***
Китти не понимала происходящего. Китти никак, ничего не могла понять. Последние минуты напряжённого диалога, когда между незваным гостем и Бартимеусом воздух буквально искрил, взрываясь, Китти стояла в углу, отчаянно пытаясь уловить хоть пару знакомых слов. Слова не улавливались. Ничего не понимающая и от того растерянная, Китти стояла и теперь. Стоя, неотрывно смотрела на Бартимеуса. Хрупкий мальчик дрожал — минуту, вторую, пять — он был где-то не здесь, и совершенная его иллюзия то и дело смазывалась, расплывалась. С Бартимеусом что-то происходило. Но что? Почему? Рвущий изнутри, безумный бессильный страх. Китти окликала, но Бартимеус её не слышал. Воздух гудел, сгущался — что-то происходило. А потом закончилось. Мальчик просто осел на пол бесформенной грудой — и там затих: скорчившись, съежившись, скрутившись клубком. Китти присела рядом. Было протянув руку, всё-таки не решилась его коснуться. Сколько Бартимеус казался мёртвым более, чем живым? Сколько Китти не могла отвести от него глаза? Он поднялся резко. Дёрнувшись, практически подскочил. Китти едва не вскрикнула. Жёлтые глаза взирали на Китти сверху так, будто ничего не было, будто это Китти упала на пол и вот Бартимеус теперь за неё волнуется. — Не хочу тебя расстраивать, Китти Джонс, но по-моему у нас крупные неприятности. Скорее всего нам срочно придётся уехать. — Что? — Китти соображала сейчас с трудом. Она вдруг запоздало осознала, как сильно испугалась за Бартимеуса. Это было ново. Ново, и очень странно. — Из-за того человека, да? — Нет. — Встрёпанная более, чем обычно, его голова в полумраке слегка качнулась. — Тебя спасать надо. Китти попыталась подняться. Ноги затекли, и это удалось не с первого раза. — Спасать? От чего? Какое-то время мальчик молчал. Смуглые пальцы мерно барабанили по стене. — Я буду с тобой честен. Только позже. Мне нужно немного времени. Ему понадобилось около часа. Всё это время Бартимеус провёл там же, у двери. Китти сидела на кухне, нервно листая книгу. В текст не вчитывалась. Неприятное чувство мерзко возилось внутри, ввинчиваясь червём. Из контекста то и дело вырывались отдельные слова. Китти даже не складывала их во что-то хоть сколько-нибудь осмысленное. Просто ждала. И занимала руки.***
Что вы знаете о призраках? Что это бестелесные духи, которые пугают по ночам? Что они грохочут цепями в замках и завывают на пустырях? Вы ничего не знаете о призраках. Знаю я. И всё, что я знаю, скверно. Я испробовал всё, что знал — пытался прозреть, призвать, притащить силком. И я потерпел фиаско. Как? Почему? Потому что он сознательно от меня прячется? Потому что не хочет быть увиденным? Ведь это просто случайность. Если бы Бакулин не заявился, я бы так и считал свою башню критически покосившейся. А что бы было потом? Теперь ясным стало всё — и то, почему девчонка выглядела всё хуже, и то, почему я снова и снова так навязчиво его ощущал. Всё стало ясно. Ясно, но не легко. Призраки — одна из моих древних специализаций. Я знаю о них всё. Скольких мне довелось лично развоплотить, даже теперь не вспомню. Но что мне делать сейчас, когда я бессилен? Все, с кем я имел дело прежде, никогда не скрывались на высших, недоступных мне планах. Призраки не могут скрываться на высших планах. Что-то подсказало изнутри: все, с кем я имел дело прежде, при жизни не получали колоссальный заряд моей энергии. У них просто не был настолько богатый потенциал. Я должен был учитывать такую возможность. Должен, обязан — но я не учёл, даже не задумался, слишком глубоко зарылся в свою потерю. Да и что бы я изменил? И что я могу изменить сейчас? Когда я вошёл в кухню, Китти клевала носом над книгой. Я присмотрелся. — Ты читаешь её вверх ногами. Девчонка дёрнулась, посмотрела на меня как-то затравленно. — Да? И правда. — Но вместо того, чтобы перевернуть, отложила книгу в сторону. — Ты обещал быть честным. — Ну да. — Я опёрся на холодильник. — Этот человек когда-то мне помог. Он как-то одарён. Я не уверен, что понимаю, как. Но он видит даже глубже, чем я. Высшие планы и всё такое. Я надеюсь ты не боишься призраков, Китти Джонс? Она побледнела. Резко. Что, неужели боится? — Нет… — Значит, вероятно, ты мне поможешь. — Я сел на табурет. Ноги Птолемея практически не держали. Начал издалека: — призраками становятся только могущественные от рождения люди, умершие насильственной смертью и имеющие мощный якорь в мире живых. — Я не понимаю. — Она завесила лицо волосами. И что-то меня царапнуло. Что-то. Глубоко. В первые секунды я даже не уловил. Чтобы уловить, мне пришлось всмотреться. Фальшь, замаскированная, тщательно скрываемая — всё же она сквозила. — Почему мы говорим об этом? — Нат. — Я произнёс, вглядываясь в ауру Китти краешком глаза. Она взяла себя в руки в буквальном смысле — подавшись назад, обхватила плечи, стиснула, обнимая, будто бы закрываясь. — Нет. — Да. Всё сходится. У меня наконец сложилось. — Нет. — Она снова покачала головой. Снова, прикусив уголок губы, повторила: — нет. Какое-то время мы молчали. — Я знаю, это сложно, Китти. Но я хочу, чтобы ты понимала: призраки редко помнят себя прежних. В них не остаётся практически ничего от тех, кем они были. Они просто не могут оторваться от якоря. Это мучительно как для них, так и для окружающих. — Я повторял прописные истины не для неё — для себя скорее. Заново убеждал, заставляя вспомнить. — Есть два способа освободить призрака — закончить то, что его держит, или развоплотить. — Нет. — Китти повторила опять, и это заставило меня обеспокоиться. Кажется, так у людей иногда проявляется шок. Но ведь она же не из впечатлительных, правда? — Я давала обещание, но наверное теперь я могу его нарушить, — Китти даже не заговорила, затараторила. — Прости меня. Но я знала. А как проявляется шок у джиннов? — Я не должна была говорить тебе, делать больнее. Он так просил. — Поднявшись, девчонка принялась расхаживать взад-вперёд, ломая пальцы. В её стремительный словесный понос сейчас не смогла бы вклиниться даже муха. — Он мне снится. И мы разговариваем. Он мне помогает с Разрывом. Учит. Это было невозможно. Никак. Совсем. Именно об этом я и поспешил Китти сообщить. Остановившись на полушаге, она уронила руки. — Думаешь, я сама тебя отпустить решила? Пауза. — Призраки не могут сохранять полноценную личность, Китти. — А по-моему он вполне себе полноценный. — Так не бывает, Китти. — Сила. Моя энергия. Ведь он не обычный призрак. Он — Нат. Стоит ли говорить о невозможности при всём этом? — Если даже это и так, Китти, это не исключает того, что у призраков нет своего ресурса. Они питаются живыми. Когда-нибудь ты бы просто не проснулась. Она медленно сделала шаг назад, грузно опершись о раковину, стиснула столешницу до бела. Стиснула так же губы. — Он знает, что я попытаюсь его… отпустить. Это не благие побуждения, Китти. Он не обо мне пёкся. У призраков не бывает… — Да что ты заладил?! — Я ожидал чего угодно. Но только не того, что она раскричится. — «не могут, не бывает». Знаток по призракам? — Три тысячи лет опыта, Китти. Я знаю, о чём говорю. Ты думаешь мне легко говорить об этом? — Он пытается нам помочь. И тебе помочь. А ты упёрся рогом в этот свой опыт. Если он выбивается из того, что ты знаешь, не нужно сразу определять это, как невозможное. Раз уж ты такой специалист, почему сам его не видишь? На это у меня ответа не было. — Вероятно, потому что он сам не хочет. Фыркнув, она отвернулась. — Конечно, да. — Тяжёлая тишина. В этой тяжёлой тишине — только её дыхание. — Мне жаль, что ты не можешь поговорить с ним. И ему жаль. — Жаль. — Я отозвался эхом. — Но мы должны уехать ради твоей безопасности. Скорее всего он привязан к месту. Нужно обезопасить тебя. А потом освободить его. — То есть добить? А всё-таки как же мне было больно. Скольких усилий стоило держаться за ускользающее хладнокровие. Но я вдруг понял, понял, осознал, что до сих пор продолжает его держать. — Закрыть Разрыв. Китти ничего не ответила. Просто вышла. А я ещё очень долго сидел на кухне.***
Мстислав шёл медленно. Ноги переставлялись с большим трудом. Требовалось огромное, колоссальное усилие воли, чтобы эти свинцовые ноги куда-то двигать. Мстислав не считал себя особенно впечатлительным — профессия обязывала и закаляла. Тем не менее произошедшее каких-то пятнадцать минут назад выбило из колеи, пошатнуло в буквальном смысле. Нет, явление призрака само по себе ничего не значило — информацию об этом Николай перевёл и передал волшебникам как раз в те годы, когда Мстислав усиленно обучался. Поразило взаимодействие. Это было больно. Больно и удивительно. Призрак стоял там, мерцая и улыбаясь. Он улыбался так мягко, так умиротворённо — Мстислав часто видел такие улыбки на губах тех ребят, чьи страдания наконец заканчивались милосердной смертью. Так улыбаться мог научить только покой. Призрак смотрел и качал головой будто с немым укором. А потом произошло это. Сначала Мстислав не только ощутил, но даже увидел тонкие ниточки энергии — первая, крепкая и надёжная, накрепко вплелась в ауру девчонки. Вторая потянулась к нему, Мстиславу, и, даже незаметно для всех нарисовав в воздухе защитную руну, Бакулин не сумел это остановить. Призрак тянул энергию из живых. По крохе, по капле — это было в его природе, в его сущности. Рано или поздно это убьёт девчонку. А демона? Додумать не успел. Виски запульсировали болью, и Мстислав нет, не услышал, и даже не ощутил, просто внезапно обнаружил в своей голове знание «они тебе не враги». Сердце как будто обхватили и сжали, стиснули: «помоги им. Они — помогут тебе». Чем Бакулин может помочь? Демон о чём-то спрашивал. «Помоги им. Они — помогут тебе». И снова, опять — повтором. Это билось в голове. С этим её разрывали образы — какие-то заклинания на бумаге, странные пентаграммы, смуглокожий мальчик в набедренной повязке, тёмное зеркало — будто экран телевизора. В зеркале — ёлки, щиты и потом… Разрыв. Мстислав выскочил за дверь с бешено колотящимся сердцем. Он буквально услышал, как лопается струной хрупкая связь, как поток утекавшей сквозь пальцы энергии отсекается. Мстислав не помнил, как спустился по лестнице — видимо сказались энергопотеря и грубое ментальное вмешательство. В голове всё ещё продолжали вспыхивать образы «зеркало, заклинания, мальчик. «Помоги им, они помогут тебе». «Помоги им, они помогут тебе». Мила была права. Эти трое — девушка, призрак, демон, — они как-то связаны с Разрывом. Связаны совершенно точно. «Помоги им, они помогут тебе». Мстислав должен позвонить Николаю. Прямо сейчас обязан. Но он не станет. Невзирая на то, что самого его только что выкачали, Мстислав не ощущал никакой враждебности. Было ли это иллюзией, внушением, следствием ментального воздействия? Бакулин спустился в метро и на автопилоте проехал три остановки. Он скажет Николаю, обязательно скажет. Но не сегодня. Всего через несколько дней он поедет туда лично и тогда… тогда… Но до тех пор Мстислав должен успеть выяснить и понять. Он соберётся с силами, он восстановится — и снова отправится в гости к демону. В давке на пересадке Мстиславу оттоптали обе ноги и несколько раз чувствительно двинули локтем в рёбра. Обычно он ухитрялся скользить сквозь толпу маленькой юркой рыбкой. Сегодня почему-то не удавалось. Пока выходил из метро, стоял на светофоре и пересекал запруженный харьковчанами переход, обдумывал ещё один важный вопрос: чем поделиться с Милкой? Хотелось всем. Но Мстислав слишком ясно понимал, как сильно она встревожится. Решение было не простым, но Мстислав его принял — ради её спокойствия, Милке Мстислав ничего не скажет. С этим наконец свернул на Тринклера и дёрнул дверь кабинета. Встревожился тут же, сразу — по тому, как резко жена вскочила, по тому, как тревожно пульсировала её аура, по тому, как мелко дрожали руки. — Мила? — Мстислав даже не прикрыл за собой дверь — позволил ей резко захлопнуться за спиной. Это было не важно. Всё было не важно — он бросился к жене. — Тихон позвонил. — Её искусанные губы шевелились медленно. Она сглотнула. — Что? Прорыв? — Мстислав бережно сжимал её плечи, с высоты своего роста заглядывая в глаза. Прежде чем она снова заговорила, в голове опасно замерцал вопрос «почему звонил Тихон? Почему не…» — Ник. И Милка наконец зарыдала, уткнувшись Мстиславу в грудь.