***
— Это было… впечатляюще. — Николай стоял, опираясь рукой о прохладный шершавый ствол в нарочитой расслабленности. — Приму за благодарность и восхищение моей выдающейся персоной. Как бишь вас там. Николай предпочёл явно издевательский вопрос просто проигнорировать. Демон усмехался широко и совсем неискренне, В его белозубой улыбке явственно проглядывались маленькие нечеловеческие клычки. — Смею предположить, что все мы устали. Всем нам требуется время на восстановление сил. — Слова подбирал тщательно. Чувствуя на себе десятки недоумевающих взглядов своих людей, Николай понимал, что танцует над пропастью по канату. Люди доверяли ему всегда и почти во всём, но минувший час посеял нет, ни сомнения и ни недоверие, но абсолютное недоумение в каждом, кто так или иначе происходящее наблюдал. А хуже всего было то, что самого Николая это недоумение тоже всецело заполонило. Демон Бартимеус помог сейчас. Но чего это будет стоить Николаю в последствии? Демон Бартимеус, как будто пришедший из прошлого. Будто пришедший в насмешку, в немой укор. Отвернувшись от него, Николай чётко и быстро отдал необходимые приказы. Исходя из всего, что Николаю было известно о взаимодействии западных волшебников с существами Иного места, демон Бартимеус должен быть управляем. Девчонкой ли? Практически всё время простоявшая недвижно и бессловесно, темноволосая незнакомка совсем не казалась главной. Кем же тогда была? — Предоставим вам комнату. — Приблизившись к демону на максимальное расстояние, которое считал безопасным, Николай заговорил, понизив голос. — Вы будете находиться под постоянным контролем моих людей. Шаг влево, шаг вправо… — …И расстрел. Я уже понял. — Отлично, что понял. Дальше без меня. Вас проводят. — Бартимеус усмехнулся. — Ты всех, кто приходит к тебе с предложением помощи, так привечаешь, Господин главнокомандующий? За неимением лучшего, Николай медленно сложил руки на груди. — А если бы было иначе, долго бы я продержался здесь? — Верно и то. — И усмешка. — Могу идти? — Можешь. Только прежде. Вопрос. Один. Имя. Как оно звучит целиком? Иллюзия мужчины, за которой скрывался демон, тоже сложила руки на груди и всмотрелась с вызовом. — А твоё, Николай? Ладно. Мне это не интересно. Попробуй угадать. — Взглядами бодались, казалось, практически вечность. А потом демон моргнул, хоть это ему не требовалось. Не сдался. Пошёл на уступку. — Бартимеус Урукский, Сакар-аль-Джинни, Рехит Александрийский, серебряный пернатый змей. Дальше продолжить? — Урукского бы хватило. — Страшно? — Любопытно. И тихий смешок: — Да ну…***
В госпиталь кота не впускать. Гнать ссаными тряпками. Да где это видано вообще? Мстислав угрюмо ворчал себе под нос, обводя вожделенное строение расфокусированным взглядом. Да что этот Николай себе возомнил? Думает, если главнокомандующий, может Мстиславу приказывать не работать? Он ожидал, что кара настигнет тут же, но, едва демон, оказавшийся отнюдь не Борисом по-русски, а Бартимеусом, взмыл в подсвеченные магическими отблесками небеса, Николай проронил короткое: «Мстислав, отдыхать». Как не пытался, большего добиться Бакулин не смог совсем. Но и отдыхать не мог. Как добрёл до госпиталя, помнилось смутно. Напряжение последних дней, схлынув, оставило Мстислава совершенно опустошённым. Прекрасно понимая, что работа с даром способна вполне закончиться преждевременной смертью, Бакулин тем не менее рвался в госпиталь. Чувствовал себя каким-то… как будто немного пьяным. Кота не впускать. Гнать ссаными тряпками. Когда приказать успел? По рации, что ли? Или передал санитарами? Картинки окружающего складывались из цветных пятен, как на экране старого телевизора. Мстислав слышал шаги. Николай приставил наблюдателя? Или кто-то сердобольный умирающего от усталости Бакулина сам охранять решил? Сколько Мстислав не спал? До жилой зоны дотащился на автопилоте. Свернул к генеральскому крылу. Нужно прояснить ситуацию. Иначе — не уснуть. Нужно прояснить. Если не с Милкой, то с Ником. Пока что — с ним. Захламлённый кабинет. Душно, не проветрено. И наплевать. Совсем. Тяжело рухнув в старое кресло, Мстислав уронил голову набок. И тело его сдалось. Вынырнул из сна с таким ощущением, будто последнюю неделю пребывал в жесточайшем запое. Во рту пересохло, внутри головы ощущался ножик для колки льда*. Веки казались тяжёлыми мокрыми покрывалами. Мстислав приподнял с трудом. И увидел Николая. — Что, я накосячил, Старик? — просипел хрипло. — В целом как обычно. — Николай что-то читал, и распущенные волосы, желтоватые в электрическом свете, скрывали его лицо. Мстислав бы хотел рассмотреть ауру, но взгляд и на первом плане фокусировался едва. — Чайник горячий. Ромашку? — Кофе. Дрянь твою ядовитую. — Кофе. Как скажешь. — Спокойный мертвецки, Николай заложил страницу. Шаги и плеск наливаемой воды. — Ты знаешь, мне впервые хотелось тебя убить. — Хотелось. А сейчас? — А сейчас уже нет. — Появившись из-за спинки кресла, рука Николая поставила чашку с кофе. — Ты чем руководствовался, Мстислав? — Тем, чем учил. — Стало быть слишком хорошо учил. Или слишком плохо. Осторожно. Горячий. Зомби ты. Обжегся? — Плевать. Надо было тебе с самого начала рассказать. С самого… — запнулся. — Мы оба знаем, как бы ты поступил. Пауза и вздох. — Ну да. Что не делается, Мстислав, всё так или иначе — к лучшему. И то, что делается. Тоже. — Николай снова уткнулся в книгу. Но не читал, а скорее скрывал лицо. — Вчера была смена Тишки. Знаешь? — Теперь знаю. — И он потащил с собой Малиновского. А я ничего не сделал. Пытаюсь найти в этом своё «к лучшему». А оно не находится, чтоб ему пусто было. Минуту они молчали, отдавая дань тишины всем, кто погиб вчера. Видимо, вчера, ведь за окном царила глухая ночь. — Игнат в смене Тишки тоже? Николай что-то промычал. Печально. Без слов. — Мы без концертов теперь. И тишина опять. — Я думал: ты очень зол. На меня. — Ну да. Зол. Но, Кот, а на что мне злиться? На то, что ты поступал по интуиции, как я поступать учил? Не притащи ты его, и скольких бы мы потеряли? Всех? Когда-нибудь ты расскажешь мне, откуда его вытащил. И всё, что собираешься рассказать. А сейчас… сделано, что сделано. Я когда-то сказал Малиновскому: мы не можем знать, как могло бы быть. Вышло хорошо. Пока что хорошо. — А если бы вышло плохо? — Если бы вышло плохо, тогда и говорили бы по-другому. Читаю про этого Бартимеуса. — М… Почитаешь вслух? Захлопнув книгу, Николай осторожно забрал у Мстислава чашку. В чашке на дне плавал чайный пакетик. Надо же, выпил ромашку и не заметил вкуса. — Просил же кофе. — Перебьёшься. Уже перебился. — И наконец посмотрел. Глаза оказались красными. От усталости? — Ничего нового про Бартимеуса. Всё, что и прежде знал. Да и интереснее мне, кто им управляет. — М… Он кажется мне… совершенно самостоятельным. — Перекрестись. — Что? — Когда кажется, перекрестись. Старая присказка. Мстислав сел ровнее. Опустив глаза, оценил свой помятый вид. — Видимо слишком старая для меня. — Самостоятельный демон — это явление невозможное. Без связывающего пентакля он бы просто не смог оставаться на земле. Так что кто-то им управляет. Девчонка ли? — Потянувшись к валяющейся на столе ручке, Николай размышлял вслух. — Я не знаю, что с ним делать. Честно… не знаю. Убить не могу, отослать — тоже. Если второй раз в жизни… — Второй? — В голову не бери. Это просто… совсем не важно. — Он мне жизнь спас. Два года назад. А я ему помог. Представляешь, каков дурак? И тебе — ни слова. Взявшись за ручку с обоих её концов двумя руками, Николай тяжело вздохнул. — Рассказывай, Кот. Если уж не терпится исповедаться. Чего уж… послушаю. Мстислав говорил практически до рассвета.***
— Китти, а Китти, — край неудобной кровати слегка просел под иллюзорным, но всё-таки вполне ощутимым весом. Китти оторвала тяжёлую голову от подушки. Несмотря на поселившуюся в затылке боль, сна не было ни в одном глазу, и на Бартимеуса Китти посмотрела, как на спасение. Уж лучше поговорить, чем и дальше пытаться призвать не идущий сон. Сквозь узкое квадратное окошечко пробивался белёсый лунный свет, но широкий луч снова и снова отсекала вышагивавшая снаружи тёмная тень солдата. Глаза смуглокожего мальчика Птолемея чуть-чуть блестели, и весь он казался каким-то… совсем несчастным. — Досталось тебе сегодня? Устал? — сочувственно поинтересовалась Китти, подтягиваясь на локтях и садясь в кровати. Бартимеус отмахнулся. — Бывало и хуже. Я… — было начав, умолк, мотнул головой. — Я. — И снова тишина. Так на него не похоже. Так странно. — Что ты думаешь об этом Николае? — Он сунул мне перчатки, когда тебя не было. — И хмыкнула. — Очень странно для человека, который смотрит на тебя волком. Даже не знаю, кто из нас двоих не понравился ему больше. — Он — мне. Если бы не Нат… я бы его. Кстати… о Нате. Я… — Выдох и скрип зубов. — Я. В голову тут пришло. Что я… много ему не сказал. И я… — Китти терпеливо ждала и терпеливо слушала. Такого хрупкого и совершенно беззащитного в одной лишь юбочке, Китти по-дурацки хотелось его обнять. Вместо этого она сцепила руки на одеяле. А мальчик продолжал. — Он очень могущественный призрак. По-моему. И… по-моему он меня спас. — Нас. Улыбка. Кивок. — Ну да. — Дверь приоткрылась. Заглянувший в комнату мужик держался настороженно. Несколько секунд угрюмо смотрел на Бартимеуса. Что-то спросил. Бартимеус ответил сухо. — Молока тебе принесёт. И ещё чего-то, — перевёл Бартимеус, когда дверь закрылась. — Удивительно хорошие тут у всех ауры. Как на подбор. Хотя… может так оно и есть. Китти, скажи… о Нате… ты же… встречаешься с ним во сне? Кивнула в сомнении. Старые слова Натаниэля о том, что Бартимеус может совершить какую-нибудь глупость, возились внутри беспокойными червячками. Мужик притащил молоко и кусочек хлеба, щедро политый густым золотистым мёдом. Мёд пах солнцем и летом, а тёплое молоко согревало губы. Пока Китти ела, пила и с удовольствием облизывала пальцы, Бартимеус отрешённо наблюдал, как тень солдата движется за окном. — Китти, я… хочу попытаться увидеться с ним, — проронил, когда последняя крошка исчезла с блюдца. — Но мне для этого понадобится… твоя крайне… специфическая помощь. — Безумие — вот, что плескалось в его огромных, совершенно чёрных глазах. Безумие с надеждой напополам. А Китти кусала губы в непонимании. — Чем я могу помочь? — спросила наконец тихо. — Ты попытаешься встретиться с ним, как прежде. Но… перед этим… ты… впустишь меня в себя?