Автостопом по фазе сна

      Армин возвращался ни с чем. Время поджимало, а он возвращался ни с чем. Парень понимал, что вечно скрываться Лис не сможет, и это только вопрос времени, когда её найдут, – но возвращался ни с чем. Сейчас ему бы пригодилась помощь капитана, но…              — Как я могу тебе помочь? Лис, это… безумие, — Арлерт запустил пальцы в волосы, бегая глазами, — Я простой рядовой. То, что ты просишь…              — Ты умный, Арлерт, — напряженно взглянула на него девушка, — Будущий командующий. Что-нибудь придумаешь.              — Будущий командующий, ха, — немного истерично обронил парень, вставая с дивана.              Еще одно напоминание об ответственности за то, что его сердце сейчас вообще бьется, ударило под дых. Какой он будущий командующий? Он даже нормальным титаном стать не может…              — Армин, — Лис подскочила к нему, хватая за плечи, — Соберись. И подумай.              Глядя в эти покрасневшие от сухости глаза с лопнувшими от недосыпа капиллярами, глаза, что, несмотря на незавидное положение их хозяйки, смотрели на него серьезно и уверенно, разведчик мысленно дал себе пощечину. Как может он продолжать опускать руки, когда на него, именно на него, надеется сейчас Лис?              — Лис, эта.. эта девушка, — робко начал Армин, указывая глазами наверх, — Твой друг? Не похоже, что она и в правду заложница.              Харрис хмыкнула, отпуская Арлерта:              — Скажем так, мы заключили взаимовыгодную сделку. Поверь, Кассандра не в обиде.              Разведчик понимающе кивнул, ничего на самом деле не понимая. Если, нет, когда Лис найдут, то у этой самой Кассандры будут не просто проблемы – её вполне могут так же отправить в тюрьму и судить за укрывательство преступницы. Что такого могла предложить ей Харрис, чтобы девушка так легко и с таким энтузиазмом согласилась не просто дать убежище, но еще и помочь заманить сюда его?              — Ладно, — хлопнула в ладоши Лис, поглядывая на разбитые часы, — Тебе уже давно пора, на улице сумерки. Возвращайся в штаб и помни: ни слова капитану. Что бы он тебе ни говорил, что бы ни делал – ты ничего не знаешь.              Обманывать капитана Леви Армину не хотелось от слова «совсем». Мало того, что это входило в разрез с его собственными принципами, так еще и теперь, когда парня наотрез отказались пускать на место преступления, необходимость врать угнетала; когда он знал, что как раз-таки с помощью капитана это дело и можно было осуществить; когда он видел, с каким упорством Аккерман ищет члена своего отряда и пытается помочь. Армину было не на кого положиться: нельзя было рассказать всё друзьям, которые всегда поддерживали его, нельзя было… Нельзя было ничего сделать. Он должен был сам придумать, как выполнить просьбу Лис, да еще и самому не попасться!              Однако можно было намекнуть командующей Ханджи, что стоит самим осмотреть место преступления, и напроситься туда вместе с ней; тогда у него был бы и надежный свидетель, и выполненное дело. Конечно, Харрис стояла на том, что и командующей нельзя ничего говорить, но это же совсем другое; это, скорее, проявление инициативы, безобидная догадка, которая могла прийти на ум любому из разведчиков, тому, кому повезло не повстречать Лис в этом безлюдном переулке…              Кивнув своим мыслям и приободрившись, парень зашел в штаб, бросив взгляд на крышу, где дежурили Лембек и Жан.              Наверху было на удивление спокойно. Блондинка задумчиво смотрела вдаль, скребя ногтями по каменной кладке, а парень попивал горячий чай из термоса, выпуская в воздух пар. Неловкое молчание длилось с самого начала дежурства; нет, вернее было сказать, что это молчание длилось еще со вчерашнего дня, с патрулирования, и если в начале оно никак не мешало Кирштейну, даже не обратившему сперва на него внимания, то теперь, когда рядом не было Конни и Саши, с которыми можно было перебрасываться шуточками, оно напрягало. Угрюмая Лембек, внезапно никак не реагировавшая на привычные выпады парня, заставляла чувствовать себя не в своей тарелке.              Решив, что еще три часа он так точно не протянет, разведчик потянулся, зевая, и бросил, в надежде разрядить обстановку:              — Да, ну дела! Сдается мне, это всё горшок сглазил. Хотел ведь приключений…              Девушка лишь что-то промычала, то ли соглашаясь, то ли пытаясь отделаться от разговора.              — В гарнизоне ничего подобного не было, верно? Верно же говорю, Викторина? Всё-таки…              — Жан, — глухим и отрешенным голосом перебила его Лембек, переводя взгляд на свои пальцы, так и не оставившие в покое кладку, — Не зови меня так. Моё имя – Рин.              Удивленный от того, что девушка не набросилась на него, как обычно, Кирштейн всё же обрадовался хоть какой-то реакции и продолжил:              — А чего не так? Чего оно тебе так не нравится? Ну скажи мне, чем? Викторина – отличное имя же! Как лотерея, как розыгрыш, прямо олицетворение удачи! И вообще, я что тебя, не твоим именем называю? Как в документах указано, так и зову! Я же не прошу называть меня Жэнэпэлем, верно? Не прошу же, вот и…              — Просто не называй. Пожалуйста.              Блондинка повернула к нему голову и уставилась таким понурым и печальным взглядом, что Жану стало не по себе. В этих глазах не было обычной угрозы или раздражения, которые неизбежно там появлялись, стоило ему произнести её полное имя; в них была тоска и… боль. Внутри как-то похолодело, и веселость слетела с парня вместе с порывом ветра.              Жан быстро отвел взгляд, смотря на верхушки деревьев, и запустил свое извинение в их направлении; неловким и единственным способом, которым мог выразить сожаление – притворившись, что занят лицезрением чего-то крайне важного.              Рин глубоко вздохнула, словно до этого долго-долго не дышала, и тряхнула головой, потянувшись за термосом.              — Ты обещал рассказать, как лучше обращаться с громовыми копьями, — напомнила блондинка, заполняя и прекращая эту неловкую тишину.              С готовностью закивав, Кирштейн пустился в разъяснения.              ***              — Воспользовались моим советом, капитан?              Спокойный голос Гольштейна выводил из себя похлеще Лис, но Аккерман помнил обещание, данное Зое, поэтому придал взгляду мрачности вместо злобы, словно обруганный пес, хотя в мыслях уже несколько раз сломал уроду руки. И ноги. И, возможно, шею.              — Новые зубы отросли?              Ноздри Гольштейна раздулись, выдавая плохо скрываемую неприязнь. Мужчина сидел в подвале уже которые сутки, и его совсем не радовали здешние условия; закрытый в камере, он не имел возможности видеть не то чтобы солнце, а в целом людей, поэтому приход человека, пусть и столь неприятного ему, давал хоть какое-то подобие досуга.              — Вашими молитвами, капитан, — Каундер развел руками, кривя губы в усмешке, — И как успехи?              Аккерман не собирался ничего ему рассказывать. Он вообще не был уверен в том, что подобными советами Гольштейн не пытается избавиться от него в штабе, чтобы каким-то образом сбежать; хоть Микасе и были даны весьма четкие инструкции по охране такого «ценного» заключенного, пока Гай имел возможность дышать, Леви было неспокойно.              И все-таки он в очередной раз спустился к нему, съедаемый неясным желанием понять Лис, в то же время будучи уверенным в том, что каждое слово, которое вылетало из поганого рта Гольштейна, было ложью.              — Как всегда немногословны, капитан, — Гай потер подушечками пальцев основание указательного, — Я мог бы пойти с вами. Мы бы начали с места преступления, как на это смотрите?              — И зачем тебе туда возвращаться?              — Я там никогда не был, — мужчина уперся требовательным взглядом в глаза Аккерману, — И вам это известно. Но, если мне удастся поставить себя на место Лис, тогда, возможно, и только тогда, нам получится её найти.              Леви молчал, сверля заключенного взглядом. В последнее время желание Гольштейна выйти из клетки в город стало уж слишком сильным, и капитану это не нравилось.              — Бросьте! — мужчина провел рукой по пепельным волосам, закидывая ногу на ногу, — Вы и сами понимаете, что не сможете найти Лис. Я и так дал вам всю возможную информацию – но вы опять пришли ни с чем, не так ли? Так почему бы не доверить её поиски человеку, который знает, как именно она думает?              Всё это раздражало. Аккерман готов был прямо сейчас допросить каждого жителя города, вырезать всех врагов до единого – лишь бы не находиться в этом тягучем и бесконечном ожидании.              — А может, вы пришли ко мне по другой причине? — не унимался Гольштейн, — Может, хотите еще послушать про Лис? Она…              — Закрой пасть.              И правда, зачем он вообще сюда пришел? Что он здесь делает? Пытается добиться от этого признания? Ответов на еще несформулированные вопросы? Развернувшись, Леви уже собирался выйти из подвала, но в спину прилетело:              — Вы ведь в курсе, что она пыталась сделать со мной в тюрьме?              Брюнет остановился, не оборачиваясь, и Каундер вздохнул, понижая голос.              — Конечно, вы в курсе… Наверняка даже помогли ей, учитывая, что она про меня понапридумывала! Я разочарован, капитан. Вы не похожи на человека, который может прибегнуть к таким низким методам. Всё же яд…              — Она пыталась тебя убить, — проговорил скорее для себя, нежели чем для пленника, Аккерман, перебивая того.              Следовало ожидать. Ему следовало этого ожидать и не верить заверениям Лис о том, что всё в порядке. Но он ослабил настороженность и теперь расплачивается за это.              — И после этого ты утверждаешь, что у тебя не было мотива подставить её? — насмешливо уточнил Леви, в пол-оборота смотря на Гая, что даже не изменился в лице, — Хоть осознаешь, что сам себя выдаешь?              — По-прежнему думаете, что это я всё подстроил? Зря. Вы вломились ко мне с обвинениями сразу же, стоило Лис без каких-либо доказательств заявить о том, что это я решил вдруг посадить её в тюрьму – что мне надо было делать? Рассказать, что у меня был мотив? Я не идиот, господин Аккерман. Но теперь Лис сбежала, и мне нет смысла делать вид, будто девчонка не пыталась от меня избавиться; её нужно найти как можно скорее, пока она не завершила начатое. Мне бы крайне не хотелось одним утром не проснуться из-за перерезанного горла, — Гольштейн неспешно подошел к решетке, — Она опасна, капитан.              Ничего не ответив, Леви вышел из подвала, направляясь наверх. Ну конечно же… Её напуганное поведение, постоянное ожидание подвоха, удивление, когда приехал Каундер; всё было ясно с самого начала, да они же вместе обсуждали его убийство! Наивно было полагать, что приказ Ханджи мог бы остановить её.              Но он полагал. Как оказалось, зря.              Злость на самого себя ядовитым зельем полилась по венам, заставляя сжимать руки в кулаки еще сильнее, останавливая от бездумных ударов по всему, что попадается в поле зрения.              Всё смешалось и закрутилось: убитый полицейский, побег Лис, подозрения Закклая; и время неумолимо утекало сквозь пальцы, не останавливая свой бег даже на мгновение. Он понимал, что нужно торопиться, понимал, что нужно как можно быстрее разобраться во всем, найти её – но что потом?              Теперь в этой ситуации только одно могло помочь Лис – непоколебимая, практически слепая вера в неё.              То, чего у Аккермана нет.       ***              Спустя несколько часов Леви уже был в городе. Снова был в городе, безуспешно слоняясь по улицам и сканируя взглядом каждый подозрительный объект. Однако путешествие в одиночестве радовало его недолго – на площади к нему снова прицепилась девчонка, узнав в фигуре в плаще недавнего кошелька.              — Совсем за беспризорниками не смотрят, — пробормотал Аккерман, пытаясь на вскидку определить, где ближайший патруль, но в ногу прилетел слабый удар.              — Эй! Я не беспризорница! Есть у меня этот ваш призор.              — Неужели? — холодно уточнил Леви, опуская взгляд на Аду, — И чего же ты там не живешь?              — Нуу… — протянула девчонка, елозя башмаком по земле, — Так получилось!              — Из дома выгнали?              — Да нет! Скажете, тоже… Просто сейчас... Мне вообще-то нельзя об этом говорить! — обиженно заявила она.              — Военной полиции расскажешь.              — Не надо, дяденька, не надо! — девочка буквально вцепилась в ногу мужчины, тряся головой, — Мама накажет, если кто-то узнает!              — Узнает что?              — Да там ничего такого, правда! Просто пока мне нужно побыть на улице. Ничего страшного в этом нет, я вот с другими детьми играюсь, да и кушать мне есть, что! А как тетенька уедет, мама мне скажет, и я тут же вернусь! Вы меня тут больше не увидите!              — Очень на это надеюсь, — хмыкнул капитан, освобождая ногу из плена детских рук.              История стара, как мир: наверняка мать загуляла, а малышню прогнала, чтоб под ногами не мешалась. Сейчас не было времени думать об этом, да и мелкая не выглядела так, словно ей нужна какая-то помощь.              Наконец избавившись от приставучего ребенка, Аккерман сделал десять шагов и остановился. Неясное предчувствие, догадка пронзила всё его тело; слова Гольштейна о возможном месте, где могла бы прятаться Лис, прозвучали в голове.              «Я бы спрятался у местных. У кого-нибудь победнее и помаргинальнее, у того, кто не захочет иметь дело с полицией»              — Эй.              — Что? — тут же отозвалась девочка, подскочив к застывшему брюнету, — Всё-таки хотите поиграть?              — Что за девушка у вас дома? — он присел на корточки и достал из-под плаща ориентировку, показывая Аде, — Похожа?              Девчонка замотала головой, но не успел капитан в который раз потерпеть неудачу, как она заявила:              — Да я её и не видела никогда! Ой, а это девушка, что по всему городу висит? Вы её ищите? — тут лицо её приобрело недоверчивый вид, и Ада почти обвинительно спросила, — Вы что, полицейский?              — Нет, — Аккерман скрутил листок обратно, пряча под одежду, — Я не полицейский, но мне нужно её найти.              — А за что её ищут? Я просто читать не умею…              — Никогда не видела, говоришь, — брюнет продолжил сканировать ребенка взглядом, — Покажи мне свой дом.              Заметно стушевавшись, девочка закусила губу, оглядываясь, и, видя замешательство, Леви достал несколько монет, показывая их ребенку.              — Твои будут. И никакой полиции.              — Не знаю, дяденька, — заломила руки Ада, смотря то на монеты, то на мужчину, — Если мама узнает, накажет! Нельзя мне сейчас домой!              — А если твоя мать в опасности?              — Скажете, тоже! — тут же фыркнула девочка, — Всё с ней хорошо! Я с ней, вообще-то, каждый вечер вижусь!              — Где?              — Ну… там… Она работает, а я прихожу…              — И где она работает?              — А вот это не ваше дело! — густо покраснела Ада, отворачиваясь, — С ней всё нормально, понятно?! И мама у меня хорошая!              — Понятно.              Леви и правда было всё понятно. Стыдливость и чрезмерная самостоятельность ребенка и так делали ситуацию очевидной: наверняка мать либо проститутка, либо… Да тут без либо. На поверхности представители самой древнейшей зарабатывали явно побольше, чем в Подземном городе; мало того, что себя прокормить могли, так еще и постоянно растущего и требующего всё больше и больше еды ребенка имели возможность содержать. Обычно женщины не брали на себя такую мороку, не только лишавшую их заработка почти на год, но еще и обрекавшую на постоянное беспокойство; большинство старались избавиться от нежеланного плода, прыгая со шкафов и опиваясь травами; особо отчаянные протыкали себя изнутри, пытаясь выскоблить и повредить еще не окрепший плод. А если все попытки проваливались, и чадо всё же рождалось на этот свет, то жило недолго: кричащие свертки выбрасывались в мусорные баки, топились в воде, душились в излишне крепких материнских объятиях; находились, правда, и сердобольные – те, кто подбрасывал ненужное к дверям приюта или церкви. Хотя, на взгляд Аккермана, жизнь таких детей была далеко не сахар – там, откуда он родом, приютских заставляли просить милостыню, забывая кормить, но не забывая избивать, если принесут мало.              Смутные воспоминания о Кушель резанули, заставляя тряхнуть головой и окинуть притихшего ребенка внимательным взглядом.              — Показывай дорогу.              Отдав Аде половину из предложенных монет и бросив – остальное, как придем, — капитан плутал за девочкой по дворам и проулкам, смещаясь к краю города. Вероятность того, что именно там прячется Лис, таяла: поверить в то, что проститутка по доброте душевной впустила в дом такую личность, как Лис, было сложно; но при этом и вариант с угрозой расправы не подходил, ведь в таком случае на работу бы мать этой мелюзги точно ходить не смогла. А она ходит, да еще как! Помощи не просит, мелкую прогнала – для чего?              Скорее всего, там и в правду обычный мужик, которому не по нраву терпеть каждый день такого непоседливого ребенка.              — Вот там! — шепотом поманила его Ада, указывая за угол, — Там первая дверь слева, не пропустите! Я дальше не пойду… Вдруг заметят.              Кинув на ребенка недоверчивый взгляд, Аккерман протянул монеты, произнеся:              — Обманула – найду.              — Уж очень вы серьезный, дяденька, — покачала головой девочка, поспешно пряча деньги, — Но вы мне нравитесь! Заходите как-нибудь!              — Это вряд ли.              Что-то показывая ему непереводимыми жестами и пятясь, Ада в последний раз помахала и скрылась за поворотом. Леви остался один на один с мыслями, углом дома и солнцем, что уже собралось заходить. Осторожно заглянув в проулок, отметил: окна только на втором этаже, значит, дверь в любом случае открыть придется, чтобы узнать, кого принесла нелегкая. Оружия с собой не было, чтобы не отпугивать гражданских, но тратить время на то, чтобы вернуться сюда уже позже, не хотелось – уж слишком велика была вероятность того, что девушка опять ускользнет. Если там вообще была она.              Быстро и тихо пробираясь, прижавшись к стене, брюнет оказался возле первой обшарпанной двери и, не тратя ни секунды, постучал.              За дверью было тихо. Аккерман прислушался в надежде услышать крадущиеся шаги, но было глухо. С другой стороны, не ожидал же он того, что Лис просто возьмет и откроет дверь?              Ага, и чай предложит выпить.              Если никто не откроет, он просто выбьет дверь, и всё тут.              Леви уже занес ногу, готовясь нанести удар, как услышал неровные шаги, приближающиеся к двери. Звон чего-то разбившегося и ругань под нос.              Дерево перед глазами исчезло быстро, явив взгляду растрепанную блондинку, чье появление сопровождалось крепким запахом перегара.              — Чё надо?              Стоя в халате, девушка бесстыдно рассматривала его, дожевывая остатки пищи. Выставив вперед ногу, демонстрируя голую кожу, она облокотилась на дверной проем, безуспешно пытаясь сфокусироваться на незваном госте.              С уверенностью можно было сказать одно – это не Лис. Хотя за неделю могло произойти что угодно, конечно.              Не тратя времени на разговоры, Леви оттеснил проститутку плечом, проходя внутрь и закрывая за собой дверь. Не обращая внимания на хоть недовольные, но ленивые выкрики, брюнет осмотрел комнату на присутствие других людей. Сказать, что тут воняло немытыми ногами, было бы оскорблением ногам. Пустые бутылки, разбросанные по полу, бычки, валявшиеся там же… И чьи-то стопы, выглядывавшие из-за дивана.              Приготовившись убить надежду, Аккерман заглянул за него – и обнаружил грузное тело женщины, спящей в пьяном угаре и периодически похрапывающей. От омерзения передернувшись, капитан старался как можно реже вдыхать ту вонь, что царила в этом гадюшнике.              — Я вообще-то седня не собиралась, но… ик!.. Если тебе так невмоготу, — пробурчало сзади, — Давай! Пристраивайся!              Обернувшись, Леви застал блондинку, что распласталась на диване и пыталась развязать халат, раздвинув ноги. Попытка убить её своим взглядом по понятным причинам провалилась, и брюнет решил, что лучшим решением будет просто как можно скорее убраться отсюда и взять за правило никогда больше, никогда не заниматься подобной ерундой, а именно – надеяться на то, что случайный ребенок, привязавшийся на улице, вдруг окажется проводником к его цели.              — Эй! Ты куда?.. Чё приходил-то…              Капитан хотел сейчас только одного – как можно скорее оказаться за чертой этого дома, и это желание смело осуществлял, быстро пересекая комнату и направляясь к двери. Захлопнув её за собой и почти отгородившись от вони, Леви замер; глаза инстинктивно приклеились к двинувшемуся в поле зрения объекту – резко задернувшейся занавеске в окне напротив.              Но ничего не происходило.              Решив, что для верности и своего спокойствия будет неплохо проверить еще один дом, Аккерман стучит в новую дверь. Внутри всё то же, что и в прошлой, а значит, путей отхода нет – никаких тебе запасных выходов и окон, выходящих на другую сторону.              Тишина.              Недолго думая, брюнет выбивает ногой препятствие, вламываясь в дом. Сканирует глазами помещение, в попытках выцепить что-то важное. Тишина напрягает – в доме явно кто-то есть, но выказать недовольство бесцеремонным вторжением не спешит. Беглый осмотр прерывает резкий плач младенца, и Леви кидается к лестнице.              Звук чего-то приземлившегося и приглушенный стон с улицы заставляют тут же развернуться и метнуться обратно, выбегая на улицу.              Нашел.              Чертыхаясь и прихрамывая, от него пытается убежать Лис.              — И куда собралась?              Ему даже не надо особо стараться – с такой скоростью передвижения он нагонит её за несколько секунд. Девушка оборачивается, тяжело дыша, и бросает короткое:              — Отстань!              Между ними всего-навсего десять метров, и эту дистанцию мужчина преодолевает быстро, останавливаясь в паре шагов; Лис отшатывается в попытке увернуться, но подвернутая лодыжка – ситуация не из приятных, и она падает; падает, но не оставляет попыток отползти от Аккермана дальше, еще дальше, и это раздражает, раздражает так сильно, что эта пружина внутри Леви лопается, наполняя его злостью и выплескивая её наружу. Он обхватывает рукой раненую ногу, притягивая по земле к себе, стараясь заставить наконец успокоиться, заставить сдаться.              Лис извивается, морщится от боли и вдруг пихает его свободной ногой, ударяя не раз и не два, пытаясь попасть хоть куда-нибудь, и Аккерман наваливается всем весом, прижимая коленями её ноги и обездвиживая. Пытается перехватить руки, что с завидным упорством наносят хоть и болезненные, но бесполезные удары.              — Что ты творишь, — шипит брюнет, силой переворачивая девушку лицом на землю.              — Я никуда с тобой не пойду, — извивается Лис, локтями стараясь добраться до груди мужчины.              — Пойдешь.              — Нет уж, спасибо! Ты меня сдашь.              В глаза летит песок, что она запустила, и всё это чертовски напоминает ему их показательную тренировку; вот только сейчас всё по-настоящему, и он сделает всё, что угодно, чтобы заставить Лис сдаться, но та словно отказывается понимать происходящее, сопротивляясь изо всех сил.              — Конечно, сдам, а ты собралась дальше в канаве жить? Такой у тебя план?              — Не совсем, — шепчет она, и Леви вовремя замечает проблеснувшее в руке лезвие.              Он сжимает её кисть с ножом, и сам не верит в то, что видит.              — И что ты собралась этим делать? А? — ему не видно её глаз, и так даже лучше; Аккерман заводит руку за спину, выбивая оружие, — Горло мне перерезать, как обещала?              Она проиграла. Они оба это знают. Девушка мотает головой, но на вопрос не отвечает, как заведенная повторяя лишь одно: отпусти. Леви выдыхает, стараясь взять эмоции под контроль, и у него это даже получается. Капитан слегка прокручивает заломанную руку, смещая пальцы ниже кисти, и Лис замирает.              — Я никогда не дрался с тобой в полную силу, ты знала? Спиральный перелом лучевой кости – очень неприятная травма, — голос спокоен и холоден, — Заживает больше трех месяцев, если вообще нормально срастется. Ну ты и сама это знаешь. Не советую двигаться.              Лис хмыкает, отрывая лицо от земли и шепчет язвительное:              — И как же я с такой травмой с УПМ буду справляться?              — Забавно, что ты думаешь, будто после всего, что натворила, будешь продолжать служить в разведке.              Девушка спешно облизывает губы и морщится, обнаруживая песок и там. Закрывает глаза, выдыхает и тихо говорит:              — Леви. Отпусти меня. Еще не время.              Аккермана поражает, что Лис и в правду думает, что он сейчас слезет с неё, отдаст этот кухонный нож и отпустит на все четыре стороны. Будто это сейчас не её ищет весь город, и, если поймают, повесят на первом же столбе без суда и следствия. Поражает, как она не может дойти своими мозгами до простой и очевидной мысли – ей нужно сдаться самой, чтобы избежать такого варианта развития событий.              — Ты сдашься сейчас – если хочешь дожить до суда, конечно.              Лис стискивает зубы так сильно, что он почти слышит их скрежет.              — Я сдамся, но не сейчас. Мне нужно совсем немного времени… Всего один день, Леви, дай мне чертов один день!              — Для чего? — холодно уточняет Аккерман, не отпуская руку, — Чтобы ты успела улизнуть и спрятаться где-то еще? Или чтобы в следующий раз точно смогла всадить этот нож в меня?              — Всадить этот нож в тебя? — немного истерично усмехнулась девушка, закрывая глаза и снова становясь серьезной, — Отпусти меня. Пожалуйста.              — Зачем?              Лис нервно вздохнула, качая головой. Былое удовлетворение от того, что он наконец-то нашел её, да еще и живой, уже давно сменилось едким чувством непонимания и злости от этих постоянных недоговорок. Девушка наотрез отказывалась что-либо пояснять ему, твердя одно и то же, пытаясь улизнуть; сколько это еще будет продолжаться?              — Что ты скрываешь? Какая у тебя цель? Почему ты…              — Ты не оставляешь мне выбора.              Серьезный и тихий голос Лис резко и неожиданно сменился её пронзительным визгом.              — Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь! Он хочет меня…              Опешив на пару секунд, Аккерман тут же отпустил запястье девушки и закрыл Лис рот ладонью, прижимая голову к себе, чтобы издавала меньше звуков, но та всё еще продолжала мычать и извиваться, не забывая пытаться сбросить его с себя.              — Что ты творишь, идиотка?! — прошипел мужчина.              Она же сейчас тут всех полицейских соберет. План был вообще не такой. Леви надеялся заставить её добровольно пойти к ним, но теперь…              — Эй, ты! — послышалось с конца проулка, — Ты чего тут устроил?!              — Твою ж мать, — выругался капитан, сдерживая разбушевавшуюся девушку под ним, изо всех сил стараясь зажать её между ним и землей, — Замолкни!              Обратившая внимание на шум женщина что-то еще крикнула ему, но вскоре стихла. В этом районе никому нет дела до таких нападений, и в этом Лис абсолютно точно просчиталась, но сетовать на её тупость не было времени – нужно было как можно быстрее заставить ту замолчать, чтобы не привлекла еще больше внимания.              И выход из этой ситуации был только один. Разжав тиски на руке девушки, что всё так же пыталась достать до него, Аккерман нанес один короткий рубленный удар в шею. Звук тут же исчез. Тело под ним расслабилось.              Переводя дыхание, Леви слез с Лис, переворачивая ту на спину. Крепко сжал кулак, впиваясь короткими ногтями в ладонь.              Как всегда. Она как всегда заставила его идти на крайние меры.              Запихнув ком из противоречивых чувств куда-то глубоко, Аккерман кивнул сам себе; дело сделано. Теперь надо бы подумать о том, как заставить Лис по пробуждении сдаться самой.              Взгляд сам собой упал на её лицо.              Встряхнув головой, капитан собирался уже поднять девушку на руки – как вдруг на горизонте появилась группа людей.              — Стоять!              В проулок вбежал патруль военной полиции, по всей видимости, услышавших «крик о помощи». Их было пятеро, и все вооружены. Леви уперся в них пустым взглядом, обдумывая, что делать дальше.              — Капитан Леви, вы что ли? — удивленно спросил один из полицейских, давая знак другим опустить мушкеты, — Не ожидал…              — Всё в норме, — коротко бросил Аккерман.              Наверное, можно списать всё на падучую болезнь. Мол, выбежала девушка и ни с того ни с сего упала, начала кричать… С такого расстояния они всё равно не заметят, кто именно сейчас находится рядом с ним.              — Точно? — подозрительно протянул патрульный, не спуская глаз с них.              — Да. Это…              — Арестуйте его, вы чего стоите! — донеслось с конца улицы, — Хоть раз в жизни работу свою сделайте, ироды… Напал он на девушку эту!              — Чтоб тебя, старая карга… — выругался себе под нос Аккерман, понимая, что всё пошло по одному известному месту.       Патруль спешно приблизился, рассматривая девушку. Потом один из солдат достал мятую листовку, вгляделся в нее; перевел взгляд на Лис, пару раз моргнул; снова посмотрел на листовку.       — О… Это же она! Вроде…       Тихо чертыхнувшись, Леви тоже уставился на девушку, проклиная её всеми возможными ругательствами, что пришли на ум. И почему же её хваленый мозг всегда дает сбой именно в тот момент, когда так нужен? Вариантов сказать, что, мол, нет, вы обознались, не было, так как пришлось бы как минимум придумывать историю, поясняющую, почему именно капитан разведки буквально сидит на случайной девушке, находящейся без сознания; но даже если бы удалось убедить их в этом, а потом уговорить Лис сдаться самой, то по закону невезения, который, видимо, преследовал Аккермана с самого появления этой взбалмошной девицы, она бы пошла сдаваться именно к этому патрулю, который бы с легкостью её опознал.              Ханджи Зое и Закклай вечером прочитали доклад о том, что капитан Разведкорпуса Леви Аккерман самолично нашел, поймал и обезвредил сбежавшую преступницу, а патруль военной полиции доставил её в тюрьму.