Нити

      Кисаме продолжал двигаться в выбранном направлении, оставляя в снегу глубокие следы и периодически озираясь. Я шел за ним следом, скрываясь в кронах заиндевевших деревьев, попутно вспоминая, что он тут вообще забыл.       Джинчурики восьмихвостого где-то рядом. И, очевидно, Кисаме пришёл за ним, как-то выяснив местонахождение. Зачем тогда нужен был этот цирк на собрании с требованием отдать хвостатых? В любом случае, нельзя было позволить Акацуки заполучить восьмихвостого. Даже если для этого придётся вырвать джинчурики из плавников Кисаме.       Ох, зря я не взял с собой маски…       Внезапно Кисаме остановился. Я замер, стараясь не дышать. Больше не слышно было звука шагов — только ветер и крики диких ворон где-то вдалеке. Минута, пока я ждал возобновления действий от Кисаме, молясь, чтобы он не смотрел вверх, растянулась на вечность. Пока наконец он не поднял меч и не выстрелил похожим на акулу водяным снарядом. Я успел соскочить с дерева, так что атака лишь разгрызла ветку подо мной.       — Думал, удастся скрытно проследить за мной? — оскалился Кисаме. — У акул есть особое чутьё.       — Что-то оно поздновато сработало, — огрызнулся я в ответ. — Кстати, как там твои руки?       Кисаме машинально схватился за плечо. Я воспользовался моментом, чтобы почти незаметным движением вырастить каменный шип и проткнуть противника насквозь. Увы, реакция у «акулёнка» оказалась достаточно быстрой, чтобы он смог увернуться и напрыгнуть на меня сверху, замахиваясь Самехадой. Я успел отскочить в сторону, но удар был столь сильным, что поднял завесу снега. Приземлившись на ноги, я, не мешкая, ударил руками по земле, и из-под снега в сторону Кисаме полетела куча булыжников. Акула на удивление легко уворачивался, но один из мелких камней рассёк ему щеку в районе жабр. Боль в столь чувствительном месте ненадолго отвлекла Кисаме, и я рывком подобрался к нему, покрыв руку дотоном. Кисаме защитился мечом, но всё равно атака отбросила его на несколько метров до ближайшего дерева, и, не медля ни секунды, за которую он мог бы прийти в себя, я атаковал снова, принявшись методично избивать противника. Похоже, тот всё ещё переживал предательство бывшего напарника и потому не особо на это избиение реагировал. Под конец я схватил его за жёсткие синие волосы и с силой швырнул мордой в снег.       — Знаешь, а я даже рад, что мы стали врагами, — усмехнулся я. — Ты наверное уже в курсе, но я краду сердца людей с разными стихиями и присваиваю их себе. И моё водяное сердце уже достаточно старое. — Я наклонился, шепча Кисаме на самое ухо. — А из всех людей сильный суитон есть только у тебя.       В этот самый момент Самехада, вдруг взрыкнув, ударила мне по уху, выпустив шипы и тем самым порвав его. Кровь залилась вовнутрь, лишая меня слуха с одной стороны, в голове звенело. Вдобавок, удар дезориентировал меня на несколько драгоценных секунд, которых хватило Кисаме, чтобы ударить меня мечом под диафрагму, подбрасывая в воздух. Меня отшвырнуло в сторону, будто пушинку.       — Ты даже не знаешь, за что на самом деле сражаешься, — прохрипел я, поднимаясь.       — О, поверь, я знаю, — оскалил свои острые зубы Кисаме. — Господин Мизукаге рассказывал мне куда больше, чем вам. Я сражаюсь за мир без лжи. — Он снова замахнулся мечом, но я успел откатиться в сторону. — По правде говоря, я даже понимаю, почему вы решили уйти, но приказ это не отменяет.       — Ты никогда не был отступником. Ты продолжаешь служить тому, кто контролировал вашего Мизукаге, выполняешь приказы, как послушная собачонка, — презрительно скривился я. — И затыкаешь уши, когда тебе пытаются сказать, что всё не так хорошо, как ты думаешь. Типичный преданный деревне шиноби с промытыми насквозь мозгами.       — Говоришь так, будто сам никогда таким не был.       Я предпочёл промолчать, что так оно и было. Тот верный шиноби погиб во время битвы с Первым Хокаге, а на его месте появился я. Но часто я забывал об этом. Путался, где мои воспоминания, а где — его, иногда мне казалось, что на самом деле я попал в этот мир намного раньше.       Возможно, так оно и было. Возможно, никакого Какузу и не существовало вовсе, а был только я. Возможно, пара ударов мокутоном просто вернула заблокированные воспоминания.       Впрочем, сейчас не время об этом думать.       Кисаме принялся складывать печати, явно готовясь для какой-то мощной атаки. Я отскочил подальше и создал земляную стену как раз вовремя — стремительный поток воды, принявший форму голодной акулы, направился в мою сторону. Земляная стена не выдержала, но дала мне время отпрыгнуть. Однако, пока я был в воздухе, за моей спиной уже оказался замахнувшийся мечом Кисаме. С помощью нитей я зацепился за ветку и смог уйти от атаки, но мечник не отставал. Я мысленно отдал маскам команду прямо сейчас сообщить Итачи, что тут творится, надеясь, что приказ их достигнет. Всегда же достигал! Впрочем, «всегда» расстояние было поменьше.       От следующего удара мечом, который должен был прийтись мне прямо по спине, я защитился, превратив хвост густых волос в шипы, что и приняли на себя большую часть удара… и тут же стали мягче. Чёртов меч тянул чакру!       — Я разрежу тебя на куски, зомби!       — Не будь так уверен в этом, рыбина!       Я отпихнул Кисаме ногой и выпустил нити, опутывая его, после чего с силой отправил в полёт до дальних деревьев. Оттолкнувшись от ветки, на которой стоял, — аж кора отлетела — я бросился в его сторону и ударом впечатал в ствол дерева… заставив харкнуть кровью очередную технику подмены! Вот же зараза! Я успел вовремя развернуться и принять удар закаменевшей рукой. Кисаме лишь ухмыльнулся и выпустил меч из рук, складывая печати.       От очередной водяной акулы я увернуться не успел. Техника разгрызла ствол дерева и едва не разгрызла меня. Спасибо — нити ушли от её зубов, которые проделали лишь пару дырок в коже. После приземления меня по инерции протащило ещё несколько метров по снегу. Кисаме спрыгнул следом.       — И всё? — спросил он, видя, что я не поднимаюсь. — А ведь вы с Хиданом считались одной из сильнейших пар в Акацуки. — Вот так, подойди ближе, рыбка… — Впрочем, неважно. Я избавлюсь от тебя, а его доставлю к Мизукаге напрямую, раз убить не смогу.       Тут я не выдержал. Выбросил вперёд руку на нитях, предварительно обратив её в камень, и со всей дури вмазал Кисаме по лицу. Алая пелена гнева застилала глаза.       — Повтори? — прорычал я, набрасываясь на приходящего в себя мечника. — Хочешь, чтобы я всё-таки вырвал тебе руки?       Пинком я перевернул Кисаме на живот, схватил его руку, предварительно откинув Самехаду в сторону, и потянул конечность на себя, вырывая из сустава. Кисаме зашипел от боли.       — Ты Хидана пальцем не тронешь, слышишь? — прошипел я.       Кисаме извивался и рычал от боли. Я почти вырвал ему руку, когда почувствовал резь в груди. Это меня отвлекло, и Кисаме сбросил меня здоровой рукой.       Какого чёрта это было? Неужели…       Я очнулся от своих мыслей увидев, что Кисаме добрался до Самехады. Опомнившись, бросился было в его сторону, но тут он развернулся и выплюнул огромное количество воды. Я задержал дыхание и как раз вовремя — меня подняло вверх, и я будто плавал посреди озера. Вернее сказать, посреди огромного водяного купола, в центре которого находился Кисаме, уже трансформировавшийся в полурыбу. Я помнил эту технику из канона. Куда бы я не поплыл, Кисаме поплывёт за мной, а за ним будет двигаться и купол, пока у меня не кончится воздух. Я был в ловушке. Однако…       Я посмотрел вверх.       Кисаме может плыть за мной сколько угодно, но купол при всём желании не сможет оторваться от земли.       Приняв решение, я со всей доступной скоростью, пока нити не промокли и не потянули меня к земле, поплыл вверх. И когда я почти добрался до поверхности купола и оказался на свободе, то почувствовал укус в ногу. Кисаме вцепился в меня зубами и тащил ко дну. В ответ я высвободил нити, нещадно дырявя плащ, и впился ими в тело Кисаме. Вода окрасилась кровью, я не видел врага, но действовал исключительно на ощупь. Нити пробирались всё глубже в чужое тело, раня его изнутри, и они почти добрались до сердца, когда водяной купол резко лопнул, и мы полетели вниз с огромной высоты. Падая, я зацепился за ветку дерева, болезненно шлёпнулся об следующую, а потом ещё раз и ещё, пока не свалился на землю. Перед глазами плыло от недавней встряски и недостатка кислорода. Кисаме, которого исцелила проклятая Самехада, уже стоял на ногах.       — Почему? — прохрипел я, поднимаясь. — Почему ты так уверен, что Мадара не обманул тебя? С чего ты взял, что такой особенный?       — Почему? — переспросил Кисаме. — Да хотя бы потому, что Мизукаге-сама открыл мне своё лицо!       — Ах, вот оно как, — оскалился я. — То есть, стоит тебе увидеть чьё-то лицо без маски, как ты готов довериться этому человеку? — Я рывком сорвал с себя промокшую и изодранную боем маску, выкидывая кусок тряпки прочь. — Вот, я снял перед тобой маску! Теперь ты мне веришь?! Ты поверишь мне, если я скажу, что мир без лжи, который тебе обещали, сам по себе будет одной сплошной ложью?!       Снова ощутив боль в груди, что вынудила меня упасть на колени, зажмурился от боли. Дышать становилось всё труднее.       Я… умирал от старости.       Родное сердце без поддержки стихийных дожило свой срок весьма не вовремя.       — Похоже, что мне и не придётся тебя убивать, — оскалился Кисаме, закинув Самехаду на плечо.       — Я не договорил, — упрямо прохрипел я, поднявшись на ноги. — Твой «Мизукаге» недавно явился на собрание и рассказал нам, в чём суть его плана. Весь мир окажется погружен в гендзюцу-цукуёми. — С трудом я сделал шаг вперёд. Только бы закончить! — Знаешь, слышал я одну легенду, будто все жертвы цукуёми станут пищей для огромного дерева, а в легендах, знаешь ли, всегда есть доля правды. — Ещё шаг. — Этого ты хочешь? Чтобы все стали удобрением для дерева, зато ты в сладких грёзах увидишь мир без лжи?       — Да что ты несёшь? — опешил Кисаме.       — Правду. — Боль в груди вернулась, вынудив меня упасть на колени, но подняться я уже не смог. — Такой мир без лжи тебя устроит? В котором всё происходит не по-настоящему? — Дышать становилось всё труднее, пульс в ушах слышался громче, но реже и реже. — Мадара обманул тебя так же, как и всех нас! Если бы… ты… послушал… Ита… ч-чи…       Перед глазами всё потемнело. Моё время подошло к концу. Надеюсь, что я смог хотя бы заставить его задуматься. И что маски доберутся до моего тела раньше вездесущего сучонка Зецу. А если нет… Пусть он хотя бы отравится!

***

      И вновь темнота сменилась алым цветом хиганбаны. Я снова здесь! Главное не привыкать, ха. Я упал в море ликорисов и просто смотрел в чёрное небо этого места, дожидаясь, пока моё тело не оживит какая-нибудь маска. Сердца в груди не бились, дышать было не надо. Странно ощущать себя, по сути, бестелесным духом.       — Поздравляю, ты достиг неосуществимой мечты многих шиноби — умереть от старости! — Твою ж мать! Нахрена так пугать-то?! — Правда, не в в своей постели, а в пылу сражения, но это так, мелочи.       Я резко вскочил и обернулся — Джашин восседал на троне в своём истинном облике, закинув ногу на ногу, а прямо перед троном играли… Дети. Они не были похожи на замученные души — слишком уж им было весело. Заметив, что я смотрю, дети сразу же прекратили свои игры и уставились на меня в три пары глаз.       — Кто это? Не похож он на страдальцев. — «Страдальцами», как я понял они называли те бродящие души.       — Вы тоже больно радостные для этого места, — ответил я.       Джашин рассмеялся.       — Дети, познакомьтесь, это — мой новый последователь. Его завербовал Хидан, а о Хидане вы уже знаете.       Дети уставились на меня с ещё большим любопытством.       — Маленькие джашинисты? — догадался я. — Но Хидан говорил, что последователям нельзя размножаться.       — Ну, во-первых, это правило придумали людишки, причём относительно недавно. — Бжество внезапно оказалось у подножья своего трона, уменьшенное до размеров человека. — Во-вторых никто не запрещает подбирать беспризорников с улиц. А уж если у тебя были дети до присоединения к последователям, то ты обязан привести их с собой. — Он подтолкнул детей ко мне навстречу, и те обступили меня со всех сторон, внимательно изучая.       — А что у вас с глазами?       — А откуда эти шрамы?       — А вы на моего папу похожи!       Вопросы сыпались нескончаемым потоком, и я немного растерялся. А ещё… Я только сейчас заметил, что был в одних лишь штанах (и на том спасибо!), и мелкотня вовсю могла лицезреть моё перешитое тело.       — Ну всё, хватит. А то замучаете его своими вопросами, и он сбежит.       Дети, будто среагировав на голос божества, тут же забыли обо мне и обступили своего покровителя.       — Не хочешь выпить за встречу? — в руке Джашина материализовался бокал сакэ.       — Э-э… — Я недоверчиво посмотрел на бокал. — Я могу отказаться?       Ну, во-первых, существует правило, согласно которому нельзя есть и пить что-либо из мира мёртвых, иначе останешься там навсегда, а во-вторых… Из чего, блять, сделано это сакэ?! Тут кругом какие-то призрачные ликорисы, кровавая река и чёрная материя. Пожалуй, я не хочу знать ответа на свой вопрос.       На удивление, Джашин не стал возражать и бокал исчез.       — Так значит, Югакуре не пощадило даже детей… — Я вспомнил рассказы Хидана о резне в храме.       — Осуждаешь их? — спросил Джашин, гладя по голове одного из малюток, что вцепился в чёрный балахон.       — Не имею права. Я ведь сделал то же самое с детьми Такигакуре. — Я невольно улыбнулся, вспоминая резню.       — Но при этом ты никогда не хвастался стремлением к миру, — подметило божество. — В отличие от Югакуре. Имеют ли право люди, что говорят такие вещи, устраивать массовые резни, где среди убитых будут в том числе старики, женщины и дети? Шиноби, что хладнокровно перерезал горло этой девочке, через пару дней той же рукой голосовал за отказ от бытия шиноби. — Джашин снова рассмеялся. — Людишки такие забавные.       — Давно хотел спросить… Почему из всех вы воскресили одного лишь Хидана? И почему именно его? Разве какой-нибудь верховный жрец не заслуживал бессмертия гораздо больше?       Он вмиг перестал смеяться, и выражение череповидного лица стало серьёзным.       — Воскрешение человека, к тому же с последующим бессмертием, требует огромных затрат сил. И, когда эти силы восстановились, было уже слишком поздно. А почему Хидан — всё просто. Этот мальчишка восхитил меня. Когда другие давно бы сдались, он продолжал бороться за свою жизнь, не сломался, несмотря на ежедневные мучения, которым его подвергала кучка моих не самых умных последователей. Разве тебя он не восхищает? — Ну, вообще-то да, хотя отнюдь не за свою стойкость. — Ещё вопросы? — с какой-то надеждой в голосе спросило божество. Совсем походу поговорить не с кем.       — Что появилось раньше — вы или ваш культ? И что это за место?       — Это место называется «божественный план». У каждого бога есть подобная обитель и одновременно тюрьма. — Джашин вдруг щёлкнул пальцем, и в пространстве появилась прорезь, сквозь которую был виден заснеженный лес… и мой труп, уже частично покрывшийся снегом. Даже грустно как-то. — А за этим разрывом — план смертных, земной план. Я могу пройти туда, но попасть в план смертных всё равно для меня будет невозможно. Вместо этого я перехожу в план духов, из которого могу взаимодействовать со своими последователями или чувствительными существами, но остальные не могут меня видеть, слышать и даже осязать. За ними можно только наблюдать. — Разрыв внезапно закрылся. — А знаешь, почему я могу переходить в план духов?       — Честно? Ни малейшего понятия.       — Потому что я был рождён там. Все боги этого мира изначально были не более чем духами. А затем появились люди и начали поклоняться этим духам, а духи обнаружили, что становятся сильнее от их веры. Как же давно это было… Но это ещё не всё. Какие-то отдельные людишки вместо веры в духов выдумывали свою веру и своих покровителей, и если какой-либо дух, обделённый верой смертных, присасывался к такому верующему, то со временем он мог стать больше, чем просто дух, заняв место выдуманной сущности. Нас стали называть богами, а мы, как видишь, и не против.       Надо же, с происхождением богов всё так сложно. Так, стоп…       — А что насчёт того Морьё? Вы говорили, что он «тёмный бог, сумевший выбраться из своего плана». Значит, отсюда всё-таки можно попасть в мир смертных?       — Морьё терял своих последователей и впал в отчаяние, граничащее с безумием. Став богами, мы стали зависимы от веры смертных. Оставшись без последователей, мы умираем. Умер бы и Морьё, если бы не смог прорваться в план смертных, но это — страшное преступление. Впрочем, я тоже не совсем чист — ведь я для продления своей жизни дарую своим последователям бессмертие.       Джашин взял окруживших его детей за руки и увёл куда-то за спинку трона. Из любопытства я последовал за ним и обомлел — с неба… потолка… что это вообще… свисали коконы, внутри которых просвечивались очертания людей. Три кокона из бесчисленного количества были пустыми.       — Здесь все мои умершие последователи. Чтобы не страдать в этом месте, они спят, — пояснило мне божество. — Но дети не любят спать, поэтому они часто просыпаются и играют здесь. А мне приходится их укладывать.       Дети неохотно залезали в раскрытые коконы, сворачиваясь внутри в позу эмбриона, а коконы закрывались с жутковатым шуршанием. Джашин щёлкнул пальцами, и все они внезапно исчезли. Вокруг снова была лишь бесконечная кровавая река.       — Ах да, ко мне после нашей последней встречи постучался Райдзин. Жаловался, что вы убили его последователей.       Ясно… Во время грозы буду сидеть в укрытии.       — А вы что?       — А я ему не открыл, — Джашин рассмеялся.       Ну хоть кому-то сейчас весело.       — О, кстати. — Он в один миг оказался у меня перед лицом. — Тебе пора.       Я ощутил резкий толчок в грудь, а после — холод, говорящий о том, что я снова жив и чувствую. Вокруг был слышен шум боя. Неужели, Кисаме сражается с кем-то из наших? Успевшее немного закоченеть тело поддавалось мне неохотно, я с трудом разлепил веки… И решил было, что я снова в кошмаре. Вокруг были корни, лозы, они прорастали из земли и атаковали кого-то. Некоторые из них горели. Перед моим лицом внезапно оказалась морда маски молнии, которая с ворчанием подняла меня на ноги, а затем стихией перерезала один из гигантских корней. С корнями сражались и остальные маски — огненная поджигала, ветряная давлением воздуха ломала дерево, только водяной нигде не было видно. Впрочем, нашлась она быстро — обломки костяной морды лежали рядом с моими ногами. Она заменила мне умершее сердце. Сердце Сенджу возможно даже старше моего родного, но живёт дольше за счёт живучести потомков Ашуры. Повернувшись в сторону, я увидел сражающихся Итачи с Кисаме. Но сражались они не друг с другом, нет. Бок о бок как в былые времена. А их противником стал… Чёрный Зецу? Это он управляет всеми этими корневищами! Я бы с радостью помог, но что-то не могу пошевелиться.       — Довольно! — выкрикнул Итачи, активируя сусаноо.       Зецу не успел даже вскрикнуть, когда его пронзило клинком Тоцука и принялось засасывать в бутыль.       — Ты больше не сможешь никем манипулировать, Зецу!       — Да как ты смеешь! — взвизгнуло это чёрное дерьмо. — Ты — лишь один из многих шиноби, чью историю написал я! Я создал Акацуки! Я создал вас всех! Я…       «Головка от хуя», — хотелось на нервяке схохмить мне, но лишь усмехнулся.       — Историю? — Когда атака деревьями прекратилась, наконец-то смог подойти, растирая закоченевшее тело. — Я сам пишу свою историю. Как и мы все. И что-то мне подсказывает: пишем мы её вопреки твоему сценарию.       Зецу последний раз истошно закричал, прежде чем его окончательно и бесповоротно затянуло в бутыль. Созданные им гигантские корни мгновенно высохли в труху.       Вот и всё.       Вот и нету больше вечно раздражающего растения, древнего существа, видевшего зарождение эпохи шиноби.       Так просто всё оказалось.       Кисаме уронил свой меч и сел у покрытого снегом дерева, выглядя при этом крайне подавленным.       — Все обманули меня… Мне… Следовало догадаться. — Возможно, его было даже жаль. Или нет. Пока не понял.       — Прости, что не рассказал о своих планах, — Итачи сел перед расстроенным напарником на колено, заглядывая в акулье лицо с виной и сожалением, — но ведь ты тоже скрывал от меня важную информацию.       — Я больше не знаю кому верить, Итачи-сан. Во что верить.       — Сейчас истинно только одно: этот «Мадара» представляет угрозу всему миру, включая нас и тебя. Ты можешь мне не верить и после произошедшего имеешь на это полное право, но прошу: помоги нам его одолеть. — Итачи протянул руку бывшему напарнику.       — К тому же, так ты сможешь отомстить Мадаре за то, что он манипулировал тобой. — добавил я, подгоняя Кисаме с решением.       Тот, немного поколебавшись, всё же протянул руку в ответ, и Итачи помог ему подняться. Ну, вот, совсем другое дело. Добро пожаловать в команду. Любовь, дружба, жвачка — вот эти все нарутовские речи, только обниматься не лезьте.       Я нашел в снегу маску и надел её обратно, после чего подошел к обломкам суитон-сердца. Грустно как-то. Эта маска была со мной дольше всех нынешних, чьи сердца заменялись не раз. Считай, через огонь, воду и медные трубы с ней прошел — а теперь всё. Её больше нет. Точнее, формально, она всё ещё как бы есть… Но её нет. Вслед за этой мыслью появилась другая, менее сентиментальная и более рациональная — что теперь без каменной брони придётся тяжко, если в ближайшее время не найду сердце со стихией земли. Чёрные существа так же столпились вокруг обломков, будто бы тоже переживали расставание со своей «сестрой».       — Да не расстраивайся ты так, зомби. — Кисаме хлопнул меня по плечу, на что я дёрнулся то ли от испуга, то ли на рефлексе вломить за такое посягательство на моё личное пространство. — Найдёшь себе новую зверушку, лучше прежней.       — Кисаме… — Я медленно повернулся в сторону наглой рыбьей морды, источая угрозу. — Ты ведь научился держать Самехаду зубами, да? Потому что рук у тебя сейчас не останется!       Он тут же убрал всё-таки ещё нужную ему конечность и отошел на пару шагов назад, примирительно лыбясь во все свои… шестьдесят четыре зуба? А сколько у него вообще клыков?..       — Прости. Я забыл, что ты этого не любишь.       — Ну хватит вам, — встал между нами Итачи, вздохнув. — Нам пора возвращаться.

***

      — Кисаме? А он-то что тут делает? — Дейдара приготовил глину, уже зашуршав в сумке рукой.       — Спокойно, — остановил его Итачи. — Теперь он на нашей стороне.       — Какузу-у, — протянул сладко-опасно Хидан, направляясь в мою сторону. — Что мы говорили про действия в одиночку?       — Прости. Виноват, — пожал я плечами, надеясь сгладить конфликт.       — Извинения не помогут. Сейчас будем тебя душить!       Осознав, к чему всё идёт, я попытался было убежать — не помогло. Хидан повалил меня на снег, несильно, но ощутимо вцепившись в горло своими длинными пальцами.       — Вот какого хрена?! Мы договаривались! Мы! Договаривались!       — Я не думал, что дело дойдёт до боя! — соврал я.       — А надо было! Не думать — это по моей части!       — Это тоже какой-то ритуал? — спросил с любопытством подошедший Амеюки.       — Да. Ритуал наказания провинившегося напарника, — отозвался Хидан.       — Нет, я всё понимаю, — внезапно сказал Кисаме, — но родить-то вы каким образом умудрились?       Хидан аж прекратил свои попытки меня придушить, вылупившись на акулу с полным ахуем.       — Чо-о? — недоумевающе протянул он.       Кисаме указывал на Амеюки пальцем, скалясь от ехидства.       — Успокой свою фантазию, рыба, — вздохнул я, растянувшись на снегу. — Нашли мы его. И если ты не заметил — кроме цвета кожи, волос и глаз, он ничем больше на нас не похож.       — «Он»? Так это мальчик? — с ещё большим недоумением спросил Кисаме.       — Ну, вроде бы да. Точно сказать не могу, так как я детям в штаны не заглядываю. Эй, Амеюки, ты вообще какого пола? Мальчик, девочка?       — Мальчик, — мгновенно отозвался мелкий, хлопая глазками.       — Прошу прощения, что прерываю ваш, кхм, интересный разговор, — в поле зрения внезапно показался Хатаке Какаши, как всегда растрёпанный и уставший. — Но мне необходимо узнать у вашего нового союзника о планах Мадары. Возможно, он знает что-то, чего не знаете вы.       — Я уже не уверен, что хоть что-то из того, что я знаю, было правдой. — Кисаме опустил голову.       — И всё же, нам пригодиться любая информация. Будете так любезны предоставить нам эти сведения? — неожиданно вежливо произнёс Хатаке.       Кисаме немного помолчал, а потом решительно ответил:       — Хорошо. Я расскажу вам всё, что мне известно.