***
Она проснулась с этим именем на губах. Подскочила на кровати так, что панцирная сетка заскрипела на всю комнату, но Люся рядом все равно не шелохнулась. Комната в хижине лесорубов пропиталась серой мглой из двух маленьких окошек. В углу трещала и мигала оранжевой щелкой печка. А на полу спали парни, похожие на замерзшие тела… Неля быстро спустила ноги на пол и на цыпочках пошла мимо ребят, стараясь идти легко, чтобы дощатый пол не скрипел. Места в домике было немного, и мальчишки старались лечь потеснее друг к другу, чтобы было теплее. Неля пробиралась мимо них осторожно, порой случайно задевая ногой чье-нибудь плечо или колено. Но никто не проснулся. Сейчас даже это настораживало еще не отошедшую от кошмара Васенку, но она понимала, что разбудить всю группу, чтобы успокоиться, — далеко не лучший план. Добравшись до Глеба, она опустилась возле него на колени. Он спал ближе всех к печке, скрестив на груди руки, как будто во сне спорил с кем-то, и уронив голову набок. Нервными, прохладными пальцами Неля потянулась и коснулась его шеи. Жив! Только сейчас она смогла выдохнуть и рассердилась на себя за страхи. Какая же она дурочка! Трусиха! Господи, зачем она вообще ходит в походы, если не может совладать с собственными чувствами? Она собиралась встать и уйти, но тут Глеб заворочался и приоткрыл глаза. Несколько раз моргнул, затем разглядел над собой Нелю и резко приподнялся с пола. — Нель… ты чего? Его голос, хриплый со сна, его волосы, растрепанные и завивающиеся на макушке. Наконец, его розовые щеки и сонные глаза. Это все выглядело таким родным, таким трогательным и таким живым, что Неля расплылась в улыбке. — Мне опять приснился кошмар, — честно ответила она, пододвигаясь к нему. — Словно ты… словно я потеряла тебя. Я так испугалась, Глеб… Но он уже насупил лоб, и к нему вернулись прежние серьезные черты, словно его лицо начинало постепенно замораживаться, скрывая все эмоции. Ей приснился замерзший Глеб, и наяву ее встречает замерзший Глеб… — Неля, это все глупости. Иди спать. А в ту ночь в поезде он так трогательно ее успокоил. Неля опустила глаза и, больше не смотря на него, поднялась на ноги и вернулась к кровати. Легла лицом к Люси и затихла, но глаза закрывать не стала. Услышала, как Глеб поднялся, потянулся, а потом пошел проверять печку. Только когда он снова улегся на пол, она прикрыла глаза, надеясь, что больше не увидит никаких кошмаров. — Нель?.. Она мелко дернулась от неожиданности, когда почувствовала чье-то прикосновение к плечу. — Это я, не бойся. Вася, который спал ближе всех к кровати, подошел к ней и, хотя Неля не видела его, она услышала его успокаивающий голос: — Опять кошмары мучают? Ты знаешь… лучше не рассказывай о них никому. Тогда точно не сбудутся. Хорошо? Спокойной ночи. Мягко погладил ее по плечу и исчез, словно всего лишь наваждение между явью и сном.***
«Встали поздно, и классная комната показалась нам лучшей гостиницей по сравнению с вокзалом. Только Вадик ворчал, что у него была холодная ночевка и без всякой палатки на склоне горы. А вот Броня, которому тоже досталось место на полу, не жаловался, но он вообще никогда не жалуется. Мы с Люсей спали прекрасно, меня даже не мучили кошмары. Надеюсь, больше и не будут. За завтраком Глеб договорился, что нас довезут до второго Северного на машине. Мы обрадовались, что так быстро нашли попутку, но пришлось долго ждать, когда водитель освободится. Занимали себя переписыванием песен, какими-то глупыми разговорами и штопаньем бахил. Я впервые за последние дни чувствовала себя спокойно и уверенно, и всем вокруг изрядно от этого досталось. — Рустик, а ты записал ту песню, ну, про дежурный вальс? Нет? Люся, ты же знаешь слова? Я могу помочь, если не помнишь. Вадя, а ты отправил своей Ляле письмо? Еще нет? Захватишь тогда мою карточку? Спасибо! Коля, ты обещал помочь разобраться с выдержкой и диафрагмой, помнишь? Нет, я просто спросила, не злись. Вась, а ты уже бывал в зимних походах высшей категории? Я забыла про Норкина и его фотоаппарат и смотрела на Постыря, подперев щеку рукой. До чего же замечательная группа у нас собралась в этот раз! С такими ребятами не то что на Урал — на Северный Полюс идти не страшно. — Э, нет. Только «двойки». — Вася с хитрой улыбкой окинул остальных ребят взглядом. — А что, у вас уже все ходили? — Только Глеб, — с благоговением ответил Саша Южин. — Правда, как участник, не руководил. Все взоры обратились к Глебу, но он горбился над картами и не обращал ни на кого внимания. — Я руководил в зимнем походе второй категории, — снова заговорил Вася, — так что не бойтесь, обузой не буду. — Дык, мы с Васенкой тоже, — обрадовался Броня. — Она вообще больше всех нас (ну, кроме Сосновского, естественно) уже была командиром группы, а ведь по ней не скажешь, а? Юра Дорошенко в кулак взял мою руку и шутливо поднял ее в знак победы. Я улыбалась, и мне хотелось, чтобы Глеб увидел, как мы тут болтаем, обсуждаем походы, даже без его участия, раз он такой бука. Но он не видел и не слышал. А может, только притворялся. Во время поездки в кузове машины здорово намерзлись, но пытались петь и болтать. Разговор о счастье не особо клеился, и поэтому мы вдруг незаметно перешли на тему раковых заболеваний. Всем было интересно поделиться своим мнением на этот счет, и больше всех болтал Вадик. Пытался объяснить принцип заболевания на химическом языке, чуть ли не целую схему начертил в блокноте, чтобы нам стало понятнее. Только Броня помалкивал всю дорогу, что на него не походило. Отчего?.. Чтобы окончательно не окоченеть, мы сбились в кучу, но нас все равно запорошило снегом. А потом по правой стороне дороги потянулся лес. Горелый. Черные, корявые стволы выглядели особенно жутко среди белоснежного покрова, и мне казалось, что от них до сих пор тянулся дым. Что тут произошло? Я невольно ближе прижалась к Люсе и отвернулась в другую сторону. Внутри зародилось что-то нехорошее, как будто мои кошмары и этот жуткий лес произошли из одного места, и опасность становилась яснее, реальнее, так и тянула к нам лапы… Довезли нас не до Северного, а лишь до сорок первого поселка. Высадили и предложили разместиться на ночь в домике, где жили лесорубы. А что еще нам оставалось делать? Рабочие нас встретили хорошо. В основном мужчины, много молодых, а женщин я видела всего двух. Тут многие трудятся на рудниках и в лесу тоже занимаются всяким промыслом — в общем, настоящие работяги! Узнав о нашем приезде, в домик набилась целая толпа народу, и мы быстро со всеми перезнакомились. К нашему удивлению, некоторые из рабочих узнали Васю Постыря, и он обменялся с ними крепкими рукопожатиями, как старый, добрый друг. Стало интересно, как и когда он мог встречаться с этими ребятами ранее, но Постырь взял сигары и с тремя рабочими вышел на улицу. Все еще не вернулся. А сколько новых песен мы тут узнали! Рустик брякает на мандолине, заучивая мелодии, а Люська переписывает тексты. Ну, как «переписывает»: строчку напишет, а потом начинает переглядываться с парнями. Затем еще строчку и снова поднимает голову, улыбается, хлопает ресницами. Когда я ее кольнула по этому поводу, она рассмеялась и то ли в шутку то ли всерьез призналась, что ей понравился здесь один, Валька. Чудная. Вадим и Глеб разговаривают с одним лесорубом — Борода, как его тут называют. Он совсем немного старше нас, но борода у него, что правда то правда, просто шикарна. Я наблюдаю за ним на расстоянии и даже в его движениях, в его говоре чувствуются опыт и сила. Но с нашими ребятами он общается на равных, не смеется над дерзким планом покорить уральские горы и не пытается отговорить. Пальцем показывает на разные точки на карте, и Глеб делает к ним приписки. Он такой педантичный, такой аккуратный, что иногда даже злость берет. Зачем тебе все эти записи, мой милый Глеб? Зачем все эти примечания, списки и схемы, если они никогда не понадобятся? Броня рядом со мной корпит над групповым дневником. Он до сих пор простить не может, что его выбрали вундервудом и время от времени что-то недовольно бурчит себе под нос. Аж страшно подумать, что он там написал про нас! Коля Норкин слинял на улицу. Пошел к Васе? И что ему в тепле не сидится, пока есть возможность?..