Первая эпоха. Так они и жили...

Осиротевшие сыновья медленно шли обратно к лагерю. Над головами сияли низкие осенние звезды. Под ногами поскрипывала жухлая трава. С шорохом скатился вниз камень, увлекая за собой крохотную лавину. Налетел ветерок, и старый дуб привычно зашелестел остатками не опавших листьев. С востока наползала медлительная черная туча, укутывала небо. Столь же медлительно на землю начали падать крупные резные снежинки. Звонко цокнул под чьей-то ногой первый, еще хрупкий ледок на лужице. Все было, как обычно. Звезды. Туча. Снег. Мерзлая трава. Неподвижные темные горы. Журчит неподалеку бойкий родничок. И все же что-то неуловимо изменилось. Умерла безмятежность. Мир стал иным. Настороженным, опасным, непонятным. И эльфы теперь тоже должны стать другими. Иначе им не выжить… - Где твой Хуан? – словно во сне спросил Кано Охотника, глядя пустыми глазами вдаль. - Понятия не имею, - равнодушно отозвался Тьелкормо. – Хуан вполне способен сам о себе позаботиться. - Я видел его в бою, - усталым голосом сказал Куруфинвэ-младший. Нет, теперь просто Куруфинвэ. – Хуан орков давил, словно перепелок. - А я и не сомневался в моем псе, - так же размеренно и неторопливо отвечал Турко. – Вряд ли он стал бы смирно сидеть в шатре, когда кругом кипит драка. - Ты не боишься, что Хуан мог словить шальную стрелу? – Морифинвэ говорил, а сам словно бы прислушивался к чему-то далекому, неразличимому. Во время этого сумасшедшего разговора старший феаноринг хранил молчание, а младшие беззвучно плакали. Падающий снег съедал звуки, размывал очертания гор и деревьев. Глушил запахи земли, воды, осенних трав. Среди этой безмерной тишины и белизны слышались лишь неспешные шаги и невыразительные голоса братьев. - Нет, не боюсь, - по-прежнему спокойно отвечал Тьелкормо. – Хуан – собачий майа и не даст себя так просто укокошить. - Что сделать? – равнодушно удивился Морьо. - Укокошить, убить, - поправился хозяин «собачьего майа». - А ведь его тоже поджидает смерть среди здешних равнин и перелесков… - задумчиво протянул Курьо. - Как и всех нас, - печально прошептал Кано, ловя на ладонь быстро тающие крупные снежинки. – Мы – как этот снег. Только что спускались с небес, кружась, танцуя. Весь мир был нашим… Но вот один краткий миг! И нас больше нет, одна только капелька талой воды… Горы кончились. Началась озерная долина. Братья спустились к Митриму. Остановились, глядя на стылые воды озера. К берегам подбирался плотный ночной туман. Где-то невообразимо далеко перемигивались едва различимые звезды. Почти задевая волосы Певца серыми крылышками, пролетела крупная ночная бабочка. Близнецы проводили насекомое прозрачными взглядами. - И как это она летает? – отстраненно удивился Макалаурэ. – Зима же пришла. - Наверное, такая же сумасшедшая, как и мы… - задумчиво отозвался Тьелкормо. - Бррратишки! Развели тут нюни! – неожиданно рявкнул во весь свой отнюдь не тихий голос Куруфинвэ. Во гневе Искусник был очень похож на Феанаро. – Мы уже большие эльфы! Нам придется учиться жить самостоятельно, думать своими головами! Предлагаю начать прямо сейчас! - Не хорохорься, Курьо, - тихонько сказал Макалаурэ. – И не пытайся показаться черствее, чем ты есть. Мы все только что потеряли отца. Естественно, что нам одиноко и тоскливо... - Куруфинвэ прав, - зло перебил брата Карнистиро. – Не к лицу сыновьям Пламенного Духа хныкать! Так что давайте запрем наши переживания в крепкий-крепкий сундук, а ключ от этого сундука выбросим в море! А! Гори оно все синим пламенем! Неожиданно голос Морьо сорвался. Сам Карнистиро запрокинул голову и часто-часто задышал, сглатывая не пролившиеся слезы. - Это не значит, что у нас не может быть обыкновенных эльфийских чувств, - Кано говорил все так же мягко, но непреклонно. – Мы ведь не железные, а из плоти и крови. И никто не осудит сыновей за скорбь по отцу… - Какого орка… - пробормотал Тьелкормо, опустив голову. В ногу ему холодным, мокрым носом ткнулся подбежавший Хуан. Турко опустился на колени, спрятал лицо и руки в длинной шерсти своего пса, затих. Близнецы гладили Хуана, что-то шептали ему. И, кажется, из этой перепалки не слыхали ни единого слова. Нельяфинвэ, до того молча стоявший на берегу озера, поднял голову. - Послушайте меня, братья! Мы действительно остались без отца. И в самом деле скорбим. Но, как только что сказал Искусник, не к лицу феанорингам распускать себя. К тому же, у нас под началом войско и народ. Эльфы подчинены нам, они надеются на нас, и мы не вправе погубить их жизни. Так что пусть наше горе останется нашим горем. Перекладывать его на окружающих мы не имеем права. Расходитесь по своим отрядам. Жизнь продолжается. Братья, услыхав негромкий серьезный голос, как-то подтянулись, посуровели. В конце концов, еще оставался Старший. И он-то никогда не покинет братьев, на него можно положиться, словно на гранитную скалу… Феаноринги постояли еще немного. Затем разошлись, почти успокоенные. Теперь они знали, как жить дальше. Оставшись один, Нельо сел на траву, обхватил ладонями голову и глубоко задумался. Рыжий понимал, что на него свалилась высокая честь быть королем аманских эльфов. Но это звание предполагало еще и огромную ответственность. Нельяфинвэ совершенно не чувствовал той уверенности, кою выказал при братьях. И хотел собраться с мыслями, все обдумать. Одно дело, отвечать за братьев. Даже быть командиром отряда при отце, сильном, уверенном и знающем короле. И совсем другое, быть этим самым королем. Он, Нельяфинвэ, не то, чтобы не готов. Он просто не знает, как это – быть королем. Придется учиться на ходу. Ох, не наломать бы дров…