***
Он улыбается. Я вижу это по морщинкам в уголках его глаз, чувствую во всей его позе, вижу в яркой, переливающейся, чистой и светлой ауре. Мы сидим на краю крыши. Оба пьяные и счастливые. В моих глазах немного двоится и расплывается. Высшие планы так и норовят пробиться на первый, и я смеюсь. Не помню, чему. Он сидит, свесив ноги в бездну. Я вижу его профиль, вижу снежинки в его волосах, вижу внизу мерцающий, праздничный город. Откуда-то доносятся музыка, смех, серебристый звон. Мы оба беззаботно болтаем ногами, но даже в таком состоянии я знаю, что эта беззаботность не так проста. Прямо под нами я загодя растянул упругий и плотный щит. Просто так. На тот случай, если этот неуклюжий мальчишка рухнет. Потому что если рухнет, лететь ему будет очень и очень долго. А он не умеет летать. Он же не джинн ни разу. Грохот накатывает внезапно, и мы оба всматриваемся вперёд, в небо. Уже в который раз. Над городом шумят, расцветая и рассыпаясь, огненные цветы фейерверков. Он не отрывает от них взгляда, вслепую нашаривает мою ладонь, крепко сжимает длинными ледяными пальцами. — Как это красиво, Бартимеус. Я молча киваю. Молча сжимаю его ладошку. Какое-то время висит молчание. Нам хорошо молчать. Здесь и сейчас даже слишком хорошо. Слишком, почти до боли. Он продолжает улыбаться. Последний цветок исчезает. — Пора домой. — Он резко поворачивает голову. Глаза в темноте блестят. В глазах недоумение и что-то сродни обиде ребёнка, которого уводят домой из цирка. — Ты совсем холодный. — Я объясняю. Снова сжимаю пальцы. — Ещё заболеешь, Нат. — Так согрей. — Молча притягиваю его к себе, прижимаю — грею. Он мелко вздрагивает. Снег с его волос и куртки стремительно тает и испаряется. — Так хорошо. — И снова я точно знаю, что улыбается. Даже не видя его лица, я это абсолютно точно конечно знаю. — Волшебная ночь. — Он произносит вскоре. Тихо и мягко. Моя ладонь на его плече. — Новый год, — я говорю глубокомысленно. — Смотри-ка, опять фейерверки. Кажется они тебе нравятся. — Они меня очаровывают. — Он подаётся вперёд, отстранившись. Смотрит, буквально вбирает взглядом, и я на всякий случай придерживаю его. — Хочешь свалиться? Он почему-то смеётся. И смеётся. Смех искажается. Из тёплого — в истеричный, потом — в безумный. Небо продолжают раскалывать фейерверки. А мне почему-то холодно. Холодно теперь почему-то мне. — А почему бы и нет? — выдавливает он сквозь этот безумный смех. И просто соскальзывает. В бездну. В голодную пропасть. Вниз. Щита почему-то нет. Скованный ужасом и бессилием, я просто сижу и наблюдаю, как он летит. Я конечно же могу что-то предпринять. Но я почему-то сижу и смотрю. А небо продолжают раскалывать фейерверки.***
Когда Китти справилась с эмоциями и вышла, по квартире разносился волшебный аромат кофе. Китти устремилась на этот запах. С сегодняшнего утра она ничего не ела, и желудок уже напоминал об этом настойчивым бормотанием. Отказывать желудку Китти не собиралась. Вместе с источником аромата на кухне обнаружился Бартимеус. Но, вопреки ожиданиям Китти, он не восседал, как обычно, сверля взглядом бумажный стаканчик, а деловито возился у плиты, и, когда Китти вошла, как раз переливал кофе из турки. Китти почему-то застыла в дверях, наблюдая. Джинн обернулся с чашкой. Молча поставил на стол. — Что ты на меня так смотришь? — поинтересовался обыденно. — Мне лень летать. Китти, скептически хмыкнув, чуть ли не по поясь засунулась в холодильник. Когда на тарелке оказались сосиска, горсть макарон и маринованные грибочки из баночки, к которым в Малороссийском союзе Китти внезапно для себя пристрастилась, тарелка перекочевала на стол, а Китти заняла положенное ей место, Бартимеус нарушил обыкновенное для них неуютное, но всё же вполне обыденное молчание. — Я имел в виду, что ты априори будешь чем-то другим. Кем-то другим. — М? — На большее Китти с полным ртом попросту была не способна. Мальчик уселся, скрестив ноги. Локтем опёрся на стол. — Ты почему-то вбила себе в голову, что должна стать им. И что ты хуже его. Априори. — Китти жевала с ожесточением. Он продолжал. — А ты не хуже и не лучше. Просто другая. В магии и во всём. — Зачем ты мне это говоришь? — Потому что ты разозлилась. И обиделась по-моему. И потому что это мешает тебе работать. Медленно отложив вилку, Китти потянулась к салфеткам. Взяв одну, скомкала её в кулаке. — Мешает работать мне совсем другое. Сравнивай — не сравнивай, а я всё равно явно не тот человек, который тебе нужен. Я двух слов связать не могу. Ты серьёзно думаешь, что мне подчинится посох? — Ты сама вызвалась лететь со мной. Я тебя за уши не тащил. Захочешь — сможешь. Нет — верну в Лондон. Вот и весь сказ. Китти промолчала. Молчание между ними наэлектризовалось, буквально грозило вспыхнуть. Все её терзания, все размышления последних дней. Китти даже не догадывалась, что это для него так очевидно. Стремясь деть себя хоть куда—то, хотя бы на что-то отвлечься, Китти схватилась за чашку, сделала жадный глоток — и, поперхнувшись, закашлялась. — Что за дрянь? Кофе был ужасен. Горький и жгучий. Китти отчаянно гримасничала. Джинн наблюдал с непередаваемым выражением. — Это напиток королей, — произнёс наконец ничего не выражающим тоном. — Надеюсь короли не обидятся, если допивать я его не буду. Китти проявила максимум дипломатичности. Тем не менее отчётливое ощущение, что Бартимеус поиздевался над ней нарочно, осталось с Китти надолго темой для глубокомысленных размышлений. Мыла посуду в молчании. Джинн наблюдал — Китти спиной ощущала его взгляд, и яростно скребла по тарелке губкой. Сунув наконец тарелку на пластиковую сушилку, Китти повернулась к нему. — Я никуда не улечу. Понятно? Я не бегу от трудностей. Даже если я облажаюсь в итоге, я должна хотя бы попытаться. Как минимум за то, что вы оба сделали для Лондона. И ты прав. Я хочу быть, как он. Во всяком случае не хуже него — это точно. Бартимеус медленно поднялся. Те секунды, что он приближался, Китти как всегда тщетно пыталась прочесть выражение его лица. — Значит начни с того, что положи губку на место. Или отжимай её в раковину, а не на пол. Китти опустила взгляд. Оказывается она и правда вцепилась в губку, и пенные клочья разбрызгались у её ног. Бросив вышеупомянутую губку на место, Китти пожала плечами. Мальчик склонил голову на бок со странной полуулыбкой: — Ну вот. Для начала вполне неплохо. А теперь предлагаю тебе проветрить голову. Мы давненько не выходили. Надо бы показаться. За те три дня, что Китти практически безвылазно провела в кабинете, город существенно преобразился. Внезапно повсюду появились гирлянды, еловые ветви, ёлки. Повсюду сверкало, мигало и переливалось, пахло корицей, кофе, выпечкой и морозом. Китти прятала руки в карманах уютной чёрной шубки. Даже с новыми тёплыми вещами она всё равно постоянно мёрзла. От Бартимеуса веяло теплом, как от огромной печки. Держа его под руку, Китти старалась смотреть куда угодно — только не на джинна. Она уже почти смирилась с этим его обликом, но в горле всякий раз всё равно поселялся ком. Они шли не спеша. Неожиданно для Китти Бартимеус оказался просто-таки фанатом пеших прогулок, так что, вопреки опасением, Китти не ощущала себя ни пленницей, ни затворницей. — Здесь тоже есть зимние гуляния для простолюдинов? — поинтересовалась наконец, не сдержав любопытства, Китти, разрушив тем самым стену долгого молчания. Бартимеус хмыкнул. — Здесь есть новый год. Тут вообще очень много праздников. Малороссияне это дело любят. И снова тишина. Китти очень хотелось спросить, видит ли Бартимеус красоту, чувствует ли и понимает её так же, как сама Китти. Но она не спрашивала. И про Новый год Китти не спрашивала тоже. Медленно бредя с ним по заснеженному тротуару, Китти вспоминала такие же огни в Гайд-парке. Вспоминала, как приезжала туда с Якобом и отцом, и как целую вечность назад кружилась на карусели. Где это всё теперь? Якоб, отец. Китти невольно вздохнула. Снежинка упала на щёку и, стремительно растаяв, быстро стекла по коже. — Если у меня ничего не получится, когда-нибудь здесь начнётся хаос. — Начнётся. — Тон Бартимеуса, мрачный и глухой, был эхом внезапно нахлынувшего на Китти настроения. — Но не скоро. Пока это хорошее место. Гораздо лучше вашего Лондона. — Ты так думаешь? — Здесь нет магии. Замёрзла? Взять тебе кофе? — С перцем? Они как раз проходили мимо маленького ларёчка и пристроились в хвост небольшой очереди. Ларёчек был празднично украшен. От него исходил уютный, тёплый, какой-то по-настоящему радостный аромат. — Это странно, — произнесла Китти полушёпотом. Со стороны они двое казались сейчас вероятно тем, чем и должны были казаться — шушукающейся влюблённой парой. — Что? — То, что отсутствие магии тебя радует. Разве это не… ну… твоя суть? — Возможно. Меня радует отсутствие волшебников. Здесь опасно. Для меня. Но посмотри на людей, на то, как им тут живётся. — Китти с самого первого дня смотрела. И Китти понимала, о чём он. Думала о том же сама. — А ещё Магия тормозит технический прогресс. Без неё Малороссияне неплохо продвинулись. — Это да. Они прервались. Бартимеус сделал заказ и вскоре Китти уже обеими руками сжимала бумажный стаканчик. На нём тоже были нарисованы ёлки и огни. — Я не понимаю. Почему они сами не могут закрыть Разрыв? Целое государство. Неужели не нашлось никого, кто смог бы? — Как видишь нет. Думаю дело в том, что они закрылись. И закрылись достаточно давно. Продвинулись в одном, а в другом отстали. Магия не на пользу прогрессу. Прогресс — не на пользу магии. — Жаль, что одно исключает другое. Джинн не ответил. Просто продолжил идти вперёд, предоставив Китти снова цепляться за его локоть. Кофе как это не странно Китти не взбодрил, а наоборот — разморил. Вернувшись в тепло квартиры, Китти ощутила, что веки и конечности налились свинцом. За окнами давно стемнело, Китти проснулась рано, но после разговоров с Бартимеусом чувствовала, что внутренне пока не готова ложиться спать. Это было странное ощущение. Кое-как переодевшись и брызнув холодной водой в лицо, Китти потащила себя к дверям кабинета. Около дверей уже оказался джинн. — По-моему это плохая идея. Тебе пора отдыхать. — По-моему так мне говорил только отец. — Китти не любила, когда ей пытались указывать, и хоть умом понимала, что Бартимеус прав, тотчас же привычно набычилась. — Я отдыхать пока не готова. — А твоя аура говорит мне об обратном. Это было странно. — Можешь обо мне не печься. Это не входит в условия нашего договора. — Входит. Не будешь высыпаться — твоя работоспособность снизится. Никому это не нужно. Моё дело предупредить. А ты уже поступай как хочешь. И он просто отступил, снова, как и всегда, отказавшись спорить. Какое-то время Китти постояла, держась за дверную ручку и буквально всем своим нутром ощущая укор в присутствии Бартимеуса. — Я только немного что-то почитаю, — произнесла наконец, даже не обернувшись. — Меня слишком взбудоражили наши разговоры. Я пока никак не смогу уснуть. Босые шаги отдалились. — Что ж, почитай. — Даже если джинн и продолжал испытывать непреодолимое желание засунуть Китти под одеяло, он ничего не сделал. Китти взяла ту книгу, которую он предложил ей утром, зажгла настольную лампу, уселась в кресло. Ещё в первую ночь их здесь пребывания, пока Китти отсыпалась после трудной дороги, Бартимеус принёс откуда-то множество разных книг. Всё это были книги о магии. Практически все — на Английском языке. Некоторые из них Китти узнала — обращала внимание на названия в богатой библиотеке мистера Баттона, но всё-таки большинство видела впервые. Джинн объяснил, что всё это — малая часть круга чтения каждого начинающего волшебника. Окидывая эту «малую часть» ошеломлённым взглядом, Китти невольно преисполнялась благоговейного трепета. Если это — лишь часть круга чтения начинающего волшебника, то сколько же должен проштудировать и запомнить кто-то вроде Джона? Бартимеус её однако же успокоил. — Читать всё буду я. Тебе оставлю только то, что нужно для дела. Моя задача не делать из тебя волшебницу, а просто… не знаю. Расширить твой кругозор, дать тебе понимание фундаментальных основ магии, навести порядок в твоих разрозненных знаниях. — Зачем? Ты бы мог научить меня только тому, что нужно для закрытия Разрыва. Ты ведь терпеть магию не можешь. Тёмные глаза мальчишки показались тоскливо пустыми. Он побарабанил кончиками пальцев по обложке одной из книг, лежащей на самом верху небольшой стопки. — Да. Ненавижу. Но… это ни на что не влияет. Я хочу дать тебе больше. Всё, что смогу. Мне нужно, чтобы ты могла и за себя постоять, и в случае чего справиться без меня. Да, не смотри на меня так. Когда Нат… — Нат? — Не важно. Когда мы закрывали маленький разрыв, он во-первых использовал Ноуду, а во-вторых — всё сознательно контролировал. Но я всё равно едва это пережил. Возможно ничего не получится с первого, со второго, с третьего раза. Я хочу, чтобы даже если моё существование по той или иной причине прекратится, ты справилась сама. — Ты по-моему слишком сильно в меня веришь. Мальчик улыбнулся как-то загадочно, взял в руки книгу, раскрыл, уставился в страницы. — Я вообще ни во что и ни в кого не верю. Нив тебя, ни в себя. Но я убедился в том, что даже теоретическое бессмертие не гарантирует защиту от внезапной смерти. А теперь хватит болтать. У нас слишком много работы и слишком мало времени. Книга была одной из тех, которые Бартимеус счёл для Китти абсолютно необходимыми. Ткнувшись в первую страницу, Китти увязла в заунывном научном слоге, несколько раз споткнулась о незнакомые слова, но сил подниматься за словарём в себе уже не нашла. Китти и сама не заметила, как руки с раскрытой книгой упали на колени, а подбородок — на грудь. Как веки сомкнулись, как из образов минувшего дня соткался неясный сон. Проснулась рывком от ощущения присутствия, от мягкого доброжелательного взгляда. Опасности Китти не ощущала, но дёрнулась всё равно. Книга, скользнув по бархату штанов, грохнулась на пол. Китти тряхнула волосами, пытаясь сфокусировать взгляд. — Ты был прав, — произнесла заторможено. — Я прямо сейчас отправляюсь спать. — Ведь конечно же это был Бартимеус. Кто же ещё мог бы здесь на неё смотреть? Увидев его, Китти застонала. Этот стон впрочем имел в себе нечто от рыка разъярённой тигрицы. — Ты же обещал. Что в пределах дома так делать не будешь. Стоящий около книжного шкафа Джон изобразил на лице раскаянье. — Извини. Я с этим ничего не могу поделать. — У Китти по спине пробежал неприятный холод. Голос, интонации. У Бартимеуса она таких никогда не слышала. Но слышала прежде. — Привет, Китти. Рад, что у меня наконец получилось. Кажется нам о многом нужно поговорить.