***
Наконец, я предстал перед советом старейшин. Разочарование на их лицах образовалось сразу, как только я появился в зале, да такое, что хоть картину пиши и в музей продавай. Разойдется на аукционе похлеще «Тайной вечери». Ну, а после подтверждения моего провала, подкреплённого подробным пересказом событий и моим же весомым аргументом, что «Первый Хокаге слишком силён», казалось, сам воздух вокруг пропитался чужим недовольством. Будто победить воплощение Ашуры так легко, блин! Мда… Я, конечно, не канонный Какузу, который ради деревни был готов жизнь отдать, в лепёшку расшибиться, но миссию выполнить, однако как-то неприятно всё равно. А вообще, складывалось впечатление, что либо от него зачем-то решили избавиться, для чего и послали в битву с Хаширамой без какой-либо поддержки, либо он стал обыкновенной жертвой завышенных ожиданий окружающих, с последствиями которых разбираться, очевидно, придётся мне. Правда, это насколько хорошего обо мне… В смысле, о нём… Короче, насколько сильно завышены были ожидания Совета старейшин, если они решили, что кто-то вообще способен справиться с тем, кого называют Богом шиноби?! Богом! Я похож на Учиху Мадару или Ооцуцуки какого-нибудь?! Я молча выслушал вердикт старейшин со всеми их нелепыми обвинениями, разве что недовольно поглядывая на присутствующих, услышав очередную высосанную из пальца причину для оправдания их каприза. В итоге, проигрыш оказавшемуся непосильным для меня противнику волшебным образом превратился в измену, предательство и прочие синонимы. Охуенная логика, надёжная, блять, как швейцарские часы. Причём так всё обставили, что кто-нибудь другой ни за что бы не придрался. Ах да, ещё не забыли упомянуть, что мне вообще-то следовало выдать смертный приговор, но, благодаря доселе безупречной репутации, его заменили на пожизненное заключение. Смотрите-ка, какие мы щедрые. Похоже, тот факт, что я не возмущался, по крайней мере, вслух, позволил надеть себе на руки тяжелые оковы, не вырывался из хватки приставленного конвоя и не смотрел в глаза, никого не смутил. Очень зря. В тихом омуте, знаете ли, таки-ие черти водятся… Я спокойно позволил довести себя до неприятного на вид здания, большая часть которого была скрыта под землёй. Многочисленную охрану внутри моё подозрительно спокойное поведение, очевидно, всё же настораживало, однако слава «патриота» давала мне преимущество. Внутри оформили какие-то документы, изъяли повязку, имеющееся оружие (будто бы я без него не опасен) и броню, оставив меня в одних штанах и рубашке, после чего уже отправили на подземные этажи, полутёмные из-за слабого освещения факелов. Каменные стены были не то покрыты плиткой, не то на них просто были вырезаны какие-то угловатые узоры, разглядывать которые у меня не было особого желания. Некоторые из сопровождающих, похоже, уже начинали нервничать, чуть ли не держа руку на ножнах, — а может и держали, я особо не приглядывался, — в любом случае, сейчас ни подтверждать их опасения, ни, наоборот, отрицать у меня желания нет. Пусть себе параноят, пока не пытаются вонзить эти кунаи мне в глотку. При нанесении «зэковских» татуировок-полос на запястья я всё же дёрнулся и зашипел от непривычной пока боли. На такую бурную реакцию мне тут же приставили кунай к горлу, как бы велев сидеть тихо. Похоже, что кому-то здесь стоит пойти выпить ромашкового чая или валерьяночки, успокоить нервы… Рука с кунаем не дрожала, но напряжение сгустилось в воздухе, как кисель. Как бы, кстати, ещё заразу какую не подхватить: хрен знает, скольким ещё людям до меня эти татуировки делали и промыли ли после этого инструменты хотя бы простой водой? Но это во мне говорит гражданский, а не живучий шиноби, которые от заражения крови, казалось, не помирали вовсе. Закончив истязать тонкую кожу с вереницей просвечивающих вен, тюремщики небрежно обмотали запястья обрывками ткани, чем-то похожей на бинты, затем точно такую же процедуру проделали и с ногами, в конце защёлкнув кандалы с протянутой между ними цепью. Даже обувь после этого не вернули, из-за чего пришлось идти босиком по холодному, почти ледяному полу, что вдобавок к всё ещё ноющим запястьям и щиколоткам давало не самый приятный набор ощущений. Один из охранников ключом открыл тяжёлую металлическую дверь, ведущую в помещение тёмной душной камеры, стены и пол которой были наглухо обиты железом, перекрывающим доступ к земле, а значит — не позволяющим использовать техники. Не все конечно, но большинство, для которых требуется доступ к стихии, а не просто собственная чакра. Закралась неприятная мысль, что данную клетку подготовили специально для меня, но, немного подумав, я отбросил её. В конце-концов, стихия земли у шиноби не такое уж и редкое явление, и в пределах этой деревни я не единственный её обладатель. Хотя, если честно, я всё же больше склонялся к идее о том, что они в самом деле хотели от меня избавиться. Потому как, чтобы решить, что я действительно способен разобраться с Хаширамой, нужно было впасть в такую стадию маразма, при которой управлять деревней толком будет невозможно! Я всё понимаю, но у меня ни клана, ни улучшенного генома, да даже той техники с нитками пока ещё нет. И это на полном серьёзе пытались как-то противопоставить основателю Конохи?! Я сейчас, на фоне всего остального мира шиноби, фактически никто и выделяюсь только тем, что являюсь самым сильным воином мелкой деревеньки, которая расположена в такой заднице мироздания, что в каноне этой стране даже название дать не потрудились. Так себе достижение, как по мне. Пока конвоир замялся с звенящей связкой ключей, я беглым взглядом осмотрел камеру. В углу приютилось деревянное ведро, а у дальней стены лежал старый потрёпанный матрац, по которому, я готов поклясться, только что что-то пробежало… Знаете, я лучше на пол лягу. Очень даже мягко, да. Кандалы с рук мне зачем-то сняли, а вот ноги освобождать не спешили. Железные оковы на удивление болтались достаточно свободно, хотя стянуть их, к сожалению, всё равно не получится. В таком виде меня буквально втолкнули в помещение, за спиной со скрежетом и грохотом закрылась железная дверь. Теперь свет практически не проникал внутрь. Тихо выругавшись сквозь зубы, я на ощупь принялся исследовать стены и пол в попытке найти хоть какую-нибудь лазейку. Железные листы в некоторых местах были будто плавленные, и сперва я подумал, что таким образом какой-нибудь заключенный пользователь катона пытался проломить себе путь на свободу, но, изучив эти места повнимательнее, пришел к выводу, что таким образом их скрепляли между собой, чтобы не оставалось никаких зазоров. Отсюда и невыносимая духота — кислород проникал в помещение только через дверь. Спустя ещё несколько минут бесцельного хождения туда-сюда, когда зрение уже достаточно привыкло к темноте, дверь внезапно открылась, скрипя заржавевшими петлями. Ворвавшийся в камеру свет болезненно резанул по глазам, от чего я с шипением отшатнулся в глубь помещения. — Выходи. — Приказ звучал бескомпромиссно, не смотря на то, что голос говорившего от чего-то дрогнул. Проморгавшись, я в лёгком ступоре посмотрел на вставших в дверном проёме охранников. Их было двое, и, что странно, на их лицах явно отображался страх. Какого чёрта происходит? Появилось тревожное ощущение, но приказ прозвучал снова, и, недолго думая, я решил ему всё же подчиниться. Будто в моём положении вообще есть какой-то выбор, ха. Попытаться удрать по пути я конечно могу, но из-за сковывающей движения цепи далеко убежать не выйдет. С каждым шагом, сопровождаемым металлическим звоном, тревога нарастала всё сильнее. Тем более, что сопровождающие меня шиноби очевидно чего-то или кого-то боялись. И не похоже, что этим кем-то был я. Всё встало на свои места, когда, наконец, меня довели до конца коридора, где уже ждал, подпирая тяжелую дверь, очередной безликий охранник. Причём в данном случае буквально: его голова была полностью замотана бинтами так, что видны были только глаза, один из которых сильно заплыл, а в здоровом при виде нас троих появился такой безумный блеск, что мне захотелось исчезнуть отсюда куда подальше. Сопроводившие меня охранники поспешили ретироваться, едва отчитавшись этой живой мумии, и я с радостью последовал бы за ними, но меня рывком втянули в помещение, усадив на стоящее посреди комнаты кресло. Мужчина прочно зафиксировал руки, холодной цепью примотав их к подлокотникам прежде, чем я успел сообразить что-либо сделать. — И так, — сиплым голосом произнёс шиноби, — ты ведь понимаешь, за что здесь? — За то, что не смог убить Первого Хокаге? — как можно более равнодушно ответил я, на что собеседник недобро усмехнулся. — Ну, «не смог» или «не захотел» — это мы сейчас выясним. — Чего? — Не понимая, я повернул голову в сторону охранника, который взял со стола несколько сенбонов. — Что ты несёшь? — Старейшины считают, что Хокаге не просто так оставил тебя в живых. — Пара сенбонов вонзилась мне в руку. Терпимо, но я всё равно не удержался от болезненного шипения. — Быть может, вы с ним о чём-то договорились и моя задача — добиться от тебя ответа, о чём. — Да он бредит… — Да? А если я на самом деле ни о чём с ним не договаривался, то что? — Понимая, к чему всё идёт, я в панике дёрнул руками, пытаясь освободиться — бесполезно. — Тогда можешь не отвечать. — Внезапно он приблизился к моему лицу так, что я мог видеть капиляры в безумных глазах. — Я всегда хотел узнать, как долго продержится тот, кого по праву назвали сильнейшим в Скрытом Водопаде. Не думал, что однажды Ками подарят мне такой шанс. Всё новые и новые иголки вонзались в руки, пока шиноби с упоением рассказывал мне о том, как будучи ещё зелёным чуунином попал в плен к недавно образованному Скрытому Туману, где подвергся жестоким пыткам, во всех подробностях описывая, как ему сжигали кожу и ломали кости (даже продемонстрировал искривлённые, неправильно сросшиеся пальцы). О том, что когда его освободили, он уже «нашёл своё призвание»… Ну, то есть просто свихнулся из-за пыток и сам стал садистом, что внезапно оценило руководство деревни, пристроив его на подходящую для поломанной психики должность и закрывая глаза на частые перегибания палок. Стало как-то не по себе. Возникло подозрение, что никто ему не приказывал меня допрашивать. — И так, первый вопрос, — выдал он, наконец, закончив. — Ты сговорился со Скрытым Листом? Битва была предлогом, чтобы передать Хокаге важные сведения? — Это два вопроса, — хмыкнул я, пытаясь скрыть нарастающий страх, снова дёрнувшись в попытке вырваться и снова не слишком успешно. — Значит, нет? — так и не дождавшись ответа, с наигранным разочарованием переспросил пыточных дел мастер. — Ну, ладно. Поломанные пальцы заискрились. Шиноби не мог нормально складывать печати для техник и, скорее всего, это был его максимум. Но даже этих разрядов хватило, когда он коснулся кончиками пальцев парочки сенбонов, вонзившихся в мышцы почти у самого локтя. Перед глазами всё поплыло, распалось бензинными пятнами. Боль распространилась сперва по руке, а потом и по всему телу, будто в каждую его клетку вогнали тонкие иглы, а сенбоны-проводники усиливали эффект. Это продолжалось чуть больше минуты, и когда тот наконец оторвал пальцы, я смог лишь обессиленно уронить голову на грудь, хватая ртом воздух. Горячий от воздействия райтона металл, казалось, сейчас просто сожжёт и выпарит мою кровь. Меня схватили за волосы, заставив поднять лицо и снова встретиться взглядом с перебинтованным палачом. И, я готов поклясться, что увидел, как он широко улыбнулся под слоем повязок. — Попробуем ещё раз. Я не питал иллюзий по поводу жестокости мира шиноби, но всё же не был готов столкнуться с чем-то подобным так скоро. Разряды стихии молнии, которые я получал каждый раз, когда не давал «нужный» ответ, порой становились настолько сильными, что я едва не терял способность соображать. Даже когда пытка приостанавливалась, я всё ещё чувствовал раскалённый металл сенбонов, от которого хотелось разодрать себя, лишь бы это прекратить. В какой-то момент даже подумал всё-таки сочинить какую-нибудь историю, которая могла бы удовлетворить все вопросы моего мучителя, но это вряд ли мне помогло бы. Потому что ему и не нужны признания. Нет, он просто хочет насладиться процессом, доводя меня до состояния безумия. К тому моменту, как всё наконец закончилось, мне уже начало казаться, что у меня вот-вот остановится сердце. Вернулись, кажется, те самые двое охранников и буквально на собственных спинах потащили меня обратно, бросив на холодный пол и закрыв за собой дверь. Я не мог пошевелить ни рукой ни ногой — те только дёргались после эллектрических разрядов. Тело, а в особенности руки, всё ещё ныли, но у меня не осталось сил стонать от боли. Мокрая от пота рубаха липла к спине. От шока в голове не осталось никаких мыслей, кроме одной: всё ещё не закончилось. Это непременно повторится снова и будет повторяться до тех пор, пока я не умру, сойду с ума или просто сбегу отсюда. Под дверью открылось маленькое окошко, ненадолго заполняя помещение светом, когда в него просунули поднос с миской, но мне было всё равно. У меня не было сил даже просто доползти туда и проверить, насколько съедобно содержимое. Измотанное сознание медленно отключалось, пока я наконец не провалился в темноту, которая оборвётся при следующем же открытии железной двери. На следующий день, а может даже в этот же — здесь невозможно было определить время суток — всё повторилось снова. Я попытался было использовать свою технику, когда в чужих руках снова блеснул металл сенбонов, хоть как-то защититься, но толку. Достаточно было использовать райтон, чтобы иголка беспрепятственно проникла в кожу. По окончанию меня всё так же вернули назад в камеру, так же просунули под дверь еду, которую спустя время убрали нетронутой. Это повторилось ещё несколько раз. Иногда вместо сенбонов в ход шёл скальпель, которым мне оставляли крайне неприятные порезы. Дважды мне ломали кости, залечивая их, чтобы потом можно было сделать это снова. Но как оказалось, самое страшное было ещё впереди. — И долго ты собираешься молчать? — «Мумия» не глядя в мою сторону протирал инструменты. — Если ты скажешь мне то, что я хочу услышать, то больше не будешь приходить сюда. Я не отвечал, глядя в зачем-то поставленное сегодня на стол зеркало. По-моему, я и так каждый раз даю тебе слушать то, что ты хочешь. И это вовсе не признание в каком-то там высосанном из пальца сговоре с Хокаге. Если предположить, что меня забирают в пыточную раз в день, то я здесь уже пятые сутки. Хотелось есть. Оковы с ног сняли ещё пару дней назад, видимо поняли, что у меня всё равно нет достаточно сил, чтобы бежать. — Вижу, тебя оно заинтересовало? — Дознаватель несильно стукнул костяшками пальцев по запыленному, покрытому ржавчиной основы стеклу. — Как раз хотел тебе сказать, что мы сегодня будем делать. Видишь ли, я тут подумал, что твоё лицо мне не слишком нравится. — В чужих пальцах блеснул знакомый скальпель. Я уже понял, что будет дальше. Снова попытался вырваться, несмотря на то, что уже знал, что это совершенно бессмысленно. Дыхание сбилось от страха, когда холодное лезвие скальпеля прислонилось к уголку губ. Я закричал, зарычал раненным зверем от боли, чувствуя, как в горло заливается обжигающе-горячая кровь. — Ну-ну, не дёргайся ты так, — расслышал я насмешливый голос сквозь шум в ушах. — Ты ведь не хочешь, чтобы у меня сорвалась рука, и я случайно поранил тебе глаза? Я, вот, например не хочу, они ведь прекрасно подойдут к твоему новому лицу, знаешь ли. Щёку болезненно жгло. Дойдя терзающим рывком до самого уха, палач убрал скальпель с противным чавкающим звуком, давая ровно минуту, чтобы отдышаться, и меня сразу вырвало собственной кровью. Неконтролируемая дрожь прошлась по всему телу, когда мою голову прижали к спинке стула, чтобы не дёргался, начав медленно резать лицо уже с другой стороны. Я не ожидал, что это может быть настолько невыносимо больно. Почему я просто не потеряю сознание? То, что всё снова закончилось, я понял по тому же самому звуку, с которым лезвие ножа покидает плоть. Лицо настолько болело, что я уже не ощущал разницы, режут мне его всё ещё или уже нет. Нижняя челюсть неестественно отвисла. Меня заставили поднять лицо и посмотреться в запыленное зеркало. — Смотри. Так ведь намного лучше, согласен? — Сиплый голос прозвучал почти у самого уха. По лицу стекали бледно-красные из-за гемолакрии слёзы, попадая прямо в новообразованные раны и раздражая их солью. Из-за кровавых разрезов лицо стало меньше походить на человеческое, только несколько лоскутов мышц, между которыми были видны зубы и дёсны, не позволяли челюсти отвалиться окончательно. Кровь заливала нижнюю часть лица переходя на шею и грудь, пропитывала и без того грязную ткань одежды. — Д-да… — струдом выговорил я, чувствуя жгучую боль на каждом звуке, на что получил одобрительный смешок. Почему я ответил так? — На сегодня с тебя хватит. Отдыхай. Я не поверил собственным ушам. Даже когда пришли уже знакомые охранники и, придерживая, повели меня обратно по коридору я не мог поверить, что в тот раз всё закончилось так быстро. Лишь снова оказавшись на полу душной тёмной клетки, пришло облегчающее осознание. Незажившие раны касались металла, причиняя боль, но если я клал голову лицом вверх, то глотал собственную кровь, пока меня не начинало тошнить. Если бы не моё иррациональное (в данной ситуации) желание жить, то я бы уже давно вышиб сам себе мозги. Для меня это ведь не составит особого труда — пара ударов по голове до тех пор, пока та не расколется, а содержимое черепной коробки вытечет наружу. Даже если я останусь после такого в живых, то навсегда потеряю способность думать и не буду понимать, что со мной происходит, пусть меня хоть заживо расчленят. Блаженное забвение… Размышление прервал до боли знакомый скрип ржавых петель. В панике я попытался отползти в глубь помещения, как будто это могло меня спасти. Я готов был умолять не тащить меня обратно — второго сеанса на сегодня я бы просто не вынес, — но не мог нормально говорить из-за повреждений. Странно, но дверь закрылась за вошедшим внутрь человеком, а затем я ощутил на ранах потоки исцеляющей чакры. Даже так я не мог успокоиться. Мне казалось, что лечение вот-вот прервётся, и меня снова начнут резать, бить током, ломать и выворачивать кости. Только когда ирьенин, не издав ни звука, закончил свою работу и ушел, я позволил себе расслабиться и погрузиться в блаженную темноту. Проснулся я от ощущения, будто что-то вгрызается мне в палец. Кое-как разлепив веки, всмотрелся в темноту, слишком долго соображая и не реагируя на действия неизвестного. Только когда мне показалось, что небольшой кусочек окружающей тьмы немного шевельнулся, что-то внутри наконец проснулось, заставив меня молниеносным выпадом схватить поедающую меня заживо жирную крысу. Зверёк задёргался и завизжал, отчаянно принявшись царапать и кусать мою руку. Словно в тумане я впился зубами в крохотное тельце, давился шерстью, прогрызая кожу, и измученный голодом и жаждой жадно выпивал тёплую кровь животного. Крыса последний раз особо громко взвизгнула и навсегда затихла. Лишь когда в тушке не осталось, по ощущениям, и капли крови, я отшвырнул её куда-то в дальний угол. Только после этого пришло осознание, от которого захотелось залиться истерическим смехом. Я только что сожрал крысу. Чёртову, мать вашу, крысу. Это ненормально… Ненормально… А что сейчас вообще нормально?***
— Так как ты всё равно ближайшее время не сможешь внятно говорить, то сегодня я освобожу одну руку, что бы ты мог дать ответ. — Перебинтованный снял цепь и вложил в мою ладонь кисточку, а на столе лежали тушечница и пергамент. — Я надеюсь, мне не нужно снова повторять свой вопрос? Я лишь с ненавистью посмотрел на мучителя. Ирьенин не стал лечить раны на лице — только остановил кровь и позаботился, чтобы я не помер от заражения. Огромных усилий стоило просто держать челюсть вместе, а о диалоге и речи не шло. Казалось, будто оставшиеся мышцы просто порвутся посреди разговора. Понимая, что вот-вот начну терять рассудок из-за пыток, я, как мог, старался не сойти с ума. Пытался отвлечься, сосредоточиться на чём-то другом, но, казалось, от этого становилось только хуже. Я уже перестал считать, который раз здесь нахожусь. На удивление, больше не было такого, что мне наносили серьёзное увечье и сразу же отводили назад. Всё снова вернулось к наэлектризованным сенбонам, порезам и переломам и всегда это продолжалось, насколько я мог заметить, фиксированное количество времени. Фантазия у него, что ли, ограничена? — У нас осталось не так много времени. Если тебе эта рука сейчас не нужна, тогда давай как в прошлый раз? — С этим нетерпеливым заявлением дознаватель поднял со стола знакомый предмет, похожий на молоток. В прошлый раз, когда он взял его в руки, мне сломали предплечье в нескольких местах. Этого было достаточно, чтобы я всё-таки занялся написанием текста. Но вовсе не того, что от меня требовали. Красивую легенду о сговоре с Конохой я всё равно не придумал. Рука с трудом выводила кандзи, не отойдя до конца после электрошока. — Опять? — разочарованно выдохнул шиноби, рассматривая пергамент, на котором, естественно, не было требуемого ответа. — Знаешь, чем быстрее ты сознаешься в предательстве, тем больше шансов, что тебя когда-нибудь выпустят отсюда, а возможно даже простят и снова вернут статус джоунина. — Да, да, охотно верю. В эту чушь вообще хоть кто-то поверит? Или это проверка, насколько у меня разжижились мозги? — В любом случае, на сегодня мы закончили. Дверь позади меня как раз открылась. Интересно, его все здешние охранники боятся, или только те двое, что по его приказам водят меня туда-сюда? Шиноби высвободил мне вторую руку, вернувшись после этого к прочистке сенбонов от остатков крови. Уже знакомая парочка рывком подняла меня с кресла и уже было повела на выход, но именно в этот момент в моей голове что-то щёлкнуло. Я не мог объяснить, почему подобный порыв возник именно сейчас, но в следующую секунду вырвался из хватки, отбросив сдерживающих меня шиноби в разные стороны и рванул к двери. Неужели я правда решил, что это сработает? Миг — и я оказался прижат к полу лицом вниз, придавленный весом чужого тела. Руки заломили за спину, сжав кривыми пальцами запястья. — Тебе не следовало так делать, — прошипел мучитель над самым моим ухом. В этих словах не было слышно уже привычных безумия и усмешек. Только чистая, незамутнённая злость. — Думаешь, я показал тебе всё, на что способен? Похоже, что я слишком сильно щадил тебя все эти дни, раз ты успел так осмелеть. Сердце пропустило удар. Он явно не шутит. И похоже, что сейчас сделает нечто намного хуже всего того, что делал со мной до этого. Мне не хотелось даже думать о том, что это может быть. В отчаянии я попытался вырваться, скинуть его с себя, за что получил размашистый удар по голове, от которого перед глазами заплясали чёрные точки. — Можете пока идти. В этот раз мы немного задержимся. Стоит преподать нашему «герою» урок, который ему, я надеюсь, запомнится надолго. — В голосе мучителя снова появилась усмешка, не сулящая мне ничего хорошего. — Послушайте, м-может не стоит, — внезапно подал голос один из охранников. — Мне кажется это уже слишком, к тому же… — Вымётывайтесь отсюда немедленно! — рыкнул палач, мгновенно затыкая своего подчинённого. — Или может хотите сами оказаться на его месте? Что он собирается делать, что даже его подручный решился возразить? Двое перепуганных шиноби спешно выскочили за дверь, а со звуком их шагов уходила и моя надежда на спасение.***
Хотелось только одного — раствориться. Слиться с обитыми металлом стенами клетки и исчезнуть. В ушах всё ещё стоял мой собственный крик, заглушивший в тот момент все остальные звуки. Словно меня растоптали как букашку, выпотрошили и собрали заново, поглумившись. Зарывшись пальцами в волосы, я едва не вырывал их с корнем. Я отказывался верить в произошедшее. Нет, этого не могло быть. Этого не могло быть со мной. Но ноющая боль при попытке пошевелиться говорила об обратном. Хотелось взвыть, но голос был сорван от воплей, превращая крик отчаяния в тихий свист воздуха. Дрожа, я притянул колени к груди, сворачиваясь в позу эмбриона, и пытался успокоить дыхание. Сломанный. Униженный. Жалкий. Изувеченный и физически, и морально. Вот так значит закончится моя новая жизнь? Прямо здесь? Нет, это неправда. Всё, что происходит сейчас и происходило несколько часов назад, мне просто снится. Это сон! Кошмар! Галлюцинации! Что угодно! Это не реально… В своём состоянии я не отреагировал на звук открывающейся двери. Не отреагировал и на то, что в камеру зашёл человек. Лишь чужое прикосновение, словно вспышка, вернуло меня в последние минуты времяпровождения в пыточной. Раздался хруст. Ирьенин, не успевший даже вскрикнуть, булькнул кровью и словно безжизненная кукла свалился на пол. Я даже не заметил, как сломал ему грудную клетку. С трудом я нашёл в себе силы приподнять голову и посмотреть на застывшее в удивлении лицо с пустыми, безжизненными глазами. Мысли спутывались в бесформенный клубок. Это совесть? Нет, вряд ли. Парень лечил меня только для того, чтобы палач мог истязать меня снова и снова, не опасаясь, что я умру от ран. За это он и поплатился только что. От этой мысли внезапно стало нездорово весело, и опомнился я только тогда, когда при попытке улыбнуться по лицу прошлась волна боли. Кинул взгляд на закрытую дверь — похоже, снаружи никто ничего не услышал. Может, стоит попытаться? Я замешкался. С одной стороны я хотел выбраться отсюда, но с другой — если меня поймают и это дойдёт до того дознавателя… Не хочу об этом думать. Забавно, что даже после такого мне всё ещё хотелось жить. В карманах ирьенина обнаружилось немного стимулирующих пилюль, которые я проглотил на месте. Стараясь игнорировать боль, я с трудом встал на ноги, трясущимися руками складывая печать для хенге. В темноте не будет видно, кто свернулся у стены, жив он или нет. Надеюсь, что среди охраны всё же нет сенсоров. Никто не стал меня останавливать. Даже не посмотрели в мою сторону. Неужели, сработало? Я шёл медленно, стараясь не шататься, почти до крови прикусывал язык, лишь бы не издать и шика. В стенах с выгравированным на камне узором каждые несколько метров тёмными провалами возникали двери, такие же железные или, наоборот, решетчатые, сквозь которые можно было увидеть озлобленных и измученных заключённых. А над ними всеми он тоже измывался так? Воспоминание заставило резко остановиться рядом с ведущей наверх лестницей и оглянуться. Уйти незаметно? И оставить всех тех, кто позволил надо мной такие издевательства, в живых? Оставить ЕГО в живых? Эта мысль встретила серьёзный протест. Не раздумывая, я сложил печати, и узорчатые стены раскололись, деформировались, прорастая острыми шипами, на которые словно куски шашлыка, нанизывались не успевшие сообразить происходящее шиноби. Хенге сразу же слетело. Часть каменных пик пробила замки или выбила двери целиком. Находящиеся внутри своих клеток люди не стали зря терять время. Вырвавшись на долгожданную свободу, они добивали выживших охранников, стаскивая с их трупов оружие, повязки и броню. В узких проходах мелькали вспышки техник, пара человек нашли на телах охранников ключи и теперь бегали между закрытыми дверьми, освобождая товарищей по несчастью, что с радостью присоеденялись к творящемуся хаосу. Я не особо сильно обращал на эту толпу внимание. Бегом, пока ОН не сбежал или до него не добрался кто-то ещё, я пробирался к своей цели. Будто от одной мысли о возмездии вернулись прежние силы и залечились раны. А может, так оно и в самом деле было. Железная дверь слетела от одного удара. Не давая мучителю и шанса опомниться, я с силой швырнул его в то самое кресло, приковав за руки и за ноги без единой заминки. Я-то видел, как он это делал. Запомнил до мельчайшей детали. Высвободиться из такого положения самостоятельно шансов нет. Удостоверившись, что ЕМУ не сбежать, я развернулся к столу с пыточными инструментами, оперевшись на него руками. Что бы мне выбрать? Слишком долго развлекаться нельзя, так как из деревни может прийти подмога, но и умереть быстро я ЕМУ не позволю. Ни за что! — Кажется, мы поменялись местами. — раздалось у меня за спиной. — Не ожидал увидеть тебя так скоро. Обычно те, кого я наказывал за попытки побега, ещё долго не могли самостоятельно стоять на ногах, не то, что ходить. А о том, чтобы начать бунтовать снова, и думать больше не смеют. Тебе и правда удалось меня удивить. «Захлопни пасть!» Схватив со стола скальпель, я набросился на него, желая, как минимум, вырезать язык, но получилось только полоснуть по забинтованной щеке, оставив сквозной разрез. Ха, а так действительно лучше выглядит. Из любопытства я схватился за обрывки бинтов принявшись срывать и разматывать их. Постепенно открывающаяся передо мной картина заставила дёрнуться от ужаса. Носа и ушей у этого человека не было, кожа была полностью покрыта ожогами и порезами, губы отсутствовали, придавая голове сходство с человеческим черепом, а во рту не доставало зубов. Даже перед мучительной смертью ублюдок продолжал улыбаться. Хотелось стереть радостное выражение с чужого лица, превратив его в отчаяние и боль. Покрыв руку техникой я со всей дури вдарил по чужой ладони, ломая кости, и таки заставил его закричать от боли. В порыве безумия я, не снимая технику, провёл взад-вперёд костяшками пальцев, под которыми захлюпала кровь и приятно захрустели обломки костей. Оторвавшись, я снова с силой опустил кулак на чужую помятую конечность. Я повторял это до тех пор, пока обе его кисти рук не превратились в кровавую кашу. Этого оказалось мало. Даже понимая весь риск, я не желал останавливаться сейчас и добивать его, продолжая резать и ломать кости. Лишь после того, как ниже пояса всё оказалось утыкано его излюбленными сенбонами, теперь уже бывший дознаватель наконец-то умер от болевого шока. Жаль, мне не удалось оценить выражение его лица перед смертью. В один момент я просто вонзил скальпель в здоровый глаз, а заплывший и так не выражал никаких эмоций. Нижняя челюсть с вывалившимся языком лежала на его шее. Боль от расползшейся по лицу маниакальной улыбки напомнила, что у меня осталось ещё одно незавершённое дело.***
Деревня пылала. Вырвавшиеся наружу заключённые уже пробили себе путь на поверхность и теперь сполна наслаждались полученной свободой. Я был не с ними. Перепрыгивая по крышам, время от времени теряя равновесие от слабости и боли, оступался, падая вниз, я спешно пробирался к нужному мне приметному зданию. На мой взгляд даже слишком приметному. Не хватало только написи «здесь лежат секретные техники, вход свободный, инвалидам и детям купоны». Как-то странно это для хранилища того, чего по идее пытаются скрыть… Хотя, тот факт, что вроде как объявленные запрещёнными техники бережно хранят, а не уничтожают любую информацию о них, можно считать ещё более странным. Удивительно, как я вообще умудрялся ещё думать. Тяжёлая дверь заскрипела. Внутри хранилища на бесчисленном количестве стеллажей расположились увесистые свитки, на которых крупными иероглифами были записаны названия содержавшихся в них техник. В самом дальнем конце стыдливо расположилась небольшая комната с конкретно запретными, среди которых была и цель моего визита в это место. «Страх земного гнева», оно же «джионгу» на местном псевдо-японском языке. Техника, дающая бессмертие ценою нормального внешнего вида пользователя и жизней других людей, которых ему предстоит убивать для продления своей. Внутри свитка витиевато излагалось краткое описание возможностей техники, о которых я и так знал из канона: превращение тела в подобие тряпичной куклы, условное бессмертие, владение всеми стихиями, возможность принимать форму неведомой ебанины. Класс. Куда более важным для меня в данный момент была инструкция, как получить всё это себе. Интересно, что для этого требовалось всего лишь капнуть в центр свитка своей кровью. Чем-то напоминало контракт призыва. Не может же быть всё так просто? Ладно, думаю, стоит рискнуть, тем более, что сюда явно никто не спешит. Пока что. Куная у меня с собой не было, так что я перекусил себе палец, капнув в расположенную в центре печать тёмной кровью. Несколько секунд ничего не происходило, но вдруг красные капли просто впитались в пергамент. Рисунок печати поплыл, меняясь и приобретая очертания морд невиданных существ, в которых угадывались маски огня, ветра, молнии и воды. Последний раз изменившись, рисунок приобрёл вид уже незнакомой мне маски, после чего чернила со зловещим бульканьем начали медленно расползаться, приобретая форму тонких чёрных жгутов. Отделившись от свитка и со свистом рассекая воздух, они вдруг впились в моё тело, протыкая кожу и расползаясь внутри. Даже не больно, учитывая, как меня пытали до этого… Пара чёрных лесок прошлась по разрезам на щеках, окончательно перерезая мышцы, сдерживающие половины челюсти. Я чувствовал, как они раздрабливают мои кости и разрушают мышцы и внутренние органы, заменяя их своей материей. От боли изнутри, а не снаружи, незнакомого ужаса, хотелось забиться в истерике. Казалось, что всё, что я испытал до этого, было не больнее комариных укусов по сравнению с тем, что происходит сейчас. Как только нити добрались до лёгких, я лишился возможности дышать. В какой-то момент промелькнула мысль, что здесь моя жизнь и закончится, но… Сдаваться я не хотел. Я зашел так далеко! Не перерезал себе горло сразу, как попал, не впал в отчаяние, принимая новые правила и новый мир, выжил после пыток в тюрьме. И умереть вот так только потому, что какой-то неведомой хрени я не нравлюсь?! А придется, мать твою! Нити, формируя невнятную огромную фигуру, заполонили собой все пространство вокруг. На меня из темноты смотрели бесчисленные маски, при взгляде на которые зрение плыло и мутнело, но, терпя боль, невыносимую, от которой хотелось желать лишь смерти, я упрямо старался не препятствовать технике, а стараться ее принять. Я не канонный Какузу, я не шиноби вообще, но сегодня я, блять, выживу! Всё прекратилось также резко, как и началось. Я тут же рухнул на четвереньки, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь избавиться от мрачных образов перед глазами. Меня всего трясло, от новообразованных швов расползались струи уже застывающей крови. Твою мать… А нельзя ли о подобных нюансах писать хотя бы мелким текстом снизу?! Остатки нитей снова исчезли внутри свитка. Опираясь на ближайшую деревянную балку, я поднялся на ноги, приходя в себя. Руки странно и неестественно дёргались, и мне стоило огромных трудов потянуться к своему лицу, чтобы ощутить кончиками пальцев крупные стежки. Звон в ушах постепенно сходил на нет. Боль от полученных ранее ран больше не ощущалась. Так… Свободно. Легко. Внезапно в комнату ворвался земляной клон, каким-то чудом не развеявшийся, когда меня разрывали нити. Он успел только кинуть мне сумку с вещами, за которой я его и посылал, прежде чем рассыпаться в прах. Как в быстрой перемотке, перед глазами пронеслись кадры, из которых я узнал, что по дороге он наткнулся на старейшин. И что они уже идут сюда. Одна только мысль об этих людях рождала внутри клокочущую ярость. Они вчетвером фактически занимали пост главы деревни и решили, что могут вот так просто использовать шиноби, выкидывая их, как мусор, стоит тем впасть в немилость. Влетевшая в комнату старуха уже начала было складывать печати, когда я схватил её за голову и с размаху приложил об стену так, что брызги крови разлетелись в стороны из разбитого черепа. Новая сила требовала выхода. Требовала крови. Опьянённый я выскочил навстречу остальным противникам и тут же напоролся на ветряной поток, оставивший на коже множество мелких порезов. Заслонив лицо руками, пропустил из-за этого удар в живот. Ярость забурлила сильнее и казалось, что сейчас она физически вырвется наружу, обволакивая тело, словно пузырящаяся чакра у джинчурики. Почти не глядя, я поймал чужую руку и со всей силы швырнул её обладателя в стену. Раздался глухой удар и хрип, стоящие рядом полки со свитками с грохотом попадали, погребая старейшину деревни под собой. Осталось двое. Численное преимущество? Как бы не так. В старости чакра гаснет, если не использовать особые техники, вроде той, которую я получил себе секунды назад. Что вдвоём, что вчетвером, они ничего не смогут против меня сделать. От одной этой мысли по изувеченному лицу расплылся безумный оскал. Рывком я метнулся к ближайшему противнику, ударом ребра предварительно превращённой в камень ладони ломая ему хребет. Остался последний… Но не успел я снова кинуться в атаку, как окно сзади с громким звоном разлетелось от ударной волны, засыпая мне спину осколками стекла. Земля дрогнула, и раздался полный отчаяния и ужаса человеческий крик. В какой-то момент он сменился на громогласный рёв, и у меня мгновенно заложило уши. Посреди улиц, заслоняя небо, стояло нечто, похожее на огромного насекомого. Семихвостый. Ну конечно же! Эта деревня каким-то образом смогла впечатлить пять великих стран, за что получила себе бесплатного хвостатого. Видимо, джинчурики что-то очень сильно пошатнуло, что его печать треснула. Искренне надеюсь, что он успеет разнести тут всё раньше, чем его перезапечатают, да. Ну, а я в свою очередь… — Нет… — Шокированно глядя на происходящее снаружи, старик не заметил, как я за пару шагов оказался рядом с ним. А может и заметил, но был не в состоянии что-либо делать. Схваченный за горло, он повис над землёй в крепкой хватке моего высоченного тела, хрипя и отчаянно впиваясь ногтями мне в руку. Я узнал его — это именно он тогда «навестил» меня в лазарете. В прежней жизни я, наверное, никогда бы не подумал, что имею склонность к убийствам, да честно, и в начале своего попадания планировал если и убивать, то только по необходимости. Наслаждаться чужими страданиями не было никакого желания, но сейчас, глядя на дёргающуюся, задыхающуюся жертву, по венам струился нездоровый азарт. — Да, и кстати, — с легким адреналиновым безумием решил потешить я свое самолюбие, — прежде, чем спрашивать что-то у человека, лежащего на больничной койке, стоит сперва поинтересоваться, как он себя вообще чувствует. Чисто из вежливости, — с ухмылкой закончил, перед тем, как сжать руку на чужой шее, ломая позвонки. Тело старейшины упало к моим ногам безжизненным мешком. Пол помещения был залит хлюпающей под ногами кровью. Где-то на фоне шиноби отчаянно пытались сдержать семихвостого. Нервы сдали окончательно, и я, задрав голову уже не смог сдержать нездоровый хохот.