***
Глеб честно проспал всю ночь. Ему ничего не снилось. Время пролетело одним мгновением и Глебу показалось, будто он не более, чем моргнул. Жиденькое зимнее утро вливалось в окно сквозь неплотную оранжево-рыжую занавеску. Сегодня Глеб чувствовал себя лучше. Даже не так — он чувствовал себя хорошо, так, будто и не было ни вчерашней слабости, ни трясучки. Будто вообще ничего не было. Глеб поднялся с постели, внимательно осмотрелся. Крошечная палата: кровать, широкий подоконник и он же — стол, скрипучий, даже на вид неудобный стул. Крючок для одежды, ведущая в коморку-санузел дверь. Едва её обнаружив, Глеб осознал, насколько сейчас ему это необходимо — и старый зелёный умывальник, и бритва, и мыло… и унитаз. Сидя на последнем, Глеб снова и снова прокручивал в голове краткое вчерашнее пробуждение. Прокручивал разговор. Помнилось, будто сон. Запах кофе, улыбка, белые бинты в полумраке. Где находится Глеб? Если он был ранен и слаб — наверное в «кошачьем приюте», как часто между собой называли госпиталь. А если Николай… господин Главнокомандующий всё-таки решил его наказать… где держат провинившихся? И как долго? Нужно набраться терпения. Глеб в задумчивости откинулся на пластиковый бачок. Он всё-таки переоценил свои силы. Их хватило лишь на то, чтобы добраться до туалета, а вот на то, чтобы встать и дойти назад, Глеб наскребал с трудом. В желудке урчало. Выйти из комнатки наружу было нельзя — это Глеб проверил в самом начале, а приходить с завтраком и новостями никто почему-то не торопился. Может ещё просто слишком рано? Из спальни вслед за Оксаной Глеб выскочил без наручных часов, так что даже смутно не представлял не только, который час, но и который день. Глеба переодели. Оно и верно. Сколько он падал и ползал — ни форменная куртка, ни уж тем более казённая пижама в отличии от Глеба подобных испытаний точно не пережили. Впрочем, новая пижама от старой не отличалась. Всё та же плотная серая ткань. Всё те же штаны и кофта. Даже трусы новые. Глеб стыдливой девицей не был, но отчего-то представил картину: господин главнокомандующий. С трусами наперевес. Абсурдная, конечно, картина. Зато смешная. Он понял, что задремал, уронив голову на грудь и сидя на унитазе, только, когда в к счастью запертую дверь санузла настойчиво постучали. — Юниор Малиновский! — Глеб подорвался, как по тревоге, стукнулся головой о полочку для туалетной бумаги, прошипел бранное словечко сквозь зубы, вовремя прикусил язык и натянул штаны. — Я же говорил, он там спит, а ты: подожди минутку, выйдет сам. — Голос незнакомый. Тихий. Ехидный. Глеб плеснул холодной водой в лицо, на ходу ткнулся носом в мягкое полотенце и практически вывалился из коморки. Его ждали двое. Светловолосый целитель стоял, опершись о стол-подоконник одной рукой, а господин Главнокомандующий сидел на неудобном скрипучем стуле. Комнатка была такой маленькой, что Глеб мигом ощутил себя в душной и душащей тесноте. — Здравия желаю. Простите. — Он колебался между двумя желаниями — остаться на пороге санузла или, бочком протиснувшись мимо целителя, вернуться в свою кровать. Смущение и выправка требовали первого, а головокружение упорно настаивало на втором. — С новым годом. И доброго утра. — Светлые глаза целителя смеялись, и потому казались менее жутковатыми. — Иди и ляг. Если ты рухнешь, я тебя тащить на руках больше не буду. А Николай — калека. — Спасибо. Глеб опустил глаза. И тотчас поднял. Поспешил к кровати, запнулся о ножку, потеряв равновесие, неуклюже взмахнул рукой. Матрас жалобно застонал, когда Глеб на него обрушился. — Резкие движения, Малиновский… — прозвучало почти что где-то над головой. — Да… извините. Господин… Главнокомандующий. — Хотелось то ли расплакаться, то ли рассмеяться. Глеб стыдился этой своей дурацкой неуклюжести, этой своей детской несобранности, но чувствовал, знал абсолютно: они не злятся. Оба гостя принесли с собой хорошее настроение. Это настроение внезапно захватило и Глеба. Смех, который целитель и Николай уже достаточно давно так старательно сдерживали, вырвался наружу изо рта Глеба. Глеб поспешил зажать рот рукой. И что на него нашло? Он стремительно сел. Снова чрезмерно резко — признаком тому был сокрушённый, ставший знакомым вздох. Николай и целитель переглядывались о чём-то своём. Больше они внутренне не смеялись. Общая атмосфера тем не менее оставалась доброжелательной. Глеб впервые задумался о том, что чувствовал. Было ли это раньше? Не было ли? Глебу казалось, что было всегда — это ощущалось настолько правильным и привычным. Он тем не менее вспоминал. Разумом понимал: на самом деле нет. Это было нечто новое. Должен ли он сказать? — абсолютно точно. Но как объяснить? И с чего начать? — Выглядишь сегодня получше. — Целитель отлепился от подоконника. Глеб поспешил подвинуться, но тотчас понял, что тогда окажется слишком близко к Николаю, так что просто застыл на месте. Целитель встал — руки крестом на груди — у стены напротив. — Ауру я бы ещё либо подлатал, либо оставил тебя тут отлежаться деньков на пять. Что скажешь? — Белёсые глаза смотрели на Николая — вопрос был очевидно адресован ему. — Решай по своим ресурсам. Работы у тебя много. — Несмотря на приподнятое настроение, Николай излучал усталость. Глеб снова ощутил эту его нечеловеческую усталость. И что-то внутри себя. Что-то изнутри потянулось большой рукой — будто бы забрать, поддержать, обнять. Что-то изнутри. — Ник! Всё произошло стремительно. Вот только что целитель стоял у стены, скрестив руки и глядя на Николая, а в следующий мгновение Глеб уже ощутил сильный толчок в плечо. Наваждение рассыпалось, внутренний порыв ударился о преграду, а Глеб обрушился на постель. Нечеловеческая усталость навалилась, прижала, размазала по матрасу. Как не пытался, подняться он не сумел. Перед глазами маячило колено Николая, пальцы на нём, уголок подушки. Веки слегка дрожали и руки тоже. — Глеб, извини. Ник, ты в порядке? Пауза. Растерянно, тихо: — Да. — Пальцы и колено исчезли. Рука на плече. Тяжёлая. Слишком. — Глеб? Отпусти. Верни назад. Чужое брать нельзя. — В сторону с досадой. — Опять он меня спасает. Не надо было мне приходить. — Глеба с силой встряхнули за плечо. Кто, он понять не мог. Голос Николая слышал издалека. — Малиновский, сейчас я сниму щит. И ты вернёшь назад всё, что взял. Это приказ. — Не а. — Целитель. Судя по матрасу, присел на край кровати за спиной. — Не прокатит. По-моему он эмпат. Или что-то вроде того. Вроде меня. Если так, пока сам не переварит, не отойдёт. — Я в порядке. — Глеб произнёс медленно. Слишком медленно. Рука на плече сжалась крепче. Будто в замедленной съемке. — Резкие движения, Малиновский. Лежи. Отходи. Молчи. Что было дальше Глеб помнил смутно. Целитель и Николай тихо о чём-то говорили, кто-то приподнимал Глеба, кто-то накрывал одеялом. Безумная внутренняя усталость давила сверху, выжимала огромным прессом прочь из реальности. Сопротивляться этой чужой усталости Глеб в себе сил просто не находил.***
Николай обещал пацану прийти. Николай и так уже несколько часов находился в госпитале. После серьёзных происшествий он всегда проводил много времени в госпитале — поддерживал раненных, контролировал состояние подопечных Мстислава, вместе с прочими волшебниками изучал энергетические повреждения, отпечатывал в памяти лица погибших. в каждое обязательно всматривался. Чтобы не забывать. Чтобы помнить, чья кровь на его руках. Погибшие были вчера — и светловолосый волшебник Жора, и те юниоры, которых Николай не успел спасти, и тот, которого без суда застрелил Мстислав — все они останутся на совести Николая. Сегодня было легче. Они сумели справиться малой кровью, и, несмотря на усталость, разговор с Филином и множество прочих дел, настроение Николая стремительно поднималось. Этому было причиной множество факторов, но никак не предстоящий визит к мальчишке — так Николай убеждал себя. И даже себе самому не верил.***
С одарёнными никогда не бывало просто. Первое применение дара — самое выматывающее. Потому поначалу их и держали обособленно, потому и минимизировали контакты со всеми, кто не мог себя защитить. Иногда одарённые вредили окружающим, порой — предметам интерьера, но чаще — самим себе. Мстислав уже час наблюдал нестабильные колебания ауры Малиновского, готовясь в любой момент провести стимулирующее вливание собственной энергии. Вливание не потребовалось. Аура постепенно восстанавливалась. В комнату заглянул один из коллег. Мстислав был единственным в своём роде — настолько сильным, однако же среди волшебников встречались целители послабее. Единорогом их, как и Мстислава, не удостаивали. Целители были на вес золота. Каждого знали в лицо и так. — Могу тебя сменить, Слава. — У целителя были приметные крупные зубы. Зубы Мстислав помнил прекрасно, а вот восстановить в памяти имя никак не мог. Как бишь его… — Присоединяйся, если хочешь. Тут у меня в принципе почти всё. Целитель вошёл и, тихо прикрыв за собой дверь, уселся прямо на пол. Тревожить Малиновского видимо опасался, а единственный стул Мстислав давно оккупировал и был готов уступить разве что Николаю. И то не факт. — Давно у нас не было эмпата. — Крупные зубы и быстрые, умные глаза. Но как же его зовут?.. — Лет двадцать так точно. — Первый и последний погиб за два года до моего появления. Но Николай говорил: он слабенький был совсем. Или это была девчонка? — Мстислав побарабанил пальцами по колену. Аура Малиновского практически стабилизировалась, но оставлять юного волшебника одного было пока рановато. — Не знаю. Я тут совсем недавно. — Он был и правда молод. — Кто в прошлом? — Всё тот же. Кот. Я дар года четыре назад получил. На небольшом прорыве. Раненных на месте зашивали. Рядом разнесли энергетический сгусток, а мне прилетела отдача. — Он поёрзал. Пол был холодный и твёрдый даже на вид. — Понятно Мальчишка что-то неразборчиво пробормотал. Вместе с аурой в норму приходило и его дыхание. Сон из болезненного превращался в целительный и спокойный. Чтобы не потревожить пацана, коллега, чьё имя Мстислав так и не смог припомнить, понизил голос до свистящего шёпота. — По схожести даров будет под крылом у Тишки? — А у кого ещё… — хмыкнул Мстислав, и тут же добавил скорее для самого себя, — но, судя по тому, как их постоянно сталкивает, я бы поставил на Николая.***
— Чисто вопрос из любопытства. О чём ты думал до того, как тебе прилетело? Глеб сидел у окна, сосредоточенно вращая в пальцах куриную ножку. Он уже успел съесть одну точно такую же, и теперь оценивал собственную вместимость. Судя по ощущениям, ножке предстояло слегка подождать снаружи. На разобранной постели сидел здоровенный волшебник Тихон. Он закинул ногу на ногу, уложил на колено подушку Глеба, а сверху водрузил огромную чашку чая. Тихон появился примерно через час после очередного пробуждения Глеба. Комнатка была для него явно чересчур тесновата, однако разместиться волшебник сумел с комфортом. Тихон пришёл по делу — с первым для Глеба в этом году обедом и просто безумными новостями. Глебу предстояло переварить и то, и другое. И то, и другое пока переваривалось с трудом. — Я это зачем спрашиваю, — продолжил, не дождавшись ответа, Тихон, — мы подбиваем статистику. Обычно самые последние мысли напрямую связаны с основной способностью. Это бывает забавно. — О чём я думал… — Глеб отложил ножку в сторону и принялся тщательно вытирать пальцы бумажной салфеткой. Салфетка липла. Он думал о глазах Николая, о том нечитаемом выражении, которое в них увидел. Глебу тогда хотелось его понять. Как сказать правду? И стоит ли говорить? А если не говорить, то как обойти вопрос? Врать телепату Глеб резонно опасался. — О нашем генерале, конечно, — сказал наконец половину правды. Тихон приподнял чашку и рассмеялся. — О ком бы ещё… — И сделал шумный глоток. — Один пользователь огня думал, что хочет взорвать всё иное место к чёртовой матери. — И снова расхохотался. — А я тоже о Николае думал. Что в глаза ему высказать хочу. За то, что отступать нас отправил. — У этого волшебника был весёлый и лёгкий нрав. Он много смеялся — громко и заразительно. Глеб чувствовал исходящие от него волны доброжелательности, однако же снова и снова ощущал что-то сродни преграде. Волшебник с первых же минут пояснил, что поставил щит. — Ладно, Глеб. Посмеялись — и будет. Давай о деле. Сначала ты спрашивай, что хочешь, а потом я дорасскажу всё важное. Кстати, ты наелся уже? Подай-ка мне эту ножку. И не удивляйся. Ментальная работа требует огромного энергетического ресурса. Переводя на понятный: готовься жрать, как не в себя. Глеб подал ножку, не глядя. — Пожрать я всегда готов. — И тотчас смутился ответа и лексикона. Он снова перенял чужие эмоции. И снова надел на себя, несмотря на щит. — Оно тебе на пользу будет. Да не смотри ты в пол. Я против тебя, если сам не постучишься, дар применять не буду. Это запомни, как первое правило. Каждый держит свои способности при себе. Всё просто. Если ты, к примеру, захочешь подкорректировать кому-нибудь настроение, по твою душу приду я. И что-нибудь тебе тоже подкорректирую. Так со всеми. — А если кому-то помочь? — Или с дозволения старших, или по личному приказу ГГ, или изволь спросить, а потом уж суйся. Это звучало смешно, и Глеб даже сперва не понял, пробормотал после короткой паузы: — ГГ… конечно. А если незаметно? — По шее потом незаметно. По личному приказу. Всё просто. Волшебники — под исключительным патронатом у Николая. И если кто-то косячит, наказание ему он определяет лично. А при всей его мягкости, у нашего ГГ крайне специфическое чувство юмора. — А как заметят, если я, к примеру, кого-нибудь успокою? Присутствие Тихона непозволительно расслабляло. Рядом с ним Глеб не чувствовал себя маленьким — чувствовал практически равным. Будто общался хоть и со старшим, но старым и добрым другом. — Это хороший вопрос. И повод для первой на сегодня лекции. Если что-то уже знаешь, не прерывай. Повторение — мать всему. У тебя есть основная способность. С ней подружиться поможем мы с Николаем, потому что он на новичках собаку съел и этим постоянно занимается, а у нас с тобой степень родства даров максимально близкая. Помимо, у тебя возрастут способности к магии. Кроме тех базовых защитных жестов и рун, которым ты учился, освоишь массу всякого полезного. Лекция завершилась. Движение кадыка обозначило крупный глоток — Тихон уже успел ополовинить свою огромную чашку. — А почему некоторые видят ауры, а некоторые — нет? — Это примитивщина. Сопротивляемость к магии, умение видеть ауры и, или, демонов во всей их красе — это способности, которые с рождения проявляются тут и там по всему союзу. Ну и здесь, конечно. Это от концентрации энергии. Она постепенно накапливается в людях и либо выстреливает сразу, либо передаётся потомкам. А нам с тобой это не нужно. Ей-богу. — Николай тоже не видит? — Видит. Хреново. У него с миру по нитке в способностях. Спросишь, если захочешь. Ас по аурам у нас Мстислав. Это тот, что тебя тащил. И лечил. А Николай — он бессмертное бесполезие. — И снова расхохотался. — Ладно, Малиновский. Чай я допил, ножку твою доел. А теперь буду тебе башку ломать. Когда здоровенная фигура телепата наконец выскользнула за дверь, Глеб чувствовал себя абсолютно вымотанным. Он без сил повалился на кровать, клятвенно обещая себе, что следующую сотню лет он ни за какие посулы не встанет снова. Но встать пришлось. Потому что дверь распахнулась, впуская полоску света, и под вошедшим Николаем, который теперь «ГГ», скрипнул совсем неудобный стул.