Первая эпоха. Так они и жили...

Первое время Майтимо почти ничего не понимал и не различал. Происходящее свернулось вокруг пленника каким-то ослепительным водоворотом боли, ощеренных морд, дымного света факелов, боли, цепей, похожего на вязкую землю, совершенно черного хлеба с кусочками соломы и коры, боли, громового хохота, одних и тех же вопросов, задаваемых разными голосами, боли, жажды и боли, боли, боли… Однако, эльф помнил, что на любые вопросы нужно отвечать «нет», и твердил это слово дни и ночи напролет, чтобы не забыть. Постепенно страшный круговорот распался. Стали различимы более мелкие детали. Первым, появились различия в ощущениях. Тупая боль орочьих побоев очень отличалась от рассчитанной, обдуманной боли пытки. И без этого знания Майтимо прекрасно бы обошелся. Еще нолдо научился спать быстро и крепко, закрывая глаза. Сладким эльфийским грезам тут места не было. Поздно ночью надзиратель шел по коридору, грохотал копьем по железным решеткам дверей и вопил что есть мочи: «Отбой, сволочи! Кто не подох, быстро спать!» Времени на сон заключенным отводилось слишком мало. Кажется, только закрыл глаза, а уже горланит над ухом надтреснутый турий рог и надзиратель орет, надрываясь: "Поднимайсь суповое мясо! А не то …!» Дальше шли угрозы, отвратительная ругань и хриплый гогот. При первых звуках кошмарного рога узники поспешно вскакивали, отходили к дальним стенам своих темниц, поворачивались спиной ко входу и клали руки на стену. «Чтобы избежать нападений на надсмотрщиков во время раздачи еды». Таков был порядок в подземельях Крепости. Нарушителя порядка могли избить копьями, кулаками и ногами. В лучшем случае, оставляли без еды. А еда в таких условиях равнозначна жизни. Очень быстро пленный эльф научился ценить воду. Раньше вода казалась безделицей: захотелось пить, пошел, да напился. А теперь "водичку" цедили, выпрашивали, давали или не давали в соответствии с «заслугами» заключенных. Злой надзиратель мог принести сухой, не лезущий в горло хлеб и не налить воды в помятую жестяную кружку. Могли томить жаждой во время пытки, что усиливало мучения. Здесь, в крепости, тело с невероятной быстротой теряло воду с кровью, потом, слезами. Надзиратели, палачи это прекрасно знали. И манипулировали заключенными с помощью кружки тепловатой, мутной, дурно пахнущей водицы. Скоро Майтимо начал узнавать орков, которые вначале были все на одно лицо: коренастые, черные, с большими уродливыми головами, с крепкими кулаками и кривыми темными зубами. От орков ничего хорошего ждать не приходилось. Они кричали, кололи копьями, били кулаками, пинали тяжелыми сапогами. Но, постепенно, темно-серые, цвета снеговой тучи, лица начались различаться. У одного орка вся морда была усыпана противными бородавками. Заключенные, да и сами приятели звали этого надзирателя Жаба. Он был «зверь», по малейшему поводу пускал в ход кулаки, копье, а частенько и нож, висящий на поясе. Сменщик Жабы носил имя Азилок. Прозвища этот орк имел Веник за здоровенный пук сивых волос, торчавший из левой ноздри. Веник считался добрым, потому что только выкрикивал ругательства, не прибегая к рукоприкладству. Но Майтимо подозревал, что Азилок просто ленился поднять руку или вытащить копье. Впрочем, узникам это было лишь на руку. А с одним надзирателем у Нельо случилась лютая вражда. Это был мелкий, неприметный орк Грызь с шишковатой головенкой, на которой вместо волос росли словно какие-то пучки пощипанной дряблой травы. Характер у Грызя тоже был мелкий и подловатый. Он любил выскочить из-за угла, напугать, крикнуть какую-нибудь гадость, ударить и удрать. Остальные надзиратели слабака презирали. Проходя мимо, каждый "нормальный" орк старался пнуть, лягнуть, дать леща – словом, как-нибудь поиздеваться над недокормышем. Сильным товарищам Грызь мстить не осмеливался. Отыгрывался на заключенных. Тут уж Грызю никто не мешал. Наоборот, остальные хохотали, глядя на жестокие проделки гаденыша. А тот старался вовсю! То подкрадется, внезапно и сильно через решетку ударит копьем спящего эльфа в самое больное место. Отскочит на безопасное расстояние, глядит, как заключенный корчится от боли, ухмыляется. То опрокинет в камере поганое ведро, сделав и без того отвратительное место совершенно непереносимым. То наденет на конец копья горящую тряпку и тычет узника, заставляя смертельно уставшего эльфа вместо отдыха бегать по всей камере, уворачиваясь от огня. Одна из любимых шуток Грызя была такой. Тупым концом копья неожиданно выбить кружку с драгоценной водой из рук пленного. Особенно измученного жаждой. А потом встать перед решетчатой дверцей камеры и медленно лить на пол воду из кувшина, глядя на лицо изнемогающего эльфа. Один раз Грызь попытался ткнуть в бок спящего Майтимо. Король от орочьего копья без труда увернулся. Хотя у Нельо сил и быстроты в тюрьме значительно поубавилось, но на тщедушного надзирателя хватило. Выносливый аманский нолдо сам схватился за трехгранное острие. Грызь попытался вырвать оружие из тонких, но неожиданно сильных рук эльфа. Не обращая внимания на окровавленные пальцы, Нельо так сильно, резко и внезапно рванул на себя копье надсмотрщика, что не отпустивший оружия Грызь своей гнусной мордой впечатался в решетку двери. Во все стороны брызнула черная кровь, нос свернулся набок, а орочья ряшка стала клетчатой. В тот раз на неудачником Грызем смеялись абсолютно все, включая и узников. Впрочем дурак-надсмотрщик оказался очень упорным и оставлять в покое эльфа, одержавшего над ним верх, не желал. В отместку за свернутый нос Грызь повадился выбивать у Майтимо кружки с водой. Пленник это безобразие стерпел два раза. На третий вновь прихватил острие копья поджившими ладонями. Снова не обращая внимания на кровь, эльф дернул копье на себя. Помнивший, как в прошлый раз было плохо и больно, Грызь сдуру разжал лапу. Нолдо тут же перехватил освободившееся копье, втащил к себе в камеру. Несмотря на цепи и ошейник, Майтимо был грозным воином. Особенно для раздобревших, привыкших к беспомощным пленникам, стражей. Руссандол встал в углу, вооружился трофейным оружием. Каждый, кто пытался подойти, подвергался яростной атаке. К счастью Нельяфинвэ успел выспаться и был сыт. И, главное, не хотел пить. В таких условиях было не сложно гонять переполошившихся орков. Остальные узники с удовольствием глядели на небывалое зрелище. В конце концов, к бунтовщику прибыл сам Гортхаур. Комендант Крепости был чрезвычайно зол беспорядком, случившимся в его владениях. Настолько зол, что забыл остерегаться и неосторожно повернулся к «копейщику» спиной, отдавая распоряжения. Естественно, темный майа сразу получил пониже спины добрый перводомский удар такой силы, что Гортхаур отлетел в сторону, чуть не сбив с ног начальника стражи. Жестокий развернулся, злобно сверкая глазами, под смех узников, фырканье орков и наглый комментарий Майтимо: «Ну никакого уважения!» На замшевых штанах майа расплывалось огромное темно-красное пятно. Нельяфинвэ держался почти целую перемену звезд и был заломан лишь настоящими бойцами, в латах и с оружием, которых пригнали специально для усмирения бунтовщика. Грызя после этого случая из надзирателей убрали. Больше недокормыша в Крепости никто не видел. Расплачивался Майтимо за свой бунт тяжело. Разъяренные надзиратели отыгрались на связанном эльфе по полной. Несколько перемен звезд избитому узнику приходилось спать стоя на коленках и прислонившись головой к стене, потому что ни на спину, ни на бок, ни на живот лечь было невозможно. Потом все вернулось на круги своя. Орки, кнут, баланда, ожидание воды. Редкие моменты, когда можно вытянуться на прелой соломе. Перевести дух. Гортхаур знать о себе никак не давал. Это сильно тревожило Руссандола. Казалось, что злобный майа приготовил нечто необычное для врага. Впрочем, так и было. Однажды утром в камеру Майтимо зашли четверо здоровенных орков. Узник знал, что ни к чему хорошему подобные визиты не приводят. Поэтому постарался как можно скорее допить воду и запихнул за щеку недоеденный ломоть хлеба. Зря. Потому что орки миндальничать не стали, а схватили пленного короля за руки-за ноги, растянули на каменной стене собственной камеры. Необычно высокий рост позволил оркам поднять немаленького эльфа на такую высоту, чтобы узник касался пола только большими пальцами ног. Приковав Майтимо за руки и ошейник к стене (а раньше эльф все никак не мог понять, зачем нужны железные кольца на такой высоте), орки удалились, двинув на прощание висящему пленнику несколько раз по ребрам и в живот. Подавившийся хлебом Майтимо долго и мучительно откашливался. Висеть было тяжело и противно. Очень уставали руки, ныла спина. Первое время Майтимо пытался встать на ноги. Потом понял, что это невозможно. Орки дело свое знали. Усилия, которые приходилось прикладывать, чтобы опуститься на ноги и дать передышку рукам, лишь изматывали, да вызывали боль в пояснице. К тому же никто не собирался ни кормить пленника, ни давать ему воды. Камень холодил израненную спину, вытягивал тепло из тела. Через какое-то время захотелось пить. Потом пить захотелось невыносимо. Держаться прямо тоже не стало никаких сил. Майтимо закрыл глаза, уронил голову и попытался отключиться. Не получилось – ноющие плечи мешали, стоило чуть пошевелиться, как боль приводила в себя. Совсем уставший узник «уплывал» до нового приступа боли в потревоженных руках. Сколько прошло времени, Майтимо не знал – считать его было бы затруднительно. Да и ни к чему. В конце концов жажда, боль и холод сделали пленника нечувствительным ко внешним воздействиям. Майтимо висел, забывался, приходил в себя, снова забывался… Но все на свете кончается. Кончилась и эта пытка. Однажды к висящему Нельо пришел Гортхаур. «Поболтать». Разговор получился каким-то запредельным. Нельо все воспринимал словно через толстое мутное стекло: звуки приглушенные, очертания размытые, краски тусклые. Лишь чадящая вонь факела была близкой и отчетливой. Гортхаур, судя по всему, наоборот, все воспринимал предельно ясно и четко. Глаза Коменданта Крепости горели темным грозовым пламенем, губы растягивала напряженная, непонятная улыбка. Казалось, майа рад происходящему, гордится им. Или наоборот. Хочет, чтобы все пошло по-другому, но не знает, как это сделать, и от того злится. - Ну что, принц нолдор… Ой, прошу прощения, король! Все кончено. - Твой хозяин… околел? – ни на что более вразумительное сил у Майтимо просто не нашлось. Но и этого оказалось достаточно, чтобы черные глаза вскипели раздражением. - Мой, как ты говоришь, хозяин, - Гортхаур подбоченился, приблизил сытое лицо к изможденному лицу пленника. Продолжал говорить шипя, словно ядовитая змея, - бессмертен. Так что твой выпад не имеет смысла. А насчет «околел»… Боюсь, в скором времени ты сам захочешь узнать, что означает слово «околел». Только напрасно. Майтимо промолчал. Тратить силы на бесполезную перепалку было глупо. Гортхаур скучающе продолжал. - Твои братья, славные любящие братишки, о которых Старший так заботился и пекся, достойно отплатили своему Рыжему за все хорошее. Умницы отказались от переговоров, отвергли наши условия. Ты понимаешь, что это означает?! Младшие феаноринги оставили своего брата и короля в распоряжении Повелителя. А? Ты что-то хочешь сказать? Гортхаур подставил ладонь к уху, словно пытался расслышать нечто тихое, неразборчивое. Издевательская ухмылка прозмеилась по самодовольному, красивому лицу. Майтимо не мог улыбнуться потрескавшимися пересохшими губами. Эльф просто тихонько прошептал. - Молодцы младшие… Гортхаур шагнул назад и замолчал. Пауза длилась неимоверно долгое время. Затем помощник Отца Лжи недоверчиво спросил: - Что ты сказал? - Не повелись, говорю, братья на ваши посулы… - с облегчением выдохнул Нельяфинвэ. – Больше всего я боялся… что поведутся. Захотят меня обменять. Хорошо, что у Кано хватило… разумения не попасться в… ту же ловушку… что и я … Длинная речь совершенно вымотала нолдо. Он уронил голову и затих, будто потерял сознание. Глаза Гортхаура налились опасной, синеватой тьмой. Вишневые губы непроизвольно дернулись, будто майа собирался улыбнуться, но дурная весть помешала. - Значит, ты рад отказу спасти тебя? - Да, - выдохнул Нельо, не поднимая головы, и расслабился, как мог. Все сказано. Дальнейший разговор не имеет смысла. Теперь Моринготто незачем держать Майтимо в подземельях. Вряд ли черный вала смилостивится и оставит пленника в покое. Значит, скоро казнят. Нужно привыкать к этой мысли. Скоро казнят… Скоро казнят… Скоро весь этот кровавый бред прекратится. Прощайте, младшие, не вините себя. Вы все сделали правильно… Но как же хочется жить! КАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ… - Хорошо, король, я понял все, что ты сказал! - голос Гортхаура поднялся до немыслимых высот, почти срываясь на визг. И мгновенно оборвался. Какой-то миг в камере стояла звенящая тишина. Затем Жестокий приподнял двумя пальцами голову пленника, чтобы видеть его усталые, печальные глаза. Медленно, чеканя каждое слово, Гортхаур произнес. - Очень скоро ты пожалеешь... Оборвал себя на полуслове, повернулся и вышел, оставив нолдо висеть на стене. Через какое-то время Майтимо сняли, но облегчения от этого ангбандский пленник получить не смог. Всего лишь сменился вид истязания. Медленно, неторопливо, со вкусом палачи выжигали Майтимо на груди большую восьмилучевую звезду. «Чтобы не забылось, кто ты есть и что там делаешь!» - непонятно объяснил ехидным голосом Гортхаур, присутствовавший при пытке. Прикосновение ангбандского заклятого железа оказалось таким болезненным, что Майтимо впервые с момента заключения кричал во всю силу, пока не потерял голос. Потом просто хрипел. Потом впал в забытье. После пытки узника долго отливали ледяной водой. И даже напоили разбавленным красным вином. Это оказалось самым лучшим, что произошло с Майтимо за последнее время. Эльф глотал и чувствовал, как внутри что-то отходит, согревается, даже сорванное горло будто стало меньше саднить. Чуть позже к Майтимо зашел надзиратель Азилок с кружкой. Буркнул: - Не вздумай дурью маяться, суповое мясо! Все однова Повелитель загнуться не позволют, - и приставил кружку к губам принца. Майтимо осторожно попробовал на язык орочье угощение. В кружке оказалась отвратительнейшая сладко-соленая, терпкая, густая смесь со странно знакомым запахом. Эльф машинально отшатнулся, хрипло спросил: - Что это? - Юшка бычачья* с красненьким винцом, - так же сквозь зубы, негромко и недовольно бормотнул Веник. – Наиполезнейшее питье для таких вот, умученных. Сам бы глыкал ету вкуснятину, да велено тебя на ноги поставить. Так что хлебай, не ломайся, ровно девка на сеновале. Майтимо не понял, почему девка, почему на сеновале. И зачем она должна ломаться. Но послушно разомкнул губы. После первого же глотка вина с со свежей кровью, эльфа очень сильно стошнило. Просто-напросто наизнанку вывернуло. Азилок вызверился, хотел ударить непослушного пленника, но передумал. С видимым удовольствием сам допил кошмарную смесь. Вытер мокрые губы тыльной стороной ладони. Довольно крякнул и покинул камеру. Ослабевший эльда долго отлеживался. Перед концом своей смены Веник все-таки соизволил вылить на грязный пол камеры Руссандола пару ведер воды. И даже побаловал подопечного лишним кусочком хлеба к вечерней баланде. Потом надзиратели не раз пытались напоить Майтимо вином с кровью. Эта смесь убивала эльфа, чего орки никак понять не могли. В их представлении сей напиток являлся лакомством. Мысль о том, что другие могут не разделять орочьи вкусы, просто не приходила в дубоватые головы. Как это «кому-то нравится, а кому-то нет»? Есть вещи хорошие, приятные. Вино с кровью, к примеру, баба в теле, побить кого-нибудь. А есть вещи плохие, неприятные. Это когда жрать нечего, али тебя лупят почем зря. А кто думает иначе – тот придурок. И все дела! Гы-гы-гы! К счастью, узника однажды посетил сам Комендант Крепости. Гортхаур вошел, огляделся. Брезгливо фыркнул, неопределенно ткнул пальцем. - Это что за безобразие? - Где безобразие? – напрягся дежурный Жаба. Он в очередной раз безуспешно пытался влить в Майтимо порцию «юшки с винцом». - На полу грязища, в камере вонища. Заключенного самовольно мучают. Прекратить немедленно. - Слушаю, господин Комендант! – вытянулся перетрусивший Жаба. - А это что у тебя? - Гортхаур взял кружку с остатками смеси, понюхал и скривился. - Зачем тебе эта гадость? - Значица, по вашему… твоему… особому распоряжению высокого начальствия приводим в кондицию означенново ельфа. Гортхаур глянул в угол, где на прелой соломе распростерся едва живой Майтимо. - Да уж! Вижу, что ваши старания превосходят разум. Когда эльф дойдет до кондиции, его можно будет просто сдуть в мусор! – голос темного майа налился гневом, загремел, отдался в самых укромных уголках камеры. – Я вам что велел? Подлечить эльфа. А вы его совсем заморили! Убью! Волколакам брошу! Раскатаю по скале! Жаба стоял вытянувшись, вывернутые губы его тряслись, жирные коленки ходили ходуном, бородавки, казалось, ползали по перекошенному черноватому лицу. Гортхаур, глядя на неприкрытый ужас подчиненного, немного успокоился. Заговорил чуточку мягче. - Ничего особенного не нужно. Просто перестаньте донимать этого узника. Кормите его, давайте пить и не мешайте высыпаться. Остальное он сделает сам. С тех пор на пленного короля надзиратели почти перестали обращать внимание. Допросы и пытки тоже прекратились. Воды давали вдоволь, баланду приносили густую и горячую. Хлеб был почти настоящим, хоть и с примесью рубленой соломы. Такой рацион оказался гораздо полезнее. Майтимо пришел в себя, набрался сил, вернулись мысли и чувства. Иногда Руссандол чувствовал себя почти нормально, только ожог на груди никак не хотел затягиваться.