Первая эпоха. Так они и жили...

Скала была высокой, отвесной, чуть наклонной, с острым сужающимся пиком. Майтимо висел, самую малость запрокинувшись назад. Сперва и не заметно этого наклона было. Потом стало тяжко. Когда голова начала кружиться и поясницу заломило. … Вначале в душе эльфа бушевала лютая немая злоба. И ненависть. Казалось, еще немножко, и эта ненависть выплеснется наружу, затопит казематы, сожжет все вокруг. Или захлестнет, убьет самого Майтимо. Бесплодная злоба высушивала, не давала боли пробиться наружу, застилала глаза. Но она же придавала жизни истерзанному эльфу. В голове роились какие-то невероятные планы освобождения… Нееет! Моринготто простить невозможно! Когда освобожусь, буду с ним воевать не на жизнь, а на смерть! Черный Враг за все ответит! За все! И за отца! И за обман! И за товарищей… Убью, никого не пощажу! Дайте только освободиться! Только бы освободиться! Как же, как же сойти отсюда? И сколько мне тут еще висеть… Потом пришло осознание происшедшего. Сердце зашлось странным холодом. Не тем, который шел от покрытых инеем камней Тангородрима. Нет, холод был внутренний, изливался откуда-то из глубины сердца. Убивал надежду, заставлял глядеть на все кругом здравыми, спокойными глазами. Странно… вот я жив, хотя и не совсем здоров. А жизнь закончена. И не будет больше ничего. Ни хорошего, ни плохого. Даже в Мандос не уйти, пока проклятая цепь держит руку. И больно держит как! Ничего, потерплю… Ничего… Ничего плохого со мной больше не случится. Потому что УЖЕ СЛУЧИЛОСЬ. Ага, дождик. Мелкий, но частый. Главное, чтоб не сразу кончился, ловлю ртом капли. Долго. Только ведь торопиться-то больше некуда. У меня теперь времени немерено. Виси и думай. Хоть трагедию в стихах сочиняй, хоть Моринготто брани во весь голос и слушай, как эхо соглашается… Дождь перестал… Раздразнил только, теперь пить хочется… Майтимо висел. Мучился, думал о своем, когда мог. Время как будто остановилось. Ничего не происходило тут, на вершине. Дождь сменялся снегом, снег – дождем. Кругом было темно, уныло. Чернота ночи сменялась тьмой дня. Неизменной оставалась лишь боль. Однажды ночью казненный эльф решил, что сходит с ума. Очертания гор виделись все четче. Проступил зубчатый черный контур далекого леса. Круглым зеркальцем блеснуло небольшое безымянное озеро. Потихоньку светлело. Окрестности заливал слабый серебряный свет, похожий на далекое зарево Тельпериона. На небо выкатился серебристый цветок. Майтимо вдруг сообразил, что видит это не в первый раз. Уже довольно давно ночи были такими же светлыми. Странно память отказывает. Или он спать все-таки научился? Запястье будто огнем жжет, а плечо выворачивает… Но терпеть можно… А этот странный цветок в небе… Дар валар очередной? Добрые они все-таки… зря мы их отвергли… Или не зря? Совсем развиднелось. На площади, когда мы Клятву давали, темнее было. Раз в десять темней, хоть факелы и горели на каждом шагу… Клятва… Помнится, отец серьезный был, мы все сосредоточенные! У Кано голос набатным колоколом звенел… А мелкие хмурые такие, суровые – не подступись! Братишки, как вы там? Простите, подвел вас старший, не вернулся! Макалаурэ справляется с ролью старшего? Должен, он мальчик умный и характером сильный. Добрый только очень. Но добрый – это и к лучшему, дров не наломает. Как всегда внезапно накатила боль. Растекаясь от запястья по руке, в бок, вдоль позвоночника до самых ног, сдавила грудь, перехватила дыхание. Вначале Майтимо думал, что не вытерпит. А куда ему деваться-то? Когда-то казалось невыносимо быть прикованным к стене в каземате. Смешно. На двух руках висеть легче... И там, в застенках, не было ветра, дождя со снегом… На скале Майтимо узнал некоторые удивительные, странные вещи о погоде. Дождь может быть плохим и хорошим. Плохой дождь – ледяной, от которого чуть ли не коркой покрываешься. Дышать почти невозможно. Кажется, что умираешь. Очень неприятные ощущения. Хороший – обычный дождик. Он дает влаги иссохшему телу. Снег всегда плохой. Мокрые хлопья забивают рот и нос, мешают дышать. К тому же в горло течет ледяная вода, заставляя кашлять. А кашель – это судороги, лишняя боль. Мелкий сухой снег хуже мокрого. Острые грани снежинок больно царапают кожу, впиваются в раны, скользят вниз холодными струйками. Но самое плохое - ветер. Он выдувает остатки тепла, сдавливает виски мигренью и РАСКАЧИВАЕТ. Если эльф, висящий на правой руке, еще и раскачивается, то хуже ничего просто быть не может! В конце концов, Майтимо ужился с постоянной болью. Вернее, научится не обращать на нее внимания. В принципе, последнее время в жизни Майтимо болевой фон присутствовал всегда. На скале этот фон лишь изменил характер, стал более сильным и навязчивым. Но ко всему постепенно привыкаешь. Забавно. Менестрели очень красиво страдающих эльфов описывают... Так изящно терзаются бедняжки-герои в различных сказаниях. Речи изрекают возвышенные. Слезы роняют чистые, хрустальные. Гордые головы не клонят пред бедой. Так и видишь эти причесанные, надушенные головки! Интересно, а про нас сказания будут сочинять? Может и будут... Наверное, мы в этих сказаниях тоже будем носить белые одежды до пят, ходить плавно, вещать одухотворенно... Слов таких как «задница» нам не ведать, а от запаха дерьма в обморок падать будем… Ух ты! Дернуло! Рука огнем горит. Спину выворачивает... Надо переждать, сейчас утихнет. Вот... Вроде послабее... Еще послабее... Нет, все равно дергает... В вышине разливалось яркое и чистое сияние нового светила. Снизу наплывали клубы черного, не успевшего остыть дыма. На миг стало почти тепло. Затем жирные, черные хлопья сажи начали оседать. Защипало раны. Стало резать глаза, будто в них попал крупный песок. Все кругом гиль! Там, в Гаванях, очень плохо было, неправильно. Тоже железом пахло, кровью, смертью... Совсем как здесь смердело. Да и вели мы себя дерьмово. Я ведь тоже убивал. И приказывал убивать! А, орк задери, снова больно... Нормально… нормально… Фу, отлегло. Бок правый ноет тупо, а плечо и запястье почти не болят. Это похолодало. От холода тело немеет, ничего не чувствует. Клубы морготова дыма почти рассеялись. Резкий порыв неожиданно чистого ветра сдул клочья отвратительной сажи с нагого тела, заставив мучительно дернуться. Но внизу и справа вспыхнул какой-то дымный, красный огонь, напомнив Майтимо пожар в Лосгаре. Стало так тяжко и стыдно, что душевная боль на какое-то время затмила физическую. За Лосгар нет нам прощения, и не будет никогда! Отец, что же ты наделал?! Хотя… я и сам тоже… устранился… Хорошо хоть Второму и Третьему Дому пришлось назад повернуть. У них все будет в порядке. Все будет нормально. Они чистые, не замараны, как мы... Финьо, бедный… Ладно, в Валиноре тебе лучше… Ты ж в Альквалондэ вступился за меня… А я тебя бросил… Это я виноват… я во всем виноват… я получил по заслугам! Небо озарилось золотым и алым. Вершины гор стали розовыми. По земле побежали веселые блики. Все кругом засияло так ярко, что из глаз Майтимо градом покатились крупные слезы. Эльф зажмурился, не в силах вынести золотое сияние. И тут же почувствовал, как по лицу, по рукам, по всему телу разливается приятное, мягкое тепло. До того момента Майтимо и представить себе не мог, как ему было холодно. Но в этот миг стало почти хорошо. И тут издалека послышались необычные звуки. Странные. Красивые. Знакомые. Вначале как будто зазвенели звонкие серебряные трубы. Такие трубы когда-то играли в войске дяди Нолофинвэ. Загудели рога. Ближе… Ближе… Уже можно уловить говор, топот, шелест вьющихся знамен. Майтимо с усилием разлепил веки, вгляделся. Совсем далеко внизу шли эльфы. Казненный понял, что он все-таки сошел с ума. Потому что к воротам вражьей крепости приближались войска Второго и Третьего Домов, оставшиеся в Амане. В ослепительном золотом свете плескались голубые с серебром стяги. Звенели трубы, гудели рога. Сверкало оружие. Нескончаемой чередой двигались гордые нолдор. До Майтимо даже смутные голоса эльфов доносились. Впереди всех, возглавляя войско, шел король Нолофинвэ. Руссандолу он показался равным валар. Широкие плечи, гордо откинутая голова, длинный, отороченный мехом плащ за плечами. Нестерпимо сияет высокий шлем с белоснежным плюмажем. Сопровождали короля принцы Финдарато, Финдекано и принцесса Артанис. Тоже суровые, сосредоточенные, в развевающихся плащах, держа руки на рукоятях мечей. В длинных черных косах Финдекано вспыхивали золотые ленты. Светлые волосы принцессы рассыпались, мешаясь с коротким желтоватым мехом незнакомой накидки. Финдарато, казалось, стал выше ростом, как-то строже и старше. Он не улыбался, смотрел только вперед. Двигался вслед за королем, опираясь на высокий, выше себя, простой посох. За вождями шло войско. Эльфы и эльфийки, дети, взрослые. Несли оружие. Тащили что-то на волокушах, перекинув веревки через плечи. Некоторых эльфов поддерживали товарищи. Дети тоже были спокойны, суровы, шли рядом со взрослыми – не бегали, не хохотали. Лишь поднимали личики навстречу золотым лучам, вздыхали и улыбались. Колонна казалась бесконечной. Майтимо на миг прикрыл глаза. Бред? Предсмертные видения? Но снизу неожиданно мягкий ветерок донес знакомые запахи разогретой земли, свежей травы и первых полевых цветов. Тех, что не имеют еще сладких медовых ароматов лета, а пахнут свежестью, чистой водой и чем-то неуловимо юным, новорожденным… Эти запахи так резко, властно вторглись в тяжелый смрад крепости, так обновили все вокруг, что в душе у Майтимо внезапно вспыхнула погасшая было надежда. Нолдо запрокинул голову и закричал, призывая сородичей. Раз, другой, третий… Эхо подстреленной чайкой металось между скал, гасло на тяжких, покрытых жирной сажей камнях. Но никто не обернулся, не насторожился. Не попытался найти кричащего. - Финдеканооо! Финьо! Помогитеее! Я здееесь! Фиииньо! Майтимо кричал, пока не потерял голос, пока не закашлялся так, что из горла брызнула кровь. А руку и бок скрутило обжигающей болью. Но никто не уловил ни единого звука. Да это и понятно. Голос казненного не слышен живым.