***
Сонхва лежит в постели с книгой в руках, поднятой над головой с растрепанными волосами. Улыбается едва заметно, прищурив левый глаз. — О чем она? — Сан сидит сверху, замотанный в легкую простынь — у них лето, в квартире ужасная духота. — Скучная книжка, — лениво хрипит Сонхва и вздрагивает, едва не роняя переплет на лицо, когда брюнет, ухмыльнувшись, напрягает бедра и сжимается изнутри. — Так веселее? — не сдерживаясь, Хва смеется опуская раскрытую книгу на лицо. Чхве Сан официально невозможен. Потому что он всего-то хотел почитать, не став одеваться, и до сих пор не знает, как это переросло в… — Проведем так весь день? — в шутку предлагает Чхве, все же отмирая и лениво раскачиваясь, сидя на чужом члене, словно ради потехи придерживая простыню рукой на грудине. — Я столько не выдержку, — откуда-то из-под книги, глухо и звонко разом. Бумага падает с его лица на постель, когда Пак перестает придерживать ее рукой, опуская ладони на чужие бедра, крупные в такой позе. Пальцы жмут поверх простыни, и через секунду он садится, оказываясь нос к носу с ахающим Саном, который снова жмется и вздыхает от невольной смены угла. Они целуются так же медленно, как и делают это. В ленивом сексе есть свои плюсы. Например, то, что это похоже на «горячо-холодно», то, что потом можно сорваться и дойти до финиша за пару минут, чтобы досуха. С Саном можно было как угодно — у него никогда не заканчивался лимит всевозможных идей. Сонхва нравится это. Нравится этот запах юной непосредственности, который Чхве принес в дом. Ему нравится то, что с ним можно готовить и часами просиживать в ванной, нравится, что можно проваляться в постели целый день и посмотреть сериалы по ноуту. Нравится то, как, отрываясь от распухших тонких губ, Сан прикрывая глаза тихо стонет, обнимая его за шею и все-таки двигаясь, доведенный и сам медленным ритмом. А Сану нравятся сильные руки, где вздуваются жилы, когда его поверх простыни хватают под задницу и помогают двигаться глубже и быстрей. Ему нравится то, как Хва дышит через открытый рот, как мокрыми становятся его виски и шея, как он спустя пару десятков секунд начинает негромко, но чувственно стонать. Сан вообще не любил заниматься сексом в тишине. Негромко скрипела кровать и шуршали простыни. Кажется, он был в настоящем раю. Становится громче, когда становится глубже: не в силах держаться с красивым лицом и прямой спиной, Чхве Сан со всей силы подается на фрикции, пока простыня сползает к его взмокшим бедрам, хватает Сонхва за волосы на загривке и выгибается назад, притягивая его к своей грудине, пахнущей мускусом и солью. Сжимая и разводя напряженные ягодицы, Хва прикусывает грудную мышцу, собирает языком испарину и тянет кожу между губами до распирающей синяковой боли. Книга падает с постели на пол. Сан тянет его за волосы так, будто вот-вот вырвет клок. Чхве Сан совсем не похож на тех, кто был до него: он наглый, бестормозной и жуткой требовательный. Если он хочет, чтобы ты его укусил, где-то потрогал или поцеловал — он сделает все, чтобы ты исполнил желаемое. Сонхва понимает это, как только они начинают жить вместе, и совершенно не спорит — ему нравится даже то, что его таскают за волосы и прижимают лицом к шее, груди, спине… заднице. Вообще-то, у Сана не было совести и чего-то, чего бы он не хотел испробовать на себе. — Хва… — вздрагивая и вскидываясь, Сан вцепляется ногтями в широкие плечи и поднимает глаза на старшего, — Хва, я… — Сонхва знает, что Сан вот-вот кончит, и просто не может оторвать от него взгляда: у него мокрые скулы со спутанными темными волосами, масляные глаза, предательски приоткрытые губы, где от одного зубного ряда к другому тянутся нити слюны. Сан перед оргазмом похож на самую влажную аниме-девочку. И даже это гонит Сонхва быстрей, хотя финиширует он все же чуть позже. Они валятся на постель синхронно: Сонхва со стоном, Сан — со вздохом и пытаясь выставить перед собой руки, но не успевая и вмазываясь в грудь грудью. Мышцы ломит, а сердце бьется с бешенной скоростью. Его так стянуло внутри — он почти хнычет, когда блондин тянет его вверх, буквально снимая с себя, помогает распрямить согнутые ноги и так и остаться лежать поверх, уложив на грудь острую скулу. Неприято-приятное чувство: брюнет ощущает, как по внутренней стороне бедер вязко течет. Все равно улыбается, чувствуя примерно то же на животе — они оба измазались в его сперме. Сан устало смеется и, повернув голову, проходится языком по чужой грудной мышце, намеренно не касаясь стоящего соска. Играет, даже когда нет сил играть. Сонхва гладит горячей ладонью по пояснице. Хочется лежать так весь день — Хва горячий и мягкий, приятный наощупь. — О чем была книга? — всхрипывающий голос Сана похож на искусство, — Та, которую ты читал. — Экзистенциальная философия, — от густого уставшего тембра по спине пробегают мурашки, — Ничего в этом не смыслю, не спрашивай. — В следующий раз моя очередь читать, — прикрыв глаза, сан заигрывает — слишком очевидно и провально — Сонхва знает, что так больше не произойдет. Сан найдет другую идею в своей голове, создаст авантюру из ничего и все-таки уложит Пака на лопатки. Это происходило не часто, но… черт, этот паршивец даже здесь был хорош. Хочется спать. Они так привыкли к этому чувству морально-физического опустошения. Было так хорошо. — Больше никакого секса, Чхве Сан, — шепчет Сонхва, а младший тихо смеется. — А то что? — Или я умру от сердечного приступа. Это была их идиллия. Странная и иногда похожая на цирк. В них не было ничего идеального, но вместе они были словно одно целое. Сонхва никогда раньше не замечал за собой желания играть в идиотские игры, в правду или действие, в твистер (в чем смысл играть в это вдвоем?), во что-то еще — ему всегда казалось скучным играть в такое на пару, но с Саном это было совсем не так. Сонхва был куда спокойнее, постоянно чувствуя ответственность за благополучие партнера, а его партнер был истинно бешенным: в жизни, в играх, в сексе — везде. Едва ли хоть где-то Чхве Сан мог спокойно сидеть на месте. Он был ласковый, активный и неутомимый. И это подкупало оставаться рядом с ним. Сонхва казалось, что это его навсегда, и тут уж точно не может быть никакого «недолго-несчастливо». В конце концов, он больше не мог представить себе своей жизни без Него. Просыпаясь каждый день, Пак Сонхва был уверен хотя бы в одном: это его мир, и в этом мире обязательно есть Чхве Сан.***
(SHY Martin — Are you happy?) Шмыгая носом, простывший накануне Чхве Сан сидит в автобусе, который непременно доставит его до нужного пункта, где не будет места никаким сожалениям и мыслям о том «что, если бы…» и чем-то кроме. Намхэ. Место, где он вырос. Место, где были его родители, его детство, его традиции и привычки. Это было так нужно сейчас — теперь. Он так нуждался в лечении от всего, что сделала с ним столица. Сеул. Большой громкий город, который ест всех, кто совершает ошибки. Он говорил, что не прижился из-за высоких цен и необходимости тяжело работать без выходных. Говоря это, Сан не думает о том, что ему давали выходные, но он их не брал, не размышляет о том, что снимал не квартиру, а комнату и мог бы позволить себе даже получше, но просто не захотел. Вздыхая, брюнет уставляется в окно и прислоняется к стеклу виском. Да, он просто сбежал, как напуганный маленький мальчик. Потому что не верил себе, потому что не верил Ему — он никому не верил. Оставшись один, Сан долго размышлял о том, может ли взаимная любовь разбиться о непримиримость характеров? Ему казалось, что любовь может победить все. Значит, это просто была не она? Хотелось в кофейню на углу и самого сладкого кофе — без причины. Он не знал, что сможет там обрести. В конечном итоге, не все ли равно, если в этой кофейне он будет один? Все, что он помнил — это то, что они разошлись мирно и по обоюдному согласию, а через месяц Сонхва попросил встречи и начал говорить об ошибках и вторых шансах. Сан был безучастен, и дело совсем не в том, что он ничего не испытывал и стоял на своем. Он был уверен, что, разойдясь, они явно дали друг другу понять — им надо еще немного вырасти и, если удача будет на их стороне… Сонхва, очевидно, не хотел с этим мириться, предпочитая заново добиваться его, хотя причин заведомо не было. Как и смысла. Сан твердо стоял на своем, однако все больше чувствуя, что он, похоже, не прав. По крайней мере, не настолько, насколько бы сам хотел. И эта последняя встреча. Эти глаза, темно-прозрачные и наполненные гулкой тоской. Красивое, но явно безжизненное лицо. Сан просто не мог забыть: ни того, что было у них, ни того, что стало с ними постфактум. Они были счастливы — он четко понимал это, но почему-то сидел в автобусе по пути домой где-то в Намхэ, оставив причину в другом конце мира — страны. Он так и не спросил, был ли Сонхва счастлив тогда? Оглянувшись на все, что случилось почти что за год. Был ли он счастлив, когда засыпал и просыпался с ним, когда ходил с ним в кино и дешевые забегаловки, когда подхватил от не очень осторожного Сана простуду и долго ныл, что это ужасное состояние мешает ему работать, когда они сожгли ужин вместе с новой сковородой, потому что о чем-то заговорились и не заметили очевидных проблем. Сан любил и ненавидел все это — каждое воспоминание отражалось металлической стружкой в зажатых пальцах. Он изнывал — он был так счастлив тогда, но не мог позволить себе вернуться и окончательно уничтожить Сонхва, когда снова столкнется с тем чувством, которое послужило началом конца. Им стоило побыть одним — понять причины и решить, готовы ли они работать с этим — готовы ли меняться и обоюдно менять и стоят ли они того друг для друга? Да, это было эгоистично — Сан даже не предупредил об этом Сонхва — но, он хотел верить, было все-таки правильно. Поэтому сейчас он сидел в автобусе где-то в Намхэ на пути домой. Потому что им обоим нужно было все решить — хотели они того или нет. Любовь порой убивала, порой нуждалась в аккуратнейшей реставрации. Их любовь была как раз одной из таких.