***
Глебу спалось не очень. Внутри сосало и свербело, ныло, душило и выворачивало. Глеб ворочался на койке, вслушиваясь в размеренное сопение товарищей. У стенки и у окна. Едва дотерпел до подъема. Обыкновенно проклинаемому сигналу обрадовался как родному. Вскочил, покачнувшись, оделся, побрызгал водой в лицо. Одним из первых оказался на построении. В его ряду виднелись проплешины. Каждый, выходя, становился на своё место. Глеб чувствовал пустоту справа от себя особенно сильно, колко. Снег шёл всю ночь, но утром прекратился. Чтобы не замечать этой болезненной пустоты, глазами юниор обратился к небу. — Сомкнуться. Сомкнуться. Раз-два. — Команда долетела издалека. Товарищи послушно зашевелились. Два скованных шага. Вот и всё. Ничего от пустот не осталось. Будто здесь ещё так недавно и не стоял никто. Будто не умер. Глеб был готов к потерям, был готов ко всему. Во всяком случае раньше ему так казалось. Наивный Глеб. У него второй день не было аппетита, а на тренировках он был рассеян. Тех, кто умер, уже не вернуть. Но Глеб должен быть сильнее, чтобы однажды пойти и выжить. Чтобы пойти — и вернуться. Он себя убеждал. Но больно ему всё равно продолжало быть. — Глебушка, ты совсем сник. — Толкнула на обеде в локоть Оксана — девчонка из учениц-целителей. Каждый будущий кот тоже проходил непродолжительную военную подготовку вместе с Юниорами, и на этих девчонок Глеб всегда смотрел с толикой уважения. Он-то и базовую медицину с трудом освоил. — Просто не выспался. — Бедный Глебушка. — Глеб только щёлкнул зубами. Если с уменьшительно-ласкательным он смирился, то вот сочувствия к себе не терпел. Даже от Оксаны. Тем более от неё. К счастью подошла его очередь, и, схватив пластиковый поднос, Глеб предпочёл улизнуть. Ему не хотелось разговаривать. Пока разговаривать ему не хотелось вообще ни с кем. А вот аппетит внезапно нагрянул. Глебу очень хотелось найти свободный столик, но столовая гудела, и за каждым кто-то да чавкал гороховым супом с мясом и сухарями. Суп пах умопомрачительно. Всё-таки смирившись, Глеб подсел к юниорам из своего отряда, и тут же набросился на еду. «приятного аппетита» уже прочавкал. За этим столом он был третьим. Желудочно удовлетворённые, ребята о чём-то переговаривались. Прислушался Глеб невольно. — Ничего. Ещё полгода — и отомстим. — Глухо и тихо. Ян. Он надеялся стать Сапсаном или лисом. Но прочили ему псину. А то и волка. — Да ты уж отомстишь. — Владимир. Талантливый солдат, но человек до крайности неприятный. — Хорла тобой закусит. — Ты меня не знаешь. Если бы я только мог. Я бы вошёл в разрыв. И каждого бы там уничтожил. За наших. — Ты серьёзно так думаешь? — не выдержав, Глеб вмешался. Он отложил ложку и встретился своими глазами с глазами Яна. — Я думаю, что мы бы могли большее. Если бы наш генерал не поджимал хвост. Лучшая защита — это нападение. Скажешь нет? — Не, теперь он на генерала катит. — Владимир хмыкнул. — Был бы ты генералом, ты бы конечно сразу всех победил. И разрыв бы закрыл. — Заткнись. — Сидел бы, как он. — Заткнись. — Голос Яна повысился. Владимир откинулся на стуле, медленно сложил руки на груди. Подстриженная почти под ноль голова склонилась на бок. — Хотя в чём-то ты возможно и прав, Яша. Трусоват наш генерал. Где он был, когда наши умирали? — Вы его судить не можете. — Глеба как будто за горло схватили. Он произнёс тихо, и спорщики затихли. — Ты-то как будто знаешь. — Ян. Без былого запала. Как-то скорее подозрительно. — Никто не знает. Из нас по крайней мере. Но мы и судить не можем. Мы на его месте не были. И лично я бы там оказаться не хотел точно. — Несколько секунд Глеб слушал только звенящую вокруг тишину. Чувствовал вчерашнюю боль. Видел оставленный термос. Глеб и сам не знал, почему, но трусость была последним, в чём он мог бы этого человека подозревать. — Мы все хотим отомстить, Ян, — Глеб уронил в эту свою иллюзорную тишину, и звуки столовой внезапно опять вернулись. — Ты думаешь, что тогда тебе станет легче. И на генерала ты нашего срываешься потому, что тебе больно. И, больше ни слова не говоря, Глеб поднялся со стула. Он не съел и половины, но чувствовал, что поселившийся в горле ком больше не позволит ничего проглотить. — Что это с нашим Глебушкой такое? — донеслось в спину голосом Яна. — Кукухой поехал что ли? Глеб даже не обернулся. Он неожиданно излил душу, и теперь не хотел ни с кем разговаривать пуще прежнего. Он тоже до безумия хотел отомстить. Ему, как и всем, тоже до безумия было больно.Ком в горле
7 января 2022 г. в 02:36
Когда Николай наконец оказался в своём кабинете, ранние зимние сумерки успели расплескаться над поселением, осесть грязновато-серым на снежные шапки, вцепиться и заползти под кожу зябким, усталым оцепенением. Николай волочился сквозь эти сумерки. У него разламывалась спина, но он продолжал держать её прямо.
Обычно пустующий, сегодня аскетично обставленный кабинет встретил своего владельца уютно-оранжевым тёплым светом. Николай застыл на пороге, всматриваясь в долгожданного гостя. Гость развалился в кресле и бодрым Николаю не показался тоже.
— В мой кабинет животным вход воспрещён. — Лев на плече блеснул янтарными глазами, когда Николай стаскивал куртку.
— И я тоже рад тебя видеть, старик, — встрепенулся гость. На крючке уже расположилась серая куртка с кошачьей мордой. Пристроив свою рядом, Николай вынул из кармана маленький чёрный термос. Грохнул им об стол. Термос покачнулся. — Хреново тут у вас.
— Да уж. — Поскольку в единственном кресле расположился наглющий зверь, Николай подтащил стоявший у стены складной стул. Стул под его весом тихонько скрипнул. — Иначе бы я тебя не дёрнул.
— Да я понимаю, Ник. — Подавшись вперёд, Мстислав опёрся локтями о столешницу, медленно сцепил длинные пальцы под подбородком.
— Твоё «хреново», Кот, это вообще не то слово. Жопа тут у нас.
— Когда ты в первый раз сказал, что в жопе, я ещё не родился.
— И это верно. — Николай вытянул усталые ноги вперёд. Озябшие пальцы в тепле начало покалывать. — Давно меня ждёшь?
— Нет. — Мстислав потянулся к термосу. — Пустой, — протянул разочарованно, — а я-то надеялся, верил в лучшие проявления твоей сволочной натуры.
— Наивное животное.
Мстислав лишь хмыкнул. Оба они пытались разрядить обстановку, но, неумолимо мрачная, она всё равно настигала.
— Я полдня у Валентины провёл. Чертовски устал. Хочется лечь и здохнуть.
— А я пропадал у волшебников… — Николай произнёс тихо и глухо. Мстислав продолжил о своём. Будто не слышал.
— Из трёх помог одному. Чем больше разрыв, тем сильнее мутации.
— Один из трёх — это уже не так плохо. Как могло бы быть без тебя. Я и тому рад. — Взяв термос со стола, Николай медленно катал его между ладонями. Чёрный, пустой и холодный термос.
— А что у волшебников?
— Не знаю. Усилили кордоны, объявили мобилизацию. И это всё, что мы можем. Мы только обороняемся. Они рвут, а мы и заштопать не можем.
— Когда я уезжал, ты в таком упадке не был, Старик. Что тебя подкосило?
— Я… — Николай барабанил кончиками пальцев по чёрной крышке. — Я докатился до того, что бросаю мальчишек. А они умирают. Ещё совсем дети. Я, наверное, Мстислав, никогда себе этого не прощу.