Не беги

Говорят, сигареты помогают успокоиться. Неправду говорят. От них только глотку саднит, да голова уже на четвертой начинает кружиться. А Би всё сидит и невидящим взглядом пялится на школьные ворота, за которыми Цзянь скрылся. С отвращением выбрасывает так и не докуренную четвертую и за руль хватается. Обивка у него кожаная, хрустит под ладонями, когда Би не рассчитав силу руки сжимает. Из окон, что настежь — задувает прохладным ветром, и на лобовое накрапывает мелкий дождь. Запах озона мягко машину заполняет, прогоняя табачный дым. Окутывает свежестью лёгкие, точно успокоить пытается. Но оно как-то не успокаивается. И черт его знает, зачем вообще обозлился так. Черт его знает, чего волком на парней смотрел, когда они за ворота заходили. Счастливые такие, словно никого вокруг не замечают. Черт его знает, чего сейчас сидит и руль сжимает всё сильнее. Би с досадой косится на запястье. Одергивает руки от руля и запускает пальцы под напульсник, ощупывая кожу. Там температура чуть выше, чем у всего тела. Там ведь надпись. Красная. Которой у Цзяня ещё нет. Он ведь не знает ещё. Молодой ведь совсем. А по-молодости так и бывает. Бывает — влюбляешься не в того человека. Бывает — сердце разбивают в осколки. Бывает — страдаешь, думаешь: это конец, я же без него дышать не смогу, жить не смогу. А оно кончается. И дышится отчего-то. И живётся зачем-то. И время быстро проходит. Время забыть позволяет. Время с судьбой плотно связаны — они вместе работают. И подкидывают в одночасье людей, которые искренностью отвечают на чувства. И вот это уже — судьба. Это уже судьбою предназначенный. Это уже — навсегда. А пока — у Цзяня по-молодости. Пока ему нужно сердце разбитое пережить. Да и пацан тот плохим не выглядит, ей-богу. Просто у него в своё время на руке тоже имя другое появится. А Би вызверился совершенно иррационально. Би втягивает носом воздух, озоном пропитанный. Пропитанный потрясающим запахом взмокшей рыхлой земли у обочины, вымоченного асфальта, сырой дорожной пыли. И немного в себя приходит. А потом понимает — метка действительно на его жизнь влияет. Да ещё как. И с ней бороться так отчаянно не хочется, но пока это — исключительная необходимость. Ради Цзяня. Ради мальчишки этого волшебного с убийственными улыбками. Ради того, чтобы он прошёл то, что судьбой ему уготовано, прежде чем узнает, что его истинный рядом совсем. А пока Би только поддерживать его может. Пока щёку закусывать и терпеть. Пока работать нужно. Би разворачивает машину — решает вещи свои забрать из дома, где он уже давно не появлялся. Где пусто совсем стало с тех пор, как Тинга он перевёз к семье. Собаке тоже ведь одиноко было, пока он на заданиях дневал и ночевал. Его миска до сих пор неподалеку от холодильника стоит. И ошейник на диване валяется. Это первое, что Би замечает, заходя домой. Хотя это место трудновато домом назвать. Необжито тут, скуповато. Вещей Би почти нет, потому что половина ровно в офисе — в амбальном шкафу Чэна висит. Потому что никогда не знаешь, на какое задание выезжать придется. И обычно оно сигналит красной пометкой «срочно». А там уже ни до дома доехать, ни до переодеваний. Там несёшься как оголтелый, успевая в магазин Ремингтона заглянуть, чтобы проверить сколько патронов не хватает. Забить его под завязку. С Ругером, что за спиной припрятан — то же самое сделать. И вперёд, за мальчишками — спасать их от похитителей. Так всё тогда и вышло. Так всё и началось. Би в большую дорожную сумку аккуратно укладывает вещи, поверх них часть своего арсенала, ведь всегда настороже быть привык. Ведь мальчишку любым способом защитить нужно. А защита, как правило, с оружием лучше проходит. С жертвами, с кровью — зато наверняка. Особенно если пуля не в голову, а в плечевой сустав, до разрыва — чтобы рука отвисла безжизненно. Чтобы потом нападающего Чэну для расспросов передать. А Чэн уж о нем позаботится. В своём стиле. И неплохо было бы пацана обращению с оружием обучить. Так, на всякий случай. Би эта мысль не отпускает ни когда он из дома уже выходит, поправляя на плече отяжелевшую сумку, ни когда он машину паркует перед воротами школы. Осталось-то всего ничего до выхода Цзяня. Минут тридцать от силы. И в эти тридцать минут себя чем-то занять ещё нужно. За эти тридцать минут нужно успеть обдумать как себя с ним вести. Потому что, во первых, Би с таким молодняком ещё дел не имел никаких. Во вторых, Чжэнси не похож на парня, который бы в омут с головой кидался. Слишком серьезным его Цзянь описывает. Слишком стабильным и непоколебимым. Би от мыслей отвлекается, краем глаза замечая человека в черной одежде. Тот крадётся, натянув на голову капюшон, и прячет что-то под курткой лёгкой. Что-то, что одной рукой удержать лишь можно и за пазухой спрятать. Что-то, что опасным оказаться может. Би напрягается всем телом, проверяет, на месте ли Ругер. Проверяет предохранитель. Дверь тихонько открывает, чтобы много шума не наделать, и из машины выходит. Люди во всем черном просто так у школьных ворот не слоняются. Не оглядываются нервно по сторонам. Не подходят так близко, припадая телом к металлическим прутьям. Не высматривают кого-то. Эта ситуация для Би — стандартная. От него всего-то и требуется, что подойти незаметно, без шорохов лишних, руку за спину заломать свободную, опрокидывая лицом в землю. И вторую обезвредить. И всё это одновременно. Без лишних движений и не привлекая к себе много внимания. Дверь машины он приоткрытой оставляет, чтобы не хлопать ею. Приминает гравий на асфальте зачем-то разбросанный — подошвой рифлёной. И гравий забивается в пробоины. Крошится под ногами, раздражает излишним шумом. Но человек в черном не замечает этого. Он одной рукой за прутья воро́т держится и смотрит всё, высматривает. Би уже близко совсем, когда неожиданно школьный звонок раздаётся. Оглушающе громкий. Он человека явно пугает — тот вздрагивает, выдыхает шумно и от ворот отшатывается. У Би вариантов других нет. Он в одно движение достаёт Ругер, что в кобуре спереди, прямо под правой — рабочей рукой. На это уходит меньше секунды. С предохранителя снимает пальцем. И идёт вперёд, уже прицеливаясь. — Стоять. — голос Би резкий и грубый, не хуже звонка — человека из равновесия выводит. Тот оборачивается опасливо, руки приподнимает, когда видит, что на него дуло пистолета направлено. Капюшон до самых глаз опущен, из-за него даже цвета волос не видно. Би машинально его оглядывает сверху донизу. Под кофтой просторной и тоже черной — топорщится что-то. Топорщится как раз на бедре справа. Иногда Би так же носил с собой «оружие последнего шанса», когда стрелять нужно быстро, когда даже секундное замедление может стоить жизни. Там не до кобуры, не до безопасности. — Мужик, ты чего? — голос ровный, нисколько не испуганный, несмотря на вид. Голос совершенно незнакомый. Би напрягается. Эта ситуация явно из ряда вон выходящая. И этого вот — допросить бы не мешало. А ещё осмотреть и найти то, что он под кофтой прячет. — Что ты делал у школьных ворот? — Би шаг за шагом медленно приближается, с мушки парня не спуская. А тот стоит себе в позе чуть ли не расслабленной, с руками поднятыми, и улыбается как-то странно. Улыбается по-змеиному совершенно. Улыбается, когда дуло ему прямо промеж бровей прицел берёт. — У меня тут приятель учится. Какие-то проблемы? — он на бок голову склоняет и улыбаться не перестает. А Би эту улыбку с его лица стереть хочется. Ненормальная она какая-то. Недобрая и слишком уж заискивающая. А люди обычно, когда в них целишься — не заискивают. Они пугаются. Так уж принято. — Что под одеждой? — Би аккуратно дуло переводит как раз на то место, где одежда топорщится. Человек хмыкает только и одергивает кофту быстрым движением. Смотрит на Би не моргая глазами жёлтыми, холодом обдающими. Взглядом оценивающим. Взглядом, в котором ни грамма страха — только интерес плещется небывалый. Би хмурится — ну точно спятивший. Надо бы Чэна вызвать. Так по инструкции положено: если к Цзяню приблизится кто-то подозрительный — звонить Чэну. Самому с ним не разбираться. И зря. Потому что с такими вот — Би быстро справляется. Быстро, без проблем и иногда — даже без крови. — Ах, это? — тот мягко рукой по выступу проходится и снова ее на уровень головы приподнимает. Скалится довольно и елейно произносит. — Мне раздеться при тебе? Би хмурится на него, когда тот языком по губам проходится развязно. И ничерта в груди от этого не тянет. Тянет всего лишь по роже ему врезать за такую наглость. Молодой вроде, а уважения никакого. — При мне — нет. Не двигайся с места. — Би, с мушки его не спуская, достаёт из кармана телефон. Блокировкой щёлкает и по памяти в чат с Чэном заходит. Набирает сообщение, быстро взгляд с человека на телефон переводя. Тот стоит себе. Привалился к забору, точно его к нему сейчас наручниками пристегнут. Тот с интересом за Би наблюдает. И не боится. А это уже бесит. Би привык, что его боятся. Если не боятся, то как минимум уважают. А тут — это. Это недоразумение настоящее и небольшая личная катастрофа, с чем уже Чэну разбираться придётся, который ответил, мгновенно и сухо: я в пути. — Как зовут? — Би пистолет дулом в землю отпускает, понимая, что толка от него сейчас никакого. Не положено в таких местах стрелять. Тем более в гражданских. Или в сумасшедших. Тот всё так же привалившись к забору стоит, разве что ногу поднял, опирая ее о высокий бордюр. Стоит расслабленно, пачку сигарет из кармана доставая. Встряхивает её, присматривается сколько там осталось и вытягивает две. Одну Би предлагает. На что Би отмахивается и свои достает свободной рукой. Тут даже некурящий закурит, когда напротив парень наглый пистолетов заряженных под завязку не боится. — Зови меня Змеем — не прогадаешь. — он выдыхает дым, задрав голову вверх. Би головой отрицательно качает — ну что за люди пошли. Пистолет в кобуру прячет, щёлкает застёжкой и совсем близко к нему подходит. Чтобы в случае чего — за руку его схватить, если убежать попытается. Тот даже не дёргается. На Би из-под полуопущенных век смотрит, щурится. И вправду — на змею похож. Повадки те же. Спокойный слишком для того, чтобы испугаться. Или на голову больной — это уж Чэну проверять придётся: архивы поднимать, историю болезней изучать, семью прошерстить. — Не советую так же общаться с человеком, который тебя отсюда заберёт. — Би морщится, когда стряхивает с коротких волос капли дождя. Особенно когда те за ворот попадают, стекая по разгорячённой шее. Дождь уже не мелкими каплями землю окропляет. В нарастающий ливень постепенно превращается. Капли крупные с капюшона пацана скатываются, сигарету вымачивают, придавая табаку неприятный привкус. Тот зубами фильтр жмёт до характерного хруста капсулы внутри. И воздух вокруг тут же мятным ароматом пропитывается. Курить тот начинает с ещё большим удовольствием. На Би всё ещё изучающе смотрит. — Надолго? — спрашивает безразлично, стряхивая пепел. — У меня вообще-то и свои дела есть. Обычно после знакомства с Чэном люди про свои дела, как правило, забывают напрочь. Обычные люди. А этот вот экземпляр — наверняка ещё и новые себе придумает, пока с ним разговаривать будет. Би и сам бы с Чэном поехал на его осмотр да допрос. Слишком интересный — такие не часто встречаются. Да только Цзяня охранять нужно, и никто лучше Би, по мнению Чэна, с этим не справится. — Би! — позади слышится звонкий голос и топот, точно Цзянь бежит к нему. Би ровно на полкорпуса разворачивается, чтобы краем глаза видеть Змея. Руку поднимает, останавливая Цзяня, который уже в метре от него стопорится. Мнется на месте, то на Би, то на Змея поглядывает с интересом. — Цзянь, в машину. И двери запри. — Би говорит быстро, без намёка на мягкость. Говорит так, потому что это приказ. Только сейчас замечая, что рядом с Цзянем тот самый пацан останавливается. Чуть впереди него становится, собою его прикрывая. А метка чертова снова тянуть начинает. Под кожей точно вены и жилы натягивают. Под кожей огнём жидким обдаёт. Вылизывает буквы красные. Кожу разрывает болью. Би щеку с внутренней стороны закусывает, терпит и на Цзяня в упор смотрит, который из-за плеча Чжэнси выглядывает. — Би, что происходит? — Цзянь брови свои светлые хмурит, беспокоиться начинает, потому что губу закусывает. А Би против воли на этот небрежный жест залипает. И это контролю уж точно не поддается. Он собранным сейчас должен быть. Ему за тем, кто потенциальную опасность представляет — следить внимательно надо. А взгляд один хер примораживает к Цзяню. И заодно видит, как Чжэнси напряг ловит. Как Цзяня за себя прячет отважно, не давая ему высовываться. Но бесполезно это. Против Би — бесполезно. — В машину. — Би рычит тоном, не терпящим возражений. И Цзянь уже разворачивается, чтобы приказ выполнить, но его Чжэнси за запястье, — как раз за то, где надпись появиться должна, за левое — перехватывает. Смотрит на Би яростно, челку свободной рукой со лба смахивает, сглатывает шумно и отвечает чуть ли не гневно: — Он никуда не пойдет. Би скептически бровь приподнимает, а позади него от Змея смешок слышится. Цзянь так и застывает, не зная к кому прислушаться. Цзянь понимает, что Би не просто так его в машину гонит и стоит близко к человеку, всему в чёрном. Понимает, что Чжэнси неспроста злиться начинает. И меж двух огней мечется. На его лице замешательство настоящее. Для него Чжэнси сейчас ведь важнее гораздо. А Би — лишь телохранитель. Би лицо рукой потирает усиленно и повторяет уже вкрадчиво, спокойным тоном. Настолько, насколько это вообще возможно. Потому что связь ещё не укрепилась, ещё не на полную работает, ещё только прощупывает того, кто для Би судьбой уготован. А Би уже этого Чжэнси пристрелить хочется. Повторяет, на него пальцем указывая: — Ты тоже в машину. — на Цзяня взгляд серьёзный переводит. — Цзянь, это приказ. И Цзянь тащится до машины. Вместе с Чжэнси. Садится на заднее сидение. Вместе с Чжэнси. А тот ни на шаг не отстает, оглядывается хмуро на Би, когда за ручку двери берётся, чтобы ее закрыть. И смотрит почти с ненавистью. Губы поджимает и дверью хлопает так, что Би глаза закатывает. — Что-то твой золотистый ретривер плохо тебя слушается. — Змей усмехается. — Командам ещё не обучил? Би к нему поворачивается, сверлит его взглядом как раз в том месте, куда пару минут назад целился. А ему хоть бы хны. Он в улыбке елейной расплывается. — Он не собака, чтобы я его обучал. — выдыхает Би, поглядывая на время. Чэн опаздывает. Уже две минуты, как тут должен был быть. И не похоже это на него — опаздывать. Тем более, когда Би вызывает. У них договор негласный — друг к другу на всех парах мчаться неважно в какое время. Потому что по пустякам они другу друга не вызывают. — Интересно. — Змей тянет нараспев, а потом палец у губам тонким приставляет и голову на бок склоняет. — А он вообще знает? — Знает что? — Би последнюю затяжку делает и тушит окурок о бордюр, да так его там и оставляет. Школьники повально из ворот выходят. Веселые, болтают о всякой чуши. Радуются сдачи сложной контрольной. На Би со Змеем косятся. Кто с опаской на них смотрит, кто с интересом. Девчонки и вовсе в группу из человек десяти неподалеку сбились и переговариваются тихо, стоя под зонтами разноцветными — Би исподтишка разглядывают. Смеются, и подталкивать друг дружку в его сторону начинают. — Что с Чжэнси ему никогда не быть. — Змей плечами пожимает, словно истину жизни Би открывает, и кивает на машину, где Цзянь с Чжанем сидят. — Только глянь на него. Он же в иллюзиях плещется. Думает, что у них на запястьях имена друг друга появятся. Думает, что их ждёт долго и счастливо. Хах. — капюшон с головы сметает, взъерошивает волосы пепельные, от влаги кудрявящиеся. — Так глупо. — Что ты несёшь? — Би хмурится ему. Он совсем молодым выглядит. Быть может, Цзяня на пару лет всего старше. Молодым, несносным и сейчас — немного опечаленным. Змей щурится на машину, пытаясь сквозь тонировку подглядеть чем эти двое так занимаются. Би подглядывать не собирается. Его и так от связи ебашит тахикардией паскудной. К машине тянет, потому что там Цзянь с другим сидит. С тем, в кого по уши влюблён. И прав Змей — Цзянь сейчас в розовых очках. И снимать их с него Би — права не имеет. Би просто рядом оказаться должен, когда те хрустко разбиваться будут. Должен будет первую помощь оказать, потому что бьются они всегда стеклами внутрь. И травм там явно не избежать. Там только руки теплые и большие нужны, в объятия которых пострадавших укладывают. Там поездки в ночи по городу долгие нужны, под музыку ненавязчивую. И, быть может, пару стаканов виски. Чтобы уж наверняка простерилизовать раны кровоточащие. Виски, как никак — отличный анестетик, и противомикробное неплохое. Би не понаслышке знает. Он так себя вылечил. Чэна вылечил. И Цзяня тоже вылечить постарается. — Ох, на тебя посмотреть — так крепкий парень. Только вот я эмоции людей читаю очень хорошо. — Змей фыркает невесело, скидывает сумку на широкий бордюр и усаживается на неё. — Или ты их плохо скрываешь. И зря ему не рассказываешь о связи. Потом только хуже будет. Би взгляд на него скашивает. Не хочется перед этим вот парнем непонятным свою связь с Цзянем признавать. Не хочется вообще об этом говорить. Личное должно оставаться личным при любых обстоятельствах. Тем более, если этот тип для Цзяня опасным может оказаться. А он может — Би в этом не сомневается. Руки в карманах прячет, уже на дождь никакого внимания не обращая — один хер промок. Дождь по настилу у ворот барабанит, разбивается и бризом окрестные деревья обдаёт. Свежестью обдаёт кожу. — Глубокие познания. — безразлично отвечает Би и ещё раз на время смотрит. Нервно по циферблату пальцем постукивает, точно это может Чэна хоть как-то поторопить. А пацан на свинцовое небо глаза поднимает. Вздыхает безнадежно, губы поджимает и говорит на тон тише. Серьезно говорит: — Опыт. Я со связью боролся, как мог. Тоже в иллюзиях был. Потому что, казалось, любил до потери всех ориентиров. — на его лице болезненная улыбка, от которой даже Би морщится. — Да, неважно это. Он всё равно не поймёт, пока не обожжется. И видно по Змею — обжёгся он сильно. Обжёгся так, что до сих пор болит. И если обычные ожоги рано или поздно проходят, если обычные ожоги мазью смазать можно, то тот, что у него внутри — ещё кровоточит. Тот, что у него внутри, заставляет его ломаться вот сейчас прям. Тот, что у него внутри — расколом вместо улыбки видится. От него тут же прежним холодом веет. На него плед теплый небрежно накинуть хочется, несмотря на неприязнь. А вместе с пледом в руки вручить чай горячий. Нет. Лучше виски — так вернее будет. Такие расколы только алкоголем и заливают. Из ворот выходит Тянь, счастливый совершенно. Под одним зонтом с рыжим парнем, который шипит ему что-то нецензурное, пытаясь того из-под зонта вытолкать. А Тянь непоколебимо рыжего к себе за талию прижимает. И Би даже не замечает. Би почти не удивлён. Тяня, как и Чэна, впрочем, — всегда на необычное тянуло. Всегда на недоступное. Так ведь интереснее гораздо. А тут не то что недоступное — тут яростное, скалящееся и кусачее. Это с первого взгляда видно. Тянь, его замечая, руку вскидывает и получает под ребра тычок острым локтем, сгибаясь пополам. Рыжий в восторге, а Тянь смеётся тихо и за шею сзади его перехватывает, на ухо шепчет что-то, от чего рыжий краснеть начинает и затихает. Школа Чэна. Би коротко ему кивает и к Змею поворачивается. Тот взглядом к рыжему прилип. Тот взгляда отвести не может. Тот сглатывает шумно и слепо сигареты нашаривает в кармане. У того в глазах разруха ебаная. И сразу понятно становится, о ком его очки розовые внутрь стеклами сломались. Понятно, о ком в нём болит и воет, каким бы хладнокровным он себя показать не пытался. Рыжий на него оглядывается, хмурится, головой отрицательно качает и уходит с Тянем. А Змей затягивается слишком глубоко и медленно. Змей глаз своих жёлтых со спины его не сводит, пока те двое за поворотом не скрываются. Змея выламывает — Би видит. По взгляду видит, в котором отчаянное желание за ними пойти. По взгляду, в котором мешается ненависть и понимание. По взгляду человека, очень многое в этой жизни потерявшего. Потерявшего почти всё. — И к чему это привело? — Би за каплями дождя наблюдает, которые на его волосах застывают бисеринами. На округу уже сумерки опускаются, и сигнальные огни машин освещают красным и жёлтым лужи под ногами, что рябят часто. И в свете этом волшебном — Змей даже на человека становится похож. На человека, которому плохо очень. На человека, который не за Цзянем сюда явно явился. Но проверить его всё равно не мешает. Не зря же сюда Чэн тащится. — К этому. — Змей отвечает охрипшим голосом. Голосом, в который тоже боль сочится. И оттягивает рукав куртки вместе с кофтой, показывая Би левое запястье. Оно зажившими порезами затянуто. Глубокими и яростными. Там буквы еле видны — искажённые, красные, которые стереть пытались. Которые всем сердцем ненавидели. Би щурится, вглядывается, пытаясь имя прочесть. Но оно нечитаемым стало. От него только краснота осталась. И от самого Змея — мало что осталось. До Би наконец доходит, почему тот Ругера не испугался даже. Терять ему больше нечего — вот и стоял расслабленно, глядя на дуло пистолета заряженного. Он, быть может, даже и рад был бы, если бы Би на спусковой крючок нажал. Вот и вёл себя вызывающе. Нарывался. Ему повезло просто, что Би себя в руках хорошо держит. Змей затягивается и говорить продолжает убитым голосом, а у Би с каждым его словом пальцы холодеют. Потому что: — Отрицание связи. Потому что: — Отказ органов. Потому что: — Если я в ближайшее время не найду предназначенного себе судьбой — подохну.