашел встревоженный стражник. Отставил копье, снял шлем. Голос эльда звучал несколько растерянно. - Король Финве, принц Феанаро, там у ворот темный вала Мелькор ожидает. Прикажете впустить? - Дай ему пинка, – небрежно уронил Феанаро, выкладывая брусничное варенье на кусок запеченной оленины. -Погоди, сын мой, так нельзя, – Положил ладонь на руку своего наследника встревоженный король. – Это недостойно нашей семьи. Пусть вала Мелькор обождет немного, мы примем решение. Стражник кивнул и вышел. Финве принялся уговаривать Феанаро побеседовать с темным валой. Мастер долго отказывался, придумывал причины, морщился с отвращением, но, наконец согласился. - Помни, отец, что я это делаю исключительно из уважения к тебе, сам бы я ни за что это искажение не стал принимать. Феанаро спустился к воротам. У калитки, нетерпеливо постукивая ногой стоял Мелькор. Тонкое лицо его было озабоченным, глаза притушили ослепительный черный блеск, волосы в беспорядке падали на плечи и спину. - Ну, я пришел. Дальше что? Чего ты спешил мне сказать, Мелькор? – Феанаро замкнул калитку и прислонился к ней спиной. Мелькор немножко помолчал, как бы собираясь с мыслями. - Видишь, Феанаро, я перед тобой. Хотя ты и не желал раньше разговаривать со мной. Просто я подумал, вдруг ты теперь сам увидал мою правоту? Все ведь так и произошло, как я предсказывал. - Ну, да, Мелькор. Дальше что? - Может хоть сейчас, мастер Феанаро, ты прислушаешься к моим словам? Все-таки я не пустозвон ваниарский, а вала. Притом вала, сильнейший. Ваш король Арды Манвэ передо мной просто котенок. Вернее, щегленок. Мне же все подчиняется: ветра, вода, камни, огонь! - Ну, насчет воды, скажем, ты наврал, батюшка Мелькор. - Фу, как грубо, мастер Феанаро. Не придирайся к словам, ты прекрасно меня понял. Зачем великому эльда влачить жалкое существование здесь, где каждый вала, и даже майа тебе хозяин? Я предлагаю свою помощь. Подумай, я не тороплю. Готов ждать сколько угодно. Ведь там, на свободных землях ты будешь ЖИТЬ! Дышать полной грудью. Не зависеть от капризов валар, от чужой воли... Ты станешь полновластным хозяином своей земли и своей судьбы! На какое-то время наступила тишина. Темный вала стоял, почти умоляюще глядя на собеседника. Феанаро размышлял, нахмурив брови и скрестив руки на груди. По лицу его пробегали облачка сомнения, надежды, недоверия. Короткий, почти летний дождик брызнул в лицо эльда, пригладил растрепанные волосы Мелькора. Феанаро вздрогнул от холодной воды, мотнул головой, очнулся. Пристально вгляделся в темные, непроницаемые зрачки непонятного валы. - Ну, положим, я тебе поверил, Мелькор, – голос Феанаро стал серьезным, в нем больше не слышалось насмешки. – А что именно ты будешь с этого иметь? - Я всегда был другом нолдор, – поторопился ответить темный вала, расправляя замоченный дождиком плащ, - вы – самый искусный и доблестный народ Арды. Поверь, мне просто хочется помочь приятным мне эльфам. И потом, я беспокоюсь за сильмарилли. Не думай, что твоя твердыня, как бы хорошо она ни охранялась, как бы крепка ни была, спасет неповторимые камни. - Агррх! – как-то странно заскрежетал Феанаро, то ли смеясь, то ли крича от гнева. – Вот оно, главное словечко, сильмарилли, не так ли?! Как нашему славному вале хочется их заполучить! Признался! Проболтался! – Голос мгновенно разъярившегося нолдо громом отдавался в поднебесье. – Крысеныш мандосов, говнюк подвальный! Убирайся с моей земли! Не погань своим грязными пятками! Пошел вон, ублюдок! Феанаро влетел в калитку, захлопнул ее. Тяжело дыша огляделся. Рядом стоял король Финве. - Зря, сын мой, ох, зря ты обругал и выгнал величайшего валу. Он теперь затаил гнев глубоко в сердце и будет мстить. - А до того добросердечный Мелькор собирался расцеловать нас в розовые попы! Не так ли, мой отец?! - Ты, Феанаро, позволяешь гневу управлять собой. Поверь, ни до чего хорошего это тебя не доведет. Так уже не раз бывало, и будет дальше. А теперь я пойду и отправлю гонца. Валар должны знать, что у нас произошло. - Делайте, что хотите, только меня оставьте в покое! – горько сказал Феанаро, направляясь к сокровищнице, дабы успокоиться глядя на сильмарилли.