***
(Kim Petras — Do Me) Они вваливаются домой, не переставая целоваться. Сонхва недовольно шипит под хихиканье Сана, когда они сшибают несколько пар кроссовок в прихожей и еле успевают закрыть дверь, на ходу скидывая обувь и джинсовки. Они настолько пьяные, что идут, держась друг за друга. Последние три шота явно были перебором даже для Пака, который превосходил младшего по росту и весу. — Пахнешь сигаретами, — выдыхают в его губы, словно отвлекают внимание от того, как пальцы лезут под футболку. Конечно, они ведь из прокуренного бара. — Я бросил курить, Сан-а, — улыбается Хва и слышит те самые заветные нотки хихиканья, пока чужие ладони слишком настойчиво жмут его грудь. Кажется, он не зря проторчал так долго в спорт-зале? — Тогда я сошел с ума, — заявление, претендующее на правду, потому что совсем не большой, едва ли не маленький, Сан очень резво жмет Сонхва к стенке в их спальне и улыбается, опуская взгляд на чуть припухшие губы любовника, — Чудесно выглядишь. — Ты даже не смотрел, — Сонхва ухмыляется и звякает пряжкой чужого ремня, ассиметрично поднимая верхнюю губу от того, как под футболкой над ним издеваются холодные пальцы. — Моим рукам нравится, — Сан усмехается, припадает губами к чужой шее, едва не срываясь на шипение, когда под брюками скользят широкие ладони и сжимают его по заднице сквозь белье, а Сонхва гнется в шее и вздыхает от чужой изощренной настойчивости. — У тебя соски встали, — почти торжествующе. Сан растирает их ладонями. — У тебя холодные пальцы, — парирует Хва и тащит футболку брюнета вверх с намерением снять. — Зато горячие губы, — Сан определенно знал себе цену. И знал, на что способен. И знал, что Сонхва это нравится. И это был, точно, джекпот. Они целуются у стены еще несколько минут, поэтапно избавляя друг друга от одежды. Оставляя Сонхва без футболки, Сан западает взглядом на оставленных им же розовых полосах на смуглой груди, которые пропадут уже через несколько минут, но не упускает возможности — наклоняется и скользит языком по широким полоскам, с удовольствием ощущая чужие пальцы в своих волосах. Остро. Ему остро от ситуации. Его спокойный Сонхва хватает его за волосы и едва уловимо прогибается в спине. И сегодня ему не уйти. Сан падает на постель прямо на спину, утягивая старшего за собой, стонет зажато, когда на шее остается глубокий засос — они, определенно, ужасно пьяные — скользит пальцами, нагретыми об чужую кожу, по предплечьям, сплетает пальцы и перекатывается, роняя Пака на лопатки и оказываясь сверху с довольной усмешкой. Он давит и держит сильно, удобно оказывается между чужих ног, притираясь тазовыми костями к чужим. Нет, Сонхва сегодня, определенно, очень вызывающий. — Так, и что ты задумал? — с усмешкой спрашивает блондин, когда от поцелуев появляется хотя бы возможность сказать. — Ты заводишь, — улыбаясь, шепчет Сан, прихватывает чужую нижнюю, высвободив одну руку, давит Сонхва на подбородок, подталкивая, чтобы открыть рот и, как только старший исполняет негласную просьбу, вываливает язык наружу и скользит им по чужому небу, не соприкасаясь губами. Поясницу прошивает мурашками, когда нижней частью своего языка Сан чувствует прижимающий язык Хва. — Ты пьян, Сан-и, — зрачки блондина кажутся огромными в темноте. Подобная извращенная профанация вызывает кривую улыбку младшего. Он пьян, но еще в состоянии соображать и отдавать себе отчет. И, прекрасно соображая, он опускается к чужой шее, цепляя кожу острыми зубами. — Так хочу тебя сзади, — ситуации совпадают, и Пак тихо стонет, ощущая наливающийся синяк под зубами любовника, а Сан — за компанию, словно подстегивает чужую возможность согласиться. — Пьян-пьян, — закрывая глаза, Сонхва улыбается и прикусывает чужой подбородок, пропуская волосы на затылке младшего через свои пальцы. — Я уже между твоих ног, — Сан почти что мурлычет. И в этом была особенность — его было крайне сложно отговорить от того, что он хотел, а по итогу вообще становилось так, что ты и сам не хотел отговаривать. Это было уже не в первый раз, но все равно подобная смена позиций все еще оставалась для них некоторой редкостью. Впервые Сонхва согласился из интереса и, мягко говоря, интерес окупил себя достаточным удивлением — Сан умел быть не только чувственным, но и аккуратным любовником, став идеальным практически со всех сторон, а дальше секс, где старший был снизу, стал, скорее, легкой приятной экзотикой, чем постоянной практикой. Но сегодня господин Сан был беспробудно пьян, а Сонхва… вообще-то тоже. Возможно, это звучало, как хорошее оправдание? Запутавшись в собственных мыслях, он путается и в сбитом к изножью одеяле (они же оказываются как-то по диагонали постели), когда оказывается перевернутым на живот, а нависающий сверху Сан скользит языком вверх по утопленному междумышц позвоночнику. Хочется выгнуть спину — блондин поддается своим желаниям и получает легкий игривый укус под лопатку. — Соглашайся, — буквально обласкивая его, словно покупая согласие этой лаской, Сан опускается бедрами сзади, вжимаясь эрекцией в белье в его задницу, прикусывает раковину чужого уха и касается грудью спины, — Обещаю оставить тебя в восторге, — хуже было, только когда Сан начинал шептать, потому что даже попытаться отказать сразу же становилось невозможным. Потому что его шепот драл до костей. И, когда Сан в очередной раз наклоняется к нему через плечо, Сонхва поворачивает голову, чтобы прикусить чужую губу, с оттяжкой, медленно, по-издевательски. — Какого черта мы еще в нижнем белье? (T. Kelley — Oceans) И все-таки Сан смеется, потому что Сонхва невыносим. Не говоря «да», он скажет его иначе — как угодно. Хотя бы так. Не без ощущения победы Сан тянет сначала свое, а потом чужое белье вниз, едва удерживаясь от того, чтобы не укусить старшего за ягодицу. — Хочешь остаться так? — вставая с постели, Сан долго копается в ящике, заваленном чем угодно, но только не нужными флаконами. — У тебя есть идеи? — Пак привстает на локтях, выгибаясь в пояснице и рассматривая через плечо обнаженного Сана. — Ты восхитителен с любой стороны, — спокойно пожимает плечами Сан, наконец находя и задвигая ящик, а Хва только цокает языком, закатывая глаза с усмешкой. — Льстец. Чувствуя тянущие прикосновения под тазовыми косточками, он сгибает одну ногу в колене и отводит вторую. — Прекрасен, — усмехается Сан, щелкая колпачком смазки. — От алкоголя у тебя развязывается язык, — немного приподнявшийся на локтях, Пак, тем не менее, не смотрит назад — опускает голову и закрывает глаза. Он доверяет младшему. А Сан отводит чужую ягодицу, сминая пальцами и медленно скользит по сжатому кольцу мышц холодными липкими пальцами, замечая, как моментально чужая спина исходит мурашками. Мысленно извиняется за холодный гель и с усмешкой обещает сам себе нагреть его в процессе перед тем, как толкается одним пальцем под чужой вздох, полный ожидаемой неожиданности. Почему-то процесс растяжки всегда доводил его. Наверное, дело было в том, что Сонхва обладал достаточной чувствительностью буквально везде — его можно был заставить кончить, даже не касаясь простаты. Поэтому, когда поначалу отпирался от принимающей позиции, Хва наказывал сам себя. — Напрягаешься, — укладывая руку на поясницу Сонхва, Сан добавляет второй палец и мерно поглаживает по спине, расслабляя чужие нервы. — Ты слишком медленный, — поясняет Сонхва — пока еще с усмешкой. Значит, у этого подлеца есть силы на шутки? — Ах, вот как? — Сан зеркалит чужое умение усмехаться и в ответ на высказывания старшего подгоняет пальцы внутрь по самые костяшки, моментально чувствуя, как мелко и дважды вздрагивает его любовник, на мгновение сжимаясь всем телом, — Так лучше? Сонхва промалчивает, опускаясь на постель грудью и, к удовольствию брюнета, подтягивая колено ближе к груди, отчего ягодицы поднимаются выше на большем градусе прогиба поясницы. Сан понимает без слов, фиксируя угол в памяти и обещая себе не забыть об этом в дальнейшем. И вскоре он тянет его уже на три пальца, собирая все чувствительные точки на пропитанных смазкой стенках. Иронично, в позиции снизу у Сонхва чуть более тихие и низкие частые стоны, от которых сводит бедра — до того хорошо. Закончив растяжку, Сан аккуратно подхватывает старшего под лодыжку и вытягивает ногу, согнутую в колене, из-под груди, оставаясь сзади и, опираясь на одну руку, а второй обхватывая себя снизу. Сонхва вновь привстает не локтях, все пытаясь вернуть в норму сбитое дыхание. — Готов? — Сан упирается лбом и носом в чужой затылок, слышит сиплое «Да» и, так и поддерживая себя, медленно скользит внутрь, прикусывая губу и тяжело выдыхая через почти стиснутые зубы. Сонхва же напротив выдыхает резко и плотно — душно, поднимаясь в этом выдохе к негромкой «А», когда чужой лобок касается его ягодиц на полном проникновении. От Сана все чувствительно распирает внутри. Тяжело дыша, Хва облизывает губы и, заведя руку назад, хватается за волосы младшего, протягивая их на себя. — Давай же, — не нужно просить два раза. Чхве сразу же начинает медленно раскачиваться внутри. И почти не замечает, как переходит на звонкие размашистые шлепки, держа опору на собственных прямых руках, пока Сонхва то и дело тянет его за волосы, срываясь то на высокие, то на низкие выстанывания на каждый такт. Громкое дыхание младшего мешается с его же глубокими полувсхлипами, переходящими в сбитый стон, стоит Паку только провести руку вниз и оттянуть ягодицу, углубляя проникновение, от чего комната стала полнее хлюпающими шлепками и их голосами, слитыми почти воедино. — Сан-а, — мешая его имя с грудным натяжным дыханием, Сонхва, у которого к скулам прилипли прядки разметавшейся прически, зовет его, побуждая открыть едва не закатывающиеся глаза, — Сан-а, помоги мне. Младший понимает без дальнейших слов и, сместив весь свой вес на одну руку, нащупывает острую тазовую кость любовника, прижатую к матрасу, и тянет наверх, заставляя прогнуться в пояснице и уже через мгновение — гулко застонать. Да, как же он любил, когда Сонхва накрывало. Когда его бедра начинало немного подтрясывать, когда стенки сильнее разбухали внутри и каждая фрикция была звонче от хлюпанья и легких движений в ответ. Когда голос становился красивым и подобным тенору, когда, заплетаясь языком, Сонхва просил его не менять угол. Пак Сонхва был куда более многогранным, чем думал он сам. Оргазм наваливается на обоих почти одномоментно — немного позже на Сонхва, измотанного, взмокшего, с покрасневшими от шлепков ягодицами и легким саднящим чувством внутри. Все же, под конец они были не слишком осторожны. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, как, лежа на матрасе, он чувствует горячую сперму на простынях и животе, к которому вплотную прижался пока еще твердый собственный член, с тем, как весь процесс о мягко-жесткую простыню терлись его, ставшие из карамельных малиновыми соски, как охуенно и заполнено внутри хотя бы до того момента, как Сан покидает его расслабляющееся после оргазма тело. — Как ты? — тяжело дыша, брюнет спрашивает, дотягиваясь до салфеток на прикроватной тумбе. — Молчи, Сан, — от хрипящего голоса волоски на предплечьях встают дыбом, и Чхве, улыбаясь, молчит. Оставив салфетки на постели, оттягивает чужую ягодицу и стирает смесь спермы и смазки, по-своему заботится, за что Сонхва будет очень благодарен ему потом, когда надумает встать с постели. — Понравилось? — все-таки спрашивает младший, когда опускается рядом и лениво смотрит за тем, как переворачивается на спину Пак. — Мне даже говорить тяжело, — блондин усмехается и вздыхает, явно измотанный. Они замолкают в пропахшей потом и сексом темноте на несколько минут. — Хва? Старший вопросительно мычит и поворачивает голову к улыбающемуся Сану. — Ты красивый.***
(NF — Got You On My Mind) Заходя домой, Сонхва закрывает дверь и оставляет ключи на своем месте. Куртка опускается на вешалку в раздвижном шкафу. Сегодня он вернулся слишком рано — даже не знает, чем себя занять. Проходясь по чистой убранной квартире, где еще светло и все также просторно, Пак обращает внимание на ноутбук и хмыкает, запихивая руки в карманы брюк. Быть может, стоило что-то написать? В конце концов, он работал в издательстве и не писал ничего для себя — это выглядело странно. Почти что — чудовищно. Писатель без писанины. Сапожник без сапог. Садясь за ноутбук и открывая простой вордовский документ, Сонхва вдруг вспоминает рассветное лето в парке, где Сан дурачился, представляя их юными бойфрендами в бегах и в секрете, на ходу сочиняя тоскливую историю, говоря о том, как сложится его жизнь, когда его бросит Хва. Вот только все случилось немного иначе? Блондин улыбается. Да, все случилось немного иначе. Но Сонхва решает оставить эту историю, ту, которую создал тогда еще уверенный в хэппи-энде Чхве Сан; Хва спешит легкими пальцами по клавиатуре. Он начинает историю, где у них еще все хорошо, и продолжает ее тем, как будет жить некий персонаж, прототип которого — Сан, после расставания. Конечно, он не мог знать, но вдруг его писательские догадки могли сойтись с действительностью? Сидя за ноутбуком, Сонхва улыбался, чувствуя медленно утихающую боль. Описывая их рассветное утро в парке, он будто переживал это по-новой, будто снова был там, с Ним. И это была та самая фрейдовская сублимация. И, кажется, в ней действительно был свой смысл.