Я сегодня вышел, ходил и падал, ходил и падал, Я лежал и плакал о том, что мне ничего не надо, Я бежал и думал о том, что плохо бежать по краю, Только то и радует, то что я ничего не знаю.
Ливень хлестал с самого утра — небо всё никак не могло выплакаться. Гулять в такую погоду было невозможно, поэтому Олег пригласил ребят к себе в гости. Родители ещё в пятницу взяли Элю и уехали в Москву навестить старшую дочь. Олега тоже уговаривали поехать, но он открестился подготовкой к надвигающимся контрольным и нежеланием пропускать тренировки. Конечно, он был бы счастлив увидеться с Диной — сестру он любил, но оставлять друзей в такое странное нестабильное время не хотелось совершенно, да и Юльку наконец выдалась возможность пригласить домой. Почему-то это было важно — увидеть её на своей территории, на своей кухне. Олегу хотелось, чтобы дома остался её запах. К сожалению, этого допустить никак было нельзя — родители у него были довольно консервативные, и близкие отношения с лисицей просто не могли одобрить. Но сейчас это не имело никакого значения, потому что на ближайшие четыре дня квартира перешла в безраздельную собственность Олега, и только он решал, кого ему приглашать в гости. Макс сидел на подоконнике, подвинув горшок с цветком, и смотрел, как улица медленно превращается в реку, Игорь стряпал бутерброды, попутно уплетая курагу, Олег стоял у плиты, длинной ложкой помешивая кофе в медной турецкой турке, а Юля сидела на стуле, поджав под себя ноги в ярко-желтых носках с пчелками, и активно излагала свою позицию, бурно жестикулируя правой рукой. Только Юле могло прийти в голову говорить о феминизме с татарином, пусть и влюблённым в неё по уши. Но что поделать, если феминизм, экология и разоблачения нечистых на руку управленцев — три её излюбленных неисчерпаемых темы, на которые она никогда не уставала говорить? Благо Олег обладал титаническим терпением. Он разлил кофе по маленьким чашкам с красивым синим орнаментом, пересадил Юлю к себе на колени, и разговор сам собой перетёк в другое русло. Обсудили учёбу, затем с темы выбора экзаменов на будущий год перешли на более долгоиграющие планы. Стали делиться, кто чем хотел бы заниматься во взрослой жизни, где мечтали бы побывать, когда появится возможность. Игорь стал расспрашивать Олега о старшей сестре, и тот рассказал, что Дина пару лет назад вышла замуж за контрактника лет на восемь её старше, русского, да ещё и человека — родители были в полном «восторге». Но всё-таки смирились, потому что любили Дину. Олег надеялся, что и к его выбору они отнесутся с пониманием. Когда с подачи безмерно любопытной Юльки Макс пересказал события их с Игорем последних безумных дней и ребята немного отошли от шока, юлькины глаза загорелись торжеством, и она не удержалась от ехидного «я же говорила, что упыри существуют, а ты не верил». Олегу оставалось только вздохнуть, потому что отрицать очевидное было бессмысленно. Но потом разговор, естественно, пошёл серьёзнее, потому что в новостях ничего смешного объективно не было: через Дениса охотники вышли на ведьму, прикрывавшую Соню, и в подвале её частного деревянного дома за железной дорогой нашли останки молодых девчонок, пропадавших без вести на протяжении последних нескольких лет — кости, зубы, волосы. Серёжки. Юля задумчиво коснулась проколотой мочки уха, и встревоженные глаза Олега пожелтели, обнажая его звериную природу. Он крепче сжал Юльку в объятиях, и, глядя на них, Игорь в который раз проиграл самому себе в игру «не думай о Светке». Не думать, почему Света уже месяц не отвечает на его сообщения, пропав из сети, не получалось от слова совсем. Среди опознанных девочек её точно не было, и это было лучшей новостью за этот чёртов месяц. Но нельзя было упускать из виду, что найти могли не всех. А единственная информация, которую удалось вытянуть из Светкиной бабушки — Света уехала в Москву, на сборы. Игорь честно старался не паниковать, но в последнее время он готов был ожидать от жизни чего угодно. Точно ли Светка уехала в Москву? Доехала ли? А почему не попрощалась? Вернётся ли она? Не может же быть так, что они больше никогда не увидятся? Игорь не хотел в это верить. Успокаивало лишь то, что он не дал бы Светку в обиду ни при каких обстоятельствах. В каком-то смысле он был её ангелом-хранителем, даром что звался охотником. Сейчас, когда Игорь нос к носу столкнулся со всей полнотой своей оскорбительной человеческой беспомощности, он как никогда сильно хотел походить на него. Как иначе ему было защитить тех, кого он любил? Папа, Макс, Светка, Олег с Юлькой, дядя Федя с тётей Леной… Игорю было что терять. И это пугало его куда сильнее угрозы собственной смерти от чьих-то острых клыков. ***Я упал, упал, упал. Я устал, устал, устал.
Когда босс был в настроении, он любил поиграть в человека. Поэтому сейчас все они сидели в офисе с минималистичным интерьером — длинный стол, окружённый стульями, панорамные окна, светло-серые стены, какая-то мимикрирующая под абстракционизм мазня на небольшом холсте и даже искусственный цветок в горшке, поставленный в угол для оживления атмосферы — а сами были одеты в деловые костюмы и даже выглядели, как обыкновенные офисные работники. Сам шеф весь был в угольно-черном — от носков начищенных до блеска туфель до застегнутой на все пуговицы атласной рубашки и приталенного пиджака, и только насыщенно-красный галстук выделялся кровавым пятном из его однотонного образа. По случаю хорошего настроения босс даже соизволил натянуть человеческое лицо. Но пусть сейчас у него и было всего два глаза вместо восьми, ощущение, что он видит все твои мысли и чувства как на ладони, обволакивая своим вниманием, как липким коконом паутины, никуда не делось. Его человеческий облик был такой же иллюзией, как офис, в котором они сидели, вид за окном и их собственные костюмы и лица, но это не имело никакого значения. Боссу приспичило провести «планёрку» и, если ему хотелось проводить её как тематическую вечеринку в офисном стиле, никто из охотников за душами не собирался ему возражать. Дураков не было. Дима вскользь окинул своих ненавистных коллег скучающим взглядом, и в голове невольно всплыла одна из любимых песен Олега, которую тот слушал каждый раз, когда его доводили до ручки на работе. Словосочетание «заебавшие рожи» описывало Диминых коллег исчерпывающе. Босс глянул на Диму насмешливо, явно уловив течение его мысли, и, поставив локти на стол, сложил пальцы домиком. От карикатурности этого «злодейского» жеста так и сквозило скоморошеством — не зря всё-таки босс обожал цирк. Особенно цирк уродов. — Я чувствую, вы очень хотите поделиться со мной своими успехами, — ласково улыбнулся он, и от его улыбки температура в помещении упала на несколько градусов. — Кто первый начнёт? Может быть ты, Асмодей? Или ты уже раздобыл новое имя в свою коллекцию? Вышеобозначенный отклонился к спинке стула и одарил всех присутствующих торжествующей ухмылкой. — Теперь вы можете звать меня Антоном. Как вы видите, я нашёл себе новый костюмчик. И я сейчас не о своём шикарном пиджаке. Дима закатил глаза. Новый костюмчик Асмодея — щербатая улыбка, сипящая хрипотца в голосе, лисий взгляд — не произвёл на него никакого впечатления. Не говоря уже о сутенёрском сиреневом пиджаке в клетку. Босс положил острый подбородок на сцепленные пальцы, всем своим видом намекая на то, что ждёт подробностей. — К сожалению, порадовать мне вас нечем, шеф. Это было просто до неприличия. Мальчишка из провинции метнулся в Москву за сестрой, чтобы не дать ей уйти в эскорт. Сам он переубедить её не смог, решить вопрос радикально кишка была тонка. Оставалось только оказаться рядом и ненавязчиво предложить помощь. Дальше — дело техники, не мне вам рассказывать. — Хвалю, Антон. Никогда не сомневался в твоём профессионализме. Что насчёт девчонки? — Уже на крючке. — Прекрасно, — сказал босс и перевёл свой внимательный липкий взгляд на другого «сотрудника». — А тебе есть чем поделиться с нами, Астарот? Демон кивнул. Сквозь его иллюзорный человеческий облик проглядывала червонная желтизна глаз и чёрное оперение. — Я тоже нашёл себе сосуд, — проскрежетал тот. — Детдомовский мальчишка. Способный, далеко пойдёт. Но за ним присматривают, так что приходится действовать осторожно. Я уже несколько месяцев навещаю его во снах, беседую с ним. Не ровен час он впустит меня в свою гениальную голову. — Ещё лучше, — босс облокотился на спинку стула. — Не день, а праздник. Вот за что люблю ваш отдел, так это за умение выдавать достойный результат. Чем ещё порадуете меня сегодня? …Дима и сам не заметил, как перестал слушать, провалившись в пучину мыслей. Охотники рассказывали о своих планах и разрабатываемых целях, босс слушал их с благодушием пригревшейся на солнце гадюки, а он смотрел в окно на панораму Финского залива и думал об Атлантическом океане, к которому его собирался свозить Олег. Дима видел все океаны на этой маленькой смешной планете, но почему-то перспектива сидеть на песке и смотреть на волны рядом с Олегом казалась какой-то по-особенному заманчивой. Возможно, пора уже было признать, что Волков давно перестал быть для него всего лишь любопытным проектом, разрабатываемой целью, работой, но Дима просто не мог себе этого позволить — это грозило смертью им обоим. В лучшем случае. Из задумчивости его выдернул вкрадчивый голос начальника. Несмотря на обманчивую мягкость, он ввинчивался в ухо болезненно, как сверло, добираясь до самых отдалённых глубин сознания, ища брешь в ментальной броне. — Что насчёт тебя, Димочка? Ты подозрительно молчалив сегодня. Как успехи с твоим человеком? Сдаётся мне, он давно уже должен был подписать контракт. Ты ведь не забыл, зачем я направил тебя к нему? Димины щиты всё ещё были при нём, скрывая его подлинные мысли и чувства от испытующего чужого взгляда, но правда была так проста и прозрачна, что не нужно было быть телепатом, чтобы увидеть её. Демоны не умеют любить и привязываться, но Дима не был настоящим демоном — он был уродом, экспериментом своего сумасшедшего босса, и он отлично помнил свои корни. — Нет, — ответил Дима, усилием воли заставляя себя не поправлять бабочку на шее. — Я на финальной стадии. Совсем скоро его душа будет принадлежать вам. Тонкие губы тронула снисходительная усмешка, но глаза босса не потеплели ни на йоту. Взгляд у него был тяжёлый, как бетонная плита, и, когда он пригвождал к месту, больше всего на свете хотелось исчезнуть из его поля зрения. Но, несмотря на усиливающуюся мигрень, беспощадно сверлящую череп, Дима не позволял себе отвести глаза. — Хотелось бы верить, Димочка, — сказал босс, и елейность в его голосе была липкая, как суперклей, который отдирается только с мясом. — Мы же не хотим повторять старые уроки, правда? Шрамы на лопатках заныли отнюдь не фантомной болью, точно свежие ожоги, но Дима лишь сильнее расправил плечи. Демоны наблюдали за их напряжённым разговором жадно, как голодные озлобленные псы за подброшенной в воздух костью, но он не собирался доставлять им удовольствие лицезреть его падение. — В этом нет нужды. Я сделаю всё в лучшем виде, как и всегда. Босс одарил Диму гаденькой ухмылкой. — За это я тебя и ценю. Ты знаешь. Его человеческие черты плавились, как воск под прикосновениями огня, сигнализируя о том, что игры кончились, — на сегодня, а может, навсегда. Но Дима не отводил взгляд. Ненависти в нём всё ещё было больше, чем страха. Как ни странно, это в нём босс тоже ценил.