Револьвер скользит в моих руках. Я навожу его в её сторону и тут же опускаю. Где-то передо мной мелькает Хорокеу.
Что мне делать?..
Я чувствую обратный отсчёт своей спиной. Если сейчас не принять решение, я лишусь этой возможности. После всей своей бравады. Я и не пытаюсь скрыть ужас на моём лице.
Мне плевать на надежду и отчаяние. Мне не плевать на Джунко. И будь всё так просто, я бы уже выстрелила. Но всё сложно.
Я смотрю на револьвер и лучше бы я этого не делала. Память услужливо подсовывает картинки из прошлого — мгновения до выстрела в первой игре, выстрел в дворецкого, выстрел в Хорокеу. Каждый раз, когда я нажимала на курок, всё становилось ещё хуже. Каждый раз, когда я
делала что-то, становилось хуже.
Я приставляю пистолет к виску. Прижимаю, чтобы рука не дрожала.
Указательный палец не двигается. Я понимаю, что это не самоубийство — мне не страшно умереть. Мне страшно возвращаться в свою жизнь. Я выбрала иную дорогу, путь Джунко, а теперь, в самый последний момент, я просто сверну? Сдамся? Как это вообще? Никто не простит мне убийств. Если я вернусь — сидеть мне в тюрьме до конца жизни. Или того хуже. И остальные ребята. Я солгу, сказав, что не думаю о них. Я не хочу, чтобы они вечно страдали.
Какой выход правильный? Какое решение сделает лучше всем?
Если бы здесь был…
Я закрываю глаза. Делаю несколько прерывистых вдохов. Сознанию бы проясниться, но только голова кружится.
Почему-то становится тихо. Ни ветра, ни голосов остальных, ни их дыхания. И биение сердца. Это не может быть моё сердце — оно бьётся слишком медленно.
Я слышу шаги у себя за спиной, открываю глаза и вижу тот же разрушенный зал — только пустой. Джунко и остальных как будто и не было здесь. Я оборачиваюсь с упавшим сердцем. Неужели, время вышло?
— Кажется, в прошлый раз я тоже помешал тебе выстрелить?
Он мягко сжимает мою руку и забирает револьвер. Я поднимаю голову.
Шикамару улыбается.
— К-как?.. — с чувством реальности я распрощалась минут пять назад. Сейчас это похоже на сон. Не те кошмары, а тёплый и приятный. И такой же ненастоящий. Поэтому я спрашиваю: — Кто ты?..
Он чешет затылок и рассеянно зевает. Смотрит по сторонам. Его взгляд пытлив, серьёзен, но он не похож на взгляд, который изображала Джунко. Я не знаю, в чём разница, но могу поклясться: передо мной настоящий Шикамару.
— Кто я? — недоумевает стратег. Он задумывается на секунду и отвечает просто: — Я голос в твоей голове.
Странно. Этот ответ кажется самым логичным на свете. И я всхлипываю.
— П-почему ты пришёл только сейчас?..
— Потому что ты захотела только сейчас.
Я чувствую себя ребёнком, которому объясняют, почему вскипевший чайник — горячий. Я киваю и смотрю на револьвер. Чтобы не смотреть в глаза.
— Зачем ты здесь? — я усмехаюсь. — Чтобы убедить меня спасти реальный мир?
— Я не убеждать пришёл, — он пожимает плечами, — но, если хочешь знать моё мнение, спасать нужно тебя.
Заготовленный ответ теряется, когда я поднимаю голову.
— Меня?
— Да, — Шикамару приподнимает бровь, словно я усомнилась в чём-то очевидном. — Ты не знаешь? Чтобы помочь кому-то, нужно сначала помочь себе.
— Это… Очень красивые слова. Но я не понимаю, что они означают.
Он спокойно кивает, не меняя выражение лица, скрещивает руки на груди и внимательно на меня смотрит. Я чувствую, что должна напрячься, но моё тело расслаблено.
— Ты не можешь определиться, потому что не знаешь, чего ты хочешь на самом деле. Я уже говорил: я не буду убеждать тебя. Но я могу помочь тебе понять.
— Хорошо.
— Это как логическая задача, — Шикамару подмигивает мне, — или расследование убийства. Чтобы найти причину, можно идти от следствия. Скажи, с какой целью ты пришла в это место?
Я отвечаю прежде, чем ответ появляется в моей голове.
— Чтобы найти Джунко. И чтобы…
— Не торопись. Давай сделаем ещё шаг назад. Зачем тебе искать Джунко?
— Потому что, — я цепляю пальцами воздух, — она мертва. И я не могу жить без неё.
— Так, — его взгляд становится острее, — и почему ты не можешь жить без неё?
— Потому что…
У меня и со второго и с третьего раза не получается договорить. Это та вещь, которая кажется очевидной, но которую никогда в жизни не сможешь сформулировать. Я просто развожу руками.
— Тебе не кажется, что это проблема? — Шикамару заинтересованно наклоняет голову. — Как ты жила, пока не встретила её?
— Никак, — я выдыхаю. — Мне хотелось умереть. Иногда слишком сильно. Это? — я показываю шрам от ножа. — У меня ещё много таких. Я сломанный человек. Мой талант приносил мне только страдания. И я не могу сказать, что с Джунко я стала счастливой. Нет. Знаешь, когда страдания переходят в отчаяние? — я выдавливаю улыбку. — Когда ты начинаешь получать удовольствие. Этому она меня научила.
Шикамару не должен меня понять. Но то ли глаза меня обманывают, то ли случилось невозможное.
— Ты заметила, на что были направлены все действия Джунко?
— На… Отчаяние?
— Угу. И ты получаешь от него удовольствия. Иными словами… — он специально тянет последнюю фразу.
— Ты точно голос в моей голове, — я улыбаюсь. — Ты говоришь то, что я хочу услышать.
— А ты, — парирует Нара, — недостаточно глубоко копаешь. Джунко пыталась сломать тебя, верно? — он ждёт, пока я кивну. — И как ты думаешь, зачем? Какая ей от этого выгода?
— Я…
Этот вопрос сложнее, чем кажется. Она ведь могла выбрать любого человека для своих планов. Я просто подвернулась под руку. Почему, несмотря на все мои промахи, она продолжала играть со мной? И даже чему-то учить. Она всегда говорила, что в этом не было случайности.
— Ты могла сломаться окончательно, — предполагает Шикамару, — и умереть. Либо ты могла стать сильнее. Если мы сейчас разговариваем, что же произошло?
— Я стала сильнее?
— Очевидно, — он кивает. — Судя по амбициям Джунко, сломать одного человека из толпы для неё — не самое интересное занятие.
И он замолкает, давая мне сделать выводы самой. Я смотрю на него с недоверием.
— Ты правда хочешь сказать, — я перебираю каждое слово, — что
Джунко делала всё это, чтобы
я стала
сильнее?
— Я хочу сказать то, что говорю, — стратег громко зевает. — А выводы делай сама. Иначе какая это игра, верно?
Мысль о том, что Джунко делала всё это для меня… Проще поверить, что я окончательно сошла с ума. Да и что тут верить — я говорю сама с собой. Или с мёртвым человеком в своей голове. Не знаю, что хуже.
— И что, если она делала это для меня? — в голосе нарастает раздражение. — Что это меняет? Я могла стать сильнее, но я точно осталась слабой.
Шикамару поднимает указательный палец и подносит его к губам. Я замолкаю.
— Точно, — говорит он, будто озарённый идеей. — Как ты думаешь, она любит тебя?
Я отступаю на шаг и сжимаю кулаки. Моё дыхание останавливается вместе со мной.
— К чему ты ведёшь? Хочешь, чтобы я сказала это вслух? Джунко не может любить меня.
— Да, — он кивает. В нём столько же спокойствия, сколько во мне защитной агрессии. — И как ты думаешь, почему?
— Потому что я слабая.
— Угу. Ты всё ещё не поняла? — он расслабленно чешет затылок. — Если представить, что Джунко и правда может любить кого-то… Зачем ты ей? Зачем ей видеть в тебе своё отражение, послушно повторяющее каждый шаг? Это касается не только Джунко — кого угодно — человеку нужна зрелая, сильная, полноценная личность.
Моё дыхание обжигает губы. Я снова тру глаза и смотрю на него, как смотрела на поддельного Шикамару.
— Спасибо, я знаю всё это. Ты ведёшь к чему-то конкретному и-или… Т-тебе тоже…
Он не даёт мне договорить, хотя я бы и так не смогла. Шикамару подходит чуть ближе, и его указательный палец оказывается у моего виска.
— Если Джунко меняет тебя, — он говорит почти шёпотом, — то и ты можешь менять её. Но для этого тебе нужно стать сильнее. Если ты и правда любишь её, тебе нужно стать сильнее. Если ты хочешь спасти кого-то, тебе нужно стать сильнее. И теперь, зная это, подумай, — он наклоняется к самому уху, — какой выбор совершил бы сильный человек? И каким человеком хочешь быть ты.
Его палец у моего виска.
Револьвер у моего виска.
Я не слышу выстрел.
***
Время в виртуальной реальности течёт несравнимо медленнее обычного.
Миая сдержала своё слово. Я не знаю, сколько реальностей успела прожить Джунко. Никто не знает. И мы никогда не узнаем, сколько раз умирали остальные ребята. И сколько раз они хотели умереть.
Я убеждаю себя, что это необходимая жертва. Они сами так решили. И всё равно чувствую облегчение, когда Киригири находит Миаю, останавливает программу, и всё заканчивается.
А для меня начинается. Череда судебных процессов и допросов с пристрастием. Киригири не шутила — методы Академии были не такими мягкими. Хотя это уже позади.
Всё это было пять лет назад.
Видео, оставленное Джунко, действительно попало в интернет. Оно и правда всполошило весь мир. Только без самой Джунко это не привело к таким катастрофическим последствиям. Мы были на краю, да, и не хватило последнего толчка. Не хватило.
Я успела проникнуться уважением к Киригири. За то, что она вытащила весь мир почти на своей спине. И за то, что помогла мне избежать худшей участи. Вместо глупого тюремного заключения я получила иное «наказание».
Эксперимент, поставленный Миаей и Джунко, оказался ещё более ценным для науки, чем мы могли предположить. Никаких обвинений Миае предъявить не смогли — убийство искусственного интеллекта не наказуемо, а в других планах Джунко она непосредственного участия не принимала. То же касалось и Мацуды. Если бы он выжил.
Икусаба Мукуро сделала всё, чтобы тот день запомнили как «Самое страшное, ужасное, паршивое и чудовищное событие в истории человечества». По крайней мере, так его называли неофициально — новоявленные фанаты Джунко, с которыми Академия борется и по сей день.
В тот день Мукуро вырезала почти всю охрану Академии, убила некоторых учеников — в том числе Мацуду. Именно Мукуро, а не меня, сделали козлом отпущения. Мои таланты могли пригодиться в мирное время, её — нет. Кто поверит, что какой-то там геймер повлиял на судьбу мира? А солдат? Солдат — да.
Киригири до сих пор не говорит на эту тему. Она не смогла спасти нас обеих. Три года назад Мукуро публично казнили. Тот день назвали «концом разрушения».
Конечно, нам запретили хранить сознание Мукуро в виртуальной реальности.
Конечно, мы ослушались.
Все, кто имел отношение к той игре, продолжают работать над тайными проектами в Neo World'е. Миая и Фуджисаки — разработчики, я — бета-тестер и подопытный кролик, а Киригири — доверенное лицо. Если кто-то из нас нарушит закон, прилетит в первую очередь ей.
Только мы и не пытаемся. Никому из нас это не нужно. Без Джунко мир продолжил качаться из стороны в сторону — надежда — отчаяние — надежда. И каждый раз система приходила в равновесие.
В свободное время я занимаюсь разработкой собственного мира — под строгим наблюдением, конечно. Единственное, чего я точно сделать не могу — увидеться с Джунко. Я знаю, что она жива, если это можно назвать жизнью, но общение с ней — табу. Все мы знаем, на что она способна.
Камукура Изуру был вторым, на кого ополчился весь мир. Академия до сих пор охотится на него, но поймать обладателя всех талантов едва ли возможно. Впрочем, даже на свободе он не причиняет никому вреда. Не думаю, что ему это интересно. Интересно вообще что-либо.
И как тут не упомянуть Комаэду. Он стал добровольцем для экспериментов Академии в NeoWorld'е — стал моим коллегой. Благодаря его сознанию и его заболеваниям, учёные продвинулись в поисках лекарства от рака крови.
Удача Комаэды всегда шла рука об руку с неудачей, поэтому прототип лекарства отыскали. Уже после его смерти.
Жаль, я не могу сказать ему, что он стал Надеждой для всего мира.
Надежда, да? Мы так часто говорили о ней, но её истинное значение я поняла, когда перестала просыпаться утром в плохом настроении. Когда нашла хоть какой-то смысл в том, что делаю. Когда узнала Киригири и Миаю получше.
Я не могу назвать себя счастливым человеком. Но у меня есть надежда, что когда-то я обрету это иллюзорное счастье.
Наверное, надежда — это желание двигаться дальше, даже после всех своих ошибок.
И только это имеет значение.
Эпилог
14 марта. Два с половиной года после восстания резервного курса
Киригири закрыла за собой дверь лаборатории и огляделась. Ровный гул компьютеров, соединённых в сеть, успокаивал её. Детектив подошла к уткнувшейся в терминал Миае и осторожно позвала её.
— Всё готово?
— Да, — Миая кивнула и вывела на экран изображение с запущенной сессией Neo World'a. Перед ними оказалась Чиаки — в жилом коридоре Академии Надежды.
Киригири наклонилась к микрофону.
— Чиаки, — произнесла она с незаметной улыбкой, — сегодняшний тест будет особенным.
— М-м? — без энтузиазма отозвалась геймер. Она брела вдоль дверей, проводя по ним кончиками пальцев.
Киригири вздохнула.
— Полиция всё ещё против того, чтобы ты общалась с остальными. — При этих словах Чиаки нахмурилась. — Но сегодня особенный день.
— Разве? — пробормотала геймер.
— Зайди в последнюю комнату.
Нанами знала, о какой комнате речь. Она неуверенно двинулась вперёд, пока не замерла перед знакомой табличкой.
— У нас с Миаей есть срочное дело, — сказала Кёко в микрофон, — поэтому я оставлю вас наедине.
Детектив похлопала психотерапевта по плечу, добавив:
— Хорошая работа.
— Спасибо.
Миая поднялась на ноги и ухватилась за край стола. Кёко помогла ей сохранить равновесие, придерживая за руку.
— Никак не привыкну, — тихо сказала Миая.
— Всё в порядке, — улыбнулась Кёко. — Нам всем нужно время. И ей особенно.
Нанами открыла дверь в его комнату. Меньше всего ожидая, что
он и правда будет там.
Шикамару раскладывал шоги. Он поднял голову и усмехнулся, показывая на место рядом с собой. Чиаки примёрзла к полу.
Всё это время она хотела поговорить с двумя людьми. И если к разговору с Джунко она вряд ли была готова — да и кто бы ей позволил — то к Шикамару накопилось немало вопросов. И признаний. И других важных слов.
Но с чего это Академия так расщедрилась? Скорее, Киригири плюнула на их требования — иногда она была довольно своенравной. Но почему?
И только когда Шикамару говорит, что она повзрослела, Нанами вспоминает, какой сегодня день.
Он ищет что-то в кармане и бросает ей.
Нанами ловит свою заколку.
Шикамару вытягивает руку и сжимает пальцы в кулак.
— Я ведь обещал тебе, — говорит он всхлипывающей Чиаки, — что отдам её, когда всё закончится.
Она кивает.
— Всё позади, — и улыбается.
Чиаки утираёт слёзы и закрепляет волосы заколкой.
Она смотрит в зеркало и видит… Нет, она видит своё отражение.
Всё позади.
